Долго не хотелось об этом писать, но материал, использованный в данной статье, составляет едва ли сотую часть от имеющегося. Чтобы справиться с явлением нездоровым или попросту пагубным, надлежит для начала дать ему название. Я предлагаю назвать то, что постоянно наблюдаю в религиозной среде, квазиархаикой.
Явление это – порождение исключительно городской и относительно образованной интеллигенции. Никакая деревня его не знает, никогда не знала.
Религиозная жизнь как явление массовое появилась в нашей стране четверть века назад. Срок достаточный, чтобы восполнить пробелы образования и закрепиться в мировоззрении. Но семи десятилетий вне церковной ограды не зачеркнешь. У большинства ныне религиозных людей было советское детство и родители в лучшем случае с «Богом в душе». Не связались нити самые обыденные, бытовые. Современный человек лишен бытовых моделей. Он не знает, как выглядит семья, для которой религиозная традиция – естественное и непрерывное явление, не знает, как должен проявлять себя в обыденной жизни он сам, не вчерашний советский человек, а нынешний, верующий, церковный. Ему очень хочется как можно больше отличаться от себя вчерашнего, что совершенно нормально.
Но за моделями он лезет либо в прошлое, либо в деревню, где де «сохранились устои». Не говоря уже о том, что жизнь изменилась, средний верующий интеллигент весьма плохо себе представляет как первое, так и второе. Отсутствие знаний замещается фантазиями о прошлом и о деревне.
Советскому «равенству мужчины и женщины» наш упомянутый противопоставляет какие-то весьма своеобразные представления о взаимоотношении полов. Как правило, получается из этого оголтелая женофобия. Что печально, впадают в последнюю не только существа мужеска полу, но и женщины. (В тех случаях, когда дело не затрагивает их лично).
Дабы не быть голословной – перехожу к примерам. (Я не называю ничьих имен, ибо Господь меня упаси от намеренья кого-либо «обличать». Но откуда ж и взять примеры дурного явления в нашем обществе, как не из общества?).
Несколько лет назад по социальным сетям ходило графоманское стихотворение. Мы не ставим здесь задачи обсуждать художественный вкус широких масс, нас интересует свойственное квазиархаикам перекладывание любой вины на женщину. «А в этот миг за сотни километров, был в исполнение смертный приговор. Девчонка малолетняя там где-то уже четвёртый делала аборт».
Извиним даже то, несомненное, что малолетняя (то есть – четырнадцати примерно лет?) на «четвертый» аборт идет ну уж в каких-то фантастических случаях, ибо регулы обыкновенно начинаются в двенадцатилетнем возрасте. Но много существеннее активный залог глагола. «Делала». Сама себе, что ли? Отчего автор баснословного стихотворения в упор не видит того, что рядом с малолетней девушкой стоит некто, мужчина или женщина, но взрослый человек, для которого это убийство не четвертое, а самое меньшее четырехсотое?
Не приходило это в голову и публике, обеспечившей «стихотворению» немыслимое число перепостов.
Но ведь и это еще не все. Как принято считать, для зачатия ребенка необходимо все же участие двух разнополых лиц. Второго человека, оставившего невзрослую особу наедине с немаленькой проблемой, автор обличительных строк не упоминает. Между тем если этот человек еще и старше – вины за преступление на нем больше. Во всяком случае – не меньше. Но из текста (а также из комментариев к тексту) создается полное впечатление, что отрицательная героиня забеременела от того, что курила и пила пиво. Ни единого «а мерзавец, который» не просматривается вовсе.
Не абортмахер, не мужчина – у квазиархаика женщина виновата всегда.
Тоже эпизод из интернета, впрочем, действующее лицо – моя знакомая в реальности. Описывая случай из жизни, недавно происшедший и профессионально ее затронувший, дама, вроде бы вполне современная и неглупая, вдруг открывается с баснословной стороны. Оговорюсь: случай описан якобы «подзамочно». Однако, учитывая, что в друзьях у дамы половина православной Москвы, этот «подзамок» оборачивается чистой воды лицемерием. Профессиональную тайну нарушить хочется, но вроде как не положено. (Едва ли это уже поправит положение, но убираю полностью конкретику). Итак, эпизод: юная девушка поехала в другую страну в паломничество. Друг нашей дамы, гид или что-то в этом роде, девушку случайно эдак соблазнил. Девушка вернулась в состоянии шока и стресса, в ужасе от случившегося, не понимает, как такое могло произойти. Ехала в паломничество – а угодила в грязь. Что же огорчает нашу даму? Что знакомец оказался подонком? Нимало. Мужик бедный без того не знает, как выпутаться. Даму возмущает, что вокруг неблагодарной девицы так выплясывают и психологи и другие замечательные люди, что сколько ж можно строить из себя страдалицу?
Ни тени сочувствия к девчонке, попавшей в сложнейшую моральную и психологическую ситуацию. С самого начала повествовательница задает необоснованно иронически тон. «Одна девица-платочковица потекла в землю заморскую у святынек помолиться»… Что-то в этом роде. Что дама подразумевает, на самом деле понятно. Знаем мы дресс-код очень юных воцерковленных православных девочек. Да, юбка непременно в пол, никакой-косметики, рукавчики длинные, этот самый платочек на шейке, чуть что грозящий оказаться на голове, вместо сумочки – рюкзачок, вместо туфелек – башмаки. И – что? Юности всегда сопутствует крайний максимализм. Да, все должны с другой стороны улицы видеть, что я – «церковная», «готическая», «хиппующая» и далее по списку. Над этим можно по-доброму улыбнуться, но повода для иронии не просматривается. Но задана ирония. В этом ключе и поет хор посетителей страницы. Почти все, нет, все же не все, слава Богу, но большая часть обвиняет… девушку. Юное существо, которому, исходя из перечисленных фактов, именно сейчас небо с овчинку.
Вот вмешивается в разговор весьма популярная в высшем православном обществе попадья. «Значит, и заранее были у нее блудодейные мысли в голове», комментирует матушка. Вот как, «блудодейные», не больше и не меньше.
Камнями забить не хотите, матушка? Не призываю вспомнить собственную юность, которая отступила настолько, что кажется издали начисто лишенной каких либо «блудодейных» мыслей и не только мыслей. Но можно вспомнить примеры из художественной литературы – ее-то матушка помнит. Как пронзительно тонко Арчибальд Кронин описывает «падение» трогательно невинной Мэри Броуди. А умница Вера у Ивана Гончарова? Помог ли свой ум, когда надо было слушать бабушку?
Традиционное общество превосходно знает: невинная девушка нуждается в охране и защите. Мистер Рочестер у Шарлотты Бронте, когда Джен отпрашивается к тётке, спрашивает ее: «А кучеру можно доверять?» «Да, это старый слуга семьи». Совершенно очевидно: Рочестер задает свой вопрос не из личной симпатии к Джен. Он побеспокоился бы точно таким же образом о любой девушке ее лет, находящейся у него в подчинении. Рочестер – представитель реального, а не фантастического традиционного общества.
В мире же фантастического, выдуманного традиционализма, попадья, существующая в в медийном пространстве как вполне самостоятельная от мужа величина, время от времени спохватывается обвинить кого-нибудь в природном блудосклоне. (Не говоря уж о том, что матушке положено б знать: только некоторые святые женщины не ведали плотских искушений). Но матушка обвинила, дело сделано, никто не забыл про ее статус.
Не отпускают девушек в одиночку даже в паломничества, особенно совсем юных и неискушенных. С мужчины же, обманувшего доверие, спрос чрезвычайно жесток – вспомним бесконечную череду дуэлей.
Лукреция была замужней женщиной, понимающей, что к чему. Не следует путать невинность и добродетель.
Квазиархаики только тем и занимаются, что путают эти понятия. Вспоминаю одного дюжего мужчину, встретившегося не где-нибудь, в трапезной монастыря. Паломник, стало быть, благочестивый муж. Речь за ужином шла о недавнем местном убийстве школьницы старшеклассницы. «А вы б лучше спросили себя – что хорошей девушке делать ночью на пляже?» – «веско» попытался пресечь нашу наскучившую ему «бабскую болтовню» представитель сильного пола.
Ах, кто ж тебя на свет произвел… Что делать? Да что угодно, как раз «хорошая» наделена меньшими тормозами, чем более искушенная. Решит, что «всем эльфам положено купаться при свете лунных лучей» – и привет. Но, допустим – нехорошая. Допустим, впрямь прибежала на пляж ради плотских утех с одноклассником. И что – это повод перерезать ей горло? «Жалеть нечего», ну да. Чтоб у тебя дочь родилась.
На тот момент был лишь двухлетний сын. Но, тем не менее, это были слова отца семейства, человека мужественной профессии, бывшего десантника.
Кстати, о десантниках. Несколько месяцев назад в фейсбуке прошумел текст одного профессионального журналиста, подвизающегося в православном журнале. В недобрый (судя по реакциям нормальных людей) для себя час журналист решил на ночь глядя поведать нравоучительный случай из жизни.
Мол, одна девушка вышла за семинариста, «думая, что у попов денег много». (А откуда такая точность относительно чужих мотивов? Нет, когда мы, к примеру, лицезреем восемнадцатилетку в Париже с сорящим деньгами старичком под седьмой десяток, тут мы, быть может, и не ошибемся в циничных умозаключениях. Но юная девушка и юный семинарист – да все, что угодно, могло меж ними быть). И вот де, девушка не угадала, мужа назначили в село, ей бы терпеть да помогать, а она «ругала мужа да днями напролет лежала на диване, глядя в телевизор».
Минуточку, это представимо, чтобы молодая здоровая женщина целыми днями лежала? Вне состояния, допустим, острой депрессии, нуждающейся в немедленном вмешательстве врача? Оговоримся: что было, чего не было в действительности – нам из подобного текста не узнать. К изучению предлагается лишь реакция журналиста, пишущего всю эту довольно гнусную ахинею. Ведь образованный же человек, должен что-то соображать. Но нет. «Совсем изгрызла мужа злая баба, хоть в петлю лезь. Пожаловался он с горя другу, тоже священнику, бывшему десантнику. Тот пошел с ним, зашел в дом да без лишних разговоров дал ей в чайник (обратим внимания на классику «расчеловечивания» объекта насилия – не лицо, а «чайник») так, что отлетела под кровать. А потом предупредил: – «Будешь еще мужа доставать – пеняй на себя».
После этого милого случая, умозаключает журналист, все в семье переменилась расчудесным образом. Просто таки возникла малая церковь и вертоград заблагоухал.
«Патриархальный» посыл понятен: иной раз «бабу» надо и «поучить». Только так ли все патриархально, как представляется рассказчику? Где-нибудь, допустим, в деревне, мужик в самом деле «учит» бабу. Но если – в присутствии патриархального мужа – руку на жену поднимет другой, хоть и десять раз друг, то «учить» упомянутый будет уже не жену, а как раз друга. Патриархальный человек знает твердо: позволил другому бить своюженщину – не мужчина. Все иное – либо специфическая деревня, разложившаяся ввиду близости городских соблазнов, либо игры интеллигентов в исконность-посконность. Персонаж рассказа, оказавшийся наблюдателем при избиении жены, всяко упал ниже некуда.
Текст вызвал шквал комментариев, преимущественно гневных. Так ничего и не понявший журналист отбивался: «взыграла горячая казацкая кровь», «но ведь вышло-то – ко благу».
К какому «благу», любезный? Принимая неочевидные правила игры (допустив, что молодая женщина была корыстна и зла) ясно понимаешь: дурного человека запугать можно. Только вот лучше он от этого не сделается. Парадиз попику – до поры.
Но (коль скоро беседовали не селяне, а интеллигенты) возмущением и недоумением разговор не исчерпался. Кто-то полез разглагольствовать на предмет «выйди за лейтенанта, тогда и станешь генеральшей». Настоящая молодая попадья попробовала робко вставить слово, что де нелепо сравнивать приходскую жизнь с гарнизонной, так еле жива осталась. «Анна, дорогая, – не удержалась я черкнуть в личку. – И часто Вас эдак учат, как надо матушкой быть?» - «Я привыкла». Она поставила смайлик.
Но что там генералы с лейтенантами. Еще один доблестный мужчина вспомнил о еще одном «десантнике». (Право слово, всех этих «десантников» породили воспаленные мозги образованцев). Что вот тому досаждала не только жена, но и теща. Так он (упускаю красочные подробности рассказа) и жену и тещу «выпорол солдатским ремнем». Выпорол?! Тёщу?! А как насчет пятой заповеди? Разве в домостроевском мире обе родительских четы не считаются родителями обоих супругов?! В настоящих консервативных семьях и свекровь и тещу по сию пору называют «мамой». Что самое страшное, гнусную байку о попрании заповеди поведало именно духовное лицо.
Впрочем, духовные лица, как и полицейские-милицейские, не в пробирке возникают. Они выходят из того самого общества, которое должны на свой лад лелеять. И задачи тех и других непросты именно тем, что часть общественной скверны, с которой надлежит бороться, они сами несут в себе. Некоторые – справляются. Не все.
Не столь давно интернет буквально взорвало выступление тоже довольно-таки медийного духовного лица. Имена, повторюсь, нам не нужны нисколько, зато весьма необходимы цитаты.
«Бабы наглые, противные и если она в лоб не получит, хотя бы раз в жизни – она ничего не поймет, ничего! Я в этом уверен! Есть такие смиренные бабы, которые чувствуют на расстоянии: "сейчас получу в лоб” и понимают как бы смысл жизни. И все. А есть дуры, у которых чувства нет, наглость зашкаливает, наглости слишком много, чувства никакого, значит, нужно приложиться к ней. Или просто говорить: "Дорогая, до свидания! Там лифт. Значит, на кнопку нажмешь, кнопка "1”, спускайся вниз, чтобы не воняло тобой здесь, коза дурная, пошла отсюда. Таких, как ты, дорогая, с каждым годом все больше и больше… Т.е. я могу до 45-и отдыхать. От 17 до 50 у меня выбор. А ты – нет. Не понимаешь – ты дура. Дура. Причем стоеросовая. Это значит непроходимая. Это такое редкое дерево. Я могу от 17 до 45 до 50 до 55 выбирать, если захочу. А ты можешь от 16 до 30, а дальше потом на смену тебе пришли которым 16 и тебе нужно там мазаться краситься, выдумывать что-то. Не понимаешь? Не работает соображалка? До свидания!».
Помимо того, баснословного, что трудно даже комментировать, невольно возникает вопрос: к какой форме сожительства относятся мудрые советы? К внебрачной? Тогда надо в любом случае либо бежать под венец, либо сажать женщину «в лифт», даже если она ноги моет и воду пьет. Ибо блуд от женской «покорности» блудом быть не перестает. Или речь о церковном браке? Тогда, извините, батюшка, какой такой «лифт», какие-такие «выборы до пятидесяти лет»? В отличие от католичества, православие изредка допускает развод, но ведь не для многоженного же экспериментирования – какая легко понимает битье в лоб, а какую гнать?
Или бить надо уже на стадии жениховства? А как насчет полиции?
Еще пара цитат, также – в комментарии даже затруднюсь.
«Женщина, когда знакомится – глазки вниз такая, овечка, вся шелковая-блестящая, а потом, когда уже поженились – начинают рога расти, то, если он раз ей вломит по рогам – она либо уйдет от него и "до свидания”, либо останется и исправится».
Нет, соврала. Все-таки кое-что скажу. Данная цитата проясняет еще и вопрос о браке: «пусть уйдет», как мы видим теперь, относится к венчанной жене. Так что иерей выступает как сторонник «пробных браков», что уж вовсе экстравагантно.
Вот это пусть говорит за себя:
«Нужно женщину ломать об колено, отбивать ей рога, ломом, ребром ладони там, кто как силен, гнуть ее, тереть ее, запихивать ее в стиральную машину…делать с ней вообще не знаю что. То есть мужчина должен обломать женщину 100%! И превратить ее в настоящую женщину. Смыть с нее всю эту порнографическую краску, которая на нее нанесена современной цивилизацией. Не сможет – пусть не женится, пусть в монахи идет. Иначе баба будет им командовать».
После волны негодования духовное лицо попыталось оправдаться в газете. Лучше бы оно этого не делало.
«У меня в N-ске были доверительные отношения с прихожанами, где я мог себе позволить сказать то, что не позволяю себе сказать в публичном пространстве».
То есть призыв к насилию украшается еще и лицемерием. Вообразить же, что еще достойный пастырь говорит в «своем кругу» попросту страшно.
«Жена мужу повинуется как Церковь Христу – недоуменно спрашивает в интернете некая женщина. – Но где нам сказано, что Христос «обламывал рога» своей Церкви?».
Парадоксальным образом «патриархальность» подобных духовных и светских радетелей расшибается в лепешку их же собственными усилиями. Одна моя приятельница, топ-блоггер, как-то заспорила в сети с очередным «домостроевцем». Сначала набор оппонента был стандартен «да убоится», «больше рожать – меньше болтать», «борщ вари» и т.п. Но дальше промелькнула фраза интереснее, что-то вроде «да моя жена даже на работу ходит в юбке до пят и платке». Тут уж моя знакомая весело взвилась. «Простите, что вы сказали? Какая-такая работа, если «домострой»?!» И собеседника повело всерьез. «Это что, по-вашему я еще должен ей цацки-тряпки покупать?! Нет уж, пусть сама погорбатится!».
То есть «домострой», с точки зрения никогда не читавших этой книги постсоветских людей, должен выглядеть примерно так: до вечера муж и жена равноправно пребывают на службе, после же службы муж укладывается на диван перед, нет, конечно, не телевизором, а с объемистым томом Иоанна Златоуста, а жена бежит жарить-парить-резать на кухне. Потом с поклонами, как в рассказе Чехова «Мой домострой», приносить котлетки и крендель. Но даже в юмористическом произведении Чехов не додумался до того, чтобы жена ходила на службу. Какой-то совдеп, разве что при совдепе мужья не требовали земных поклонов. И, кстати, непонятно, куда при замечательной занятости жены девать многочисленных детей? Неужто в столь непатриархальное место, как детский садик? Ах, да. С ними пусть сидит теща. Которую, если что, можно и ремнем.
Никакая атеистическая пропаганда не отвратит от движения души в сторону храма страшней, чем фантазии религиозных интеллигентов.
Еще одна квазиархаическая черта, якобы долженствующая религиозному человеку – психология изоляционизма. В действительности это калька с советского, а никак не российского мышления. Укрепляя железный занавес, мог ли СССР поступить иначе, нежели бросить все идеологические силы на то, чтоб выкрасить пять шестых земного шара краской черной, как вакса? Ну как иначе убедить человека, что на целых пяти шестых делать ему решительно нечего? Начал выполнять партзадание еще не вылезавший из заграниц Маяковский, в трогательных стихах повествуя, что «очень трудно в Париже женщине, если женщина не продается, а служит». Легко ли женщине, если она не служит, а копает Беломорканал, вопрос, конечно, не стоял.
Но Маяковский был штучный, начальный страшила. Впоследствии он клонировался на тысячи. Каждый член Союза Писателей, получивший возможность съездить в «загранку» и потратить там разрешенное количество валюты, должен был отработать поездку описанием ужасов перенесенного путешествия. И негров у них бьют, и безработица, и гангстеры носятся с автоматами. Рев тысячегласого агитпропа не мог не действовать на подсознание, даже если на уровне сознания все всё понимали. Ощущение подспудного ужаса перед «заграницей» осталось у трех поколений в ней не побывавших. А потом вдруг советский патриотизм перекинулся через пень и оборотился «православной духовностью». И вот вся из себя православно-духовная пенсионерка называет хоть Вурст хоть Чикконе «западной культуркой», каковая «просачивается». Очень мило. А если французы-немцы назовут Борисовну с гаремом «российской просачивающейся культуркой», и тоже потребуют уберечь от нашего безобразия их молодежь – что мы тогда ответим?
Как объяснить этим замечательным людям, что для подданного РИ никакого «Запада» не существовало? Были только различные страны, одни приятные, иные враждебные.
Никак не объяснишь. Не нужен им берег французский, и Англия им не нужна. Вот огородить бы Святую Русь огромадным забором, и была бы «духовность» с вертоградом цветущим. Вопроса, отчего в довольно-таки изолированной Московской Руси то и дело заводились всякие стригольники, разумеется, не возникает.
Вообще в мире квазиархаиков часто смешивают понятия религиозного и национального. Нужды нет, при таком смешении национальное нередко вылезает вперед духовного: «чтобы укрепить государство, надо воцерковить народ». Ну, кто скажет, что никогда не слышал подобного бреда?
Национальный интерес жизненно важен для русского народа. Но это интерес земной, Небеса тут не при чем.
Если обобщить, наш новодельный «традиционализм» плывет на трех китах: мужском комплексе неполноценности, советском «патриотическом» изоляционизме и ролевом «прикиде», сводящемся к неопрятной бородище, отсутствию галстука, а у женщин – к платочку.
Тоже, кстати, занятно. Женщина должна покрывать голову в храме. Но где сказано, что она должна при этом менять внешне свой социальный статус? До революции дамы ходили в церковь в шляпках, в платках же – жены рабочего люда, крестьянки. Отчего женщина с высшим образованием должна «народничать»? Какое отношение имеет к духовной жизни и канонам старушечий платок? Сейчас шляпки носят мало, но есть же такие не «ролевые», а обычные вещи, как шарф, косынка, берет, капюшон?
Жизнь религиозных ролевиков (как и у всякой субкультуры) имеет свой слэнг. Это нарочитое «опрощенье» речи, тоже якобы в «народном» духе: «баба», «мужик», «рожа» - и все подобное присывается елеем церковнославянизмов.
Чаще всего подобная «духовность-церковность» лишь ролевая игра, причем – самая из подобных игр небезобидная.
Жизнь изменилась. Но, кроме переменных величин, в ней есть и постоянные: Церковь, Христос, заповеди, каноны. Но этому можно следовать, вполне оставаясь самим собой – нормально одетым и благовоспитанным. Квазиархаика берется из головы, неоархаика может выстроиться только естественным путем. Христос снова пошлет нам все – и большую, чем ныне, защищенность девушки, и обесцененную ныне ценность семьи, и честь мужчины, и жизнь ребенка. При условии следования за Ним не ради самоутверждения и игры в исконность-посконность, но ради Него самого.
И, словно чтоб расставить точки над «i», под отвратительной историей про рукоприкладствующего попа-десантника, на смену отговорившим свое «домостроевцам» на страничку пришли нормальные верующие люди. Один вспомнил притчу, мне до того неизвестную.
«Одному человеку надоела сварливая жена. Ушел он от нее и постучался в ворота монастыря. Так и так, честная братия, хочу среди вас подвизаться.
– Непростое это дело, – сказал один старый монах, выспросив все обстоятельства пришельца. – У нас ведь послушание принято безоговорочное – что игумен велит, делай и не спорь.
– Да я готов безоговорочно слушаться игумена!
– Впрямь безоговорочно? А игумен-то у нас крутенек бывает, иной раз и накажет сурово.
– Пусть, я готов!
– А уж как иной раз игумен поворчать любит… Ворчит, а ты терпи, ворчит, а ты терпи.
– Я буду терпеть!
– И несправедливо если – тоже стерпишь?
– Стерплю!
– Вообще-то я и есть игумен. Да только не твой. А ты ворочайся домой – и считай, что тебе игумен – жена».
