Союзное государство России и Белоруссии имеет уже многолетнюю историю, и всё же во многом так и осталось проектом. На фоне новых форматов постсоветской интеграции осмысленность его дальнейшего осуществления поставлена под вопрос. Однако представляется, что модель Союзного государства является по-прежнему значимой и самоценной, так как заложенные в ней принципы новыми структурами не дублируются и не перекрываются.
С появлением планов по формированию Евразийского экономического союза постсоветское пространство вступило в новую эпоху своего существования. Впервые Россия предпринимает инициативу, имеющую стратегическое значение. Впервые она предлагает свой новый геополитический проект бывшим союзным республикам.
Однако Евразийский союз подразумевает модель, в которой не будет никаких существенных различий между положением, например, Киргизии и Белоруссии – их статус в отношениях с Россией может оказаться примерно одинаков. Между тем представляется несомненным, что Белоруссия имеет все основания претендовать на гораздо более высокий и более близкий уровень отношений с Москвой, чем государства Средней Азии. То же самое можно сказать и про Россию: для неё отношения с Белоруссией должны быть чем-то существенно большим, чем с той же Киргизией. Более того, они наверняка должны быть облечены в специальные формы.
Это обусловлено в первую очередь этнокультурной и исторической близостью наших народов, несопоставимо большей интенсивностью их взаимосвязей, общностью языкового и цивилизационного пространства. При несомненной значимости всех тех различий, которые отделяют белорусов от великорусов, в широком смысле слова мы были и остаёмся одним народом. Кроме того, мы очень комплиментарны друг к другу – почти все русские испытывают искреннюю симпатию к белорусам, и большинство белорусов также вполне искренно симпатизируют русским. Это та реальность, с которой необходимо считаться. А для становления эффективных политических институтов и механизмов сотрудничества она должна так или иначе в них выражаться.
Надо учитывать, что в отношении к среднеазиатским странам российское общество настроено совершенно иначе. По соцопросам, значительная и постоянно растущая часть населения вообще поддерживает идею введения визового режима. Более того, бытовые конфликты между выходцами из этого региона и россиянами стали привычным фоном российской жизни. И это не удивительно: как уже ни раз подчёркивалось, в России фактически нет межэтнических конфликтов, но есть межцивилизационные: все проблемы в межнациональных отношениях так или иначе сводятся к двум сторонам – условно христианской (или же постхристианской культуры) и условно мусульманской. Понятно, что не религиозный вопрос лежит в корне этих конфликтов. Чаще всего они бытовые, и их основа – сильнейшие различия в бытовой культуре между народами столь разных культурных традиций. Конечно, эти народы друг другу не враждебны, но их отношения не идут ни в какое сравнение с белорусско-русскими.
Современная политика сродни культурологии: для её успешного проведения необходим учёт культурных, ментальных особенностей населения. Более того, основная форма организации современных западных обществ – т.н. nation-state – является лишь наиболее удачной технологией политического оформления культурных различий. То же можно сказать и про любые наднациональные формы: их успешность обусловлена их историчностью и их культурной целостностью. Это та реальность, от которой бессмысленно убегать, её лучше учитывать.
Проект Евразийского союза не является цивилизационно цельным, но он основан на возрождении давних и довольно крепких исторических связей, он объединяет пространство со значительным запасом общей исторической памяти. Кроме того, оно обладает единым языком «межнационального общения». Это придаёт всему проекту определённую силу и перспективность. Хотя, конечно, он не является попыткой возрождения СССР, и основан уже на иных принципах межгосударственных отношений.
И, тем не менее, модель будущего Евразийского союза (а есть основания полагать, что он будет совсем не только экономическим) подразумевает неизбежную ограниченность интеграционных процессов, в первую очередь связанных именно с трансцивилизационным пространством его реализации. И несомненно, он не может быть достаточной формой для взаимоотношений России и Белоруссии. И в настоящее время это является одной из самых важных проблем для формирования дальнейшей стратегии по интеграции двух стран.
Существует старая форма Союзного государства России и Белоруссии. Она не отменена, но идёт поиск способов её сохранения, более того, под вопрос ставится и сама осмысленность этого. Ведь проект Евразийского союза во многих (главным образом экономических) аспектах оказывается более тесной формой интеграции, чем Союзное государство. Более того, можно сказать, что сама его идея с самого начала была обречена на неудачи, слишком много было заложено противоречивого и необоснованного в реальном соотношении сторон и их интересов. Однако эта форма интеграции существует и пока что её решено сохранить – по крайней мере, пока ряд её наработок остаётся актуальным.
Думается, что именно формат Союзного государства России и Белоруссии может быть возрождён на новом уровне и стать значимой составляющей интеграционных процессов на постсоветском пространстве. Однако роль рудимента старых попыток интеграции – наверное, совсем не то, что Минску (да и Москве) хотелось бы видеть под его вывеской. Союзному государству в новых условиях сильнейшим образом не хватает идеологии, исторической обоснованности, осмысленного целеполагания, то есть всего того, что выходит за рамки чисто экономических отношений. Всего того, что придавало бы ему смысл и самостоятельную значимость на фоне других «скоростей интеграции». И, надо сказать, в заявлениях президента Белоруссии А.Г.Лукашенко содержится всё, что для этого могло бы быть нужно, однако остаётся по сей день невостребованным.
Процитирую несколько мест из недавних выступлений президента Белоруссии. Вот слова Александра Григорьевича, сказанные российским СМИ 7 октября 2011 г.: «Им что, нужна сильная Россия? Нет! Она должна быть аморфная, разваленная, искромсанная, исковерканная. Но мы с этим не согласимся - ни мы, ни вы. Мы из этой ситуации выйдем. Мы ведь - русские люди, как мы часто говорим». А 15 сентября уже 2012 г., во время переговоров с В.В.Путиным в Сочи, президент Белоруссии сказал: «Нам надо держаться друг за друга - двум, скажем так, русским, по большому счету, народам. Ибо будем биты поодиночке». Список подобных цитат можно намного увеличить. В 2003 году в своих телеинтервью А.Г.Лукашенко сказал уже не раз повторенную с тех пор фразу: «белорусы – это русские со знаком качества». Это своего рода формула горделивого русского самосознания для белорусов. За всеми этими словами стоит утверждение существования нескольких русских народов и модель особых отношений именно на этих (общерусских) основаниях. Понятно, что это касается тогда уже не только России и Белоруссии, но и Украины, а также Казахстана. То есть всех тех государств, на интеграцию с которыми только и есть реальный запрос общества в России, как свидетельствуют многочисленные соцопросы.
Как известно, официальная Россия категорически отказывается от русской идентичности и общерусской тематики. Де-юре русской нации в России нет, есть лишь этнографически русское население, фиксируемое переписями. Ничто русское, за исключением языка, не прописано ни в Конституции, ни в других федеральных законах. Такова государственная идеология. Господство официально декретируемой российской идентичности, при отрицании государственной значимости русской, не предполагает согласия с утверждениями А.Г.Лукашенко. Более того, они воспринимаются скорее с опаской, как нарушающие дозволенные идеологические рамки. Во многом то же самое мы можем видеть и в самой Беларуси: несомненно, что формулировки Александра Григорьевича входят в клинч с официальной идеологией белорусской государственности. Но и не предполагают соперничества с нею: они скорее высказываются для внешнего потребления. Это своего рода сигналы для Москвы.
К сожалению, Россия пока что невосприимчива к таким «сигналам». У нас гораздо лучше восприняли бы традиционные заявления о «вековечной дружбе русского и белорусского народов». Однако следует понимать, что и эти, пока что официально признаваемые, идеологические клише, для большинства уже не являются предметом веры и надежды, а скорее неизбежным средством заполнения идеологического вакуума, оставшегося после распада СССР. На деле заявления Лукашенко вызывают заинтересованную симпатию, но одновременно и недопонимание, как же их можно реально использовать в политике – с пользой, но притом и безопасно.
Понятно, что наши идеологии «для внутреннего потребления» им противоречат. И всё же думается, что все эти заявления могли бы стать идеологической основой для особых интеграционных отношений между Россией и Белоруссией. Более того, основой, к которой будет обращён большой общественный запрос, и который сам по себе, при этом, будет своего рода полигонной площадкой для новых подвижек и изменений в идеологии официальной России. Кроме того, такая площадка даст Кремлю возможность удерживать «пригласительный билет» в интеграционные процессы и Украине. Ведь это тоже русская страна. Но пока что можно говорить об идеологии «интерфейса» союзных отношений между Россией и Белоруссией.
Евразийский союз и Союзное государство являются принципиально различными по своей концепции образованиями, и это различие можно проследить на самых разных уровнях.
Евразийский союз имеет главным образом ретроспективные основания, причём это касается не только его идеологии, но и социально-экономической сферы. Его формирование – это отход от модели «цивилизованного развода бывших союзных республик» к обратному процессу – их цивилизованной реинтеграции. Территориальный принцип, заложенный в этом проекте – это постсоветское пространство, и его программа – восстановление прежде разорванных связей. У Союзного государства основания принципиально иные – они связаны с актуально существующей этнокультурной общностью. Ведь фактически, как говорил и А.Г.Лукашенко, «мы один народ».
Отсюда и принципиальное различие идеологий этих интеграционных проектов: для Евразийского союза актуальна старая идеология «дружбы народов», а для Союза России и Белоруссии – идеология восточнославянской (общерусской) взаимности.
Различны и принципы границ у этих объединений. Уже не раз высказывались идеи о расширении евразийской интеграции за счёт не-постсоветских стран, и это было бы по-своему логично: потенциальная площадь евразийской интеграции – хоть вся Евразия, а дружба народов вообще не имеет своих пределов. Формат же восточнославянской интеграции не предполагает включения в него иноэтничных стран: по идее его территория – это Россия, Белоруссия, Украина, и, возможно, Казахстан (русскоязычная Южная Сибирь). Опять же оговорюсь – речь идёт не о политических планах, а о границах, заданных самой идеей.
Евразийский союз является межцивилизационным объединением: он интегрирует народы с христианской и мусульманской в своей основе культурами. Главные его проблемы – это примирение цивилизационно чуждых народов в одном пространстве, славяно-тюркский политический синтез, а также межрелигиозный диалог в поликонфессиональном пространстве. Союзное государство – это восточнославянский союз с общим языком и культурой, с единой преобладающей религией и общей церковной организацией.
Надо также понимать, что у русского евразийства есть очень сильный собрат-конкурент в лице тюркского евразийства, давно и активно развиваемого турецкими учёными. Для четырёх среднеазиатских республик, для Азербайджана и значительной части автономий России эта идеология этнически и культурно ближе, чем евразийство «от русских». Более того, с точки зрения нашего евразийства трудно доказать, что, например, узбеки – это евразийский народ. А вот с позиций турецкого евразийства и поддерживаемого им пантюркизма такой ответ видится гораздо более обоснованным. Навязывая нашим тюркским соседям идеологию евразийства мы неизбежно делаем их более податливыми и к тому евразийству, которое разговаривает с ними почти на одном языке, а также предлагает им формы объединения на собственных этнокультурных основах, а не на связях с Москвой. Его привлекательность также связана с тем, что лидером и главным проводником всех связанных с ним процессов является государство, интегрированное в западное сообщество.
Евразийский союз неизбежно будет представлять собой сложное миграционное пространство, требующее значительных ограничительных мер, внутренних барьеров. Без всего этого он будет обречён на рост внутренней конфликтогенности. Евразийский союз – это объединение, которое будет требовать тонкой ежедневной настройки и улаживания противоречий на всех уровнях общественной и политической жизни, для чего будут требоваться особые формы и методы. Союзное же государство предполагает единое миграционное пространство, так как никаких гуманитарных проблем при взаимодействии славянского большинства обоих государств быть не может, ведь здесь нет даже ситуации межкультурного контакта.
Кроме того, надо учитывать очень неоднозначное отношение к евразийской интеграции в российском обществе, что порождает соответствующие проблемы. Явления, вызывающие эти настроения, будут со временем лишь увеличиваться, и не только количественно, но и качественно. Так или иначе с этим придётся считаться, и это будет сильным сдерживающим фактором для реализации любых интеграционных инициатив. В противоположность этому у проекта восточнославянской интеграции существует широкая общественная поддержка и благоприятная гуманитарная среда. Здесь проблемы могут подстерегать скорее ход интеграции на уровне элит, чем на уровне широких слоёв общества.
В конечном счёте, уже задан принципиально различный формат двух интеграционных процессов: Евразийский союз так или иначе видится как союз нескольких государств, то есть межгосударственное объединение. А объединение России и Белоруссии идёт в формате создания общей государственности – Союзного государства.
Нет необходимости выбора между двумя интеграционными проектами – именно потому что они столь различны. Это разные процессы, которые могут идти параллельно. Та же Белоруссия может участвовать и в дальнейшем развитии проекта Союзного государства, и в продвижении евразийской интеграции. Но качественная разнородность проектов предполагает и то, что у них должны быть разные идеологии. Для Евразийского союза это евразийство, а для Союзного государства – панрусизм[i], то есть идеология восточнославянского единства.
Важно учитывать, что идея интеграции с Азией не очень популярна среди белорусов. Им свойственна тяга к европейской идентичности и европейским культурным формам. Для жителей Белоруссии одно дело – объединяться с культурно тождественными восточнославянскими братьями, и совсем другое дело – объединяться с Киргизией. Для белорусов евразийство – вообще не близкая идеология, и участие в Евразийской интеграции имеет здесь обоснования более прагматические, чем культурно-исторические. Однако проект Союзного государства не имеет азиатской составляющей и представляет собой форму восточноевропейской интеграции. То есть между двумя проектами – принципиальное идентитарное различие. Для долгосрочной интеграции с Белоруссией проекта Евразийского союза просто недостаточно.
Это свойство белорусской государственной идентичности постоянно подчёркивается идеологами современной Белоруссии. А.Г.Лукашенко говорит даже о том, что «Беларусь выдвинулась на, наверное, великую роль духовного лидера восточноевропейской цивилизации»[ii]. В одном из основных учебников по идеологии государственности РБ написано о «принадлежности белорусов к христианской цивилизации, точнее говоря, к её восточнохристианской ветви», что обусловливает «особое положение Беларуси в европейском культурно-цивилизационном пространстве»[iii]. В другом месте читаем, что национально-культурные особенности Белоруссии развиваются в контексте «русославянской (восточнославянской)» цивилизации[iv]. Восточнославянская цивилизация, как часть восточноевропейской, утверждается в большинстве официальных текстов и учебных пособий современной Белоруссии. «Беларусь по своей сущности и ценностным ориентирам историко-культурного развития следует отнести к восточнославянскому цивилизационному типу развития. История Беларуси в составе различных государственных образований … всегда отличалась восточнославянским цивилизационным своеобразием»[v]. То есть восточнославянская (общерусская), а не евразийская цивилизационная идентичность Белоруссии – просто факт, с которым необходимо считаться.
Таким образом, идеологией Союзного государства должен быть панрусизм. Кстати, здесь может быть удачно использован неофициальный статус в России русской идентичности: её можно оставить для форм восточнославянской интеграции. Только такой подход может придать Союзному государству идентитарное измерение, что позволило бы сделать его действительно прочным, нужным и одновременно общественно-ориентированным.
Внутренняя целостность, этнокультурное родство единого политического пространства – это принципиальный фактор силы и процветания, гораздо более значимый, чем максимальное территориальное расширение. Это не значит, что надо отказываться от очень выгодных для России и перспективных проектов по евразийской интеграции. Но означает, что эти проекты не должны заменять собою другие. Союзное государство предполагает гораздо более прочное и внутренне обоснованное объединение, благодаря чему и представляет особую ценность.
Автор - Старший научный сотрудник Центра исследований проблем стран ближнего зарубежья РИСИ.
Первая публикация - портал "Материк".
[i] Подробнее см.: Неменский О.Б. Панрусизм // Вопросы национализма, вып.7 (2011, № 3), с.34-43.URL: http://www.edrus.org/content/view/23730/56
[ii] О состоянии идеологической работы и мерах по её совершенствованию. Мн., 2003. С.20. См. примерно то же: Основы идеологии белорусского государства. Под ред. С.Н.Князева и С.В.Решетникова. Мн.: Академия управления при Президенте РБ, 2004. С.358.
[iii] Бабосов Е.М. Основы идеологии современного государства. Мн., 2004. С. 223.
[iv] Основы идеологии белорусского государства. Методические указания для студентов всех специальностей. Составители: Гребенникова-Воробьёва Л.В., Дайняк Е.Н. и др. Минск: БНТУ, 2011. С.22.
[v] Белорусский путь. Под ред. О.В.Пролесковского и Л.Е.Криштаповича. Мн.: ИАЦ при АП РБ, 2010. С.141 (глава «Цивилизационная природа Беларуси»).
