Какие чувства вы испытываете,
когда видите в очередном официальном заявлении «МИД РФ выражает глубокую
озабоченность»? Раздражение? Горькое разочарование? Или, может быть,
исполненную спокойной гордости уверенность в том, что теперь-то, наконец, все
будет хорошо – ведь МИД, наконец, выразил озабоченность?
Проблема эта не нова. Еще три
года назад, в 2015 г., в эфире радиостанции «Говорит Москва» замдиректора
Департамента информации и печати МИД РФ Мария Захарова (которую в определенных
кругах ласково называют «Наша Псаки») была вынуждена ответить на вопрос
настырного слушателя, который жаловался на засилье формулировки «МИД России
выразил озабоченность» и предлагал разнообразить дипломатический лексикон.
«А каким образом мы должны выразить свою озабоченность? – немедленно
возмутилась Захарова, но спохватилась и решила не обострять. – Я в принципе согласна, можно уже чем-то
разнообразить. Давайте призовем слушателей, которые могут дать свои
предложения, инициировать какие-то формулировки».
Неизвестно, призвали ли граждан к
поискам новых формулировок («инициировать формулировки» - замечательный
речекряк), но воз и поныне пребывает в том же болоте, что и в 2015: в 99%
случаев МИД РФ обходится навязшей в зубах фразой про «озабоченности», о чем бы
ни шла речь: о гибели мирного населения на Донбассе, о задержании российских
рыбаков украинскими пограничниками, об аресте в США политической активистки из
России Марии Бутиной...
Эта перманентное состояние МИДа,
вызывающая не вполне пристойные ассоциации с юношеским пубертатом, регулярно
высмеивается в соцсетях, становится темой для карикатур и фотожаб, но
по-прежнему остается визитной карточкой нашего «министерства иностранных и престранных дел» (А.С. Грибоедов).
Может быть, конечно, МИД не так
уж и виноват: высшие лица государства тоже очень любят косплеить кота
Леопольда, которому, чтобы нормально поставить себя в диалоге с наглыми мышами,
требовалось принять специальное психотропное средство («озверин»). Когда в
Донецке взорвали главу ДНР Александра Захарченко, президент России Владимир
Путин успел выступить с явно неотредактированным, шедшим от сердца, заявлением:
назвал убийство «подлым», потребовал, чтобы организаторы и исполнители его
понесли заслуженное наказание и пообещал, что Россия всегда будет вместе с
жителями Донбасса. У многих сторонников президента, помнивших его жесткую
риторику начала 2000 («мочить в сортире», «кто нас обидит – двух дней не
проживет») ностальгически защемило сердце. Но уже на следующий день
пресс-секретарь президента Песков заявил, что, хотя после «террористического
акта» сложно о чем-то говорить с Украиной, это, однако, не означает выхода
России из Минских соглашений (еще одна мантра – «альтернативы Минску нет»).
И мы все понимаем, почему. Потому
что с выходом России из Минских соглашений растают пусть призрачные, но столь
милые кремлевским обитателям надежды на то, что европейские партнеры согласятся
смягчить, а то и вовсе снять санкции с РФ (это видимая часть айсберга), и не
станут блокировать счета видных представителей российской элиты (подводная
часть).
Дипломатическому ведомству сложно
вести себя достойно (в данном случае – «достойно» означает «жестко») просто в
силу того, что политическое руководство страны избегает конфронтации с Западом,
как огня. В итоге ситуация получается трагикомическая: в пространстве
пропаганды и в массовом сознании сильная и уверенная в себе Россия противостоит
загнивающему Западу (съеденному изнутри ЛГБТ-шниками и страшными мигрантами), а
в реальности российский МИД мямлит об озабоченностях, но никто его, разумеется,
не слушает, поскольку еще ни разу ни одного серьезного шага за этим бормотанием
не последовало. Под серьезными шагами следует понимать осознанный выход из
пространства конвенциональных действий – т.е., например, зеркальная высылка
американских дипломатов в ответ на высылку сотрудников нашего посольства в США
под это определение не подпадает.
Понятно, что по-настоящему
серьезных шагов – например, признания ДНР и ЛНР в ответ на убийство Захарченко,
или ареста американского лайф-коуча Тони Роббинса в ответ на арест Марии
Бутиной (да, я знаю, что Тони Роббинс всего лишь обаятельный мошенник – но и
Бутина никакая не шпионка) требовать от МИДа нельзя – не его это компетенция.
Роль МИДа здесь иная: доводить до сведения «уважаемых партнеров», что такие
шаги могут быть предприняты.
Но и утверждать, что МИД это
всего лишь посредник, передающий послания одной стороны другой и лишенный
политической субъектности – означает демонстрировать непонимание сути и
специфики современной дипломатии.
В годы удручающей внешне (да и
внутренне) политической слабости России случился знаменитый «разворот над
Атлантикой» Евгения Максимовича Примакова – да, Примаков был тогда
премьер-министром, но пришел он в премьерское кресло из кабинета главы МИДа и
более, чем кто-либо другой из руководителей правительства уделял внимание
внешнеполитическим проблемам. Не без оснований считают, что этот разворот не
только послужил последней каплей, переполнившей чашу терпения западных хозяев
тогдашней российской элиты (Примаков был отправлен в отставку спустя полтора
месяца после своего демарша), но и стал символом отхода России от сервильной
внешней политики 90х годов и вступления ее дипломатии на более самостоятельный
путь.
Ни нынешний глава правительства
(он же экс-президент РФ, сдавший Западу Ливию), ни нынешнее руководство МИДа на
подобные поступки неспособны.
Десять лет назад, и даже три года
назад констатация этого факта вызывала бы сожаление. Сейчас она вызывает
серьезнейшую тревогу.
После заседания Совбеза ООН 6
сентября стало окончательно ясно, что по-хорошему никто с Россией
договариваться не собирается. Сплоченный фронт англосаксонских держав при
невнятной позиции так называемых «союзников» Москвы (Китай, например, заявил
о необходимости «деполитизации»
инцидента в Солсбери и призвал все стороны «отказаться от менталитета холодной
войны» - мощная поддержка, ничего не скажешь) обрушился на Россию, в очередной
раз обвинив ее в отравлении отца и дочери Скрипаль в Лондоне, назвав имена
предполагаемых «киллеров из ГРУ» и с негодованием отказавшись от участия
российской стороны в расследовании инцидента («поджигателей не зовут тушить
пожар»). Куда уж откровеннее – маски сброшены, приличия отринуты, карты выложены
на стол. Российской стороне следовало перейти в контратаку, обвинить в
отравлении Скрипалей британские спецслужбы, назвать имена, пароли и явки
(уверен, что то же самое ГРУ все эти месяцы не сидело без дела и готово было
предоставить большой массив информации) – вести себя уверенно и агрессивно,
поскольку только с такой позиции можно вообще разговаривать с англосаксами. Но
что же мы увидели вместо этого?
Мы увидели прекрасного дипломата
старой школы, Василия Алексеевича Небензю, который цитировал Льюиса Кэрролла
(эпизод «Суд над валетом» из «Алисы в стране чудес») и ставил перед британской
стороной очень логичные и правильные вопросы – на которые представитель
Соединенного Королевства не могла ответить.
Такому хладнокровному и
ироничному поведению российского постпреда можно было бы аплодировать, если бы
не одно «но». Такая линия защиты годилась бы для заседания Совбеза
тридцатилетней давности. Для классической дипломатии, каноны которой сложились
еще в годы Холодной войны, дипломатии, отражавшей ситуацию противостояния двух
более или менее равных по мощи противников. Но не для дня сегодняшнего, когда
Запад ведет себя как единственная сила на планете, обладающая властью карать и
миловать.
Представим себе картинку из
классического американского вестерна: салун на Диком Западе, где вольготно
расположилась банда наглых и уверенных в себе бандитов. Кроме них, в салуне
находится некоторое число обычных посетителей, и человек, которого бандиты
назначили своей жертвой. Человек этот не беззащитен: у него на поясе пара
увесистых револьверов, и все знают, что он отличный стрелок. Но против банды
особых шансов у него нет – особенно в ситуации, когда обычные посетители,
запуганные преступниками, не готовы встать на его сторону.
Но и бандиты тоже не могут просто
так «завалить» свою жертву – во-первых, потому, что есть риск потерять не
просто одного-двух своих бойцов, а самого главаря – а во-вторых, потому, что
авторитет их держится на каких-никаких понятиях, и опускаться до совсем уж
откровенного беспредела им не к лицу. Поэтому, прежде чем убить одинокого
стрелка, они начинают обвинять его в преступлениях, которые он не совершал – в
угоне скота у какого-нибудь фермера, в краже денег у местного банкира, в
соблазнении дочери судьи и так далее, и тому подобное. Обвинения эти имеют
целью, во-первых, деморализовать жертву, а во-вторых, настроить против нее
«молчаливое большинство», т.е. обычных посетителей салуна.
И если в такой ситуации жертва
начнет цитировать «Алису» или еще какую-нибудь хорошую и умную книгу, и
задавать своим врагам вопросы вроде «а почему дочь судьи, которую якобы лишили
невинности в ночь с пятого на шестое, была замечена на мосту через Совиный
ручей в компании Одноглазого Джо» - все закончится очень быстро и именно так,
как хотелось бы бандитам. Единственная правильная стратегия для человека,
которого бандиты назначили терпилой – выдвигать встречные обвинения против
банды. Потому что в конечном счете правым оказывается не тот, на чьей стороне
правда, а тот, кому удается убедить в своей правоте условное жюри присяжных.
И вот когда банкующий кагал
англосаксонских держав ведет себя как бандит в салуне, а российские дипломаты
пытаются разговаривать с его представителями как с джентльменами в лондонском
клубе – за нашу дипломатию становится больно и обидно.
Я с большим уважением отношусь к
Сергею Викторовичу Лаврову, безусловно, одному из самых профессиональных
дипломатов современности. Но вот совсем недавно господин министр выступал в
новой программе «Большая игра» на Первом канале, отвечая на острые вопросы
ведущих (Вячеслава Никонова и Дмитрия Саймса) по ключевым вопросам современной
внешней политики.
И вот несколько цитат:
«Когда западные партнеры вменяют нам это (возвращение Крыма, - К.Б.)
в вину, я исхожу из того, что они
поступают нечестно... Срывать зло на нас, обкладывать нас санкциями – это тоже
не очень прилично. В хорошем обществе так себя не ведут».
Трудно отделаться от ощущения,
что несгибаемый министр иностранных дел жалуется на нехороших партнеров по
переговорам. Ну, не ведут себя так в приличном обществе! Не обманывают, не
жульничают, не занимаются шулерством. А может быть, просто не стоит садиться
играть за стол с профессиональными каталами?
«Отвечая на ваш (Никонова, - К.Б.) вопрос, о том, как мы будем реагировать... ну, во-первых, мы реагируем,
реагируем точечно... (интересно – как это и где эти точки? – К.Б.)... Насчет каких-то более жестких реакций Я
понимаю это искушение нормального человека выместить праведный гнев в отношении
той несправедливости которая творится...»
Лавров все понимает – но
ссылается при этом на высказывание А.А. Громыко о том, что 10 лет переговоров
лучше одного дня войны. Конечно, Громыко («мистер «Нет») был совершенно прав –
но он говорил и действовал в совершенно других обстоятельствах, когда «война»
была синонимом Третьей мировой и всеобщего уничтожения. А сейчас речь идет о
мертворожденном Минском процессе, которому якобы «нет альтернативы». И каждый
день «переговоров» в Нормандском формате – это новые жертвы среди мирного населения
Донбасса. Не уверен, что десять лет таких переговоров лучше одного дня
войны....
Проблема российского внешнеполитического ведомства –
не только С.В. Лаврова, но и многих других высокопрофессиональных дипломатов –
заключается в том, что оно прочно застряло в прошлом. Говорят, что генералы
всегда готовятся к прошедшей войне, но то же, увы, можно сказать и о нынешних
российских дипломатах. Даже в годы президентства Б. Обамы Лавров и его ведомство
прекрасно ориентировались в правилах игры – несмотря на все сложности в
отношениях между США и РФ, российский министр иностранных дел и американский
госсекретарь Керри говорили на одном языке, что обеспечивало определенную
стабильность и предсказуемость на внешнеполитическом контуре. Но сейчас все
изменилось, включая язык: полное отсутствие диалога между Лавровым и первым
госсекретарем Трампа Р. Тиллерсоном – яркая иллюстрация того, что российская
сторона оказалась не готова к произошедшим переменам. А ведь Тиллерсон был, что
называется, еще из лучших – с его опытом работы в России, с интересами «Exxon Mobile»
в сахалинских проектах и в Арктике, с его орденом Дружбы и знакомствами в
российской бизнес-элите. С новым госсекретарем США, супер-ястребом Джоном
Болтоном, МИДовским голубям будет еще сложнее – их просто заклюют (со всеми
вытекающими отсюда последствиями).
Дела в российской внешней политике пока идут несколько
лучше, чем во внутренней, но было бы не вполне корректно утверждать, что
главная заслуга в этом принадлежит МИДу РФ. Успехами (весьма относительные)
своей внешней политики – не дипломатии! – Россия обязана, прежде всего, своему
президенту и главнокомандующему, а также двум своим традиционным союзникам –
армии и флоту. И действительно: если мы проанализируем те направления, на
которых Москва действует наиболее успешно, то окажется, что это Ближний Восток
и Китай. В первом случае мы имеем дело с прямым военным вмешательством России в
многосторонний конфликт в Сирии, во втором – с личными усилиями президента
Путина по налаживанию взаимовыгодных отношений с лидером КНР Си Цзиньпином.
Что же касается дипломатии, то она сейчас, скорее,
играет второстепенную, если не сказать – техническую, роль в выстраивании
российской внешней политики. И главная причина этого – переставшие быть
эффективными подходы, работавшие в начале 2000х годов, и устаревший язык.
В современной российской внешней политике слишком
много бормочущих об озабоченностях «голубей» и слишком мало крепкокрылых и
твердоклювых «ястребов». А требования сегодняшнего дня таковы, что без
ястребиной стаи в МИДе и Госдуме России не обойтись – если, конечно, она хочет
успешно противостоять атакам враждебной западной коалиции.
Впрочем, говорить о том, что «ястребов» нет совсем,
тоже неправомерно. В упомянутой уже передаче «Большая игра» с вполне ястребиных
позиций выступал ведущий Вячеслав Никонов (председатель Комитета ГД по
образованию). На фоне его жестких инвектив и острых вопросов повторяющий мантру
о безальтернативности Минска С.В. Лавров выглядел порой совершенным котом
Леопольдом. Это тем более замечательно, что когда-то В.А. Никонов был
помощником В. Бакатина (последнего председателя КГБ СССР, отдавшего американцам
схему прослушивающих устройств в здании посольства США в Москве) и
придерживался более чем либеральных взглядов.
Без особых натяжек можно назвать «ястребом» и члена
комитета Совета Федерации по обороне и безопасности сенатора А.К. Пушкова.
Интересно, что Пушков тоже проделал эволюцию от либерала (он был спичрайтером
М.С. Горбачева) до убежденного державника и сторонника твердой линии во внешней
политике России.
В отличие от Никонова и Пушкова преемник последнего на
посту председателя Комитета по международным делам Госдумы РФ Леонид Слуцкий в
либеральных взглядах замечен не был – если, конечно, не принимать всерьез слово
«либеральный» в названии партии ЛДПР, в которой Слуцкий состоит с 1993 г. Надо
заметить, что именно с приходом Слуцкого на его нынешний пост Комитет по
международным делам Госдумы РФ существенно усилил свое влияние на формирование
внешней политики РФ и стал фактически альтернативным «маленьким МИДом», причем
во многих случаях более эффективным, чем МИД большой.
В активе Слуцкого и возглавляемого им Комитета немало
достижений (организация поездки делегации ПАСЕ во главе с ее спикером
Аграмунтом в Сирию, организация приезда президента Южной Кореи в Москву летом
2018 г. и начало межпарламентского диалога по урегулированию ситуации на
Корейском полуострове, налаживание связей между ГД РФ и Конгрессом США и т.д.).
Но самое, пожалуй, любопытное – то, что добиваясь конкретных подвижек в
совершенно непроходимых для «большого МИДа» делах, председатель Комитета по
международным делам не считает нужным играть в «миротворца» и использует вполне
ястребиную лексику. Например, после того, как в Центральноафриканской
Республике были жестоко убиты российские журналисты, Слуцкий – единственный из
всех российских политиков – заявил о необходимости возмездия убийцам.
«Сейчас обсуждается, с какой целью они полетели в Африку, почему
оформили поездку как туристическую и многое другое. Считаю, что теперь это не
так важно. Главное — погибли граждане России.
В этой ситуации недостаточно каких-то формальных заявлений. Россия
должна сделать так, чтобы убийцы были найдены и наказаны. Здесь нам стоит брать
пример с наших «стратегических друзей» из-за океана: Соединенные Штаты не
оставляют без последствий гибель каждого своего гражданина. Неважно, в какой
стране он находился и каких политических взглядов придерживался».
Ничего подобного мы не услышали –
и, увы, не услышим – от чересчур озабоченных представителей «большого МИДа».
А когда был взорван в кафе в
центре Донецка лидер ДНР Александр Захарченко, то единственным официальным
лицом в России, потребовавшим, чтобы «те,
кто совершил это подлое убийство, должны быть найдены и наказаны – вся цепочка
от заказчика до исполнителя» - был, опять-таки, Леонид Слуцкий.
Про обвинения России в отравлении
Скрипалей «оперативниками ГРУ», прозвучавшими в Совбезе ООН, председатель
Комитета по международным делам ГД высказался с лаконичностью, которой так не
хватало В.А. Небензе – «это абсолютный
бред».
Казалось бы, какая, в сущности,
разница – какими словами реагировать на те или иные вызовы. Но вся история
международных отношений показывает, что именно слова играют здесь
принципиальную роль. Риторика дипломатов, как ничто другое, отражает готовность
– или неготовность – стоящего за ними государства отстаивать свои интересы. И
если дипломат что-то невразумительно мямлит, то его партнеры по переговорам
понимают: страну, которую он представляет, можно давить, никакой ответки не
будет.
Если же дипломат высказывается
жестко, не боится идти на обострение, выдвигает встречные обвинения – это уже
повод задуматься. Конечно, может быть и так, что ястребиная риторика – всего
лишь блеф. Но, что, если она и в самом деле отражает готовность его страны идти
до конца?...
Нынче Россия не может позволить
себе роскоши содержать «голубятню» на Смоленской площади. Вместо этого ей
требуется новый «Сокольничий приказ». Возможно, для достижения этой цели
потребуется осуществить масштабную кадровую перестановку в МИДе, укрепив его кадрами
из Госдумы РФ и некоторых силовых ведомств – это, безусловно, нестандартный и
рискованный шаг, но и вызовы времени сейчас далеки от привычных.
