«Прямая линия с Владимиром Путиным» - это главное политическое ток-шоу страны, венчающее собой систему телевизионных ток-шоу, с помощью которых в новейшую эпоху власть общается с народом или, как говорят недоброжелатели, зомбирует массы. Но это шоу, конечно, качественно отличается от неспокойных политизированных зверинцев под руководством Владимира Соловьева и его коллег-дрессировщиков.
Жанр «Прямой линии» заставляет вспомнить о традициях двух телепередач прежнего времени. Подобно «Клубу кинопутешествий», она дает зрителю возможность побывать, не сходя с дивана, в разных частях нашей необъятной страны - и недаром в сюжете об экологии на Байкале на заднем плане ненавязчиво проплывает хоровод этнически одетых пейзан, как бы случайно решивших потанцевать в живописном месте.
Подобно «Что? Где? Когда?», эта передача дает главе государства возможность проявить эрудицию, которой хватило бы не на шестерых, а на целую дюжину «знатоков», сыпать цифрами и фактами по самым разным темам – от судостроения до рождаемости. Правда, тут не обходится без сбоев, и одно только предположение Путина о том, что Лермонтов мог написать какое-либо стихотворение в 1842 году, может вызвать немало едких (конечно, несправедливых) спекуляций насчет истинной компетентности нашего лидера.
И еще это театр. Театр одного Актера с большой буквы, возвышающегося над тьмой режиссеров, осветителей, звукооператоров, гримеров и персонажей второго плана.
Театр документальный, где в технике verbatim разыгрываются сценки, основанные на письмах трудящихся очередному съезду КПСС. И в то же время театр карнавальный, фантасмагорический, где подлинное кажется поддельным, а тщательно отрепетированное и отобранное оборачивается подлинным и порой даже душераздирающим, где фальшь творится по замыслу режиссеров и по тому же замыслу разоблачается в прямом эфире (как в случае балашихинской свалки, чьи хозяева украсили территорию воздушными шариками в ожидании знаменательного события).
Новаторство этого сезона – мизансцена в виде «нелицеприятных вопросов» от пользователей сети, которые спорадически всплывали на экране параллельно плавному течению президентской речи. Причем у дотошного наблюдателя могло возникнуть предположение, что «недозволенные» вопросы отбирались еще тщательнее, чем дозволенные.
О чем поведал Путин? Если говорить в целом: у нас все хорошо, но есть отдельные недостатки.
Про экономику: рецессия преодолена, есть небольшой экономический рост, инфляция рекордно низка, но доходы населения упали и теперь у нас целых 13,5% бедных – больше, чем в докризисном 2012 году, но сильно меньше, чем в «святые» девяностых (35-37%). Словом, ни голые, ни одетые, но есть шанс когда-нибудь прибарахлиться.
Попутно президент выдвинул довольно свежий догмат о вечности санкций: мол, наша страна оказывалась под санкциями всегда, когда набирала силу, в течение всей своей истории, не только в советское время, но и до революции. Как этот догмат будет развит и уточнен аналитиками, пока непонятно, но идея «системных либералов» о том, что ради экономического роста нужно добиваться снятия санкций любой ценой, Путиным категорически не поддержана – как минимум на публике. И как бы вторя президенту, выступил знатный овощевод, который от имени всех прочих овощеводов поблагодарил национального лидера за санкции против турецких помидоров, которые помогли отрасли подняться с колен.
Вот с чем у нас точно очень хорошо, так это с сокращением материнской и младенческой смертности; вообще, к теме рождаемости президент с удовольствием возвращался - и даже чуть ли не принимал роды в прямом эфире, приветствуя счастливого русского отца и его младенца в Башкортостане.
Отдельные недостатки, о которых спрашивали Путина, оказались настолько архетипичными, вечными и предсказуемыми, что они подчеркивали уверенное, спокойное развитие страны чуть ли не лучше, чем рапорты о достижениях в свиноводстве или освоении Арктики.
Учительница начальных классов из Иркутской области жалуется на маленькую зарплату. Путин: пусть разберется школа.
Матери-одиночке из Забайкалья не дают жилье вместо сгоревшего, а женщине из Ставропольского края не выплачивают компенсации за затопленное жилье. Путин пеняет губернаторам.
В ХМАО люди бедствуют, живут в вагончиках. В Ижевске живут в бараках. Путин лично обещает прилететь в Ижевск и проверить.
Женщине-инвалиду из Орла не выдают льготные лекарства. Больная раком девушка Даша из города Апатиты жалуется на плохую медицину. Мальчику Андрею из Находки плохо из-за угольной пыли. Путин поработает, Путин всем поможет.
В ходе прямой линии Путин мудро, подобно царю Соломону, решил два скандальных вопроса культуры.
Во-первых, велено режиссеру Учителю с фильмом «Матильда» впредь препон не чинить, а Наталья Поклонская пусть себе ругается. Во-вторых, по Исаакиевскому собору: у нас государство светское, но большевики причинили церкви много зла, да и сам Исаакий строился как храм, а не как музей, тем более что это и не музей, а издевательство. Так что богослужениям в Исаакии быть.
О чем же не говорил Путин? Или, вернее, о чем его благоразумно не спрашивали?
Прежде всего, в четырехчасовом разговоре начисто отсутствовал Донбасс. Постоянные обстрелы, которые каждую неделю уносят человеческие жизни, минский процесс, нормандский формат – все это не интересовало собеседников Путина. Какая русская весна, где вы ее видели? Русская осень на дворе, посмотрите в окно, чай не май месяц.
Зато прозвучал патетический вопрос из Киева: «Почему вы нас бросили?» То есть, всю Украину, имеется в виду. Да нет же, не бросили, помним, сочувствуем, но не хотим вмешиваться во внутренние процессы. И дальше – долгий монолог про Виктора Медведчука, который был назван другом Путина. Медведчук, по мнению Путина – украинский националист, но правильный украинский националист, в духе Грушевского, а также «Драгоманова или что-то в этом роде». Грушевский, оказывается, был за федерализм.
То есть, прямым текстом сказано: будем продолжать делать ставку на гнилых бюрократов из породы Януковича, из окружения Януковича. А что же Порошенко? О нем Путин тоже говорил по-доброму, с мягким юмором, «из уважения к украинскому народу». По большому счету про Украину было сказано следующее: никакой внятной политики на этом направлении у нас нет, и на обозримое время она нам не нужна. Будем шутить, подкалывать друг друга, но не более того.
Вообще разговаривать о международной политике всерьез Владимир Владимирович был не настроен. Бывшему шефу ФБР Джеймсу Коми, например, он предложил политическое убежище в России: как говорится, знатный троллинг. О Сирии – очень скромно, хотя и с душевной теплотой. О Ближнем Востоке в целом… ну, видимо, это не телевизионный разговор. Да и международный терроризм отдельной темой не стал.
Еще две зоны умолчания – это изменения в составе правительства и уличные протесты. Правда, эти темы освещались в «провокационных» надписях на экране, подчас творчески утрированных орфографическими и фактическими ошибками: «Три срока президенства – достаточно!», «Вся Россия считает, что вы засиделись на «троне», «Когда отправят Медведева, Чубайса, Кудрина, Грефа и других в отставку?».
Ну вот, пожалуй, и все… хотя нет, как говорил детектив Коломбо, есть еще одна вещь. Может быть, мелочь, а может быть, самое важное, что было сказано. Путин объявил себя дедушкой! Это решительный поворот от привычного, известного всему миру образа мачо. Теперь, видимо, президент будет осваивать поведенческую модель мудрого старца, многое повидавшего, снисходительно взирающего на суету молодых.
Значит ли это?.. Или - не значит ли это?.. В общем, на самый главный вопрос, который Путину пару раз в разной форме пытались задать, он мог просто не отвечать. Пойдет ли он на президентские выборы или не пойдет, совершенно неважно.
С одной стороны – ну может ли он не пойти? Ведь четыре часа подряд зрителей убеждали в том, что ни забор починить, ни козу подоить в огромной стране, кроме Путина, решительно некому. С другой же – «дедушка нации» уже достиг такой степени просветления, что способен руководить страной и без официальной должности.
Что же до непредвзятого стороннего наблюдателя, то ему Россия в версии «Прямой линии» могла бы показаться удивительно скучной страной. Но разве не об этом, не о двадцати лет покоя мечтал Столыпин, повелитель вагонов и галстуков, удостоенный памятника у Дома Правительства?
