Нынешнее ситуацию в мире все чаще сравнивают с Холодной войной. При этом нередко добавляют что она даже хуже, поскольку непредсказуемей. Добавлю еще одно отличие к худшему, о котором впрочем не говорят. Старая Холодная война имела место на фоне массового движения сторонников мира на Западе. Сейчас такое движение незаметно.
Легко утверждать, что оно исчезло вместе с СССР, ибо было порождено советским влиянием. Но такое мнение игнорирует элементарные факты. Ведь, например самый большой антивоенный митинг который записан в книгу рекордов Гиннеса - 3 миллиона человек состоялся уже после Холодной войны. Он имел место в Риме 15 февраля 2003 года в связи с подготовкой американского вторжения в Ирак. Антивоенные демонстрации проходили в этот день по всему миру, но многочисленней всего были в странах поддержавших американское вторжение к которым, относились Италия, Испания и Великобритания. Второй по численности тогда была демонстрация в Барселоне ( 1,5 миллиона), третьей – в Лондоне (1миллион). Да и в Нью-Йорке собралось тогда 300-400 тысяч. Демонстрировали конечно не только в этот день и позжеХолодная война: борьба за мир. в частности когда война уже началась. Но после быстрого взятия Багдада, антивоенное движение пошло на спад, тем не менее, на политические расклады оно повлияло. В Испании на следующий год Народная партия уступила социалистам, в Великобритании лейбористам удалось проводить провоенные решения лишь благодаря поддержке консерваторов и премьер Блэру пришлось тасовать правительство. Из-за антивоенноей позиции его покинули лидер палаты общин и лорд-председатель Совета Робин Кук (ранее глава МИД), а также министр международного развития Клер Шорт.
Но война в Ираке была отнюдь не единственным вооруженным конфликтом с западным участием после распада СССР. Однако ни война в Афганистане, которая идет с 2001 по сей день, ни бомбардировки Югославии (точнее, Сербии) в 1999 и Ливии в 2011, ни тем более менее масштабные военные операции не вызывали сопоставимых протестов.
Получается, пацифисты активнее всего защищали от войны Саддама Хуссейна, лидера, который с точки зрения декларативных стандартов демократии и прав человека смотрится даже похуже Каддафи. Ибо глава Джамахирии был, конечно, тоже диктатором, но в ее истории не было чего-то подобного массовому убийству курдов. Что же касается Милошевича, то о какой автократии можно говорить, если в 1997 на последних перед войной выборах, трехпартийный блок где ведущей силой была возглавляемая им соцпартия получил лишь треть голосов и 110 мест в скупщине Сербии из 250 (при этом сами социалисты лишь 85).
Но именно в отношении Сербии на Западе существовал абсолютный провоенный консенсус, что позволило вести войну в рамках НАТО, а одним из главных пропагандистов той войны стал уже упомянутый Робин Кук, через 4 года превратившийся в борца за мир.
Думаю, все объяснялось просто. В случае с Ираком массовость пацифизма породила та же вера в пробирку Колина Пауэлла, только выводы из нее следовали иные, чем на Белом Доме и Даунинг Стрит. А вдруг правда у Ирака есть оружие массового уничтожения, ведь было же оно раньше, и мог он скрыть его уничтожение от международных инспекторов. А значит, нельзя считать себя в безопасности ни в Лондоне, ни в Барселоне, ни в Нью-Йорке. Тем более, срабатывали недавние на то время воспоминания об 11 сентября 2001, хотя светский баасистский режим Саддама связывали с «Аль-Каидой» только редкие пропагандисты. Но когда война показала, что нет у Ирака такого оружия, как проявления пацифизма уменьшились на несколько порядков.
В случае же с Югославией и Ливией изначально не было никаких слухов, о том, что война может быть опасной для жителей западных стран. Конечно, покопавшись в истории можно было бы найти поводы для страхов. Ведь еще в 1903 близкие к сербам македонцы могли взорвать французское пассажирское судно «Гвадалквивир» в Салоникской гавани, а в самом городе — здание Оттоманского банка, водопровод, и наконец железнодорожное полотно на линии Салоники-Константинополь. Еще лучше известно то, что сделал 11 лет спустя серб Гаврило Принцип, которые для соотечественников остается героем и сейчас. Тем не менее, европейцы не опасались, что в 1999 он реинкарнируется например в каком-нибудь из сербских трудовых мигрантов в «цивилизованном мире». И чутье было верным. Пример наибольшего сопротивления показал один из самых известных на тот момент таких мигрантов – Предраг Миятович. Вздумал он отказаться от игр за свой «Реал» но стоило разок оштрафовать форварда королевского клуба, как он вновь с резвостью молодого барашка выбежал на поле «Сантъяго Бернабеу». Наверно были его почитатели и среди тех, кто тогда под камерами канала «24 horas» загружал в самолет испанских королевских ВВС бомбы с надписью «Счастливой Пасхи».
Да, при желании несложно найти информацию о том, как в разных странах протестовали против бомбардировок Югославии и Ливии. Но все дело в том, что в отличие от иракской войны здесь налицо были факты антивоенного движения, но не антивоенное движение как политический фактор. Ибо фактором оно могло стать только благодаря массовости. Но принципиальных пацифистов везде слишком мало. А в случае с иракской войной именно страх и создал массовость.
Так обстояло дело в последние десятилетия. Но точно также и было во время старой Холодной войны. Да тогда существовал советское содействие западному пацифизму и советское лобби, прежде всего в виде компартий. Однако самые яркие проявления борьбы за мир имели место как раз там, где влияние компартий было близко к нулю. Так, в Великобритании с 1958 начались пасхальные марши мира. В 1960-м в репортаж «Гардиан» с такого марша он назывался «несомненно крупнейшей демонстрацией в Лондоне в этом веке». На него пришло по разным данным от 60 до 100 тысяч человек. В 1963 эта цифра была превышена – на Трафальгар-Сквер были свыше 100 тысяч. В ФРГ историю пасхальных маршей ведут с 1960. Но еще весной 1958 в антивоенные демонстрации по всей стране собрали полтора миллиона человек.
Теперь, вспомним, с какими событиями это совпало. В 1957 появляются межконтинентальные ракеты, в том же году правительство ФРГ дает согласие на размещение атомного оружия на своей территории, а Великобритания проводит первое испытание термоядерной бомбы, чья мощность в 165 раз превышала взорванную над Хиросимой. В 1958 Великобритания и США подписывают соглашение о взаимной обороне. В 1962 имеет место Карибский кризис. То есть налицо были и качественное изменение вооружений и действия, создававшие угрозу войны, которая неизбежно затронула бы весь Запад и потому рождала страх.
Ситуация в 1963 была несколько разряжена подписанием договора о запрете ядерных испытаний (за исключением подземных), но через несколько лет прокатывается новая волна антивоенного движения. Причиной ее стал пик войны во Вьетнаме. Сейчас-то ясно, что та война несла куда меньшую угрозу превращения в третью мировую, чем Карибский кризис Но понятно почему современникам тех событий казалось иначе -- ведь речь шла а самом масштабном после второй мировой конфликте, в который была напрямую вовлечена ядерная держава западной цивилизации. А масштабы американских потерь в этой войне превосходили их потери в Корейской войне, которая в начале 1950-х казалась прелюдией к мировой. (В дальнейшем окажется, что потери СССР за все годы войны в Афганистане были меньше, чем ежегодные потери американской армии в конце 1960-х).
Третья волна антивоенного движения – это реакция на размещение в Европе американских ракет средней дальности в начале 1980-х. Опять-таки протестуют больше всего там, где ракеты размещают, то есть в государствах которые неизбежно пострадали бы от ответного удара – Германии, Бельгии, Нидерландах (во всех трех влияние компартий также близко к нулю). Так, в октябре 1981 на демонстрации выходят 300 тысяч человек в Бонне и, 200 тысяч в Брюсселе, а в ноябре того же года – 40 тысяч в Амстердаме. В конце октября 1983 -- 400 тысяч в Брюсселе, 550 тысяч в Гааге и 1,3 миллиона в ведущих городах Германии (в это число входят демонстранты в Бонне, Гамбурге, Западном Берлине и живой цепи от Штутгарта до Ульма). В Нью-Йоркском Сентрал-Парке в 1982 собирался миллион пацифистов, цифра непревзойденная в Новом Свете и по сей день.
Как известно, те демонстрации не помешали установке ракет, но политический пейзаж они изменили особенно в Германии, именно на волне этих протестов и возникла партия Зеленых, которая с 1983 неизменно присутствует в бундестаге, усложнив его структуру. Так если с 1961 германский парламент был неизменно трехпартийным (если считать ХДС/ХСС одной партией), то после 1983 в нем никогда не было меньше четырех партий.
Планы установки в Европе американских систем ПРО российский президент Владимир Путин еще в 2007 сравнил с тогдашним размещением ракет средней дальности. Однако на сей раз обошлось без массовой реакции. Да размещать ПРО планируется в восточноевропейских странах с русофобской репутацией. Но на самом деле там не радовались американским планам. В 2007 67% чехов было против постройки американского радара для системы и лишь 15% - за. В Польше же, где существовал консенсус ведущих конкурирующих политсил (ПиС и «Гражданской платформы») относительно установки американских противоракет, эти планы поддерживал лишь 21% населения, а 57% были против. Когда же в 2009 Обама скорректировал планы ПРО, в чем публично разочаровались и братья Качинские и Туск, 56% поляков оказались этим довольны.
Но одно дело скрытое недовольство, зафиксированное соцопросами, другое дело – подлинно массовые пафицистские акции. А таковых не было не только в Восточной Европе, где они не привычны, но и в Западной, где традиции, начатые в Холодную войну, не прерывались. Ведь в той же Германии пасхальные марши мира по- прежнему проходят ежегодно. Российские СМИ в этом году почему-то обратили внимание только на марш в Мюнхене где собралось 800 человек, между тем судя по немецкой прессе он был отнюдь не самым многочисленным. В Гамбурге, например, на улицы вышло 2 000, во Франкфурте – 3 000. Но во многом массовка была создана курдской диаспорой протестовавшей против турецкого наступления в Африне. И в любом случае нынешние цифры куда меньше тех что, имели место в эпоху холодной войны, а главное -- не адекватны нынешнему масштабу конфликта Запада и России.
Видимо, дело в том, что в прежнюю эпоху у европейца было все же иное воображение. Он легко представлял как ударная волна складывает словно карточные домики его жилой квартал, как световое излучение плавит камень кафедрального собора, как от проникающей радиации враз осыпаются волосы у его девушки, и какими огромными и красными как советский флаг стали яблоки от радиоактивного заражения. Поэтому вместо нового фильма Фассбиндера, вместо матча «Манчестер Юнайтед»- «Бавария», европеец, несмотря на промозглую погоду шел на митинг против «Першингов» и Томагавков». Этому воображению помогал и опыт второй мировой, ведь эта война ассоциировалась с разрушенными еще не ядерными бомбами Ковентри, Роттердамом или Дрезденом, о трагедии, которых могли рассказать еще не старые люди.
Зато современные войны с участием «цивилизованных стран», начиная с войны с Ираком 1991, выглядят компьютерными стрелялками и работают на ощущение безнаказанности у народов-победителей, вытесняя из сознания все более уходящий в историю опыт второй мировой. И нельзя сказать, что воображения у современных европейцев нет, раз способны они верить в газ «Новичок» в гречневой крупе. Но это специфическое воображение, которое не способно в массовом порядке продуцировать картинки последствий войны в Европе, как в глобальном плане, так и в плане влияния на личную судьбу носителей этого воображения. А ведь способность современных европейцев представлять вещи, которые живо представляли их предки меньше чем, полвека назад, сейчас куда важнее их любви к Толстому, Достоевскому и Тарковскому, желанию воочию увидеть первенство мира по футболу и симпатиям к прочим проявлениям российской «мягкой силы».
Ибо будь у нас самих хорошее воображение, мы б легко увидели, как зимой 1940/41 в кинотеатрах Рейха роняют сентиментальную германскую слезу над судьбой пушкинского «Станционного смотрителя» с поразительно мягкой силой сыгранного Генрихом Георге; и как не прошло и полгода и тогдашние эмоции не помешали этим зрителям превратиться в эренбурговских «фрицев» и платоновских «неодушевленных врагов».
