Совсем недавно президент России Владимир Путин сказал о недопустимости «заставлять человека учить язык, который для него родным не является» - и вскоре показательный ответ прилетел со стороны министерства образования: 30 августа на «общероссийском родительском собрании» министр Ольга Васильева заявила, что считает «не совсем правильным, если ты родился и живёшь на территории Башкирии и Татарстана и не знаешь языка на бытовом уровне».
Точнее, там разыгралась целая сценка. Министр (кстати, сама родившаяся в ТАССР) старательно подчёркивала, что имеет в виду «бытовой, повторяю, бытовой уровень». Ведущий форума, профессор МГИМО Юрий Вяземский ввернул: «А татарский язык такой богатый». «Он такой богатый», — вторила Вяземскому министр.
Богатство языка – категория относительная. Если какой-то язык признаётся «богатым», то какой-то язык следует признать «небогатым», а то и прямо «бедным». Иначе категория не имеет смысла: все языки «богатые», «бедным» мы никакой язык не признаем – политкорректность не позволяет. Значит, всяк может сказать: «а английский (китайский, арабский, древнегреческий…) ещё богаче татарского, я буду лучше изучать его». И тут уж «степень богатства» ни подтвердить, ни опровергнуть. Итак, аргумент про «богатство» - вообще не аргумент в пользу именно татарского языка.
Теперь обратимся к доводу, который, на первый взгляд, выглядит чуть основательнее: «если родился и живёшь на территории N, правильно знать язык N». Но, во-первых, что значит здесь понятие «правильно»? Оно этическое или юридическое? Своим смягчающим указанием на «не совсем правильно» и «бытовой уровень» Васильева даёт понять, что это правильно – этическое.
Момент этот весьма спорный. Народ N не самозародился на территории N, не получил её в дар от Всевышнего – он лишь пришёл на неё за несколько столетий до русских, заместив и поглотив прежде обитавший там этнос. Зачем же признавать за ним исключительные этические права на территорию, где точно так же «спокон веков» живут, к примеру, чуваши? Да и русские здесь живут уж лет четыреста – сколько можно требовать от них, чтобы они считали себя чужаками? Это русская земля тоже – не меньше, чем татарская.
Но даже если допустить, что этический момент существует, нельзя не заметить, что вся аргументация, к которой прибегают официальные структуры Республики Татарстан, – не этическая, а юридическая и политическая аргументация. Всё нравоучительные разговоры в пользу бедных разбиваются о документ: Закон Республики Татарстан от 08.07.1992 № 1560-XII «О государственных языках Республики Татарстан и других языках в Республике Татарстан», именно о следующее положение: «…татарский и русский языки в общеобразовательных учреждениях и учреждениях начального и среднего профессионального образования изучаются в равных объёмах».
И это очень понятно. Если б речь шла лишь о неочевидной этике, татарский язык за пределами татарских школ или классов мог бы преподаваться – и осваиваться на уровне поверхностного бытового понимания – в рамках факультатива. Автор этих строк такое добровольное изучение русскими татарского языка приветствует, и вовсе не потому, что это «правильно», а потому, что это довольно интересно. Татарский язык сложен, но для общего развития не бесполезен, относительно широко распространён в республике, татарская речь звучит на улицах, понимать её в общих чертах – было бы неплохо.
Простые граждане-татары обычно хорошо отдают себе отчёт в том, что дальше этого уровня изучения русские в массе не продвинутся. Однако официальной Республике Татарстан нужно вовсе не это. Татарский язык превращён в рычаг, инструмент, лакмусовую бумажку независимости. И надо отдать республике должное: она это не скрывает. Да, «особое положение». Да, «суверенная республика». Да, «большая наша победа» (см., например, откровения профессора КФУ академика Индуса Тагирова, участника «переговоров о разграничении полномочий между Россией и Татарстаном»). Они всё говорят прямо и бьют в лоб ельцинским законом, принятым под давлением шантажа в пору величайшей слабости российского государства.
А вот российские федеральные чиновники годами притворяются, что речь идёт о «богатстве языка» и какой-то условной «правильности». Нет, речь совсем не об этом, а о непреодолённых последствиях политической слабости РФ.
Почему вскоре после таких, казалось бы, отчётливых заявлений президента РФ последовало странное мельтешение министра образования? Объяснение, которое представляется наиболее вероятным, неутешительно. Несмотря на поручение Рособрнадзору «проверить добровольность изучения государственных языков республик и родного языка из числа языков народов Российской Федерации», на федеральном уровне нет честности и решимости, которые совершенно необходимы, чтобы сломать кривую систему. А потому всё снова сведётся к благим пожеланиям и увещеваниям, «исправлениям отдельных недостатков», ведь противоположно направленные векторы вместе дают отсутствие действия – а в итоге можно притвориться, что никто не обижен. «Бег на месте общепримиряющий», как пел Владимир Высоцкий.
На днях пришло известие, которое, казалось, давало повод для оптимизма: в Набережных Челнах появился первый ребёнок, которому разрешили не учить татарский язык – после того, как его мать написала заявление директору школы (копии – в прокуратуру и министерство образования России). Потом решили, что заявлений должно быть четыре: директору, в министерство образования и науки РТ, в прокуратуру и в Рособрнадзор; шаблоны их есть, например, в группе «Родители Челнов за добровольный татарский язык» Вконтакте. Но тут в процесс вмешалась челнинская мэрия: нет, нельзя. Нет, татарский обязателен для всех. А кто не будет изучать – оставят на повторный год изучения, а в 9 классе не допустят к итоговой аттестации,
«среди родителей ведётся разъяснительная работа».
Эту разъяснительную работу я наблюдала лично, и не в Челнах, ибо она везде одинакова. В школах Татарстана директора осаживают родителей следующим образом: «Вы, когда поступали к нам учиться, давали согласие на наш учебный план. А в нашем учебном плане обязательный татарский язык. Поэтому ваши заявления ничего не решают, всё будет решаться наверху». Как уже говорилось, то, что речь идёт о политике, а не о «богатстве и правильности», - в республике никто не скрывает.
И ведь правда: поскольку во всех школах Татарстана обязательный татарский язык для всех – куда бы ни поступал ваш ребёнок, вы «даёте согласие на учебный план». Сегодня республика просто не предоставляет альтернативы. И официальные лица на местах делают всё, чтобы волна заявлений не стала массовой, информация замалчивается, в школах её отказываются обсуждать, а родителям страшно, что проку не будет, зато администрация «запомнит» их детей и будет вредить.
А кроме того, маховик разогнался. Автору этих строк довелось слышать, как учитель татарского языка – интеллигентная, адекватная женщина – говорит: «Я не хочу остаться без работы». Конечно, она не хочет. Конечно, если всё будет сделано честно, число желающих изучать татарский язык в обязательном порядке сильно сократится. И учителей татарского поэтому жаль. Но значит ли это, что русских детей следует обязывать изучать татарский язык в течение многих лет по четыре-пять часов в неделю, а потом устраивать им обязательный экзамен, влияющий на аттестат? Нет, не значит. Так не должно быть.
И дальше будет только хуже; необходимо выбираться из этого положения сейчас. Начать следует с того, что ныне обязательный для всех экзамен по татарскому языку должен быть отменён. Это первое и главное условие: родители русских детей не должны бояться, что им испортят будущее. Во-вторых, разрешение «не учить татарский» - это, конечно, хорошо, но ещё лучше, когда у желающих есть возможность изучать татарский добровольно и вариативно. Истинно добровольно и вариативно, потому что сам выбрал такую возможность для общего развития – а не потому, что согласился с безальтернативным учебным планом. А такая возможность – тоже система, но другая.
Смогут ли министерство образования РФ и Рособрнадзор обеспечить именно такую истинную и здоровую добровольность? Менять систему трудно, нервно, боязно – куда проще, кивая на отдельные заявления, сказать: «Вот, мы ведь пробовали, и не получилось». Или так: «Не страшны дурные вести, продолжаем бег на месте».
