(Начало)
Окончание
Сообщений о пребывании руси в южных пределах Восточной Европы, с которыми не согласуется скандинавская версия происхождения имени «Русь», действительно много (в «Разделе I» стандарта имеется тема: «Образование государства Русь», которая начинается пунктом: «Первые известия о руси»). И самое первое такое известие принадлежит автору VI в. Иордану, который, повествуя о событиях IV столетия, упоминает в районе Поднепровья племя «росомонов» – «народ рос». Затем сирийский автор VI в. Псевдо-Захарий Ритор под 555 г. называет народ «рус» (Hros), живущий к северу от Кавказа.
Применительно к VI–VII вв. помещают русь в районе Северного Кавказа и в соседстве с хазарами восточные авторы X, XI и XV вв.: ат-Табари, Мухаммед Бал’ами (под 643 г. они характеризуют русов как врагов мира, в особенности арабов), ас-Са’алиби (в рассказе о постройке Хосровом I Ануширваном, царем Ирана (531–579), Дербентской стены), Захир ад-дин Мар’аши. На нахождение русов рядом хазарами указывает европейский «Баварский географ» начала IX в.: «Кациры… Руссы (Русь)» (вместе с тем в данном памятнике имеется пять этниконов на -rozi – шеббиросы, атторосы, виллеросы, сабросы (цабросы), хосиросы. А.Г.Кузьмин локализует их «где-то в междуречье Эльбы и Салы», а А.В.Назаренко, обращая внимание на то, что эти названия «имеют слишком очевидно неславянский облик», не исключает их тюркской или иранской атрибуции, т.к. вся номенклатура «Баварского географа» «на -rozi сконцентрирована в группе племен, для которых допустима дунайско-причерноморская локализация»). О непосредственной связи русов с Прикаспием говорит иудейский хронограф «Книга Иосиппон» (середина Х в.): «русы живут по реке Кира (Кура. – В.Ф.), текущей в море Гурган (Каспийское. – В.Ф.)».
Очень большой объем информации о русах связан с Черным морем. Так, ряд восточных авторов – ал-Масуди, ал-Идриси и ад-Димашки – именует это море «Русским», а под «Русской рекой» подразумевает Дон с Северским Донцом. Как подчеркивает ал-Масуди (ум. 956), море Понт «есть Русское море; никто, кроме них (русов), не плавает по нем, и они живут на одном из его берегов. Они образуют великий народ, не покоряющийся ни царю, ни закону. … Русы составляют многие народы, разделяющиеся на разрозненные племена». «Русским морем» называют Черное море два французских памятника XII–XIII вв., еврейский XII в., три немецких (Эккехард, «Саксонский анналист», Гельмольд).
В византийском «Житии святого Стефана Сурожского», составленном в первой половине IX в., речь идет о нападении в конце VIII или самом начале IX в. на Сурож (Судак) в Крыму «рати великой русской» во главе с князем Бравлином. В «Житии святого Георгия Амастридского» констатируется, применительно к первой половине IX в., весьма широкая известность руси на берегах Черного моря: «Было нашествие варваров, руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия». Ученые давно говорят о связи похода русов на Амастриду, расположенной в Пафлагонии, с сообщением Бертинских аннал о прибытии в 839 г. к Людовику I Благочестивому послов византийского императора Феофила, с которыми были люди, утверждавшие, «что они, то есть народ их, называется Рос» и что они были направлены их «королем», именуемым «хаканом» (а этот титул указывает на соседство хазар), к Феофилу «ради дружбы». Несомненно, что поиску этой дружбы предшествовал амастридский поход русов близко к 839 г., возможно, в 836–838 гг. (обычно его датируют 830-ми – началом 840-х гг.).
18 мая 860 г. огромная флотилия русов (по источникам, 200 или 360 судов, которые могли нести от 8 до 14 тысяч воинов) напала на столицу мощнейшей Византии – Константинополь, который едва устоял. Причем патриарх Фотий, очевидец нашествия, в речах-беседах также отмечает факт давнего знакомства своих соотечественников с русами: «Народ неименитый, народ несчитаемый [ни за что], народ, поставляемый наравне с рабами». Как заключает А.Н.Сахаров, беспрецедентное по своим масштабам нападение Руси на Константинополь, тщательно подготовленное и блестяще осуществленное, могло быть проведено «уже сложившейся и успешно функционировавшей государственной системой» (для одного из наших летописцев нападение его предков на столицу Византии стало рубежом, с которого он повел отсчет собственной русской истории: 856 г. «…Наченшю Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руская земля. О сем бо уведахом, яко при семь цари приходиша русь на Царьгород, якоже пишется в летописаньи гречьстемь. Тем же отселе почнем и числа положим»).
Патриарху Фотию принадлежит еще одно сочинение: «Окружное послание» (867 г.), в котором он, напомнив о «дерзости» русов, осмелившихся напасть в 860 г. на Константинополь, сообщает о последующем их крещении и утверждении у них епархии: «И до такой степени в них разыгралось желание и ревность веры, что приняли епископа и пастыря и лобызают верования христиан с великим усердием и ревностью». А принятие русами епископа прямо указывает на крещение именно народа, а не дружины воинов.
И русская епархия – Росия – присутствует во всех церковных уставах византийских императоров, по крайней мере, с 879 г., занимая 61 место в перечне метрополий, подчиненных константинопольскому патриарху (в списках времени императора Константина Багрянородного (913–959) она составляла 60-ю митрополию). Вероятно, эта епархия находилась в городе Росия, отождествляемом с Боспором, расположенном в районе нынешней Керчи, и просуществовала она до XII века. К сказанному необходимо добавить, что византийский писатель XIV в. Никифор Григора, говоря о «русском» правителе при дворе Константина Великого (306–337), видимо, так именовал кого-то из росомонов, поэт XII в. Манасия называет русов в числе участников нападения под руководством аварского кагана на Константинополь в 626 г., в «Хронографии» Феофана Исповедника (ум. 818) под 773 г. сообщается, что император Константин V Копроним в поход на болгар послал 2000 хеландий, а сам на «русской» хеландии поплыл к устью Дуная, что Ибн Хордадбех отмечал не позже 40-х гг. IX в., что русские купцы представляют собой «вид славян» и привозят товары в Багдад, где их переводчиками «являются славянские слуги-евнухи».
На южную русь дорюривового времени, т.е. до 862 г., первым в науке обратил внимание М.В.Ломоносов (в этой руси он видел роксолан, живших «между Днепром и Доном», имя которых могло читаться, по его верному предположению, как «россоланы», т.е. «россы» и «аланы»). Затем о ней говорили многие отечественные и зарубежные исследователи прошлого и современности, например, Г.Эверс, И.С.Фатер, Н.А.Иванов, С.М.Соловьев, Д.А.Хвольсон, А.Я.Гаркави, Д.И.Иловайский, А.А.Шахматов, Е.Е.Голубинский, В.Г.Васильевский, Л.В.Падалко, В.А.Пархоменко, Г.В.Вернадский, Х.Ловмяньский, Д.Т.Березовец, Д.Л.Талис, О.Н.Трубачев (при этом наш выдающийся лингвист подчеркивал, что в ономастике Приазовья и Крыма «испокон веков наличествуют названия с корнем Рос-», в связи с чем и вел «наименование Руси из Северного Причерноморья»), М.Ю.Брайчевский, А.Г.Кузьмин, А.Н.Сахаров, К.А.Максимович, В.В.Фомин. Причем часть из них указывает на существование Черноморско-Азовской (летописной Тмутаракани), Салтовской и Прикаспийской Русий как реальных политических образований, оставивших яркий след в памяти византийского и арабо-персидского мира, в археологии и лингвистике.
Этнос Русий юга Восточной Европы в источниках, кроме Ибн Хордадбеха, не обозначен, но языком их общения (по крайней мере в VIII–IX вв.) был славянский язык, что уже хорошо видно из сообщения этого весьма сведущего автора. В «Житии святого Кирилла», созданном в 869–885 гг. в Подунавье, рассказывается, как Кирилл в Крыму (в Корсуне) в 861 г. приобрел «Евангелие» и «Псалтырь», написанные «русскими письменами», которые помог ему понять местный житель, говоривший «на том же языке». А Кирилл и русин смогли понять друг друга потому, что общались на славянском языкеi.
Все приведенные известия о южной руси дополнительно указывают на несостоятельность шведского взгляда на русскую историю, присвоившего себе имя нашей Руси. Вот почему норманисты то представят росомонов Иордана «жителями балтийского побережья Скандинавии» (Д.А.Мачинский), то, апеллируя к «Житию святого Георгия Амастридского», утверждают, что «тогда же в Византии появляются люди, носящие скандинавские имена: около 825 года некий Ингер становится митрополитом Никеи; Ингером звали и отца Евдокии, жены императора Василия I (родилась около 837 года)» (Е.А.Мельникова, Д.А.Мачинский. Словно предвидя такие вольности с источниками, Г.Эверс 199 лет назад сказал: бабку Константина Багрянородного «все византийцы называют дочерью благороднаго Ингера... Неужели етот император, которой, по сказанию Кедрина, происходил из Мартинакскаго рода, был также скандинав?»)ii, то увидят в июньских событиях 860 г. поход захвативших власть в Киеве «скандинавов Аскольда и Дира (или одного Аскольда)» (Е.А.Мельникова), «обычный грабительский набег норманнов» (Л.С.Клейн), то просто выбросят народ «рос» Псевдо-Захария из истории, преподнося его в качестве мифа (В.Я.Петрухин, а за ним это делают, борясь с заблуждением, «будто название “русь” было известно уже в VI веке», И.Г.Коновалова, Р.А.Агеева, Е.В.Пчелов)iii.
И героически борются для того, чтобы объявить Бертинские анналы именно тем источником, где впервые и прозвучало русское имя. Причину такой привязанности норманистов к анналам объясняют слова Пчелова: «первое, однозначно бесспорное упоминание слова “русь”, в форме названия народа – “рос”, относится к 839 г.», 18 мая этого года, «таким образом, первая точная дата русской истории» и, а это главное, потому и не скрывается восторг, «примечательно, однако, что послы хакана росов оказались шведами по происхождению!»iv (в современном шведском учебнике, цель которого «дать в ясной форме основополагающие знания по истории Швеции», нет 839 г., как нет и росомонов, и 860 г.v).
Пчелова, как и других норманистов, соблазняет на подобные выводы некритическое восприятие того факта, что в памятнике соседствуют названия «рос» и «свеоны»: сначала прибывшие в 839 г. с послами византийского императора ко двору франкского правителя люди назвали себя представителями народа «Рос (Rhos)», но, «тщательно расследовав цели их прибытия, император узнал, что они из народа свеонов (Sueones), и, сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя задержать их до тех пор, пока не удастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями или нет»vi (чем все закончилось, источник не сообщает). А этих «свеонов» принимают, начиная с Г.З.Байера, за шведов. С тех же пор сторонники норманской теории уверяют, что имя «рос» изначально связано с ними.
Но, во-первых, Тацит, поселяя свионов (свеонов) «среди Океана», т.е. на одном из островов Балтийского моря, резко отделяет их от свебов-шведов (самоназвание svear), живших в его время на северо-востоке Германии и переселившихся на Скандинавский полуостров в VI в., в эпоху Великого переселения народов, дав название Швеции. Во-вторых, что хорошо видно и без Тацита, свеоны в анналах не отождествляются с русами, а напротив, как отмечал А.Г.Кузьмин, противопоставляются им: они есть свеоны, но только не русы, следовательно, русы не свеоны (как и Гришка Отрепьев – не царевич Дмитрий).
Противопоставляет шведов и русов наша ПВЛ: «Афетово бо и то колено: варязи, свеи, урмане, готе, русь, агняне, галичане, волъхва, римляне, немци, корлязи, веньдици, фрягове и прочии». Это противопоставление историко-этнографического введения летописи углубляет Сказание о призвании варягов, помещенное в ней под 862 г.: «И идоша за море к варягом, к руси; сице бо тии звахуся варязи русь, яко се друзии зовутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гъте, тако и си». Углубляет тем, что летописец, как на это также указал М.В.Ломоносов, выделяет русь из числа других варяжских, как бы сейчас сказали западноевропейских народов, и называет ее в качестве особого, самостоятельного племени, вроде шведов, норвежцев, готов, англян-датчан, тем самым не смешивая ее с ними (а точно так затем считал, как уже говорилось, и А.Л.Шлецер)vii.
Однако этого противопоставления не желают видеть в массе своей норманисты и в первую очередь задающие сегодня в науке тон филологи и археологи, живущие под гипнозом шведского взгляда на русскую историю (их приоритет в разработке варяго-русского вопроса давно и безропотно признали историки). Так, еще в советское время филолог Г.А.Хабургаев утверждал, что авторы ранних погодных записей ПВЛ связывали термин «Русь» с норманскими колонистами, в связи с чем и создали (или поддержали) легенду об участии скандинавов в складывании Древнерусского государства (при этом он требовал предать «забвению» иные точки зрения на происхождение имени «Русь»). Ныне археолог Л.С.Клейн говорит, что «в летописи описано призвание варягов-норманнов как начало истории Древнерусского государства».
Другой археолог В.Я.Петрухин уверяет, что летописная традиция возводит «начало Руси к призванию из-за моря варяжских (норманских) князей» и что антинорманисты игнорируют «данные прямых источников о скандинавском происхождении названия русь, равно как и данные исторической ономастики»viii (а ведь благодаря именно ей, точнее, тем, кто работает в этой области, собственные имена ПВЛ зазвучали по-скандинавски). Причем свой взгляд на начало Руси Петрухин донес в 2008 г. до школ посредством коллективного «Справочника учителя истории», вышедшего невероятно огромным тиражом – 150 000 экземпляров: «Летописец объясняет в самом начале своей “Повести временных лет”, что варяги – это скандинавы: свеи (шведы), урмане (норвежцы), готы (жители острова Готланда на Балтике) и русь, сидящие за Балтийским – (Варяжским) морем». Утверждая, что пришедшая с князьями русь «представляла собой не племя, а княжескую дружину» (хотя летописец ясно говорит, что русь – это народ, но такого народа не знает скандинавская история), археолог заключает: «Так стала складываться Русская земля – государство, подвластное русским князьям и дружине»ix.
Но ни прямых, ни косвенных данных в пользу скандинавского происхождения ни имени «Русь», ни варягов (варяжской руси), которые прибыли в Северо-Западные земли Восточной Европы и с которыми уже другой наш летописец связывал это имя: «И от тех варяг прозвася Руская земля»x, в ПВЛ нет (да скажи она, что варяги были скандинавами, кто бы с этим спорил).
Выше отмечалось, что летопись нигде прямо не говорит, ввиду общеизвестности для ее времени этого факта, ни об этносе, ни о родине прибывших к нам варягов и руси. Но вместе с тем она содержит информацию, показывающую, что языком их общения был славянский язык. Такой непреложный вывод вытекает из чисто славянских названий городов, которые были основаны ими по приходу в пределы Северо-Западной Руси: Новгород, Изборск, Белоозеро и другие, ибо эти названия напрямую связаны с языком своих основателей (так, по названиям многих городов Северной Америки можно точно сказать не только из какой страны, но даже из какой конкретно ее местности прибыли переселенцы в «Новый Свет»).
Варяги и после 862 г. занимались активным возведением городов: в 882 г. Олег, сев в Киеве, «нача городы ставити», а в 988 г. «рече Володимер: “се не добро, еже мало городов около Киева”. И нача ставити городы по Десне, и по Востри, и по Трубежеви, и по Суле, и по Стугне». При этом, что показательно, среди многочисленных наименований древнерусских городов IX–X вв., т.е. времени самого пика деятельности варягов на Руси, совершенно отсутствуют, заключил в 1972 г. польский лингвист С.Роспонд, «скандинавские названия» (стоит заметить, что этот ученый в 1979 г., будучи норманистом, но видя, во что превратили его науку скандинавские и советские коллеги, прямо выступил против «норманистической концепции в ономастике и лингвистике»)xi.
На славяноязычие варягов указывает и Варангер-фьорд – Бухта варангов, Варяжский залив в Баренцевом море. И указывает потому, что местные лопари именуют этот залив Варьяг-вуода, т.е. «лопари, как следует из этого названия, – отмечал А.Г.Кузьмин, – познакомились с ним от славяноязычного населения», ибо знают его «в славянской, а не скандинавской огласовке»xii. Славянский язык варягов (варангов) фиксируют и византийские источники. Как установил В.Г.Васильевский, рассмотрев все сведения о пребывании варягов в Византии, что, во-первых, термин «варанги» был связан с русско-славянским военным корпусом, присланным Владимиром Святославичем в 988 г. по просьбе этого государства, во-вторых, данные источники отождествляют «варангов» и «русь», говорящих на славянском языке, и отличают их от норманнов, которые стали приходить в Империю и вступать в дружину варангов (варягов) в конце 1020-х гг.xiii
Славянский язык пришельцев на Русь, их предводителей и их потомков – князей Рюрика, Трувора, Синеуса, Олега, Игоря, Ольги, их бояр, дружинников, послов, купцов – прямо указывает на их родину: южный берег Балтийского моря. Ибо из всех земель Поморья только в этом районе проживали славянские и славяноязычные народы (вот почему в варяго-русских древностях так много неславянского), создавшие высокоразвитую цивилизацию, приводившую в восхищение германцев: для них она была почти что «землей обетованной».
И им было чем восхищаться, ибо с экономическими темпами развития южнобалтийских славян и близко не могли сравниться другие прибалтийские народы. В 1967 и 1982 гг. немецкий археолог Й.Херрман вел речь о «беспрецедентном экономическом подъеме», развернувшемся у этих славян в VII–XI вв., «в течение которого многократно возросли производительные силы и численность населения. Для некоторых областей рост сельскохозяйственного производства исчисляется четырех-шестикратным увеличением»xiv.
Невиданный для Балтики уровень развития экономики, масштабы и объемы внутренней и внешней торговли вызвали раннее – с VIII в. – и весьма бурное развитие на Южной Балтике большого числа городов, располагавшихся на торговых путях: Старград у вагров, Рерик у ободритов, Дымин, Узноим, Велегощ, Гостьков у лютичей, Волин, Штеттин, Камина, Клодно, Колобрег, Белград у поморян (а в будущем именно они составят ядро знаменитого Ганзейского союза).
Своими размерами и численностью населения эти торговые города поражали воображение иностранцев, не видевших ничего подобного в своих землях. Так, Рарог-Рерик немцы именовали Микилинбургом (Великим городом, Велигардом). А южнобалтийский Волин (Юмна) Адам Бременский и Гельмольд называют «знаменитейшим» и констатируют, что «это, действительно, крупнейший из всех расположенных в пределах Европы городов, который населяют славяне вместе с другими народами, греками и варварами», и что он «богат товарами всех северных народов, нет ни одной диковинки, которой там не было бы»xv (ничего подобно, кстати сказать, не знала Швеция, где по-настоящему строительство городов начнется, отмечают шведские ученые, лишь только в конце XIII в.xvi, т.е. до этого времени шведы не обладали градостроительными навыками. А их наши норманисты заставляют возводить на Руси первые города).
Именно о Южной Балтике ведет речь летопись, поясняя, что варяги «седять» по Варяжскому морю «к западу до земле Агнянски»xvii. Земля «Агнянски» – это юго-восточная часть Ютландского полуострова, где до переселения в середине V в. в Британию обитали англо-саксы, с которыми на Балтике очень долго ассоциировались датчане. С англо-саксами на востоке соседили «варины», «вары», «вагры», т.е. варяги, входившие в состав южнобалтийского славянского социума и населявшие Вагрию.
С мнением ПВЛ абсолютно согласуется западноевропейская традиция. В 1544 г. немец С.Мюнстер в своей «Космографии» констатировал, что Рюрик, приглашенный на княжение на Русь, был из народа «вагров» или «варягов» («Wagrii oder Waregi», т.е. он констатирует двойное наименование этого народа), главным городом которых являлся Любек. В 1549 г. другой немец С.Герберштейн говорил, что родиной варягов была Вагрия, граничившая с Любеком и Голштинским герцогством, и что эти варяги «не только отличались могуществом, но и имели общие с русскими язык, обычаи и веру, то, по моему мнению, русским естественно было призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов (т.е. он также, как и Мюнстер, фиксирует два имени одного и того же народа. – В.Ф.), а не уступать власть чужеземцам, отличавшимся от них и верой, и обычаями, и языком»xviii.
В XVII – первой половине XVIII в. другие представители германского мира, которых не назовешь, как и в случае с Мюнстером и Герберштейном, русскими «патриотами» и «ультра-патриотами», – немцы Б.Латом, Ф.Хемниц, И.Хюбнер, Г.В.Лейбниц, Ф.Томас, Г.Г.Клювер, М.И.Бэр, С.Бухгольц и датчанин А.Селлий – также утверждали о выходе Рюрика с братьями из Вагрии (в основном считая его сыном князя Годлиба, стоявшего во главе могущественнейшего славянского племени ободритов и убитого датчанами в 808 г. при взятии столицы ободритов Рарога-Рерика). Причем Томас и Бэр прямо оспорили мнение о скандинавском происхождении Рюрика и его варягов. А еще ранее, в 1688 г., другой немец М.Преторий вступил в решительную борьбу с этим мнением, подчеркивая, что русские призвали себе князей «от народа своей крови» «из Пруссии и с ними сообщенных народов», но только не из Дании или Швецииxix (и это антинорманистское направление германских ученых блестяще продолжил русский Ломоносов).
В целом вывод о южнобалтийской родине варягов и варяжской руси на сегодняшний день подтверждают многочисленные отечественные, западноевропейские, иудейские и арабские источники (например, ад-Димашки (1256–1327), используя не дошедшее до нас какое-то древнее известие, поясняет, что варяги «суть славяне славян (т.е. знаменитейшие из славян)»), а также огромный археологический, антропологический, нумизматический и лингвистический материал. Именно на южном и восточном побережьях Балтийского моря памятники локализуют четыре Руси, с одной из которых (или с несколькими) и была связана призванная в 862 г. русь – о. Рюген-Русия, устье Немана, устье Западной Двины, западная часть Эстонии – провинция Роталия-Русия и Вик с островами Эзель и Даго (многочисленные источники, называя Русии по южному и юго-восточному берегу Балтийского моря, никакой Руси ни в Швеции, ни в Скандинавии вообще не знают. Совершенно молчат о ней и саги)xx.
В 2007 г. крупнейший специалист в области варяго-русских древностей академик В.Л.Янин констатировал, что наши пращуры призвали Рюрика и варягов, «которые называли себя Русью», из пределов Южной Балтики, «откуда многие из них и сами были родом. Можно сказать, они обратились за помощью к дальним родственникам»xxi. Со славянской Южной Балтикой также связывают Рюриковичей, а с ними и варягов (варяжскую русь), данные ДНК-генетики, приводимые крупнейшим специалистом в этой области А.А.Клёсовымxxii.
Авторы стандарта, навязывающие нам шведский взгляд на русскую историю, видимо, не в курсе, что этот взгляд отвергает сама память скандинавских народов, запечатленная в сагах. Потому как эти чрезмерно хвастливые саги, не только ничего не упускавшие из подвигов викингов, но и занимавшиеся явными приписками, из русских князей первым упоминают Владимира Святославича, правившего на Руси в 980–1015 годах. А данный факт означает, что скандинавы стали появляться в ее пределах лишь только во время его правления, т.е. 120–130 лет спустя после призвания варягов (на то же время указывает и археологический материал). По этой причине они не знали никого из предшественников Владимира (о княгине Ольге саги говорят по припоминаниям русских), в том числе и знаменитого Рюрика – основателя правящей русской династии.
Как верно заметил М.В.Ломоносов в «Древней Российской истории», если бы Рюрик был скандинавом, то «нормандские писатели конечно бы сего знатного случая не пропустили в историях для чести своего народа, у которых оный век, когда Рурик призван, с довольными обстоятельствами описан». В 1808 и 1814 гг. Г.Эверс, отмечая невероятность отсутствия «Рюриковой истории» у скандинавов, «если имела какое-либо отношение к скандинавскому Северу» («судьба Рюрикова должна была возбудить всеобщее внимание в народе, коему принадлежал он, – даже иметь на него влияние, ибо норманны стали переселяться в таком количестве, что могли угнетать словен и чудь»), охарактеризовал этот факт как «убедительное молчание», лучше любых слов подтверждающее их полнейшую непричастность к варягам и руси. После чего немецкий историк резюмировал, хотя и не был русским «патриотом»: «Всего менее может устоять при таком молчании гипотеза, которая основана на недоразумениях и ложных заключениях»xxiii.
А саги не знают нашего Рюрика потому, что он не имел отношения к скандинавской истории. Но зато хорошо знают его младшего современника Ролло-Роллона, хотя тот и основал, по сравнению с огромным Древнерусским государством, во главе которого стояли Рюриковичи, микроскопическое и полузависимое государственное образование – герцогство Нормандское. И знают по понятной причине: он свой – скандинав, норвежец.
Примечательно, что норманисты разговор о скандинавском происхождении Рюрика и его династии всегда сводят к образованию скандинавами Русского государства. Как, например, утверждала в 2007–2009 гг. Е.А.Мельникова, договор с вождем одного из отряда викингов Рюриком «заложил основы для возникновения раннегосударственных структур в первую очередь института центральной власти, ведущую роль в осуществлении которой играли скандинавы», что «возникновение Древнерусского государства подавляющее большинство современных историков связывает с объединением двух ранне- (или пред-) государственных образований: северного с центром в Ладоге и южного с центром в Киеве, скандинавским вождем Олегом (< Helgi), родичем или “воеводой” Рюрика, захватившим Киев в 882 г., и что «в исторической науке господствует представление о значительной роли скандинавов в процессе образования Древнерусского государства». А в 2012 г., когда праздновалось 1150-летие зарождения российской государственности, археолог С.П.Щавелев торжественно отрапортовал: «горсточка» викингов, выступающих, по сравнению с «аборигенами», «носителями более сложной культуры» и обладая менталитетом «лидеров», во главе с Рюриком «основала целое государство, даже в начале своего развития равное по площади среднему европейскому королевству»xxiv (шведский археолог М.Стенбергер, понимая голословность таких заявлений, сказал в 1970 г.: «Вряд ли хоть один шведский археолог станет утверждать, что викинги основали Русское государство»xxv).
Прочтение «реляций» Мельниковой и Щавелева сразу же вызывает в памяти слова С.А.Гедеонова, произнесенные в 60-х гг. XIX в., что «при догмате скандинавского начала Русского государства научная разработка древнейшей истории Руси немыслима»xxvi. Поэтому он и рождает лишь мифы да анекдоты, которые изучают, вместо родной истории, наши школьники. Вот, например, норманисты не находят именам братьев Рюрика Синеус и Трувор даже приблизительных скандинавских параллелей (хотя такие параллели другим именам они легко подбирают по принципу, по которому у русских немецкие фамилии Косс фон Даален и Пагенкампф зазвучали как Козодавлев и Поганкинxxvii). Но чтобы все равно их увязать со скандинавами, объявляют
