11 декабря на авиабазе в сирийском Хмеймиме президент РФ заявил о победе над исламистским терроризмом в Сирии и возвращении наших войск домой. Собственно, «завершали свою миссию» и «возвращались домой» они и раньше, например, весной 2016 года. Но на сей раз заявление было сделано в предельно пафосных триумфальных тонах, чуть ли не на уровне знаменитого сталинского тоста за русский народ.
Эксперты и публицисты лоялистского толка не преминули отсалютовать восторженными реляциями. И на Ближний Восток мы по-настоящему пришли, чуть ли не впервые после переориентации Египта при Садате с промосковского на проамериканский курс. И стали главным игроком и геополитическим субъектом региона. И в общемировом масштабе чуть ли не сравнялись с США в мускулистости, а то и вовсе – забороли заносчивых янки в армрестлинге, где локти упирались в многострадальную сирийскую землю.
Все это, конечно, очень красиво, но мимо. С Ближнего Востока мы в 1970-х не уходили – это признавал и российский президент, еще не так давно говоривший, что при СССР у нас в Сирии были особые интересы, а сейчас их нет. Более того, даже в смутные ельцинские времена глава нашего МИД Евгений Максимович Примаков оставался одним из главных посредников в арабо-израильских переговорах и разрядке напряженности вокруг Ирака.
И о достижении паритета с США или вовсе преимущества над ними в курсе разве что российские доверчивые телезрители. И на Ближнем Востоке мы по-прежнему в лучшем случае «одни из» в колоде игроков.
Чтобы рассудить, удалось ли в Сирии поставленных целей, нужно для начала понять, какими были эти цели. Здесь словесно-телевизионная картинка для электората и суровая реальность, опять-таки, заметно разнятся.
В начале операции осенью-зимой 2015 года, много, пусть, скорее, и полуофициально-неформально, говорилось о сакральном значении для России как православной страны ближневосточных библейских мест, прилегающего к ним Средиземноморья, а заодно и Проливов вкупе с Константинополем, временно носящим инородное название Стамбул. Красноречивый депутат Багдасаров, мотивируемый, видимо, не только российским патриотизмом, но и армянским национальным чувством, призывал даже под шумок демонтировать Турцию. Что тут сказать? Христианская сакральность Леванта несомненна, и соответствующий оттенок местных геополитических игрищ гласно или негласно признавали порой и советские лидеры, недаром Сталин после войны по линии РПЦ налаживал взаимодействие с восточными христианами, в частности, с Антиохийским патриархатом. Но для нынешнего российского руководства, основная часть членов которого формально соотносит себя с Православием, подобные категории имеют почти нулевое значение. Касаемо пользы Проливов они могут разве что солидаризироваться с П.Н.Милюковым, который в данном вопросе «опирался не на старую славянофильскую мистическую идеологию, а на громадный факт быстрого экономического развития русского юга, уже не могущего более оставаться без свободного выхода к морю». Разница лишь в том, что Милюков хотя бы радел об экономической пользе для России в целом, а не отдельных ее корпораций, сословий и лиц.
Борьба с радикальным исламизмом «на дальних подступах» тоже если и была одной из декларативных целей, то в итоге вряд ли достигнутой хотя бы декларативно. ИГИЛ как территориально локализованное квазигосударственное образование, действительно, скорее мертв, чем жив, но в формате партизанской и набеговой войны может существовать еще долго. Вот и сейчас «воины халифата» продолжают вести упорные бои вдоль русла Евфрата и даже дерзко атакуют предместья Дамаска. Главное же – «исламское государство» почти неубиваемо в качестве сетевой структуры. Что же до успешности отвода исламистской угрозы от российских границ – замглавы МВД Игорь Зубов сообщил недавно, что основная часть анонимных звонков об угрозах в российских городах поступило именно с сирийской территории, да и задержанные в Санкт-Петербурге террористы, готовившие серию взрывов, в том числе в Казанском соборе, были именно игиловцами.
Я уже не говорю о заявлении директора ФСБ Бортникова: «В связи с освобождением правительственной армией Сирии при поддержке российских вооруженных сил последних опорных пунктов международной террористической организации ИГИЛ его лидеры и боевики вынуждены искать способы продолжения террористической деятельности на территориях других государств, включая РФ. В этих условиях реальную опасность представляет возвращение в Россию бывших участников незаконных вооруженных формирований из стран Ближнего Востока, которые могут войти в состав бандгрупп, законспирированных ячеек, а также участвовать в формировании их пособнической базы и вербовке новых боевиков».Хорошенькая победа малой кровью на чужой территории, после которой приходится опасаться проникновения разгромленного врага к себе домой!
Крайне неубедительны и заверения насчет «помощи законному правительству Сирии». До 2015 года, когда режим Асада оказался на грани полной катастрофы и утратил шансы на хотя бы урезанное восстановление довоенного статус-кво, РФ ему помощь ему почему-то практически не оказывала либо оказывала весьма противоречивыми способами вроде принуждения к уничтожению химического оружия. Да и в ходе нашей операции российский официоз не раз подчеркивал, что помогает не правительству как таковому, вообще не считаемому союзником, а некоей эфемерной «сирийской государственности».
Наконец, совсем уж смехотворен сироп про гуманитарно-миротворческие цели. Ближний Восток за последнее столетие был заботливо напичкан порохом и подожжен несколько раз. Сначала – соглашение Сайкса-Пико, развал Османской империи и мандатный раздел ее наследства. Затем –деколонизация, образование Израиля и арабо-израильский конфликт. В начале нынешнего века – вторжение США в Ирак, а спустя несколько лет – «арабская весна». Теперь даже США не в состоянии в одиночку навести здесь порядок и отстаивают максимум локальные империалистические интересы, про других игроков и говорить нечего. Мало-мальски стабильной системы региональной безопасности можно достичь или через грандиозную войну всех против всех, на порядок кровавее нынешней, или через развод всех племен, религиозных и этноконфессиональных групп по отдельным квартирам, или через предельно прозрачный и формализованный раздел сфер влияния в неоколониальном стиле с роспуском несостоявшихся государств. Скорее всего, необходимы все три условия сразу.
Так чего же в реальности Кремль хотел добиться в Сирии? Двух групп целей, как связанных с этой страной и регионом, так и внешних по отношению к ним. С внешними все просто и понятно. Активность в Донбассе весной 2014 года РФ проявила, чтобы разменять его затем на легитимацию присоединения Крыма. Когда не получилось – решили завоевать какие-то позиции в Сирии для прощения уже двух предыдущих грешков, а также получения лавров «полезных идиотов», чьими руками Западу можно бороться с исламизмом. Впрочем, все понятно и с целями конкретно сирийскими – оставить и себе какие-то материально-ресурсные крохи из завоеванного, а также, «подперев» сбоку Турцию, вынудить ее принять оптимальный для РФ вариант «Турецкого потока» с тремя транзитными нитками в Европу.
В результате с Турцией, равно как и с Саудовской Аравией, мы чуть не вступили в полноценный вооруженный конфликт. Через некоторое время, правда, Эрдоган из османофашиста и исламистского прихвостня вновь превратился в уважаемого – причем сильнее прежнего – партнера, но эта горячая дружба ни табачок, ни взгляд на «Турецкий поток» общими не сделала. Транзитная труба теперь, судя по всему, будет лишь одна, и та в качестве второстепенного дополнения к Южному газовому коридору ЕС. Да, относительным дипломатическим успехом можно считать формирование с недавних пор треугольника Москва-Тегеран-Анкара, поименованного некоторыми горячими головами геополитической революцией и чуть ли не «второй Ялтой». Но раз основных и глубинных противоречий между сторонами, особенно российско-турецких топливно-экономических, сия геометрическая фигура не решает, красиво выглядит она лишь на бумаге. Что же до «геополитической революции» и «второй Ялты» - для нее, повторюсь, нужен и аналог предшествующих событий, то есть вторая, точнее, уже третья мировая война, хотя бы в макрорегиональных масштабах. Пока же в силу местной специфики и узости круга вовлеченных революционеров, к тому же страшно далеких от остального заинтересованного народа, можно говорить разве что о новом издании пакта Молотова-Риббентропа. И то – еще более краткосрочном, опять-таки в силу специфики региона и участников. Даже слегка противоестественный треугольник США-Израиль-Саудовская Аравия выглядит более устойчивым.
Впрочем, если союз с Турцией уже на уровне самого этого словосочетания выглядит оксюмороном, то дружба с Ираном и вполне возможна, и необходима, ведь помимо сугубо ближневосточного она имеет и кавказское преломление. Армения, ввиду непоследовательной и путаной политики РФ на Кавказе (впрочем, где эта политика логична и последовательна) все отчетливее поглядывающая в сторону США и НАТО, является не только нашим, но одновременно и иранским стратегическим партнером. При замыкании же этого треугольника выскочить из него Еревану было бы намного труднее. Но нынешний опыт сирийского сотрудничества с Россией, вылившийся в конкуренцию военных советников и почти открытую конфронтацию пророссийских и проиранских фракций в военном и силовом блоке Асада, вряд ли даст Тегерану стимул к чему-то большему, чем ситуативное взаимодействие.
Не сильно вдохновляют потенциальных партнеров, типа того же Ирана, и ближневосточные метания Кремля в отношениях с партнерами ему наиболее желанными – уважаемыми западными. Придя в Сирию формально конкурировать с США, их сателлитами и прокси, а фактически набиваться в друзья, РФ отношения не наладила, скорее еще больше испортила. А уж как любовно Вашингтон со товарищи отвешивали Москве оплеухи, прекрасно понимая, что ответа не последует… Чего стоит один апрельский ракетный удар по авиабазе Шайрат, используемой нашими военными. Дипломаты РФ по традиции выдали порцию дежурных озабоченностей, а штатные лоялисты из того факта, что россияне при налете не пострадали, раздули чуть ли не нашу блистательную победу, к тому же свидетельствующую о закулисной смычке величайшего геополитика современности и доброго Трампа, дурящего злых вашингтонских бояр.
В свете всех обозначенных провалов, возможно, не так уж и плохо, что из Сирии мы уходим. Но ведь уход – и тот половинчатый. Мы остаемся на базах Хмеймим и Тартус, остаются наши летчики, советники, ЧВК. Кроме того, все больше намеков на желание Кремля в той или иной форме поучаствовать в ливийских и суданских дрязгах. Чем это чревато для молодой капиталистической Республики Баррелей, и так находящейся в кольце разнообразных фронтов, открытых капиталистическими хищниками покрупнее, и стремительно катящейся к всеобъемлющему кризису, остается лишь догадываться.
Отдельно стоит сказать о наших солдатах и офицерах, всегда остающихся на высоте (во всех смыслах), какой бы ни была война. Вот и Сирия пополнила галерею русских героев и мучеников: Пешков, Позынич, Прохоренко, Асапов, Заболотный, Цуркану. Но почти в каждом героическом случае есть горькое «но». Память о Пешкове и Позыниче обменяли на издевательские недоизвинения Эрдогана. В причастности к гибели Асапова громогласно и на уровне самых высоких инстанций обвинили американцев, не прекращая ни на минуту перед этими самыми американцами пресмыкаться. От Заболотного с Цуркану открестились и тут же о них забыли.
У России было множество причин, от метаисторических до экономических, прийти в Сирию. Масса возможностей сделать это эффективно и масса времени, чтобы ложка была к обеду. В результате все получилось топорно, грязно, бестолково и без особой выгоды даже для самого узкого круга бенефициаров. Возможно, с высоты последующих лет эта оценка подвергнется корректировке. Пока же картина такова: в декабре 2017 года почти завершилась одна из самых провальных военно-политических кампаний в нашей истории, значительно более провальная, чем часто сравниваемый с нею Афганистан. Хорошо, что завершилась. Плохо, что почти.
