Проблема обоснования действий России по отношению к Украине стала центральной для российского общества. Страна как субъект мировой политики несет ответственность за свои действия. Если действия субъекта абсурдны, нелогичны, непоследовательны и выходят за рамки общепринятых норм поведения иных субъектов политики – это ставит под вопрос его существование. Как в силу стремления ликвидировать такого неадекватного субъекта иными субъектами, так и из-за невозможности обосноватьсмысл своего существования. Обоснование важно не столько для власти, сколько для общества, которому необходимо понимать смысл действий своей страны. В данной статье утверждается, что палитры обоснований не существует. Непротиворечивое и при этом не аморальное обоснованиеодно и обозначено как общерусский подход. Причем, это обоснование в основных положениях совпадает со стратегическим подходом решения проблемы русско-украинских отношений. Но для того, чтобы говорить о решении, нужно упомянуть так называемые упущенные возможности России.
Распространенное утверждение, что до трагедии на бывшей Украине довела бездеятельность России. Она, в отличие от запада, и, особенно, от США, не сформировала на Украине нужную ей элиту, не занималась гуманитарными вопросами через неправительственные фонды и позволила вырасти поколению, считающему Россию чужой страной, или даже относящемуся к ней враждебно. Бездеятельность власти РФ вроде бы очевидна, однако для оценки последствий этой бездеятельности необходимо объективно оценить, что можно было сделать в том положении.
Затертый штамп об «отсутствии пророссийской элиты» игнорирует саму сущность возникшего после развала СССР государства Украина. Украинские элиты еще при Кравчуке взяли курс на разрыв с РФ во всех сферах, где это было возможно. В информационной, образовательной, военной и даже экономической, если украинской элите это казалось выгодным. Россия изначально воспринималась этой элитой, как угроза для ее суверенитета. Идеология «украинства» была выбрана как безальтернативная и должна была обеспечить отторжение всего русского, а также задавить в обществе советскую ностальгию и юнионистские стремления.
Все значимые политические силы Украины работали на обеспечение «незалежности». О «пророссийскости» Партии Регионов можно даже не говорить. Но можно сказать о коммунистах,которые считаются гонимой пророссийской силой, на последних выборах не прошли в Раду, а после вообще были запрещены. Однако во все предыдущие Рады они проходили, а в девяностые имели наиболее многочисленные фракции. В 1996 году они обеспечили 42 голоса за принятие конституцииУкраины, которая закрепляла украинский единственным государственным языком. После этого все предвыборные компании коммунистов проходили под лозунгами предоставления русскому языку статуса государственного.
Политические силы, выступающие за реальное объединение с Россией, были полностью маргинализированы, и, обычно, даже не допускались до выборов. У России не было никакой возможности сделать эти силы популярными у электората и, тем более, привести их к власти, действуя в рамках украинского законодательства, поскольку это противоречило устремлениям ВСЕЙ без исключения украинской элиты, контролирующей ключевые СМИ.
Самый существенный упрек, который предъявляют российской власти – отказ от борьбы за идентичность населения Украины в результате чего из «братского народа сформировалась русофобская нация», в то время как США с помощью неправительственных организаций могли воздействовать в нужном им ключе. Но здесь как и при предъявлении претензий из-за отсутствия пророссийских политических сил не учитываются изначальные условия. Для Запада достаточно было действовать в русле движения украинской государственной машины. Для России нужно было идти вопреки направлению украинской государственной пропаганды. Россия не могла выглядеть экономически привлекательней Западной Европы. Здесь нет аналогии с отношениями между США и Мексикой, когда последней просто не на кого ориентироваться, кроме как на США.
Единственный для России вариант работы с населением – воздействовать таким образом,чтобы у него возникло желание и готовность разрушить сложившеюся государственную систему Украины. Возможно это при наличии у активной части общества определенных ценностей, из-за которых они готовы были отвергнуть существующее государство Украина ради союза или даже соединения со страной с заведомо более низким уровнем жизни чем на Западе.
Обычно в истории такое возможно, если ведется национально освободительная борьба, когда люди стремятся сбросить антинациональную и чужую, по их мнению, власть и соединиться с родной страной. В ситуации с Украиной всегда возникал вопрос – имелось ли там достаточно населения, ощущающего или способного под воздействием России ощутить себя русскими? И не просто русских, а готовых ради возможности объединения с Россией бороться с государством Украина?
В любом случае, решение проблемы антироссийской Украины возможно было только кардинальным методом, и фрустрации по поводу отсутствия пророссийской элиты и неэффективности пророссийской пропаганды на Украине не имеют под собой основания.
«Провал» российской политики, (которая априори не могла иметь успех, если под успехом понимать создание в рамках украинского законодательства пророссийских сил, способных превратить Украину в надежного союзника) заставил многих задуматься об украинском обществе и его реальных устремлениях. Представления о братском народе, который проживает везде на Украине кроме «западенщины», быстро испарились. Однако, новацией для жителей РФ стало даже не отношение на Украине к России и русским, возвратившим Крым, но отношение к людям, не принявшим госпереворот на юго-востоке и особенно – в Донбассе. Квинтэссенцией отношения, которое нельзя назвать иначе как «оскотинивание» стала формула «сами себя обстреляли».
Термин «оскотинивание» в данном случае не означает желание каких-то зверских бесчеловечных действий. Это способ достижения спокойного отношения к таким действиям. Когда человек сознательно хочет уничтожения мирного населения, нелояльного его государству – его желания преступны, но преступное желание исключительно человеческое, животным не свойственное. Если человек исключает для себя вину за свои действия, объясняя все тем, что жертва сама себя убила, то есть устраняет реальную причинно-следственную связь, возникает аналогия с животным. Ведь животное не должно испытывать чувство вины, если оно ест человечину, у него просто не возникают даже мысли о вине. Формула «сами себя обстреляли» или чуть менее вопиющей вариант – «ответный огонь по жилым кварталам», в тех случаях, когда это явная ложь, служит именно снятию вины за «питание» человечиной.
В сети активно обсуждались празднования «победы» украинских патриотов в Одессе и активное или молчаливое одобрение произошедшего значительной частью украинского общества. Но та карикатура с кровожадными маньяками, которая рисуется различными борцами с украинским фашизмом, постоянно затеняет проблему. Проукраинские граждане «оскотинились» не ради любви к зверствам и Гитлеру, а по обстоятельствам. Долго убеждая себя, что Украина едина и угроза распада лишь кремлевская пропаганда, они столкнулись с реальностью. Потеряв Крым без единого выстрела и увидев людей с российскими флагами на улицах юга и востока, им захотелось, чтобы проблема решилась любым способом. Только тогда уже и так не высокие моральные ограничения были сняты. Следует подчеркнуть, что говоря об украинском обществе, имеется ввиду активное украинское общество, то есть та его часть, которая является потребителем украинской пропаганды и одновременно формирует заказ на форму, в которой эта пропаганда осуществляется. Возможно, это общество не является большинством от всего населения нынешней Украины, но остальные группы не играют особой роли в политической жизни. Они или принимают официальную пропаганду без сомнений, или пассивно отвергают ее. Активно противостоять этой пропаганде запрещено.
Нужно признать, что именно Россия в значительной степени подтолкнула к выбору «оскотинивания» активное украинское общество, поскольку проявлять благородство и сохранить Украину было невозможно, победить в бою невозможно, позволить строить мирную жизнь на территории ДНР и ЛНР невыносимо, но и признать, что целенаправленно убиваешь мирных людей, желания не было. Формула – «сами себя обстреливают» оказалась оптимальной.
Эта формула производна от более общей формулы «реальность есть украинофобия», которая стала основополагающей для «неоукраинства». Нежелательную и неприглядную реальность, а для «украинства» вся историческая и политическая реальность в той или иной степени была неприглядна, игнорировали.
Заострение внимания на вышесказанном - не обличение моральной низости активного украинского общества, а демонстрация, что реальный диалог с ним невозможен из-за нежелания принимать реальность. Зато остается вопрос, что с этим обществом делать?
Для осмысленного разговора о решении проблемы русско-украинских отношений должны быть усвоены два положения.
Положение первое: Россия не могла успешно действовать на украинском политическом поле, находясь в рамках международных норм, признающих государственный суверенитет Украины. Единственная возможность заключалось в формировании на территории Украины сил, способных демонтировать государственный проект Украина.
Положение второе: избавление от моральных норм с помощью игнорирования неудобной реальности доминирует в активном украинском обществе и исключает осмысленный с ним диалог.
Два условия: возможность решить вопрос на Украине только революционным путем и доминирования общества, которое готово ради Украины закрывать глаза на любую аморальность, на первый взгляд лишают Россию возможности найти приемлемое решение. Революционный путь предполагает наличия активных общественных сил, способных взять власть ради объединения с Россией и большинства, которое готово их поддержать. Если на Украине доминирует общество, которое не желало никакого объединения, и ради этого готово закрывать на убийство формально своих сограждан, то о какой пророссийской революции может идти речь?
Исходя из тех подходов, которые рассматривали Украину как субъекта, а пророссийское общество на Украине, как доминирующее, и из братских чувств делающее Украину союзником, то никаких перспектив нет и не было. Украина была законченным антироссийским объектом, очень удобным для противников России, а слабое пророссийское общество Украины не способно было это изменить.
Существует лишь один подход, который не гарантирует успеха в нынешней запущенной ситуации, но, по крайней мере, дает шанс и имеет логически непротиворечивое описание. Имеется ввиду выбор общерусского подхода. Однако понимание общерусского, как правило, весьма размыто и обычно подменяeтся представлением о триедином русском народе.
Наиболее распространенное представление (оно было почти официальным в СССР) таково: древнерусская народность образовалась из славянских племен и после распада Руси разветвилась на великорусскую, малорусскую и белорусскую. До сих пор идут споры, нужно ли считать их одним народом или разными? Ведь если разными, то согласно советским фольклорно-племенным принципам разделение на независимые государства закономерно.
Здесь важно, что и сторонники единого русского народа, и сторонники теории братских народов с общими корнями, изначально находились в тупике при полемике с «украинством». Поскольку спор всегда был о неизвестном, соответственно получалось слово против слова, без возможности верификации сказанного.
Мы не сможем точно определить в каком виде существовала народность Древней Руси и в каком виде существовало само это государство. Очень мало имеется свидетельств, причем, как правило, косвенных. На период, который можно относительно четко идентифицировать, а именно позднее средневековье, на территории условных Малой и Великой Руси проживало население, в абсолютном большинстве своем крестьянское, говорившее на близком языке (наречиях), исповедующее православную веру, именовавшее себя этнонимами, связанными с корнем «рус». Хотя малороссами или малороссиянами никто себя не именовал, кроме небольшой группы образованного сословия. Тем более никто не именовал себя великороссами, а не русскими. И главное, что при воссоединении русских земель, начавшемся после Переяславской Рады, те, кого стало принято именовать великороссами и малороссами, не воспринимали друг друга как один народ. Еще во время смуты 1612 года в России население русских городов не воспринимало банды казаков, грабивших эти города, как польских граждан русского происхождения. Наименования «хохлы» и «кацапы» само по себе свидетельство различий, закрепленных в сознании на низовом уровне.
Только к общерусскому проекту нации наличие этнических различий имело опосредованное отношение. Для формирования нации простонародные массы являются материалом, изначальные свойства которого важные, но не определяющие. Для русской нации важно насколько из существующего этнического материала (великорусского и малорусского) возможно сформировать идентичное в культурном плане население: с общим языком, близкими поведенческими стереотипами и, главное, представлением о принадлежности к одной стране и ее истории. Естественно, что главная фаза нациистроительства для больших европейских наций связана с урбанизацией, когда традиционный крестьянский быт уступает место унифицированному городскому. Представление о Единой Руси и единстве народа важно лишь как некий воображаемый образ. Согласно этому образу территория Малой Руси являлась национальной территорией русского народа (большой нации). Также согласно принципу построения большой русской нации все представители русских племен ДОЛЖНЫ были быть объединены общим русским языком и жить в одном государстве.
Наличие общей веры, этнонимов, отсылающих к древнерусскому происхождению, наконец, большая близость наречий, относительно их близости к иным славянским языкам, вполне достаточно для избрания древнерусского мифа за основу государственного и национального строительства. Однако, здесь ключевое слово «строительство», а не прорастание древнерусского корня с его ветвями. Этничность имеет огромное значение, когда люди проживают в традиционной сельской среде. Городские жители, которые говорят на одном языке и не имеют контрастных расовых различий, связывают национальную принадлежность с племенем и фольклором только посредством воображения, то есть проблема успешности или не успешности общерусского проекта лежит не в области этнического, а в области национального сознания.
Безусловно, для создания единой монолитной нации наличие этнических или субэтнических особенностей является препятствием. Но весь вопрос – насколько оно преодолимо? Очевидно, что для преодоления препятствий создаются соответствующие условия. Классическим условием создания единой нации, тем более большой европейской нации, является наличие общего государства. Рассуждать о закономерном провале проекта создания единой нации, если на части национальной территории искусственным образом создано государство, реализующее иной, враждебный проект нации, как это было в ситуации с Украиной, довольно странно.
Если обратиться к практике построения общей русской нации, то везде, где оно проводилось с соблюдением технологии модерного нациистроительства, можно говорить об успешности проекта. Даже в СССР, где сама постановка вопроса о большой русской нации была под запретом, реализация общерусского проекта имела успех. На территории РСФСР абсолютное большинство малороссов в конечном итоге записались в русские. Но даже на основной территории Новороссии, входившей в УССР, значительное число людей приобрели «общеславянскую» идентичность, не делая особого различия между русскими и украинцами. Можно предположить, что при реализации полноценного общерусского проекта и с абсолютным приоритетом культурного и политического единства, сам проект был бы успешно реализован.
Принципиальный вопрос любого проекта нации, а тем более общерусского – как должно быть, а вовсе не как справедливо исторически. Определение территорий в качестве национальных, их значимость как национальных, решает национальное ядро (совокупность людей с четким сформулированным представлением о границах нации). Иначе невозможно преодолеть противоречия, связанные как с изменением в национальном составе, так и с изменчивостью настроений проживающего на территории населения. Самый яркий пример можно привести с Крымом. В России это подавалось как возврат несправедливо отторгнутой национальной территории, имеющей особое символическое значение. Одновременно, упор делался на мнение абсолютного большинства жителей, желавших вернуться в Россию. Но, если представить, что в Крыму номинально были бы зарегистрированы три миллиона жителей западной Украины или три миллиона якобы крымских татар, проживающих в Турции, которые явно в Россию не хотели. Можно было бы говорить, что Крым не должен возвращаться в Россию? С точки зрения русского национального сознания Крым, в принципе, был российской территорией, и мнение населения имело второстепенное значение.
Еще более сложный вопрос с включаемыми в нацию этническими группами и сообществами. Если человек, согласно мнения национального ядра, был включен в русскую нацию, а сам он принципиально считает себя представителем иной нации, можно ли считать его русским? Для тех, кто связывает нацию и кровь (например, как это было в СССР с его национальностью) можно, поскольку кровь не водица. Украинцев адепты «украинства» отделяли от русских, приписывая им иную биологическую составляющую. Русские националисты, стоящие на позициях нация=кровь, но считающие украинцев русскими, заявляют, что генетические различия ложь, а на самом деле русские и украинцы едины. Не трудно заметить, что этнобиологизаторский подход заранее нес в себе противоречия.
Общерусский подход снимал противоречия этнобилологизаторского подхода. К русской нации относили всех выходцев Древней Руси, которые говорили на близких наречиях и исповедовали «греческую веру». При этом допускалось, что большая нация предполагает смешения народностей и племен, различия на уровне простонародных говоров и диалектов, простонародного быта и культуры. Главный вопрос был в расстановке приоритетов. Высокая национальная культура была приоритетна перед простонародной, принадлежность к общей истории религии и государству важней фольклорных различий. Принятие этих положений и означало полноценную включенность в нацию. Советский приоритет фольклора и воображаемой (никто не сможет точно проследить биологическое происхождение всех представителей нации) крови на самом деле легитимировал предательство русской нации.
Для малороссов, которых записали «украинцами» в СССР, было легитимировано предательство русских, поскольку отличия в языке и народном быте делали их иным народом, ничем не обязанным русским. Но, самое главное, что для русских предательство со стороны украинцев и существование отдельной Украины также было легитимировано – ведь там другой народ, да еще и братский. На самом деле легитимация «украинского» предательства для русских и нормальное отношение к самостоятельной Украине, есть фактор, определивший все развитие нынешнего русско-украинского конфликта в том виде, в каком он случился. Предательство в данном контексте употребляется опять же не в морально-обличительном ключе, а как нарушение норм определенного сообщества.
Согласно общерусскому подходу желание отделиться из-за фольклорных отличий вместе с русской национальной территорий есть предательство по формальным, а не морально-этическим основаниям. Ключевым вопросом является – какие права, а еще важней, какие обязанности налагаются на людей, включаемых в единую нацию. Когда в середине 17-го века территория Малороссии вошла в Московское государство, для царя и его окружения принципиальным были права русского самодержца на территории древнего русского государства и, прежде всего, Киева. Вопрос обоснования принадлежности территории определенному народу встал позже. Но само включение малороссов в единую русскую нацию, которая завоёвывала и осваивала новые территории как национальные, предполагал обязанность каждого перед сообществом и не предполагал приоритет фольклорных отличий национальному единству.
В силу советской национальной политики, в России украинцев воспринимают как правомочного субъекта данной территории. Они предстают или как русофобы и криптобандеровцы, которые не нужны России, или как братья и обманутые русские, которых Россия бросила. Исходя из общерусского подхода, само предательство не дает прав на территорию и не рождает субъектность. Можно не возвращать свою национальную территорию по прагматическим соображениям – очень дорого экономически, будет сильное противодействие внешних сил и т.д.. Можно бросить территорию по гуманистическим соображениям, чтобы не уничтожать население, если оно будет массово противодействовать России. Но прагматизм и гуманизм сами по себе не порождают право отторжения земель из-за предательства.
Для восприятия общерусского подхода важно различие национального и этнического. Надо признать, что одним из существенных ресурсов «украинского» сепаратизма была низовая взаимная ксенофобия малороссов и великороссов. На эту ксенофобию делалась ставка при формировании отдельного «украинского» национального сознания. То, что эта ксенофобия имела место, свидетельствует как множество примеров фольклорного творчества, так и сами наименования «хохлы» и «кацапы». С точки зрения фольклорно-племенного разделения народов, которое было зафиксировано в СССР и до сих пор доминирует даже среди политологического сообщества, ксенофобия среди представителей одной нации – нонсенс. Поэтому признание фактора ксенофобии есть признание факта двух разных народов. С позиций общерусского подхода, который является по своей сути конструктивистским, наличие этнографических различий лишь ставит вопрос о способности преодоления этих различий при соблюдении технологий построения большой нации. Понятно, что если одна часть сообщества ненавидит другую часть за фольклорные признаки, то о национальном единстве говорить нельзя.
Как было указано выше, везде, где технология соблюдалась, демонстрировался успех формирования общей русской нации. В тех областях и, особенно, городах, где было смешанное великорусское и малорусское население, наблюдалось: доминирование общей русской культуры, отсутствие образования этнических малорусских или великорусских диаспор, смешанные браки и, соответственно, отсутствие или минимальный уровень ксенофобии. Это касалось и территории Новороссии, включенной в состав УССР. Существенное отличие было в том, что на территории РСФСР значительная часть малороссов называла себя в переписи русскими, а в УССР украинцами.
Можно теоретически представить человека из малороссийского села, который испытывает ощущение чужеродности косоворотки и лаптей, обожает свою этническую культуру, говорит на суржике, но верен Российскому государству, готов за него воевать и имеет представление об общей русской нации. То есть вопреки племенным предрассудкам, верен интересам нации. Но даже не надо представлять (в силу множества наглядных примеров) говорящих по-русски и не испытывающих никакой ксенофобии по отношению к великороссам, но живущих на Украине и считающих себя украинцами. Верность Украине и своей национальности многих подвигла поддерживать карательную операцию против бывших своих сограждан (причем, не только вооруженных), которые захотели вернуться в Россию. С точки зрения уважения прав суверенного государства Украина – это вполне последовательная позиция (пусть и аморальная с общечеловеческой точки зрения, но все ради Украины). Так при многократно провозглашенной позиции государства РФ уважения суверенитета Украины против желания уничтожить всех «сепаров» ради целостности государства и возразить особо нечего, кроме некого блеяния про непропорциональность применения силы.
При общерусской позиции рассмотрения самого укропатриотизма как предательства русских, а убийства живущих на своей земле русских за желание соединиться с Россией, как преступления против России – основания для веских возражений имеются. То, что это предательство на протяжении ста лет украинцам преподавалась как право, а на протяжении последних двадцати пяти лет как доблесть, может служить и объяснением, и поводом для некоторого снисхождения, но никак не оправданием - в силу тяжести содеянного.
Общерусский подход к «украинской» проблеме единственный, не имеющий противоречий, которые содержат различные теории решения проблемы российско-украинских отношений. Прежде всего это теории: единого народа, разных (братских или враждебных) народов, выгодного межгосударственного сотрудничества, полного обособления и пр. Однако общерусский подход решительно отвергался не только российскими либералами, поддерживающими обычно «украинство», чем бы оно не промышляло. Очень многие сторонники союза с Украиной также категорически отвергали общерусский подход, который, по их мнению, обижал братский украинский народ, отрицая его государственность. Выдвигались аргументы, что украинцы уже сформировались как нация, и любые попытки пересмотреть границы приведут к разрыву с Россией и вооруженному конфликту. А так существует большое количество нормальных украинцев, желающих сотрудничества с Россией.
Контраргументы, что процесс имеет четкую направленность, которая не может быть изменена без радикального вмешательства, противниками войны отвергались. Факт, что на Украине с разной степенью интенсивности продвигалось, а с момента «незалежности» доминировало «украинство», которое исключало даже нейтральные отношения с Россией, игнорировалось. Единственный вариант недопущения конфликта для России – полностью отказаться от влияния на Украину, принимая все, что там творится, как неизбежное. Но даже такая политика несла угрозу для РФ, которая позиционировала себя как преемник исторической России, и официальный преемник СССР. Полностью скрыть тот факт, что само создание Украины в том виде, в котором ее создали, есть преступление против русских, как нации, было невозможно. Попытки же играть с помощью мягкой силы экономических интересов и культурного влияния, как сказано выше, были обречены на провал. По крайней мере если ограничиться только этими ресурсами.
Наличие Украины, где десятки миллионов русских или потенциально русских, были предназначены на ассимиляцию, подавление или выдавливание с родной земли и передача собственной национально значимой территории враждебному государству, было символом неполноценности России, которая к этой неполноценности относится нормально. Здесь ключевое слово «символ». Экономическое значение территории и населения не являются критичными для России. Их ценность довольно спорная, с учетом развития технологий, заменяющих человека и облегчающих логистику.
Но ценность символов может перевесить множество материальных ценностей. Даже война на Донбассе и нынешнее противостояние с Западом, не может перевесить тех издержек, которые у России возникли бы от невмешательства на Украину после переворота 2014 года. Говоря о цене войны на Донбассе, имеется ввиду моральные и материальные издержки для государства РФ и ее общества в сравнении с моральными издержками, если Россия просто проглотила бы переворот. Трагедия людей, непосредственно пострадавших от войны, с издержками РФ не сравнивается, поскольку это несоизмеримые вещи.
Вмешательства и войны избежать не удалось, однако сама нацеленность избежать войны с помощью лжи, полуправды и неадекватности – плоды свои дала. Люди в России за сто лет настолько подсели на стереотипы и штампы об Украине, что даже очевидная их несостоятельность не заставляет от них отказаться.
Общерусский подход в свою очередь не означает игнорирования реальности и непонимания, что должное может не совпадать и, даже никогда не совпасть, - с сущим. Это тем более не означает игнорирование вопросов гуманности или экономической целесообразности. Если для возврата национальной русской территории и утверждения там русского самосознания необходимо проводить геноцид или этническую чистку, то эта территория не нужна. Галиция тоже в каком-то смысле Червоная Русь, но надеется на включение проживающего там большинства населения в русскую нацию может только умалишенный. Другое дело, что при наличии ресурсов можно иметь символически значимую территорию даже с проживающим там нелояльным населением. Сербы не отказывались от Косово в силу и символического значения самой территории и символического значения борьбы государства за территорию, которая по закону входит в его состав. Хотя никаких возможностей обеспечить доминирование сербского самосознания у большинства населения Косово не было. При определенных условиях и возможностях допустимо в включение в состав России и Киева, несмотря на нынешнее самосознание жителей. Именно из-за символического значения самого города. Но весь вопрос в цене. Естественно если экономические и политические издержки присоединения части приведут к разрушению целого – это не то, к чему нужно стремиться. Общерусский подход не означает отказ от соотношения целей и средств. Если силовые действия для защиты своих неизбежны это не означает отказ от стремления избежать или минимизировать жертвы среди мирного населения и со своей стороны, и даже со стороны противника.
Но самым не прагматичным действием является ставка на то, чего нет, только из-за того, что так кажется удобней. Как бы ни хотелось, чтобы на Украине были пророссийские силы, способные САМИ кардинально изменить ситуацию, таких сил не было. Пророссийская часть Украины даже не имела устойчивого большинства, а с учетом, что за антироссийскими силами всегда стояло государство Украина, то пророссийское дело было обречено. И критерий реального специалиста по Украине, а не шарлатана – признание этой обреченности. Не обреченной ситуация становилась, если русское население РФ складывалось с русским (по национальному самосознанию, а не этничности) населением Украины. Тогда русские как нация становилисьна этой территории абсолютно доминирующими.
Наиболее реальным действием, решающим для России множество проблем, было бы отторжение от Украины после госпереворота, помимо Крыма и Донбасса, шести областей, составляющих основную территорию исторической Новороссии и Слобожанщины. То есть харьковской, одесской, запорожской, николаевской, днепропетровской и херсонской. Области здесь расположены по убыванию населения, желающего воссоединения с Россией или лояльного этому воссоединению.
Это могло бы не допустить войну в нынешнем виде. У оставшейся части Украины не было бы ресурсов решить проблему силовым путем и не было иллюзий легкости решения в будущем. Часть населения Новороссии можно было рерусифицировать, то есть сделать составной частью русской нации. Часть, котораяв силу утвердившегося «украинского» самосознания Россию отвергала, можно было не дать использовать русофобскому государственному образованию, как это происходит сейчас при борьбе этого образования с Донбассом.
Но возврат Новоросии был и остается возможным только при масштабном вводе войск, и, соответственно, поддержке этого действия значительной частью населения самой России. Что, в свою очередь, предполагало уверенность в необходимости возврата своей национальной территории и своего населения (даже если оно не составляло на этой территории большинства). При этом отторжение России другой частью населения Новороссии, уверенного, что на территории должна быть Украина, у русских замешательства не вызвало бы, а подвигло к принятию соответствующих мер. То есть масштабное решение возможно при наличии у активной части населения России общерусского взгляда на ситуацию. Решение невозможно, если имеется установка на «спасение братьев от фашизма», или на то, что Новороссия заселена поголовно русскими, желающими воссоединиться с Россией. Последние две установки жестко разбились бы о текущую реальность.
Несостоявшаяся Новороссия и, особенно, трагедия на Донбассе неизбежно поднимает проблему оправдания за провал. Имелось ли убедительные причины бездействия России? И стоит ли говорить об оправданиях, тем более, если они, возможно, не соответствуют истинным мотивам, которыми руководствовались власти РФ. Бывают случаи, что правдоподобное и основывающееся на морали оправдание произносить важней, чем циничную правду.
Вопрос об оправдании касается отказа от введения российских войск (про отказ от ввода войск имеет смысл говорить только о событиях после возврата Крыма) на территорию бывшей Украины, которое имело два последствия. Первое – это провал Большой Новороссии, который был неизбежен без введения войск. Второе – это трагедия войны на Донбассе, когда по сути незаконные вооруженные формирования бывшей Украины, включая ВСУ, стали убивать людей на Донбассе, на первом этапе вообще безнаказанно.
Провал Большой Новороссии – есть провал стратегии России, но он не ставит так остро вопрос морально-этического характера. Можно долго спорить насколько само население желало вхождения в Россию, считает ли оно себя оккупированным нацисткой бандеровской властью и если считает, то какая часть? Но риск полномасштабных боевых действий в случае введения войск и отсутствие полноценного восстания на территории Новороссии может для многих уравновесить горечь от геополитического поражения.
Совершенно иная ситуация с трагедией на Донбассе, где погибли многие тысячи мирных жителей и оправдания по типу «лишь бы не было войны» не проходят. При этом донбасская трагедия разыгралась на фоне бескровного присоединения Крыма, где основную роль сыграли войска специального назначения и контингент ЧФ РФ. Донбассу также была обещана поддержка российской армии. Донбасское восстание в значительной степени поддерживалось и координировалось из РФ. Часть ключевых фигур вооруженного восстания были гражданами России. Но самое главное, что никакое восстание такого типа не могло иметь шансов на успех без информационной и военной поддержки России. Однако она ограничивалась только неофициальными каналами с использованием вооружения, которое теоритически возможно было захватить у украинских войск (принцип относительно правдоподобной лжи). Использования широкого спектра вооружений российской армии должно было нанести поражение украинским вооруженным формированием и исключить дальнейшие боевые действия. В нынешней же патовой ситуации кровопролитие может быть бесконечным.
Основной причиной такого поведения России я считаю нежелание нарушать некие понятия международных отношений, которые были бы нарушены при открытом введении войск. Но ни нежелание нарушать международные понятия, ни опасения полноценных, а не предупредительных, как сейчас, санкций, не может служить оправданием допущения донбасской трагедии.
Единственное частичное оправдание – состояние активного украинского общества, которое было определено, как «оскотинивание». Можно предположить, что после Крыма киевская власть уже не могла принимать отторжение территорий без сопротивления. При невозможности противостоять российским войскам, ставка была бы сделана на максимальные жертвы среди мирного населения, за которые ответственность была возложена на Россию, как вторгшуюся на Украину. Причем, это достигалось не только за счет прикрытия мирным населением военных частей расположенных в городах. Украинские войска сами бы стали стрелять по населению, обвиняя Россию и мировое «цивилизованное» сообщество это бы приняло, поскольку вторглась Россия. Есть все основания полагать, что и обстрел Мариуполя зимой 2015-го и взрыв под Волновахой, совершенно бессмысленные с военной точки зрения, примеры именно такой политики Украины. И главное, что в значительной части украинского общества это вполне было принято нормально. Преступления совершается ради Украины и против неблагонадежного населения. Убить тысячи людей и обвинить в этом Россию, не так обидно, как сдать территорию вместе с населением без боя.
Поэтому у России стояла бы задача не просто бороться с противником, а обезвреживание многотысячной террористической группировки с тяжелым вооружением. По крайней мере, этот аргумент следовало бы произносить прежде всего для объяснения невведения войск.
Невозможность изменить ситуацию на Украине без революционного воздействия. Отсутствие достаточного количества людей внутри Украины, которые готовы это осуществить или хотя бы в той или иной степени поддержать, постоянно поднимает вопрос - зачем тогда все это нужно? Справедливо ли русским из России идти на жертвы, если большинство населения Украины и даже Новороссии неспособно осуществить действия, которые приведут к воссоединению. Более того, очень многие относятся к таким действиям безразлично или даже враждебно. Справедливо ли, когдане делают, что должны, и требуют что-то от России?
Можно даже дать ответ, что это действительно несправедливо. Однако несправедливость закона тяготения не отменяет того факта, что чтобы взлететь или даже просто двигаться, нужно совершить определенные усилия. То, что на Украине одни не могли, а другие и не хотели сами, не отменяет необходимости решения проблемы.
Нежелание думать о решении есть общий тренд в российском обществе. Основная информационная политика РФ, посвященная Украине, формулируется примерно так: «Россияне будьте слабоумными и вам будет легче». Все ток-шоу, посвященные украинской проблеме стремятся утвердить, что происходящее внутри – украинские дела.
Однако, золотые для многих времена, когда об Украине можно было не думать, прошли безвозвратно. Причем, Крым, который был возвращен и включен во состав РФ, мог установить еще какую-то границу отмежевания от Украины. Но, после Крыма, Россия де факто взяла под контроль часть территории бывшей Украины, причем, при помощи местного населения, и это меняет всю картину. На территории Донбасса проживало около 57% украинцев по переписи и 38% русских (в Крыму русских 58% по переписи). Поэтому аргумент, которым частично прикрывались в Крыму – этнически русское большинство захотело отделиться – с Донбассом не работал.
Одновременно, такие действия по отношению к части территорииозначают, что саму территорию (Украину) мы не признаем полноценным суверенным государством. И признать уже не можем, без таких негативных последствий, по сравнению с которыми занятие всей территории оставшейся Украины и тотальные западные санкции показались бы мелочью.
Общерусский подход является единственным приемлемым обоснованием даже таких, мягко говоря, незавершенных шагов России, которые она совершила на украинском направлении.
Произошедшее можно обосновать тремя способами – логичным, официальным и преступным.
Первый: Украина есть отторгнутые исторические земли России и на ней проживает отторгнутая часть русской нации, из которой стали формировать враждебную русским антагонистическую нацию. После переворота на Украине все договоренности, начиная с момента создания УССР, уже не действуют. Россия стремится, насколько это возможно, вернуть свои земли и свое, или потенциально свое, население, исходя из актуальных возможностей, силы противодействия внешних игроков, национального самосознания населения на той или иной территории бывшей Украины и исторической ценности данной территории для русских. Тогда еще можно объяснить не только возврат Крыма, но поддержку восстания на Донбассе и создание на части территории де факто российского протектората.
Второй: Россия уважает суверенитет и территориальную целостность Украины и уважает выбор украинского народа от 25.05.2014. В связи с этим, Крым отторгается от Украины на основании волеизъявления исключительно крымчан. На части Донбасса Россия при поддержке местного населения по факту ликвидирует суверенитет Украины. Обеспечивает на этой территории финансовую и образовательную систему, формирует силовые структуры. Свои действия Россия объясняет тем, что на Донбассе хотели говорить на русском языке. Не трудно заметить, что именно эту позицию в той или иной степени транслируют все официальные российские лица и центральные государственные СМИ. Именно эта позиция и соответствует формуле «будьте слабоумными и вам будет легче» Только то, что российское общество на ура принимает такое облегчение, совсем не означает, что за легкость не придётся заплатить.
Надо отметить, что есть и третий способ обоснования – предельный цинизм. И хотя логике не противоречит, он не может являться обоснованием для существования страны. Даже если у кого-то на уме и существует обоснование, что Россия, провозгласив защиту русского мира, и, по факту, начав ирреденту, использует поверивший ей Донбасс как инструмент дестабилизации и силового давления на бывшую Украину без необходимости самой вводить войска. Само признание в качестве государственной политики принципаповедения циничного, но прагматичного подонка, не просто аморально, но и не прагматично, поскольку приведет к обратным результатам. Даже в большой политике подлые дела обречены на провал, если не прикрыты благородными мотивами.
В том положении, в котором Россия оказалась, нет возможности отыграть назад, и, даже для сохранения нынешнего положения, необходимо целенаправленное движение к большему. То есть общерусский подход нужен даже не для решения российско-украинской проблемы, а для возможности существования России после всего уже сделанного.
