Буквально пару дней назад, 18 ноября, правительство одобрило изменения относительно оборота гражданского и служебного оружия, разрешив гражданам носить его в целях самообороны. Раньше это было можно лишь во время охоты, проведения спортивных мероприятий, тренировочных и учебных стрельб. Прежние ограничения же на ношение оружия в общественных местах сохраняют силу.
Внесенные поправки на самом деле имеют косметический характер. Полноценной легализации гражданского короткоствольного оружия не состоялось. Зато был дан повод возобновить дискуссию о праве на оружие, которое для кого-то представляется базовым правом человека на безопасность, а для кого-то фикцией, лишенной исторических корней.
В других странах тоже идут жаркие споры по поводу права на свободное ношение оружия. Особенно эта тема затрагивает американцев, ведь в США случаи массовых расстрелов граждан людьми с психическими отклонениями стали довольно часты. Но для американцев свободное ношение оружия составляет часть национальной традиции, берущей истоки в Конституции 1789 года. Американское общество в момент своего рождения представляло тотально милитаризованный коллектив со слабой центральной властью, что, однако, не помешало выстрадать и отстоять в тяжкой борьбе независимость для своей страны.
Вообще характер национальных законодательств об обороте и правилах ношения оружия варьируется от его свободной продажи с регистрацией в правоохранительных органах (США, Канада, Швейцария) до запрета на хранение и ношение огнестрельного оружия (Ирландия, Чехия). В то время никакой корреляции между степенью либерализации оружейного законодательства и уровнем криминализации нет – Швейцария (216 полицейских на 100 000 жителей) и Ирландия (322 на 100 000) занимают самые низкие показатели по уровню преступлений на душу населения, а их граждане демонстрируют абсолютную законопослушность. Поэтому, обращаясь к российской специфике, мы должны учесть немного иные факторы.
В России на 100 000 тысяч жителей приходиться 634 представителя силовых органов. Но большинство россиян относиться к ним с недоверием – в 2012 году в ходе опросов «Левада-Центра» 63% граждан РФ заявляли о чувствах, связанных «с опасением». А проблему беззакония и произвола в правоохранительных органах тогда подмечали 83% респондентов – критический показатель для государства, испытывающего проблемы с легитимацией. 57% граждан тогда же свидетельствовали о разложении отечественной полиции, которое, по мнению большинства, было уже невозможно скрыть. Высокий уровень тревожности по поводу резкого снижения уровня жизни и появления военных конфликтов проявляли от 44 до 49% россиян. Современная ситуация от имевшей двухгодичную степень давности не сильно отличается.
Можно констатировать, что в российском обществе существующий реальный запрос на обеспечение средствами обороны появился как производная от необходимости наличия эффективных институтов государственного порядка и безопасности. Россияне рассуждают так: если полиция не может защитить меня, то сделать это должен я сам. Отсюда и столь низкие рейтинги доверия к деятельности правоохранительных органов. Обыватель начинает видеть в государственных структурах не гарантов суверенитета и всех вытекающих из него функций вроде бремени охраны общественного порядка, а конкурентов криминальных объединений, готовых играть по правилам, диктуемым теневой средой. Симптом весьма неприятный.
Но при этом само по себе российское общество кишит конфликтами, а растущее взаимное отторжение различных этнических и социальных групп лишь временно затмила внешнеполитическая проблематика. Так называемые «розовые очки», о которых любят говорить некоторые оппозиционеры – заблуждение. Есть объективные причины недовольства – массовое попрание прав, зашкаливающая коррупция, социальное расслоение, непотизм, которые вызывают распространение чувства латентного психоза, охватывающего крупнейшие социальные группы. Вкупе с ощущением неуверенности в завтрашнем дне это способно вынудить мелких офисных клерков вроде Дмитрия Виноградова взять в руки оружие и вершить самосуд. Таким образом, выплёскивается энергия личного протеста к «несправедливому» миру.
Патерналистские установки пока что довлеют над сознанием жителей страны, но происходит трансформация – растут общественные притязания молодых людей, готовых провозгласить и добиться своего права на эффективную и самодостаточную оборону и безопасность. Но это лишь подмена понятий. Корень проблемы кроется в отсталости государственных институтов, остро нуждающихся в активизации догоняющей модели развития и переходу к принципу субсидиарности. Пока же правоохранительная система громоздка и чересчур централизована – полномочий у муниципальных органов в этой сфере практически нет. Что, однако, не мешает заражению этой системы вирусом криминала, когда успешно осуществляется встраивание в неё групп, осуществляющих преступную деятельность.
Наши граждане теряют надежду, что их желания в ближайшее время реализуются – отсюда пассивная неудовлетворенность и широкий охват населением новых точек зрения, как, в нашем случае, заключающихся в поддержке требования легализации всего гражданского оружия. Но раз государство буксует, это не значит, что есть смысл размывать и далее его основные функции. Вопрос состоит как раз в другом: когда государство станет удовлетворять нашим стандартам безопасности и перестанет выполнять роль «плохого надсмотрщика»?
Возможно, когда мы поставим этот вопрос, станет ясным наш путь к обществу, для которого исполнение права будет общеобязательным каноном, а не экзотическим исключением.
