Предыдущие серии: Часть первая. Часть вторая.
А что касается отношения к местному населению… Я с самого начала понимал, что на Кавказе действовать так, как действовали мы, нельзя. Надо четко различать, где бандиты, а где мирное население.
А.Ш.- Дудаев для Вас бандит?
В.И. - Дудаев был законно избранным президентом. Он по отношению к своему народу находится на том же уровне, что и Ельцин.
Надо было входить на Кавказ только в том случае, если были бы готовы к спецоперациям именно против бандитов. Но для нас, для российских войск, каждый чеченец был врагом, каждый чеченец! Мы воевали против всех, и, конечно же, восстановили большую часть мирного населения против себя.
По отношению к чеченцам командиры всех уровней, от лейтенанта до генерала, давали установку на то, что это обезьяны, что их надо уничтожать. Любой чеченец - это враг! Для них не было разницы - дудаевец, завгаевец.
А.Ш.- Доку Завгаев, бывший Первый секретарь ЦК компартии Чечено-Ингушетии, а ныне российский посол в Танзании, был главой марионеточного "правительства" Чечни. Его люди были союзниками русских. И что, российские войска воевали и с ними?
В.И. - У Завгаева, собственно, не было своей армии. Была милиция, формально она являлась частью российской милиции и должна была следить за порядком, в том числе и со стороны российских войск. Но реально сделать ничего они не могли. С ними армия не только не считалась, но иногда просто уничтожала и их. Поэтому случаи насилия по отношению к местному населению, типа когда расстреляли машину с детьми, я этим делом занимался, проходили безнаказанно.
А.Ш.- Как это произошло?
В.И. - Ехала машина, водитель, старая женщина, полно детей. Ее расстреляли с бронетранспортера.
А.Ш.- Просто так?
В.И. - Просто так. Никого не осталось в живых. Труп одной двухлетней девочки так и не нашли, полностью сгорел, наверное. Были случаи, когда бэтээры наезжали на гражданские машины, водители-то ведь в большинстве необученные, и тоже ничего. Если следствие и начиналось, то бумаги потом все равно пропадали.
А.Ш.- Почему все это происходило, все эти зверства?
В.И. - Здесь был такой момент: до противника ведь еще надо было дойти. Активные боевые действия велись в январе - мае 1995 г., и возобновились в августе 1996 г. А в промежутке основная масса войск находилась в местах постоянной дислокации, все время с оружием, все время в напряжении, многие - в окопах. И для молодых солдат и офицеров это было просто выше человеческих сил.
А.Ш.- Ну и что! У меня дома тоже лежит автомат - но я же никого не убиваю! Во время Великой отечественной войны четыре года не вылезали из окопов - мой отец, дядя, тетя - все воевали, я слышал их рассказы - но подобного беспредела и близко не было! А как армия вела себя в Афганистане?
В.И. - Там тоже были случаи, когда возникали конфликтные ситуации с мирным населением. Но их всегда старались каким-то образом решить. Если случайно задавили какого-нибудь афганца, или случайный выстрел, - такое бывало и в моей части, - то за погибшего надо было обязательно расплатиться - мешок риса, мешок муки, мешок сахара - они такие вещи воспринимали. Я, как замкомандира по политтчасти, всегда ездил улаживать конфликты с жителями. Эта задача ставилась мне начальством. Потом, офицеры, допускавшие проявления насилия, строго наказывались.
А.Ш.- В Афганистане происходило уничтожение мирного населения по приказу?
В.И. - Нет, конечно же, нет. Я провел там два года и ничего подобного не видел.
А в Чечне никакой работы с людьми не проводилось. Кроме того, как Вы знаете, лучшие генералы - Громов, Миронов, Кондратьев, Воробьев и другие - отказались участвовать в этой войне.
А.Ш.- Это не миф? Они действительно отказались выполнить приказ?
В.И. - Да, действительно. Миронов, Кондратьев - заместители министра обороны, Воробьев - первый заместитель командующего войсками, Громов командовал войсками в Афганистане и выводил их оттуда - все они отказались возглавить чеченскую операцию. Причем, если остальные сказали, что они недостаточно подготовлены, то Громов прямо заявил, что нельзя вести войну на своей территории. (Поэтому-то он сейчас, несмотря на все заслуги, лишь простой депутат Думы).
Те, кто командовал в Чечне, кого я видел там, были просто бездарные люди.
И все это, такое отношение к людям - все исходило от высшего командования.
А.Ш.- И при этом у них все-таки была цель выиграть эту войну? Или нет?
В.И. - Раздолбать всех, все уничтожить - вот какая была цель!
Но хотелось бы быть последовательным. Давайте вернемся к рассказу о том, как я стал заниматься заложниками.
Второго мая я вернулся в Чечню из Москвы уже совсем другим человеком. Начальство из-за рапорта, который я опубликовал в "Новой газете", было настроено против меня. Мой командир бригады генерал Назаров, говорит мне:
"Из-за тебя меня шесть раз поднимал Квашнин!". А я отвечаю ему: " Дай Б-г, товарищ генерал, чтобы Вас только из-за меня поднимали, а не из-за того бардака, что происходит здесь!
А.Ш.- Там еще "товарищами" называли друг друга?
В.И. - В российской армии осталось это обращение: "товарищ майор, товарищ полковник, товарищ генерал".
А.Ш.- А вы не боялись?
В.И. - Когда я уезжал из Москвы, Дима Муратов, главный редактор "Новой газеты" предложил мне: "Давай мы сделаем, что ты туда не вернешься, они тебя сожрут!". Я в Чечне пробыл уже пять месяцев, а отправляли туда на три месяца - пол-года. Но у меня уже был огромный опыт работы с людьми, огромнейший опыт действий в боевой обстановке. Я чувствовал, что может сделать любой человек, находящийся рядом со мной, от солдата до генерала. И я знал хорошо себя, знал, как я поступлю в той или иной обстановке. И я сказал Муратову: "Нет, сожрут если я только сам позволю себя сожрать!".
Генерал Назаров лично приехал в часть, собрал всех офицеров, и начал меня прорабатывать: - "Какое ты имел право этот рапорт опубликовать?". Я отвечаю ему: - " Все это правда! Меры по рапорту, месяц прошел, не приняты! И вообще, Вы его тоже подписали!". Он мне опять что-то говорит, я ему опять отвечаю. В конце концов, Назаров взмолился: "Измайлов, дай походить генералом"!
Но такое положение, когда меня пытались опустить, продолжалось недолго, поскольку обстановка потребовала действий таких людей, как я.
Приближались президентские выборы, и армия должна была обеспечить их нормальное проведение в Чечне. Эту задачу поручили мне. Я должен был получать в аэропорту бюллетени для голосования и развозить их по всем воинским частям и на избирательные гражданские участки в самой Чечне.
А.Ш. - А что, те чеченцы, которых русское командование "воспринимало как обезьян", должны были еще и голосовать за кого-то?!
В.И. - Ну, голосовать они почти не голосовали. Избирательные участки были на колесах, в автобусах. И их очень быстро сжигали. Но формальности должны были быть соблюдены, это начальство очень сильно заботило. Развозка бюллетеней в такой обстановке была делом непростым и опасным. Мне выделили бронетехнику, солдат. Но я же знаю - ехать на этой бронетехнике тоже опасно. Водитель не справится с управлением, - они же все необученные, наедет на гражданскую машину, задавит кого-то - такие случаи были сплошь и рядом.
И я решил выполнить поставленную задачу по-своему. К тому времени я уже был хорошо известен местному населению. Несколько критических моих выступлений во "Взгляде", то, как я поступил в том селе, признав, что это мы стреляли (а я еще привез газету с этим рапортом и распространил ее среди жителей) - все это передавали из уст в уста.
На КПП я останавливал любую чеченскую машину, меня, как правило, узнавали, и спрашивал: "Довезешь туда-то и туда-то?". И так вот, на чеченских машинах вместо бронетранспортеров, я и разъезжал. Предвыборная компания прошла - ни одного человека не убили! А наивысшей моей точкой стало 3 июля 1996 года, второй этап выборов президента России, когда генерал Квашнин, командующий Северо-кавказским военным округом, решил поехать в грозненскую церковь, отвезти туда (там были старушки при ней) мешок риса, мешок сахара, мешок муки и почему-то ящик шампанского. Мне, как человеку лучше всего знающему местность (а я Грозный узнал во время своих поездок), поручили сопровождать командующего. Выделили БТР и БМП. А я ему и говорю: "Товарищ генерал-полковник! Если мы поедем на этой бронетехнике, то нас могут подорвать, как подорвали Романова (командующего Внутренними войсками и группировкой в Чечне). Давайте поедем незаметно, на легковой машине!". Он согласился, и мы, безо всякого сопровождения, на уазике - впереди сидел он с водителем, сзади я с порученцем – доехали, и спокойно все отдали, посидели с батюшкой.
А.Ш.- Это снимало телевидение?
В.И. - Нет.
А.Ш.- Было в прессе?
В.И. - Только я потом написал.
А.Ш.- То есть он это делал не ради рекламы, а действительно как порыв души?
В.И. - Да. Церковь была разрушена, и он потом выделил солдат для ее восстановления.
А.Ш.- Сейчас Квашнин начальник генштаба. Он хороший полководец?
В.И. - Он смелый человек. Но как о полководце я о нем ничего хорошего сказать не могу.
А.Ш.- Прихожане этой церкви, эти старушки, были русскими. То есть русское население еще оставалось в Грозном?
В.И. - Да, и довольно много. Значительная часть чеченцев бежала к родственникам в аулы, а остальным деться-то было некуда из города. Там оставались и евреи, и армяне, но в большинстве - русские.
А.Ш.- Как российская армия относилась к русским? Лучше, чем к чеченцам? Я читал материалы о массовых расстрелах мирных жителей в селе Самашки. Там русская армия убивала и русских работников, которые работали у чеченцев.
В.И. - Действительно, отношение было такое же. Те же зверства.
А.Ш.- Как это можно объяснить? Свои же русские люди!
В.И. - Объяснить это довольно-таки трудно. Я слышал, как офицеры кричали местным русским: "Вы нерусские! Настоящие русские давно уехали, а вы - такие же чеченцы!"
Надо сказать, что 28 мая в Грозный прилетел Ельцин. Он в очередной раз заявил о том, что война прекращается, и произнес такие слова: "Теперь каждый выстрел с российской стороны будет расследоваться!". И действительно, до выборов 3 июля военные действия были пригашены, хотя и велись.
А.Ш.- То есть никто ничего не расследовал?
В.И. - Нет, конечно! Но все равно, у меня появилась надежда, что действительно наступает мир. Я и чеченцам так говорил - "Вот, изберем президента - и все будет по-другому!". Я искренне в это верил!
3 июля закончились выборы, а 8 июля командующий войсками в Чечне Тихомиров объявил очередной ультиматум боевикам о сдаче оружия, и наши войска вошли в два села: Мархеты и Гехи. Погибло огромное количество жителей. Хотя в Гехах было убито и несколько боевиков - в основном армия уничтожили стариков, женщин и детей!
Надо сказать, что местное население меня хорошо знало, и когда я появлялся в Грозном, ко мне просто подходили люди и просили помочь, если у кого-то кто-то пропадал, просили отыскать.
А.Ш.- Как это пропадал? Что с ними происходило?
В.И. - Мог попасть к нашим.
А.Ш.- Боевик?
В.И. - Боевики тоже, но в основном гражданские. Могли просто схватить человека на улице, держать, издеваться.
Например, один парень бегал, занимался спортом, его подстрелили. Отец его обратился ко мне, и я сумел вернуть парня.
А.Ш.- Каким образом?
В.И. - Через моих знакомых, офицеров Генштаба. Я нашел его в госпитале, где он лежал в качестве пленного. Но поскольку войны-то никто не объявлял, официально он не был пленным, и его удалось освободить.
Так вот, все неприятности после того, как меня узнал Квашнин, кончились. На банкет по случаю выборов я, майор, был приглашен вместе со всеми высшими офицерами.
Но тут, во время одной из моих поездок в Грозный, подходит ко мне пожилой человек и говорит: "Я директор третьей школы селения Гехи, я всю жизнь учил детей добру. И вот, после выборов, мы все надеялись, что все будет хорошо, а вошли в село российские войска, пришли ко мне домой и спрашивают: "Мужчины есть?" - я отвечаю: "Только дети"! - Но они все равно стали стрелять и тяжело ранили сына и дочь. И вот сейчас у меня нет никакой возможности их лечить, надо отправить куда-то, помоги, если можешь!". Стали подходить и другие жители и рассказывать об этой бойне.
И тогда из помещения центризбиркома в Грозном, где был прямой телефон с Москвой, неподконтрольный армии, я позвонил в "Новую газету" и во "Взгляд". Рассказал, что произошло в этих селах, и попросил прислать корреспондентов. Мы договорились, что через два дня, в такое-то время и в таком-то месте мы встречаемся. Я ведь был офицером и не мог все это делать открыто. Я также договорился с чеченцами из этих сел, что они отвезут нас туда. И приехавшие из Москвы ребята (один из них, кстати, был еврей, Яша Раппопорт из "Новой газеты"), и чеченцы говорили мне: "Сними форму! В ней ехать опасно после того, что ваши устроили там". Но я все равно поехал в форме, только автомат не взял, а в пистолете оставил один патрон. В воскресенье мы приехали в Гехи, село еще обстреливалось, мы здорово рисковали. Корреспонденты засняли все: и разрушения, и валявшиеся трупы детей, солдат…Ребенок сидит в своем доме на горшке - а рядом с ним неразорвавшийся снаряд. Сделать-то с ним ничего нельзя - нужны саперы! Жильцы просили меня прислать их, но, конечно, никто не поехал. И через несколько дней "Взгляд" показал и все это, и то, как майор с одним пистолетом поехал туда, чтобы поведать обо всем.
Меня сразу вызвал к себе генерал Шаманов, командующий группировкой министерства обороны в Чечне. Там же сидят все четыре его заместителя, и в их присутствии генерал говорит: "Вот я тебя вчера во "Взгляде" видел… Почему ты самовольно уходишь за пределы гарнизона?" - он ведь не мог прямо спросить: - "Почему ты рассказал об убийстве гражданских лиц?". А я ему отвечаю спокойно: "Потому что я так решил! Поехать туда и показать!".
А.Ш.- Прямо так, в наглую?
В.И. - Да! А что мне оставалось!? Если меня ставят в такое положение - я иду на это!
А.Ш.- А он не говорил Вам - "Наглая жидовская морда!". Не было такой реакции на Ваше "наглое" поведение?
В.И. - Прямо - нет, но за спиной некоторые да, говорили так.
И после того, как я ответил таким образом, Шаманов говорит мне: "Я ПОСАЖУ ТЕБЯ В ЯМУ И ЗАКОПАЮ!!!" - и выгоняет из кабинета.
Буквально через две минуты меня догоняет его охранник и зовет назад, Шаманов заявляет мне: "Ты слишком вольно себя ведешь! С сегодняшнего дня я тебе лично буду ставить задачи трижды в день, утром, в обед и вечером, ты мне будешь отчитываться в их выполнении!". Я отвечаю: "Есть!" и снова выхожу. И тут меня снова догоняют! И зовут к заместителю Шаманова Владимиру Ивановичу Сидоренко.
И он говорит мне: "Слава! - так и сказал " Слава" - во время выборной компании он видел, сколько я сил приложил для того, чтобы не было жертв, - ни один человек ведь не был убит! - как я рисковал, как куртку мою армейскую после этих поездок можно было выжимать, - "Слава! Тебе надо срочно отсюда уехать! Причем прямо сегодня! Уезжай в аэропорт Северный (там находился штаб бригады ). Я отвечаю: "Я ведь офицер, не могу уехать без приказа. Мне приказано находится здесь ". Сидоренко: - " Речь идет о твоей жизни! ДАН ПРИКАЗ ТЕБЯ ФИЗИЧЕСКИ ЛИКВИДИРОВАТЬ!! Чтобы самое позднее завтра, завтра утром тебя здесь не было!". И когда вечером он увидел меня в столовой, он подбежал ко мне и говорит: "Я же тебе сказал! Иди немедленно в свою комнату, в офицерское общежитие, тебе принесут туда еду. Тебя же убьют! Тебя просто уничтожат!".
После войны мне и другие люди подтвердили, что был отдан такой приказ армейской разведке о моей ликвидации, командующим Шамановым.
А.Ш.- А почему на Северном было безопаснее?
В.И. - Уничтожить человека было нетрудно - выстрелили, и поди разбирайся, откуда пуля прилетела! Но на Северном находился лишь штаб бригады, а на Ханкале кого только не было: и ФСБ, и десантники, и МВД. Так что замести следы было гораздо легче. Также и прокуратура находились на Северном, а заставить следователей ехать на Ханкалу, случись что, было невозможно.
А.Ш.- И Вы, конечно, сразу уехали?
В.И. - Я еще неделю пробыл на Ханкале, пока мне мое командование не приказало вернуться на Северный.
А.Ш.- Почему же тогда Вас не убили?
