На днях Россия за
нарушение миграционного законодательства депортировала на Украину экс-министра
культуры ДНР Наталью Воронину. Правда благодаря заступничеству экс-депутата
Верховной рады Олега Царева и депутата Госдумы Константина Затулина – не на
подконтрольную Киеву территорию, а в ДНР. Следовательно, она избежит судьбы Марина
Меньшиковой которая после депортации попала в Днепропетровское СИЗО где
покончило с собой. Вердикты о депортации участников «русской весны» -- это,
увы, весьма частые новости в последние годы. Но, похоже, никто не обращает как
они соотносятся с новостями большой политики по Донбассу: обстрелами Горловки,
арестом главного редактора «РИА Новости Украина» Кирилла Вышинского, все более
наглыми заявлениями спецпредставителя Госдепа Курта Волкера и т.д. А на мой
взгляд связь здесь не только тематическая, но и причинно-следственная.
Просто для того,
чтобы эту связь осознать, надо видеть, как понимают нынешнее состояние конфликта
Украина и Запад и какие цели они в нем ставят и как их добиваются. Так для них –
это не конфликт Украины с частью своего населения, а конфликт Киева и Москвы. Администрация
Порошенко все активней пытается показывать, что это противостояние имеет позитивную
для Украину динамику. Главный критерий такой динамики -- возможность делать
сегодня то, что казалось невозможным вчера.
Например, когда
год назад измену родине за публикации в российских СМИ инкриминировали
житомирскому журналисту Василию Муравицкому, можно было подумать что это
перегиб на местах. Когда же сейчас арестовывают руководителя ведущего СМИ,
ясно, что это согласовано с Порошенко. При этом причиной ареста Вышинского стали
его публикации весны 2014 года, которые тогда никто в украинской власти как
измену не воспринимал. А ведь власть была тогда та самая, которую вскоре
окрестили «партией войны». На посту и.о. президента находился Александр
Турчинов, а на премьерском Арсений Яценюк. Но 18 марта 2014 глава правительства
в обращении к жителям Юго-Востока говорил что регионы, смогут сами определять
своих героев, а русский язык сохранит там статус, «фактически официального
языка с такими же возможностями и правами, как и у украинского и статус русского
и других региональных языков на своей территории». Также он утверждал: «Связи с
ЕС и Россией мы не рассматриваем по принципу или-или. Несмотря на
катастрофическое ухудшение отношений с Россией, допущенное не по нашей вине,
невзирая на вооруженную агрессию России против Украины, я сделаю все возможное,
чтобы не просто сохранить мир, но и построить с Россией подлинно партнерские и
добрососедские отношения» https://www.kmu.gov.ua/ua/news/247111691
. Что же касается Турчинова, то как недавно рассказал тогдашний глава СБУ
Валентин Наливайченко, в апреле того же года он- удерживал последнего от
попытки применять силу против Стрелкова под Славянском. Но через полгода
Турчинова стали называть кровавым пастором, а фракция «Народного фронта» в Раде
при деятельном участии Яценюка стала штамповать законопроекты, дезавуирующие
мартовское обращение премьера.
Что же случилось с
этими людьми? На самом деле внутри них не изменилось ничего, кроме их
представления о силе и возможностях России. Так, весной 2014 они боялись, что Россия
поддержит волнения на Юго-Востоке – ведь тогда существовало разрешение Совета
Федерации на ввод войск на Украину. А вскоре после его официальной отмены и
началась самая кровавая фаза войны в Донбассе.
Киев решил, что
может победить. Да тогда расчеты оказались ошибочны. Но сейчас суррогатом наступления
в Донбассе стали его экономическая блокада, законодательное признание
неподконтрольных территорий оккупированными, отмена регионального статуса
русского языка, санкции против российских масс-медиа включая соцсети, аресты
журналистов и моряков и т.д. К такой политике Киев прибег не сразу после
окончания активной фазы конфликта в Донбассе. Но, чем больше времени проходило
после поражений под Иловайском и Дебальцево, тем чаще и массовидней становились
подобные действия. Поэтому них надо видеть не импульсивную реакцию на масштаб
военных потерь 2014-начале 2015, а холодный расчет. Логика здесь такая.
Предполагая, что Россия слаба, Украина совершает некое невозможное ранее
действие. Совершив его, она убеждается, что предположение подтвердилось
эмпирическим путем и значит надо поступать в том же духе, только еще смелее.
Нельзя сказать, что Киев неизменно ничего не получает в ответ от России, однако
российские ответы не стали демотивирующим фактором, ибо не изменили украинской
логики.
Эти ответы
подтверждают понимание политики России относительно Донбасса, которое
существует и в Киеве и на Западе. С их точки зрения Россия, неизбежно устав от
санкций, даст Украине вернуть регион под свой контроль при условии
символических уступок с его стороны, которые позволят Кремлю сохранить лицо. При
этом объективно те же Минские соглашения вполне можно трактовать и как уступки
России под угрозой западного давления. Да, и киевские политики, и западные
эксперты часто называют их несправедливыми, поскольку, дескать Украина
подписала их с пистолетом у виска. Но с другой стороны – и я об этом уже писал
в АПН-- эти документы ясно не прописывают субъектность донбасских республик в
переговорах, и вообще не определяют, кто является сторонами конфликта. Также они
предполагают особый статус отдельных местных общин (городов, поселков и сел) на
нынешней территории ДНР и ЛНР, но не объединение их в отдельные регионы с
особыми правами. О последнем в России упоминать не любят, но когда идет
профессиональный экспертный разговор, то это признается.
Например, в статье
зама директора Центра политической конъюнктуры (близкого к Владиславу Суркову)
Олега Игнатова «Не покидая Минска. Как может выглядеть реинтеграция Донбасса» обсуждаются два базовых сценария. Первый - «самороспуск всех нелегальных с
точки зрения украинского законодательства властных субъектов до проведения
местных выборов», второй - такой же самороспуск только после их проведения. При
этом автор считает, что второй сценарий «для России может оказаться более
приемлемым по тактическим соображениям» но конечная ликвидация ДНР и ЛНР в
рамках реализации Минских договоренностей для него несомненна.
А описывая первый
сценарий Игнатов отмечает, что, «в переходный период, когда государственные
структуры республик уже распущены, а новые украинские органы власти еще не
избраны и не приступили к своей работе, вакуум власти может быть заполнен
администрацией ООН, а функции безопасности переданы международным полицейским
силам или тем же «голубым каскам». То есть впервые в публикации неоппозиционного
российского автора речь идет о том, что миссия ООН может стать временной
властью в регионе, вроде той, что была в Восточной Славонии.
Да официальная
позиция Москвы по мандату миротворцев иная. Но само выдвижение этой идеи Путиным
в прошлом году восприняли на Западе как завуалированную уступку, пользуясь
которой можно попробовать дожать Россию, изменив первоначально задуманный
мандат. И судя по переговорам Суркова и Волкера, это изменение стало
вырисовываться, но камнем преткновения оказался вопрос о том, как оформить идею
пофазового развертывания миссии, увязанного с выполнением Киевом политической
части Минских соглашений. Идею эту вроде бы высказал Волкер в Дубае, но устно,
а Россия хочет, чтоб она стала формализованным предложением. Американцы же хотят,
чтобы идея Волкера была оформлена, как коррекция Москвой собственной резолюции.
Кремль вероятно считает, что после такого шага американцы потребуют новой
коррекции, и поэтому предпочел заморозить переговоры.
Таким образом, после
заключения Минских соглашений Россия не сделала практических уступок по
Донбассу, но надежды на то, что такие уступки могут иметь место, не развеялись,
а после предложения о миротворческой миссии даже усилились. При этом и Западу и
Киеву понятно, что уступки не могут произойти быстро и откровенно, поэтому пристальное
внимание обращают на вещи, которые можно считать их косвенными признаками.
«Примерно миллион
беженцев из Донбасса в Россию стали символом изменений преференций Кремля на
внутреннем фронте. В то время как летом 2014 официальные СМИ призывали россиян
принять своих славянских братьев, к 2017 беженцы стали нежеланны и их
административно принуждают вернуться обратно. Более того, те россияне, которые
занимались помощью беженцам, сейчас сталкиваются с множеством административных
сложностей. Еще холоднее отношение к так называемым борцам за «Русскую весну»,
которые ездили в Донбасс создавать «Новороссию». Официально они не существуют, все
публичные усилия по засветке их роли были подавлены… Острая необходимость в
российской помощи на сепаратистских территориях не вызывает заметной
солидарности среди российского населения».
Этот фрагмент из
появившейся в этом феврале статьи сотрудников Финского института международных отношений
Юсси Лассилы и Рыгора Нижникова «Донбасс становится ничейной землей», обнародованной
на сайте этого учреждения. Подобный фактаж приводят многие западные авторы.
Отнюдь не все они на основании подобной картины, делают вывод о возможных
российских уступках. Так те же финские эксперты утверждают: «Хотя и кажется что
Кремль не желает использовать фактор Донбасса для усиления поддержки своей
политики внутри страны, он не показал и никаких признаков выполнения Минского
соглашения».
И тем не менее,
многие могут подумать, что описанные факты – это предвестники изменения
отношения России и к самому конфликту. И такое предположение не исчезает, даже
если в этой статье отфильтровать ложь от правды. Так Союз добровольцев Донбасса
спокойно работает и не преследуется властями. Но, с другой стороны, в отношении
добровольцев Донбасса или просто активных противников киевского режима,
внесенных на печально известный сайт «Миротворец», суды нередко выносят
вердикты о депортации в Украину за нарушение миграционного законодательства,
игнорируя то обстоятельство, что депортация влечет за собой угрозу жизни.
Я допускаю, что
далеко не всегда в подобных ситуациях суды принимают такие решения. Но именно
вердикты о депортациях закономерно оказываются в центре общественного внимания.
Следствием этого внимания является и то, что приговоренные к депортации беженцы,
обычно либо остаются в России, либо избегают высылок на подконтрольную Киеву территорию.
Но все равно, что показывают подобные ситуации? Так, вердикты пересматриваются
под давлением общественности, тогда как инициаторами депортаций выступают не
частные лица или общественные организации, а власть в лице МВД, куда с 2016
входит миграционная служба. Решения же принимают суды, то есть еще одна ветвь власти. Следовательно, государственная машина хочет
депортировать, а общество ей мешает
На Западе Россию
считают тоталитарным государством, где суды просто обслуживают власть. Такое
представление примитивно, но с ним нужно считаться, так как это часть отношения
к России во внешнем мире. Но, во-первых, будем откровенны, судебная ветвь
власти в целом не находится в конфликте с другими ветвями власти. Во-вторых, хотя
беженцев в итоге обычно не выдают Украине, - сам факт вердиктов о депортациях --
вещь которую в 2014-м году невозможно было представить (так же как невозможно
было представить тогда на Украине дело Кирилла Вышинского и много другое). И если
в 1987 в выходе на экраны «Покаяния» и публикации «Детей Арбата» на Западе увидели
признаки эволюции советского режима, завершившейся Беловежской Пущей, то почему
такие вердикты нельзя считать признаками изменения отношения России к Донбассу?
Ведь сейчас речь идет не о произведениях искусства, разрешенных властью к
распространению, а о решениях самой власти, только низового уровня. А коль так,
значит, санкции дают эффект, Россия начинает чувствовать свою слабость и эволюция
Кремля в нужном направлении - это дело времени.
Да, на практике эволюция
может пойти иначе. Ведь после трагедии Маринв Меньшиковой возникла идея
законодательно прописать невозможность депортации на родину таких беженцев, но пока
эта идея даже не оформилась в виде законопроекта. А вообще-то в отсутствие
такого закона проблему можно было б урегулировать и иначе, например, на уровне
пленума Верховного суда, который полномочен издавать разъяснения по судебной
практике и практике применения судами законодательства. Но Верховный суд РФ
пока этим не занимается.
А значит, вердикты
о депортации будут приниматься, вновь давая повод говорить о бесчеловечной
бюрократической машине и о том, что России не нужны русские. Все эти разговоры и
справедливы и полезны, однако надо видеть еще один вопрос, порожденный этими
событиями – нужно ли скрупулезным
соблюдением миграционного законодательства создавать впечатление о политической
слабости России? Каждый такой вердикт за пределами РФ могут
интерпретировать как шаг на пути к сдаче Донбасса, а значит как доказательство
эффективности санкционной политики и ослабления России. А такое доказательство
– повод и для расширения санкций и для новых обстрелов Горловки и для арестов
новых Кириллов Вышинских.
