К роковым испытаниям начала ХХ века Русская Православная Церковь подошла ослабленной расколом XVII века, революцией Петра I и секуляризацией последующих правлений. До Петра I духовенство и учёное монашество были носителями национального самосознания, с XVIII века духовенство превращается в униженное и обездоленное сословие, внутрицерковная жизнь коснеет в формах иосифлянского внешнего обрядового благочестия. Церковь переставала быть авторитетной в глазах власти, ослаблялось духоводительское влияние Церкви на народ и власть. В результате начиная с XIX века русское Православие не смогло противостоять нашествию богоборческих идеологий. Метапричиной российской катастрофы начала ХХ века было ослабление духовной силы народа в момент смертельных угроз.
А.И. Солженицын описывал духовное состояние церковного народа в начале ХХ века: «Стоит всем видимая могучая православная держава, со стороны – поражает крепостью. И храмы наполнены по праздникам, и гремят дьяконские басы, и небесно возносятся хоры. А прежней крепости – не стало. Светильник всё клонится и пригасает, а жизнь верующих вялеет. И православные люди сами не заметили, как стали разъединяться. Большинство ходит по воскресеньям отстоять литургию, поставить свечку, положить мелочи на поднос, дважды в год принять елей на лоб, один раз поговеть, причаститься – и с Богом в расчёте. Иерархи существуют в недоступной отдельной замкнутости, а в ещё большей незримой отделённости – почти невещественный Синод. Каждый день во всех церквах России о нём молятся, и не по разу, – но для народной массы он – лишь какое-то смутное неизвестное начальство. Да и какой образованный человек узрел его вживе, Синод? В крайнем случае, только светских синодских чиновников. А высокие праведники одиночными порывами идут вернуться к пустыням, скитам и старчеству, ожидая когда-нибудь поворота и общества за собой. Но – не их замечая, нетерпеливые и праздные экзальтированно ищут углубить свои ощущения, с ненасытностью знамений, чудес, откровений, пророчеств, а без этого им вера не в веру. И как ещё никогда, роятся и множатся секты, уводя от православия уже не сотни, а тысячи. А учёные богословы замкнуты в своих отдельных школах. А грамотеи – энтузиасты разных сословий собираются отдельными тесными кружками в низких деревянных домиках слобод и провинциальных городков, неведомые далее пяти-семи людей и двух уличных кварталов. А в деревне? Среди сельского духовенства есть святые, а есть опустившиеся. И вековая его необеспеченность и зависимость от торговли таинствами – не помогает держаться его авторитету. А тем временем подросло молодое деревенское поколение – жестокие безбожные озорники, а особенно когда отдаются водке. Старый, даже простодушный, мат приобрёл богохульные формы, – это уже грозные языки из земли! Но гармония, со столетиями уже как бы наследная, – выжила и сквозь Раскол, и сквозь распорядительные десятилетия Петра и Екатерины, – отхлынула от верхов, покинула верхние ветви на засыхание, а сама молчаливо вобралась в ствол и корни, в крестьянское и мещанское несведущее простодушие, наполняющее храмы. Они ошибочны даже в словах молитв (но их пониманию помогает церковный напев), только знают верно, когда креститься, кланяться и прикладываться. И в избе на глухой мещерской стороне за Окою дремучий старик, по воскресеньям читающий Евандиль своим внукам, искажая каждое четвёртое слово, не доникая и сам в тяжёлый славянский смысл, уверенный, однако, что само только это чтение праздничное унимает беса в каждом и насылает на души здравие, – по сути и прав». Последнее прибежище православного жизнечувствия – в низовых сословиях народа – всячески протравливается интеллигентским атеистическим «просвещением». Но и после этого богоборческому режиму придётся для искоренения религии физически истреблять миллионы людей.
Часть православной общественности сознавала угрозу грядущих катастроф, предпринимались попытки собирания церковных сил для оздоровления Церкви. С 1905 года начинается обсуждение тем будущего Поместного собора Русской Церкви, призванного возродить святоотеческие традиции. В марте 1906 года открылось Предсоборное Присутствие. «Его целью было подготовить Поместный Собор, который, как рассчитывали тогда не только епископы, но и весь церковный народ, должны были созвать в ближайшее время… Работало одновременно 7 подкомиссий, которые рассматривали и готовили реформы в самых различных областях церковной жизни… многие из наработок Присутствия впоследствии легли в основу решений Поместного Собора 1917–1918 гг.» (С.С. Бычков). Но собор неоднократно откладывался недальновидными решениями царя, важнейшие проблемы оставались нерешёнными. Сыграл роковую роль и реформатор премьер-министр П.А. Столыпин. «Будучи реформатором в области государственной жизни, он оказался чрезвычайно консервативным человеком в области церковной. Подготовка к проведению Поместного Собора была свёрнута. Император под влиянием Столыпина заявил, что Собор будет созван в подходящее время» (С.С. Бычков). Даже мудрый Столыпин не смог преодолеть петровское бюрократическое восприятие Церкви. «Столыпин смотрел на Православную Церковь лишь как на опору государства, игнорируя её мистическую природу. Будучи политиком-реформатором, он оказался противником каких-либо реформ в области церковной… Наоборот, он считал, что Церковь необходимо “поставить на место”, чтобы она вновь заняла ту социальную нишу, которую для неё уготовил Пётр I. Принявшись за построение сильного государства, он видел роль Церкви только как вспомогательную. Более того, подсознательно, так же как и император Николай II, он побаивался её. Ему чужда была её таинственная, мистическая сторона. Будучи сыном своего времени, он оставался позитивистом, хотя свято исполнял все предписанные обряды… Нерешительность императора, постоянные проволочки, не исполненные им обещания вкупе с нарастающими революционными событиями – всё это привело к тому, что время, благоприятное для проведения церковных реформ, было безнадежно упущено… Последствия этих трагических проволочек не замедлили сказаться» (С.С. Бычков).
В Церкви, как и во власти, господствовали пассивность и ретроградство: «Нашлись у реформы и могущественные противники и на высоких церковных оплотах. Трудней-то всего: как убедить благорасплывшихся водителей Церкви? Высоковластные мужи её и государственные чиновники, поставленные как бы содействовать ей, надменно уверены, что никакого иного добра от нынешнего искать не следует, всё – лживость понятий, дерзость заносчивая, едва ли не революционерство… Была ли то косность, тупость, нехоть или лукавое низвращение слова Господня, – но за ними были власть и решение» (А.И. Солженицын).
Противостояние коммунизму со стороны православного народа началось после того, когда на Церковь обрушились свирепые гонения. Но даже в годы Гражданской войны в народе и у его духовных пастырей недоставало осознания инфернальной сущности коммунизма. Свидетельством этого являются документы Поместного собора Русской Православной Церкви 1917–1918 годов и послания патриарха Тихона.
Собор не был готов дать надлежащей оценки новому режиму, который уже в 1918 году планировал полное уничтожение Церкви. Большинство церковных деятелей видело в большевиках разбойников, узурпаторов и гонителей Церкви, но не противохристианскую силу, планомерно готовившую истребление Церкви и гибель человечества. Хотя сущность коммунизма к тому времени достаточно проявилась в учении его основоположников и в бесчеловечной практике, на Соборе раздались только отдельные обличительные голоса. Протоиерей В.И. Востоков назвал социализм-коммунизм «антихристианским движением», «антихристианским злым явлением». Вину за распространение этой «заразы» он возлагал на русскую интеллигенцию, в том числе и на церковнослужителей. Он призывал к всенародному покаянию за «наше попустительство развитию в стране злых учений и насилия». Но такое глубокое осмысление коммунизма ещё не было доступно иерархам и православному народу. Предложение протоиерея В.И. Востокова вынести от лица Собора разоблачающее суждение о «тлетворности учения социализма» не получило поддержки.
Патриарх Тихон впервые обличает кровавые беззакония в послании от 19 января 1918 года: «Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это – поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню гееннскому в жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной… Анафематствуем вас… Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какие-либо общения: “Изъмите злаго от нас самих” (1 Кор 5:13)». Здесь революционное беснование адекватно определяется как поистине дело сатанинское.
В послании июля 1918 года патриарх вновь указывает на основную причину российских бедствий – духовную болезнь отпадения от Бога: «Где причина этой длительной болезни, повергающей одних в уныние, других в отчаяние? Вопросите вашу православную совесть, и в ней найдёте ответ на этот мучительный вопрос. Грех, тяготеющий над нами, – скажет она вам, – вот сокровенный корень нашей болезни, вот источник всех наших бед и злоключений. Грех растлил нашу землю, расслабил духовную и телесную мощь русских людей. Грех сделал то, что Господь, по слову пророка, отнял у нас и посох, и трость, и всякое подкрепление хлебом, храброго вождя и воина, судию и пророка, и прозорливого и старца (Ис 3:1-2). Грех помрачил наш народный разум, и вот и мы ощупью ходим во тьме, без света, и шатаемся, как пьяные. Грех разжёг повсюду пламень страстей, вражду и злобу, и брат восстал на брата, тюрьмы наполнились узниками, земля упивается невинной кровью, проливаемою братскою рукою, оскверняется насилием, грабежами, блудом и всякою нечистотою. Из того же ядовитого источника греха вышел великий соблазн чувственных земных благ, которыми и прельстился наш народ, забыв об едином на потребу. Мы не отвергли этого искушения, как отверг его Христос Спаситель. Мы захотели создать рай на земле, но без Бога и Его святых заветов. Бог же поругаем не бывает. И вот мы алчем, жаждем и наготуем на земле, благословенной обильными дарами природы, и печать проклятия легла на самый народный труд и на все начинания рук наших. Грех, тяжкий, нераскаянный грех вызвал сатану из бездны, извергающего хулу на Господа и Христа Его и воздвигающего открытое гонение на Церковь. О, кто даст очам нашим источники слёз, чтобы оплакать все бедствия, порождённые нашими всенародными грехами и беззакониями, – помрачение славы и красоты нашего Отечества, обнищание земли, оскудение духа, разорение градов, поругание храмов и святынь и всё это потрясающее самоистребление великого народа, которое сделало его ужасом и позором для всего мира. Где же ты, некогда могучий и державный русский православный народ? Ужели ты совсем изжил свою силу? Как исполин, ты, великодушный и радостный, совершал великий, указанный тебе свыше путь, благовествуя всем мир, любовь и правду. И вот ныне ты лежишь, поверженный в прах, попираемый твоими врагами, сгорая в пламени греха, страстей и братоубийственной злобы. Неужели ты не возродишься духовно и не восстанешь снова в силе и славе своей? Неужели Господь закрыл для тебя источники жизни, погасил твои творческие силы, чтобы посечь тебя, как бесплодную смоковницу? О, да не будет сего… Пусть каждый из нас попытается очистить свою совесть пред духовным отцом и укрепиться приобщением Животворящего Тела и Крови Христовых. Да омоется вся Русская земля, как живительной росой, слезами покаяния и да процветёт снова плодами духа».
Судя по происходившему на русской земле, огненные слова патриарха нашли небольшой отклик в душе недавно православного народа. Но и святитель характеризует основную пагубу времени как соблазн чувственных земных благ, тогда как в России разгулялись бесы гораздо более зловещие. В последующих посланиях патриарх анафематствует совершающих насилия и убийства, оскверняющих святыни, посягающих на церковное имущество, но в них не разоблачается инфернальная сущность коммунизма-большевизма. Патриарх квалифицировал новый режим как власть кесаря, порождённую силами мира сего, в то время как режим государственного атеизма уже проявил себя как радикально богоборческий.
В конце 1917 года большевики отобрали у Церкви землю, имущество, учебные заведения. Ленин непревзойдён как теоретик и практик богоборчества. Религиозная сфера была предметом его сугубой расстрельной опеки. 20 января 1918 года Ленин подписал декрет СНК «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», где сказано: «Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют… Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием». В начале 1919 года по личному указанию Ленина по всей России кощунственно вскрываются и выбрасываются мощи святых. Конфискуются церковные здания и богослужебные предметы, которые верующие могут получать у государства только «в пользование»; церковная организация и иерархия не признаются законом, закрываются духовные учебные заведения, начинаются гонения на верующих. Во исполнение этой директивы по всей стране начались разгромы и ограбления храмов, преследование духовенства. 30 мая 1919 года Ленин пишет записку в Оргбюро ЦК, где требует исключить из партии верующих, изъять из продажи «книги духовного содержания, отдав их в Главбум на бумагу». С этого начинается жёсткая антирелигиозная цензура. Для разгрома Церкви используется инициированный большевиками голод в Поволжье. «Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады» (Ленин 1 мая 1919 года, Дзержинскому). Религиозные праздники настолько донимали вождя, что по поводу празднования дня Николая Чудотворца 25 декабря 1919 года он указывает: «Мириться с “Николой” глупо, надо поставить на ноги всё чека, чтобы расстреливать не явившихся на работу из-за “Николы”». В 1920 году Дзержинский в письме к Лацису утверждал, что без помощи ВЧК с попами справиться будет невозможно. Отныне карательные органы становятся во главе атеистов и безбожников в борьбе с религией.
При разгуле открытого богоборчества патриарх Тихон наотрез отказывается благословлять Белое движение, а по отношению к большевикам пытается занять позицию умиротворения. В послании от 26 июля 1918 года он пишет: «Мы, служители Христовой Истины, подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной, якобы, к ниспровержению советского строя. Но мы с решительностью заявляем, что такие подозрения несправедливы, установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа… “Повинуйтесь всякому человеческому начальству в делах мирских” (1 Пётр 2:13)… не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность советской власти, подчиняйтесь и её велениям, поскольку они не противоречат вере и благочестию».
Большинство иерархов Церкви стремились остановить кровопролитие и сохранить церковную организацию, поэтому они не обличали сатанинского характера большевистского режима явно, искали с ним компромисса в то время, когда его действия вопиюще противоречили вере и благочестию христиан. Это свидетельствовало о непонимании сущности той силы, которая обрушилась на Россию и Церковь. При сатанинском режиме невозможно сохранить церковную организацию, пытаясь ублажить его компромиссами и славословиями. Всеобщее заблуждение относительно природы коммунизма и было решающей причиной того, что духовные силы России оказались ослабленными, раздробленными и разгромленными поочередно. В этот период сложилось двусмысленное, компромиссное отношение православных людей и церковного руководства к режиму государственного атеизма, периодически воспаляющегося до богоборчества. С одной стороны, это отношение вобрало традиционное для русского общества неразличение духов зла, с другой же – закладывало основы двоемыслия в будущем, ослабляло духовное противостояние богоборчеству. Впервые проявилось, что попытки церковного руководства (ради сохранения церковной организации) занять умиротворительную позицию по отношению к большевистскому режиму не приводят к смягчению гонений. За годы Гражданской войны было истреблено около тридцати епископов, тысячи священников, десятки тысяч мирян.
Во времена НЭПов – отступлений-оттепелей – идеократический режим вынужден жертвовать многим, чтобы сохранить главное: возможности и силы для возобновления экспансии. Но на всех этапах богоборческий режим нацелен на искоренение религии. При НЭПе смягчается давление режима в экономической жизни, что компенсируется новыми репрессиями против Церкви. При этом жёстокие удары сочетаются с политикой внутреннего разложения Церкви. С весны 1922 года проводится кампания по изъятию церковных ценностей. Её вдохновителем был сам верховный вождь большевиков.
В секретном письме Молотову для членов Политбюро от 19 марта 1922 года Ленин категорически требует начать жесточайшие репрессии против верующих христиан. Этот беспрецедентный по жестокости, коварству и дьявольской воле документ имеет смысл привести почти полностью.
«Для нас, именно в данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей, и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо во всяком случае будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету.
Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство, в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе, в особенности, совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонда в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и в несколько миллиардов) мы должны во чтобы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать нам этого не Удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не Даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечивал нам сочувствие этой массы, либо, по крайней мере, обеспечил бы на нейтрализирование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне.
Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что, если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществить их самым энергичным образом и в самый короткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут. Это соображение в особенности ещё подкрепляется тем, что по международному положению России для нас, по всей вероятности, после Геную окажется или может оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства будут политически нерациональны, может быть, даже чересчур опасны. Сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена нам полностью. Кроме того главной части наших заграничных противников среди русских эмигрантов заграницей, т.е. эсерам и милюковцам, борьба против нас будет затруднена, если мы именно в данный момент, именно в связи с голодом, проведём с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства.
Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий. Самую кампанию проведения этого плана я представляю себе следующим образом:
Официально выступить с какими то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин, - никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий.
Посланная уже от имени Политбюро телеграмма о временной приостановке изъятий, не должна быть отменяема. Она нам выгодна, ибо посеет у противника представление, будто мы колеблемся, будто ему удалось на запугать (об той секретной телеграмме, именно потому, что она секретна, противник, конечно, скоро узнает).
В Шую послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК или других представителей центральной власти (лучше одного, чем несколько), причем дать ему словесную инструкцию через одного из членов Политбюро. Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы он в Шуе арестовал, как можно больше, не меньше, чем несколько десятков представителей местного духовенства, местного мещанства и местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Тотчас по окончании этой работы он должен приехать в Москву и лично сделать доклад на полном собрании Политбюро или перед двумя уполномоченными на это членами Политбюро. На основании этого доклада Политбюро дает детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности, также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров.
Самого патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать хотя он несомненно стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы, именно в данный момент. Обязать Дзержинского и Уншлихта лично делать об этом доклад в Политбюро еженедельно.
На Съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКЮ и Ревтрибунала18. На этом совещании провести секретное решение Съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности, самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать.
Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на Съезде, т. е. на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина без всякой публикации об этой комиссии с тем, чтобы подчинение ей всех операций было обеспечено и проводилось не от имени комиссии, а в общесоветском и общепартийном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах» (Ленин).
В результате Ленин инициировал в России самые массовые и кровавые в истории религиозные гонения и истребление верующих, насадил режим государственного атеизма. Гнусная ругань по поводу религии и Церкви при всякой возможности, а также людоедский пафос в борьбе с духовенством и верующими говорят об одержимости Ленина манией богоборческого титанизма.
В мае 1922 года по инициативе Ленина Политбюро принимает решение: «Дать директиву Московскому трибуналу: 1. немедленно привлечь Тихона к суду. 2. Применить к попам высшую меру наказания». Патриарх Тихон был арестован и подвергался изощрённому давлению, были расстреляны тысячи епископов, священников, мирян, закрыты тысячи храмов. Множество христиан, сопротивляющихся разгрому Церкви, сослали в лагеря.
Тех, кто проявляет раболепие, до времени оставляют в покое. На фоне жестоких репрессий власть пытается расколоть церковную иерархию, вербуя «своих людей» в епископском корпусе, инициируя обновленчество – своего рода протестантизм на православной почве, поддерживая григорианский Временный Высший Церковный совет. Обновленцы, славящие Ленина как «борца за великую социальную истину», опережающие друг друга в заявлениях о преданности и доносах на стойких своих собратьев, пользуются временным благоволением атеистической власти. От периода тотального наступления, когда уничтожается всё чуждое идеологии, вне зависимости от степени лояльности, оттепель отличается «сложным» подходом и выборочными разгромами.
Для планирования и координирования антирелигиозной деятельности в 1922 году при ЦК РКП(б) создаётся Комиссия по отделению Церкви от государства, с 1928 по 1929 год называемая Антирелигиозной комиссией. Эта комиссия, под председательством Емельяна Ярославского, жёстко контролировала деятельность всех религиозных организаций страны. С 1929 года вопросы религиозной политики были перенесены в ведение Секретариата ЦК партии, ибо для режима государственного атеизма на этом этапе одна из основных задач – перестройка сознания людей. В начале 1929 года ЦК рассылает секретный циркуляр «О мерах по усилению антирелигиозной работы», в котором борьба с религией по степени важности приравнивается к классово-политической борьбе.
Помимо антирелигиозных государственных органов, богоборческий режим формирует общественные «приводные ремни». С декабря 1922 года издаётся газета «Безбожник», бессменным главным редактором которой являлся Е.М. Ярославский (настоящие имя и фамилия Мине́й Изра́илевич Губельма́н) – идеолог и руководитель антирелигиозной политики в СССР, председатель «Союза воинствующих безбожников». С 1923 года по всей стране создаются кружки воинствующих безбожников; в апреле 1925 года на съезде Общества друзей газеты «Безбожник» создаётся Союз безбожников СССР (в 1929 году переименованный в Союз воинствующих безбожников). Главные лозунги Союза безбожников: «Через безбожие – к коммунизму», «Борьба с религией – это борьба за социализм». С «религиозным дурманом» по всей стране борются миллионы активистов-«безбожников».
В этих сложнейших условиях православный народ проявил невиданную стойкость в защите святынь и Церкви, но вместе с тем вновь обнажилось недостаточное понимание сущности богоборческого коммунизма. Иерархи Церкви относятся к советской власти как к плохой, но лояльной мирской власти. Недоставало духовной проницательности и мужества осознать: в России впервые в истории к власти пришли силы открыто богоборческие, тотально одержимые злом. Вместе с тем идеологическое заражение затронуло и церковную иерархию – в этом прежде всего причина прокоммунистических соблазнов обновленцев. Наряду с сопротивлением гонениям в Церкви продолжается поиск компромисса с безбожной властью.
