Уход с политической сцены Ислама Каримова в канун празднования 25-летия независимости Узбекистана – драматический знак. Он маркирует не только предстоящую смену поколений постсоветских политиков, но и важный рубеж в системной трансформации бывшей Средней Азии. Завершается инерционная фаза наших отношений с Центральной Азией, когда Москва имела практически монопольное доминирование в регионе.
На протяжении четверти века после распада СССР центрально-азиатские государства представлялись внешнему наблюдателю как некое тихое «политическое захолустье». Доминирующая на Западе концепция представляла ЦАР как набор из пяти «станов», одинаковых в своем азиатском убожестве. Российский взгляд видел в регионе свой исконный «задний двор», в котором без веления Москвы ничего не происходит. Масс-медиа рисовали страны ЦА бесперспективными, неразвитыми, нестабильными и тоталитарными. И лишь немногие из компетентных исследователей рассматривали внутреннюю динамику развития центральноазиатских стран; говорили о формировании региональных политических режимов, самодостаточных, по крайней мере, в интимном деле воспроизводства власти.
Как ранее отмечалось в нашей совместной статье с известным казахстанским аналитиком Маратом Шибутовым, прошедшие десятилетия испытаний – гайдаровская разруха, необходимость самостоятельного госстроительства, межклановые и межэтнические столкновения, попытки «цветных революций», непоследовательность интеграционных проектов – сплотили политический класс ЦА по отношению к внешним силам. Основой к этому послужила национализация элит в каждой из стран в 90-е годы и их выстраданное стремление своими силами сохранить страну и ее суверенитет.
Есть все основания полагать, что политический класс Узбекистана также консолидировался и вполне готов к переходному посткаримовскому периоду. В стране уже прошла частичная реформа конституции: были уточнены положения на случай прекращения исполнения президентом своих полномочий и порядок проведения внеочередных выборов. Информированные аналитики полагают, что узбекская элита сегодня заинтересована в том, чтобы решать вопросы передачи власти кулуарно.
Сегодня гадать о фигуре потенциального преемника Каримова до получения официальной информации о состоянии здоровья президента - занятие недостойное и неблагодарное. Поэтому лучше сосредоточить свои интеллектуальные усилия на трендах системной трансформации всего региона Центральной Азии (или как раньше его называли - Казахстана и Средней Азии) на ближайшую пятилетку.
Многие годы российское доминирование в ее «мягком подбрюшье», прошедшим через волны царской и советской модернизации, казалось чем-то незыблемым и вечным. И действительно, не прилагая особых усилий, Москва была способна сохранять функции центра притяжения и арбитража в Центральной Азии на протяжении двух десятилетий после распада СССР.
Инерционный подход политики Москвы в ближнем зарубежье лучше всего характеризует возраст послов России в странах евразийской интеграции. В Казахстане и Таджикистане он составляет 68 лет, в Узбекистане - 67 лет, в Туркменистане - 65 лет. Правда, в Кыргызстане послу всего 55 лет, зато в союзной Беларуси – все 76.
Однако в международной политики всецело полгаться исключительно на силу инерции – опасное заблуждение. Есть определенные механизмы для поддержания гегемонии, их надо регулярно смазывать и держать в исправном состоянии.
В работе автора «СНГ: Двадцать лет после развода», опубликованной в сборнике «de FUTURO, или ИСТОРИЯ БУДУЩЕГО», были определены три главные причины взаимной заинтересованности России и стран СНГ.
Первая – инфраструктурная общность. Хребтом ее являлась мощная структура общесоюзного ТЭК – т.н. «общность Трубы». По сути, она стала самым важным интеграционным механизмом на постсоветском пространстве. Вторая – «братство по оружию», военно-политическая общность советской системы ПВО и единых военных стандартов. Третья – языковая и культурная общность, достигнутая в СССР. Она проявлялась в ведущей роли русского языка, существующем единстве образовательных, культурных, ментальных и управленческих шаблонов.
В данной статье делался вывод – либо Россия будет способна предложить соседям интеграционный супер-проект по неоиндустриальной модернизации, а также ряд масштабных и дееспособных проектов в энергетике, транзите, оборонной и культурной сфере. Либо в течение трех-четырех лет обновленная политическая элита стран СНГ, пока традиционно выглядящих внешне пророссийскими, сделает свой цивилизационный выбор в пользу конкурирующих интеграционных проектов Евросоюза и Китая. Вместе с этим придет завершение инерционного периода российского доминирования на постсоветском пространстве.
Если в этой оптике внимательно посмотреть на события, происходившие в Центральной Азии за последнее время, то нетрудно заметить, что значительной эрозии подверглись все три базовых «скрепы», соединявшие стратегически важный регион с Россией.
Первое – ТЭК и транзит. В газовой инфраструктуре Центральной Азии произошли радикальные перемены. До 2008 года Россия была основным покупателем туркменского природного газа. Туркмения поставляла в Россию около 50 млрд кубометров природного газа в год. В условиях падения спроса экспортного трубопроводного газа в Европе российский концерн сократил эти объемы до 10 млрд кубометров в год, в 2015 году - до 4 млрд кубометров, а с 2016 года "Газпром экспорт" официально уведомил "Туркменгаз" о досрочном прекращении в одностороннем порядке контракта купли-продажи газа.
Россия и ее газовый концерн также брали на себя обязательства инвестировать средства в строительство в Туркмении Прикаспийского газопровода и газопровода "Восток - Запад", однако этот проект, который должен был стать новой соединительной осью с Россией, так и остался на бумаге. Страны региона обратили свой взор на Китай, который оказался способен быстро построить новую магистраль Средняя Азия – Китай и обеспечить ее безопасность. Попутно выяснилось, что китайцы строят газовые трубопроводы кратно быстрее и дешевле.
Строительство магистрального газопровода "Центральная Азия-Китай", началось в июле 2008 года, первая его очередь была сдана в эксплуатацию в декабре 2009 года. В настоящий момент ее общая протяженность — около 7 тысяч километров, мощность трех веток — 55 миллиардов кубометров. Сейчас он проходит по территории трех государств СНГ — Туркмении, Узбекистана и Казахстана. Четвертая линия газопровода "Центральная Азия — Китай" общей протяженностью около 1 тысячи километров пройдет по территории уже всех стран ЦА, включая Таджикистан, что позволит увеличить его общие мощности до 85 млрд кубометров.
Отметим, что система магистралей не только бесперебойно доставляет газ в Китай, но и обеспечивает при этом топливом южные районы Казахстана. Такой продуманный подход заставляет кооперативно сотрудничать все страны региона друг с другом, разумеется, при активном арбитраже Пекине и его гарантиях безопасности. По сути, новая энергетическая связность ЦА порождает будущую энерго-политическую канву и формирует принципиально новую единую энергосистему региона, так как ранее это сделал СССР.
Сегодня Китай в рамках стратегии «Экономический пояс Шелкового пути» активно модернизирует не только энергетики, но и транспортную инфраструктуру всего центрально-азиатского региона. Большие перемены уже произошли в Таджикистане. Проектируется новая железная дорогая Китай-Кыргызстан-Узбекистан.
С китайской помощью Узбекистан проводит быструю модернизацию и реконструкцию своей сети железных дорог. Так, в кратчайшие сроки был построен самый протяженный на территории бывшего СССР горный тоннель «Камчик» и открыта электрифицированная железная дорога Ангрен — Пап. Магистраль, общая длина которой составляет 123 км, в том числе тоннель — 19,1 км, связывает Андижанскую, Наманганскую и Ферганскую области Узбекистана, не проходя по территориям иных государств. Она позволяет перебрасывать в Ферганскую долину не только мирные грузы, но и войска, причем вне зависимости от сезона. Тем самым Узбекистан резко снизил основную угрозу своей безопасности — «дестабилизацию Ферганской долины, о которой так любят говорить наши диванные аналитики — как минимум в два раза.
Вот еще один совсем свежий пример. 25 августа высокоскоростной состав Afrosiyob совершил первый рейс по маршруту «Ташкент-Бухара». Расстояние между Ташкентом и Бухарой в 600 км поезд преодолевает за 3 часа 20 минут, ранее время пути составляло 7−8 часов. Всего на реализацию проекта стоимостью порядка 400 млн долларов США потребовалось 16 месяцев. Сравнение сроков и затрат на аналогичный по расстоянию проект скоростного сообщения Москва- Санкт—Петербург наглядно свидетельствует почему узбекская сторона предпочитает китайских партнеров, а не услуги РЖД.
Региональные аналитики считают, что Китай всего три-четыре года сможет завершить строительство сети новых авто и железных дорог в ЦА. Это будет второй после газопровода «Китай-Центральная Азия» обще региональный инфраструктурный проект с очевидным политическим наполнением. В итоге возникнет новая инфраструктурная связность Центральной Азии, опирающаяся на прямые договоренности между странами при посредничестве Китая.
Второе – оборона. Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) была создана на основе Договора о коллективной безопасности, подписанного еще в мае 1992 года. ОДКБ позволяет странам ЦА обмениваться разведывательной информацией и покупать вооружение у России по более низкой цене, что увеличивает стабильность и предсказуемость в регионе. Но собственно военно-политическая ценность ОБКБ сегодня невелика. Это организация сильно забюрократизирована, и в регионе ее уже открыто называют «бумажный тигр». По этой причине Узбекистан разочаровался в Организации и вышел из нее.
Попытки реформировать ОДКБ или создать более оперативную структуру на ее базе путем формирования Коллективных сил оперативного реагирования (КСОР) особого успеха не имели. Еще 14 июня 2009 года в Москве президенты Армении, Казахстана, Киргизии, России и Таджикистана подписали соглашение о создании КСОР. КСОР были призваны стать главным инструментом по обеспечению коллективной безопасности и поддержанию мира на постсоветском пространстве. Прежде всего, на самых горячих направлениях — кавказском и центральноазиатском. Но это дитя изначально оказалось мертворожденным.
Надежды на то, что миротворческие функции в регионе возьмет на себя Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) пока также невелики. В военном плане ШОС явно уступает НАТО, да и вся военная составляющая организации заключена в Региональном антитеррористическом центре и совместных антитеррористических учениях, что явно недостаточно для нужд стратегически важного региона ЦА. В этой ситуации обращает на себя внимание крайне важное событие - в начале августа Китай, Таджикистан, Пакистан и Афганистан заявили о создании антитеррористической коалиции для усиления борьбы с терроризмом и стабильности в регионе.
Внешне это выглядит как парадокс: три мусульманские страны региона создают военный альянс с Китаем в то время, как Афганистан и Пакистан давно находятся под американским, а Таджикистан – под российским влиянием, продлив срок пребывания 201-й РВБ на своей территории. Можно смело говорить о том, что Пекин решил взять на себя ключевую роль в обеспечении безопасности в регионе Большой Центральной Азии. Стратегической целью Китая станет обеспечение безопасности вдоль Великого Шелкового пути и обеспечение своих экономических интересов в тех странах, через которые проходит этот путь.
Третье – культура. За два с лишним десятилетия, минувших со времени распада СССР, языковая ситуация в Средней Азии заметно изменилась. Приведем статистические данные о числе граждан страны, активно владеющих русским языком, то есть способных читать, писать и объясняться. В Казахстане таких насчитывалось 72% населения, в Кыргызстане – 36%, в Узбекистане – 14%, а в Таджикистане и Туркмении – всего 12%. При этом 16% жителей Казахстана, 50% – Кыргызстана, 59% – Узбекистана, 67% – Таджикистана и 82% – Туркмении вообще не владеют русским языком. Не секрет, что новая волна мигрантов из Средней Азии владеет русским языком уже на уровне «пиджин-рашен».
Дело в том, что мы подходим к рубежной дате, когда больше половины населения Центральной Азии составят родившиеся после 1991 года. Можно уверенно сказать, что постсоветское суверенное развитие стран региона сегодня преобладает над всеми остатками прошлого. И в ближайшие двадцать лет этот разрыв только увеличится. Уже сегодня русскоязычное пространство после распада СССР в Узбекистане, Таджикистане и Туркмении сократилось в 2-3 раза. В обозримой перспективе русскоязычное культурно-языковое пространство в среднеазиатских республиках, за исключением Казахстана, может вообще исчезнуть.
Как видим, Пекин в целом отвоевывает у России Центральную Азию, и здесь Узбекистан является наиболее показательным примером этого тренда. Общий объем инвестиций Китая в Узбекистане достиг 7,6 млрд. долларов США, а количество китайских компаний, которые там работают, превысило 600. Китай стал крупнейшим источником прямых иностранных инвестиций в узбекскую экономику, в июне 2016 года Пекин и Ташкент повысили статус двусторонних отношений до уровня «всестороннего стратегического партнерства».
По подсчетам узбекской стороны товарооборот с Китаем составил в 2015 году более 5 млрд. долларов США, увеличившись на 6,2%. По китайским данным, он несколько ниже и составил 3,5 миллиарда долларов США. Сегодня Китай стал первым по величине торговым партнером Узбекистана. В это же время, товарооборот Узбекистана и России за 9 месяцев 2015 года сократился на 29,2% – до 2,14 млрд. долларов.
Китайские предприятия сегодня работают во многих отраслях производства ЦАР. Это, прежде всего, активные вложения в разведку нефти, газа и трубопроводный транспорт. Как говорилось выше, идет строительство новой транспортной инфраструктуры, телекоммуникации, модернизируется текстильная промышленность, водное хозяйство, а также вводятся в оборот новые источники энергии. Приведу показательный пример. Согласно статистике, в 2015 году товарооборот между Китаем и Узбекистаном вырос несмотря на общую тенденцию к спаду в международной торговле. Это означает, что китайцы активно осваивают новые экономические и политические ниши.
Именно в таком стратегическом контексте надо рассматривать все сценарии гипотетического транзита власти в Узбекистане. Он, скорее всего, будет идти через коллективные неформальные органы и элитную систему сдержек и противовесов. При этом ни в одной стране региона нет заведомой персонализации преемников и нет заранее объявленных «наследников и принцев». Зато есть не очень заметная извне, но постоянная работа по выстраиванию юридических и политических инструментов по формированию устойчивого механизма передачи власти в элитах.
Подобные институциональные трансформации в странах ЦАР сегодня представляются как лучшем способ по обеспечению политического транзита. Не следует также забывать и про внутреннюю устойчивость авторитарных режимов. Надо отметить, что даже суперавторитарная Туркмения после внезапной смерти Ниязова не впала в хаос и клановую междоусобицу.
Нет сомнений, что узбекская элита умеет договариваться не хуже туркменской, и она заинтересована в том, чтобы решать вопросы кулуарно, без каких-либо внешних сил, будь то Россия, Китай или США. Москва сейчас должна занять сдержанную, выжидательную позицию, не пытаясь повлиять на выбор преемника, но при этом нам следует продолжать озвучивать все выгоды политической и экономической интеграции Узбекистана с Россией.
Консенсус-прогноз возможного переходного периода для Узбекистана содержит два базовых варианта: инерционный сценарий и сценарий с обострением. В первом случае произойдет быстрый внутренний торг и солидарная договоренность узбекских элит о новом президенте. Затем пойдет быстрая последующая китаизация страны и в итоге - формирование прокитайского пояса в ЦА из Туркмении, Узбекистана и Таджикистана. Возможное усиление китайского влияния в ЦА еще не самый худший вариант для Москвы - по сравнению с хаосом в регионе и прозападным вектором развития Узбекистана.
Сценарий с обострением включает в себя возможные попытки испытать новый узбекский режим на прочность. Например, со стороны исламских радикалов, в т.ч. при внешней поддержке. На это незамедлительно последует самый жесткий ответ со стороны Ташкента, имеющего боеспособную армию и силы безопасности. Немаловажно, что все значимые соседи Узбекистана - Россия, Китай и Казахстан предельно сдержанно относятся к происходящим событиям. Они заинтересованы в стабильности страны и могут оказать необходимую помощь, например, в рамках ШОС.
Некоторые эксперты даже говорят о необходимости коллективных гарантий извне для переходных режимов в ЦАР – с целью минимизации внутренних и региональных политических рисков. Так, при сильном обострении возможны дополнительные силовые гарантии России и Китая для стабильности Узбекистана, но исключительно по прямой просьбе его руководства. Данный сценарий может привести к усилению роли военных инструментов ШОС или к прямому китайскому военному присутствию в регионе. Это потребует дополнительного укрепления южных границ Казахстана как внешней границы Евразийского союза и введения биометрического контроля над миграцией из региона Средней Азии.
Кризисная ситуация в Узбекистане обнажила два основных пробела в российской политике к странам ближнего зарубежья. Российское присутствие в странах СНГ до сей поры осуществляется по одной проверенной схеме – это хорошие отношения с первым лицом государства и формальная деятельность посольства. Работы с местным политическим классом не ведется, дабы не раздражать первое лицо. Зато в трудные дни перемен такой подход может привести к недостатку информации и потере рычагов влияния, как это уже было на Украине.
Вторая проблема, которую ранее также поднимали на страницах АПН, низкое качество экспертизы по Центральной Азии. Нехватка достоверной информации и компетентных комментариев приводит к тому, что российские масс-медиа охотно тиражируют самые вздорные мнения и самые дикие слухи. Это, безусловно, негативно может сказаться на будущем российско-узбекских отношений, да и в целом роняет авторитет Москвы в глазах центрально-азиатских политических элит. Хуже всего, что наши европейские, американские и китайские партнеры видят, что Россия утрачивает не только свое влияние в ЦА, но саму возможность понимать происходящее. И начинают действовать куда энергичней в некогда «заднем дворе» бывшей Российской империи.
Выражаю искреннюю благодарность моим коллегам – Сергею Бирюкову, Леониду Гусеву и Марату Шибутову за плодотворные обсуждения при написании данной статьи.
Автор - директор по международным программам Института национальной стратегии.
Москва, 01.09.2016.
