Современная
ситуации в развитии взаимоотношений между России и Китаем справедливо характеризуется
многими экспертами как «углубляющееся стратегическое партнерство» и
«беспрецедентное сближение» (в контексте 400-летней истории взаимоотношений
между двумя странами).
Прошедший 9-10
июня визит Президента России Владимира Путина в Китай с его участием в саммите
ШОС в Циндао (впервые прошедшем в формате восьми государств) и личным общением
с главой КНР Си Цзиньпином стали знаковым моментом во взаимоотношениях двух
стран. Визит стал закреплением уже достигнутых результатов и одновременно
созданием новых перспектив для реализации стратегии «стратегического
партнерства» двух сторон.
Общение Владимира
Путина с Си Цзиньпином предполагало как обсуждение ключевых вопросов мировой
политики, так подписание масштабного пакета соглашений о сотрудничестве между
двумя странами в различным областях. По итогам переговоров, было заявлено о
готовности углублять взаимодействие по всем направлениям, в частности в
финансовой сфере, содействовать увеличению доли национальных валют в торговых
расчетах.
Россия и Китай,
в частности, намерены укреплять
взаимодействие в Арктике, проявляют заинтересованность в двусторонних
инфраструктурных, транспортных и энергетических проектах, говорят о
необходимости ре-активации транзита через Северный Морской Путь. Особым пунктом
в развитии двусторонних отношений стала ядерная энергетика, который был
посвящен отдельный и весьма впечатляющий пакет соглашений. Подписанный пакет
российско-китайских соглашений по мирному атому стал крупнейшим в историисотрудничества обеих стран в ядерной сфере.
В то же время,
очевидно, достигнутый уровень в развитии двустороннего партнерства пока не
может в полной мере удовлетворить обе стороны.
Сотрудничество
России и Китая развивается наиболее динамично на уровне взаимоотношений политического
руководства и правительственных кругов, но в то же время сталкивается с
многочисленными препятствиями на среднем и низшем уровнях управления. Очевиден
и значителен рост двусторонней торговли, увеличивается объем частных проектов –
но очевидного большего ожидают от совместного участия сторон в осуществлении высокотехнологичных
проектов. Не менее желательным является
и более высокий уровень участия китайских предпринимателей в долгосрочных
региональных проектах развития в России.
Масштабный обмен в научно-образовательной сфере пока не обеспечивает
полноценного обмена исследовательскими подходами и достижениями.
Различия в
исходных подходах сторон к определению внешнеполитической стратегии также
сказываются.
Политическое
бытие России нередко (и далеко не только в Китае) воспринимается как
исполненное антиномий (политических, идеологических, исторических) – что не
всегда коррелирует с трудом приверженностью китайской стороны собственным
культурным универсалиям. Вместе с тем, именно диалог на уровне культурных универсалий
(при всех существующих культурных различиях) мог бы способствовать углублению
взаимопонимания сторон.
Россия не
завершила процесс идеологических дискуссий и споров, не определившись до конца
с новым общенациональным проектом развития – в то время как для Китая
реализация модели «социализма с китайской специфики» означает движение к самому
себе, к глубинным основаниям собственной истории, идентичности и культуры.
Помимо этого, Россия
не увязывает внешнюю политику с задачами внутренней модернизации, что
отличается от китайских подходов. Китай, приступивший недавно к реализации
масштабной программы «Новая норма», связанной с модернизацией социальной,
образовательной, культурной, экологической политик государства, неизменно
увязывает любые свои внешнеполитические планы с задачами внутреннего развития -
позиционируя себя в качестве развитой и продолжающей развиваться страны.
Россия,
стремящаяся сегодня противостоять давлению коллективного Запада, выступает в
глазах немалого числа своих сторонников и внешнеполитических партнеров даже не
как «альтернативный Запад» - но скорее «проблемная часть» того же Запада,
уступающая последнему по целому ряду параметров. Страна, связанная с
цивилизационной «матрицей» Запада – но вступившая с последним в жесткий
конфликт без близких перспектив возвращения отношений в более спокойное и
управляемое русло.
Внешняя
политика современной России дискретна (стремясь приспособиться к реалиям
фрагментирующегося миропорядка), в то время как Китай, несмотря на все
имеющиеся вызовы и риски, стремится следовать установленным стратегемам (пусть
и адаптированным к современности). Россия предпочитает говорить о глобальных
вызовах, в то время как Китай – о глобальной повестке, выражающей некий совокупный
интерес основных «мировых игроков».
Китай, исторически и неизменно
позиционирующий себя в качестве Срединного государства (Чжунго), не видит для
себя сколько-нибудь большого смысла в рекомендуемом ему «погружении» в «Большую
Евразию» - поскольку изначально мыслит себя в качестве естественного центра
протекающих вокруг него политических процессов, и не видит смысла завязывать
свои проекты на непредсказуемое в своем развитии пространство, влияние которого
на развитие китайской государственности в разные периоды истории вовсе не
являлось однозначно положительным.
Проект
«Большая Евразия» - скорее выражен в духе традиционных концепций «большого
пространства» (Grossraum
или Heartland в зависимости от контекста прочтения). В то же время предложенный
Китаем масштабный геоэкономический проект OBOR («Один пояс – один путь») имеет
ярко выраженный наднациональный, сетевой и надидеологический характер – и стремится
надстроиться над линиями культурно-цивилизационных разломов.
В ситуации
инициированных китайскими масштабных внутренних трансформаций Китай едва ли
согласится взять на себя излишние внешнеполитические обязательства – поскольку
последнее грозит перенапряжением государственно-управленческой системы. Последнее,
однако, вовсе не исключает его активного участия в выстраивании новой системы
международных отношений – с внесением пропорционального вклада в урегулирование
конфликтов и смягчение существующих противоречий.
Активное
акцентирование российской стороной значимости «силового компонента» внешней политики (без
подкрепления последнего соответствующим наращиванием экономической мощи) – все
же отличается от подхода Китая, который стремится к сбалансированному
использованию различных ресурсов и инструментов внешней политики.
И если
российское видение перспективного мироустройства пока до конца не
отрефлектировано (несмотря на наличие целого ряда интересных подходов и идей),
то философия китайской внешней политики выделяет в рамках истории международных
отношений три основных стадии («три мира»):
1.
Классический мир (сформировавшийся в результате
«великих географических открытий»).
2.
Так называемый «Второй мир» - сложившийся в
результате победы Запада над Востоком.
3.
Формирующийся сегодня «новый мир», предполагающий
преодоление конфликта Запада и Востока соединением человечества в единую
общность.
Уточняя смысл
данной концепции, председатель КНР Си Цзиньпин, описывающий эту формирующуюся
общность, выделяет в ее рамках три базовых сообщества:
- сообщество интересов;
- сообщество обязательств;
- сообщество судьбы.
Следуя общей логике строительства
«сообщества судьбы», современный Китай свою задачу в гармонизации системы
международных отношений. В рамках этой
концепции Китай стремится к
сотрудничеству со всеми странами – что существенно отличается от привычного для
многих из нас биполярного видения мира.
Как
представляется, содействовать дальнейшей оптимизации российско-китайских
взаимоотношений (и соответствующей конвергенции внешнеполитических подходов) в современной ситуации возможно лишь за счет
перехода к рефлексивной политике - вместо бесконечной адаптации к
постмодернистской ситуации. Способна ли на это современная Россия – включая
политическую элиту и сообщество экспертов по внешней политике – покажет уже
ближайшее время.
