Это тоже самое ощущение, что возникает от нашего националистического движения. Давно известно, что у нормальных здоровых народов нет никакого национализма как политического проекта, там националисты все, хотя и не осознают этого – посмотрите на чеченов, армян, азербайджанцев. Все члены этноса прекрасно понимают, что, к примеру, Армения конечно же для армян, что свой народ – самый ценный, точнее, вообще единственно ценный на свете, а остальные – враги или просто конкуренты, или союзники. Ну, а тот народ, у которого появляется национализм как обособленное явление, народ, у которого возникают националистические партии, движения и политические деятели, и где националисты экстравагантно выпирают на фоне 90% населения, согласно данным опросов отвергающих лозунг «Россия для русских» – этот народ безнадёжен.
Совершенно аналогично обстоит дело и с мужским движением. Если лишь малая часть мужских особей осознала глубокую матриархальность современной белой культуры, укоренившуюся в законодательстве, социальных стереотипах, повседневных практиках, если лишь единицы не согласны мириться с подкаблучным принципом устройства белой семьи, отдавать женщине при разводе своё имущество и своих детей, терпеть насаждение феминистического вздора, и если эти сбившиеся в кучки отчаявшиеся самцы выглядят на фоне остальных причудливыми маргиналами, то на семье, на репродукции, на демографических перспективах такого общества нужно ставить крест.
Там, где самое естественное для здорового народа: доминирование мужчины и доминирование твоей нации – оказались в гетто субкультурности, а именно в субкультурах мужского движения и национализма, там общество постигло необратимое разложение в его самых главных, самых жизненно важных сферах.
