Тягостные испытания в течение долгих лет бесчинств и опричнины царя Ивана Грозного давили невыносимым бременем, терпение и чувство национального самосохранения народа иссякли. После Грозного страна покатилась в бездну. Своей деятельностью Грозный «хотел стоять над порабощённой землёю один, аки дуб во чистом поле» (А.К. Толстой). Но, как верно отмечал А.М. Панченко, тирания Грозного была отвергнута Русской землей, которая «гордыне монаршего “богоподобия” противопоставила бунт меньшой братии и гражданскую войну. Концепции Грозного она противопоставила народную концепцию самозванства». Смута начала XVII века – следствие маниакального самоуправства Грозного, развалившего традиционный жизненный уклад, разгромившего правящий слой, подорвавшего авторитет власти и собственноручно прервавшего убийством сына законное наследование престола. Ливонская война и опричнина подорвали русское государство. «Именно этими разорениями было вызвано и усиление крепостничества в конце XVIвека, ибо люди во многих землях были или уничтожены, или бежали на вольные земли… А у российского правительства не было иной возможности содержать дворянское поместное войско, кроме как наделять дворян землей. Но кому нужна земля без крестьян, на ней работающих? Усиление же крепостничества стало, в свою очередь, одной из причин крестьянских восстаний в начале XVII века, ставших прологом Смутного времени» (С.В. Перевезенцев).
Борьба за единство государства против боярской удельщины не требовала и не оправдывала бесчинств царя, ощутившего себя носителем бесконтрольной абсолютной власти. Иосифлянское Священное царство не выдержало первого испытания, верховная власть, разнуздавшаяся без духовного водительства Церкви, саморазрушилась. Разорвались связь времён и преемство традиций, что на Руси всегда было смертельной опасностью. Достоинства Бориса Годунова не могли компенсировать отсутствие сакральных центров жизни – авторитета Церкви и авторитета исторически преемственной власти. При параличе государственной воли народа правящий слой, развращённый своеволием, безответственно менял формы правления – от демократии и тирании до олигархии и монархии. Очередной режим, утверждённый своекорыстной конъюнктурой, рассыпался. Безвластие ввергло страну в хаос, народ бунтовал против всякой попытки навязать ему неправедную и неправильную власть. «Самозванство – это народная оболочка бунта. Почти всякий бунт XVII в. имел своего самозванца. Только в Смуте их участвовало до полутора десятков» (А.М. Панченко).
Национальная трагедия воззвала к необходимости внутреннего духовного формирования человека, способного преодолеть хаос. Из глубины народной жизни подаёт голос духовная традиция Сергия Радонежского, в которой соединились деятельная и духовная религиозность, разошедшиеся в тяжбах последователей Иосифа Волоцкого и Нила Сорского. Из Троице-Сергиевого монастыря рассылаются воззвания к православному народу, подобные нижеследующему: «Это ли вам не весть, это ли вам не повеление, это ли вам не приказание, это ли вам не писание?! Ох, ох, увы, увы! Горе, горе злое-лютое! И куда идти, куда бежать? Как не заплакать, как не зарыдать, как всей душой не страдать, как в грудь себя не бить?! Как же сами мы не заботимся и не радеем о себе, когда видим за великие и бесчисленные грехи наши по воле Создателя и Творца полное наше смирение, а врагам, чужим и своим, попущение, и всяческое от них над собой надругание, и осмеяние? Хотя и плачем, и рыдаем, и бьем себя в грудь, и всей душой страдаем, и сильно тем Создателю досаждаем, но подвига и рвения не проявляем, и к Богу не прибегаем, и Его не умоляем, и против врагов ничего не замышляем, а все на произвол пускаем и сами же в своей земле и вере злое семя укореняем» (Новая повесть о преславном Российском царстве). Современные комментаторы так определяют этот жанр: «Агитационное патриотическое произведение, оформленное как грамота-воззвание. Её безымянный автор, оценивая события русской истории за декабрь 1610 – февраль 1611 года, призывает современников к вооружённому сопротивлению иностранным интервентам» (Памятники литературы Древней Руси. Конец XIV – начало XVII века). Авторы посланий осознавали историческую ситуацию и понимали, что выход из Смуты лежит через духовно-нравственное возрождение русского человека, через объединение русских людей, вне зависимости от взглядов, позиций, ошибок и грехов, – смуту можно было избыть только всем миром.
В течение нескольких лет хаоса подобные голоса были гласом вопиющего в пустыне – никаких видимых отзвуков и следствий. Первые две попытки собрать ополчение против интервентов развалились, – казалось, что в обществе окончательно потеряны жизненные основы. Но в душах человеческих шли невидимые процессы кристаллизации духовных устоев. Настал момент, когда внутреннее очищение человека преображает и внешнюю жизнь. Бедствия Смуты заставили людей различных русских земель искать воссоединения, пробудили чувство национального единства. «Народ был готов выступить как один человек; непрерывный ряд смут и бедствий не сломил юного народа, но очистил общество, привел его к сознанию необходимости пожертвовать всем ради спасения веры, угрожаемой врагами внешними, и народа государственного, которому грозили враги внутренние» (С.М. Соловьёв). Удача нижегородского ополчения была обусловлена тем, что его время и место, инициаторы и цели реализовали пробуждение национального духа, явленное в возрождении нестяжательской духовной традиции. Это была историческая победа Сергиевой традиции – гармонии деятельных и духовных сил Православия.
Народ после долгих смут и исканий мучительно возродил в себе подорванную Иваном Грозным веру в Московское царство и монархию, восстановил самоистребившуюся государственную власть. В Смутное время вновь стали актуальными ранние идеи Иосифа Волоцкого о царе праведном и неправедном, в которых смягчались крайности концепции Священного царства; эта тема – ядро общественно-политических споров времён Смуты. Новый царский дом унаследовал старые пороки иосифлянской концепции власти. Церковь не смогла совершить духовную корректировку. Спасшая страну нестяжательская традиция была духовной основой православной жизни, но оставалась периферийной по отношению к официальным церковным и государственным формам.