Итоги первого тура президентских выборов во Франции знаменуют если не крах, то как минимум серьёзный кризис партийной системы, благополучно просуществовавшей почти полвека, с основания Пятой республики. Напомним, по предварительным данным министерства внутренних дел Франции, Эмманюэль Макрон набрал 23,86% голосов, Марин Ле Пен – 21,43%, Франсуа Фийон – 19,94%, Жан-Люк Меланшон – 19,62%, Бенуа Амон – 6,35%, остальные кандидаты собрали менее 5% голосов каждый. При этом Марин Ле Пен – лидер партии «Национальный фронт», парламентское представительство которой состоит из 2 (прописью – двух) депутатов Национального собрания (нижней палаты парламента) и 2 (прописью – двух) членов Сената (верхняя палата); Франсуа Фийон – кандидат от голлистской партии «Республиканцы» (199 депутатов Национального собрания и 144 сенатора); Бенуа Амон – кандидат Социалистической партии (279 депутатов Национального собрания и 116 сенаторов); Эмманюэль Макрон и Жан-Люк Меланшон – лидеры движений, созданных для поддержки своих вождей на президентских выборах и не имеющих парламентского представительства.
Таким образом, две крупнейшие партии Франции, с 1958 года сменяющие друг друга у кормила власти и контролирующие парламент (в сумме у республиканцев и социалистов 478 из 577 мест в Национальном собрании и 260 из 348 мест в Сенате), собрали на текущих выборах 26% голосов. Кто бы ни стал новым президентом Франции, это будет не социалист и не голлист.
Институциональный дизайн французской республики придает этому факту особое значение. Правительство страны должно получать доверие Национального собрания и потому формируется партией, контролирующей парламентское большинство. Поскольку конституцией 1958 года срок полномочий президента был определен в 7 лет, а Национального собрания – 5 лет, то каждый президент в течение своей каденции обязан был иметь дело минимум с двумя составами нижней палаты. В итоге возникала вероятность того, что президент и парламентское большинство будут принадлежать к разным партиям («эта ситуация получила во Франции имя «сосуществования»).
Для разрешения возможных конфликтов президенту было дано право роспуска парламента и назначения досрочных выборов. И действительно, внеочередные выборы Национального собрания за полвека пришлось проводить пять раз (в 1962, 1968, 1981, 1988 и 1997). Однако и право роспуска палаты не предотвратило «сосуществования», которое возникало трижды: в 1986-1988 гг. и 1993-1995 гг., когда «сосуществовали» президент-социалист Франсуа Миттеран и правительство неоголлистов, и в 1997-2002 гг., когда избранному в 1995 президентом Шираку пришлось «сосуществовать» с правительством социалиста Лионеля Жоспена.
В 2000 году президент Ширак, по горло насытившийся «сосуществованием», инициировал конституционную реформу, сократившую срок полномочий президента до 5 лет. В итоге очередные президентские и парламентские выборы стали проводиться в один год с разрывом в считанные недели: президентские в апреле-мае, парламентские в июне. Благодаря такой хронологической близости и на тех, и на других выборах побеждала одна и та же партия: в 2002 и 2012 – голлистская (в 2002 называвшаяся Союз за президентское большинство, в 2012 – Союз за народное движение, ныне – «Республиканцы»), в 2007 – социалистическая.
В 2017 году этот сценарий не сможет повториться – будущий президент, кто бы им не стал, не является лидером крупной парламентской партии. Однако какой сценарий реализуется? Перечислим возможные сценарии и оценим их шансы.
1. Участниками парламентских выборов становятся те же политические силы, что и президентских. Именно такой вариант сегодня выглядит наиболее вероятным. Тут нам придется учесть, что выборы Национального собрания проводятся в 577 одномандатных округах по системе абсолютного большинства (со вторым туром голосования, если никто из кандидатов не набирает более половины голосов). Число мандатов, получаемых партиями, не пропорционально числу голосов. Вдобавок ведущие партии имеют исторически сложившиеся территориальные базы поддержки: округа, в которых избиратели десятилетиями делегируют в парламент депутатов одной и той же партии.
Так, социалисты в самый скверный для себя 1993 год получили на внеочередных выборах всего 53 мандата (это был совершенный провал); голлисты также в самый неудачный для себя год (1981) – всего 85 мандатов. Это самые худшие результаты в историях обеих партий (лучшие – 357 мандатов для голлистов и 280 - для социалистов). Поэтому даже при близких к 23 апреля результатах июньского первого тура голосования расклад по числу мест в Национальном собрании будет существенно иным: голлисты и социалисты заведомо получат процент мандатов больший, чем процент голосов, а вот «Национальный фронт» Марин Ле Пен и «Непокоренная Франция» Жана-Люка Меланшона – заведомо меньший. Для «Национального фронта» большим достижением будет, если число завоеванных мандатов в новом собрании станет исчисляться не двумя единицами, а двумя десятками.
Трудно что-либо сказать о перспективах движения Эмманюэля Макрона: прежде всего, не ясно, кто может стать под его знамена в качестве кандидатов в округах. 9 апреля Макрон назвал первых 14 своих кандидатов в парламент – это были сплошь мало кому известные личности, отличившиеся в роли активистов предвыборной кампании. При таком раскладе наибольшие шансы на успех имеют голлисты, уже выдвинувшие прочно укоренившихся в своих округах кандидатов (большинство из них – действующие или бывшие депутаты).
2. Эмманюэль Макрон заключает альянс с социалистами и на парламентских выборах они выступают вместе: вклад Макрона – его популярность, вклад социалистов – традиционный электорат, укорененные в округах кандидаты и давно налаженные оргструктуры. Беда в том, что избиратели Макрона и приверженцы соцпартии – слабо пересекающиеся множества; по данным опросов общественного мнения, среди избирателей Макрона только 20% в качестве второго выбора назвали Амона. Это вызывает сомнения в успешности такого блока, а значит, и его полезности для Макрона. Выгода для социалистической партии от союза с лидером первого тура и наиболее вероятным победителем президентских выборов очевидна, а вот выгода Макрона – сомнительна. Поэтому вряд ли такой альянс состоится.
Какое-то «сосуществование», похоже, предрешено. Однако полная неопределенность в том, каким именно оно будет.
