Год назад умер Сергей Николаевич Семанов русский историк, русский националист. Эти небольшие воспоминания о нем написаны по одной простой причине: ничего не меняется под небом нашего несчастного Отечества. Семанов был участником грандиозной постановки под названием «борьба еврейской партии с русской партией» в 60-70-хх гг. ХХ века. Сам Андропов, глава КГБ, зачитал на Политбюро ЦК КПС свою записку о русистах, где обвинил Семанова в грехах, к которым тот не был причастен.
В одном нашем разговоре я спросил Сергея Николаевича, что вот эта записка Андропова и есть вершина его политической деятельности, потом наступил период отлучения Семанова от игр влиятельных мира сего.
- По всей видимости, это так, - ответил он равнодушно, как о давно пережитом.
Семанов сделал блестящую карьеру, был комсомольским работником, написал и защитил диссертацию, работал в закрытых архивах, из Питера перебрался в Москву, возглавил редакцию ЖЗЛ, стал близок к помощнику Суслова (Суслов – главный идеолог страны) Воронцову. Под началом Семанова работал дочь Андропова, с которой у него сложились хорошие отношения, Семанов был вхож в тогдашнюю великосветскую тусовку, знаком со многими известными персонажами, включая Галину Брежневу и ее мужа заместителя министра МВД Чурбанова. Правда, Галине Брежневой он не понравился, по словам Александра Байгушева, он был для нее чужим. Хотя и сама Галина, и ее муж, и министр МВД Щелоков были не прочь разыграть «русскую карту» в пику Андропову.
Отличие Семанова от множества карьеристов тех лет, имен которых никто уже не помнит, заключалось в том, что он был искренний русский патриот. Он был русский националист, в том смысле, что для него интересы русского народа были выше всего прочего.
Я его спрашивал, как же так, в руководстве страны было столько русских, почти одни русские и были, неужели все они были чужды русского национализма? Он отвечал, что за исключением нескольких фигур второго ряда все были чужды.
И про того же помощника Суслова Воронцова, который протежировал Семанову и продвигал его, сам же Сергей Николаевич говорил, что там не было ничего личного, просто Суслов поручил Воронцову курировать «русскую партию», что тот и делал.
Хотя сами лидеры «русской партии», писатели, публицисты, некоторые комсомольские деятели, отдельные ученые, были искренними русскими патриотами. Но были они игрушками в руках кукловодов.
Советская власть вообще была горазда устраивать всякие шоу, какие загнивающему Западу и не снились. Эта власть неспособная дать народу даже минимум, люди десятилетиями жили в коммуналках, бараках, жалких деревенских избенках, вынуждена была держать народ в состоянии постоянного специфического социального психоза.
Семанов вспоминал, как он учился при Сталине, и во всякие годовщины вся школа собиралась в актовом зале и начинали все орать до посинения: « Да здравствует великий Сталин».
- Вы не представляете, до чего это было противно.
Он же рассказывал с изумлением, как его отец, известный инженер - строитель осуждал с соседом на пару на коммунальной кухне Сталина, и никто не настучал. Изумление было от того, что отец человек умный, но вот дискутировал на кухне по поводу «великого вождя». Об отце Семанов вспоминал всегда тепло. Однажды мы сидели с ним в его кабинете, он завелся от разговора о том, что на руках нынешних руководителей часы стоимостью в десятки тысяч баксов.
- Да разве это часы? – Взвился он, вдруг, - вот мне от отца часы достались, а ему от моего деда, это часы!
И тут же он достал из ящика огромные золотые часы, размером со средний будильник.
- Скажите, вот это часы? – восклицал он, давая мне в руки этот «будильник».
- Еще какие часы, - подтвердил я.
* * *
Так вот, о советских психозах. Свое имя Семанов получил во время такого психоза. В 1934 году, когда родился Семанов, убили товарища Кирова, и все тогдашние СМИ исходили воплями - смерть врагам социализма! Предполагалось, что товарища Кирова убили враги социализма. Няньку, которая жила в семье Семановых послали записывать родившегося мальчика Адольфом, такое иностранное имя выбрали ему родители, тогда была мода на иностранные имена.
Нянька вернулась и доложила, что по дороге забыла эту «кличку собачью», а вокруг все только и кричали: «Сергей Миронович Киров, Сергей Миронович Киров». И записала она ребенка не Адольфом, а Сергеем.
- Представляете, Саша, - смеялся он, - а так был я Адольф Семанов.
Это было бы действительно круто, если учесть, что у Семанова были непростые отношения с некоторыми представителями еврейского народа. И он был автором книги с таким названием: «Русско-еврейские разборки».
Хотя… умных евреев он ценил. В 1991 году его познакомили с посольским работником Израиля в Москве, тот был еще и генералом Моссада, Семанов даже в своих опубликованных дневниках упомянул об этом человеке.
Или увидел я по ТВ как странно стоит почетный караул в Израиле, встречали они иностранного президента. А караул стоял странно на наш взгляд, кто отклячился из солдат, кто пузо вперед выставил. Я спросил у Семанова, что это за дела? Он Израилем интересовался.
- А они отрицают строевую подготовку, - ответил он, - считают это пережитком. Для войны все это не нужно.
Вместе с тем, он был пристрастен к некоторым местным евреям. Не боялся. А мне несколько лет назад рассказывал один человек, как отдыхал с известным политологом, который тогда не вылезал с ТВ. И вот с этим политологом они разделись до плавок на берегу Средиземного моря, поплыли, и только когда прилично отплыли, политолог сообщил, что он к евреям не очень…
Так на чем же погорел Семанов? Почему остановилась его блестящая карьера? Там много непонятно, но если убрать в сторону всякие догадки, то вырисовывается следующая картина. Семанов, будучи приближен к самым верхам, был уверен, что он теперь тоже часть элиты, что он может все. Он так считал, но его-то они своим не считали, как выяснилось.
Думается, что ему в любом случае не дали бы высоко подняться, никто из «русской партии» не сделал особую карьеру ни до 1991 года, ни после. Люди, которые служат народу, а не корпорации, не нужны корпорации.
Так было в СССР, так есть и сейчас. Поскольку в самой властной корпорации талантов немного, то они вынуждены использовать умных людей, но ходу им никогда не дадут. Кому не дадут потому, что убеждения у человека есть, а кому и просто потому, что человек умный. А умный потенциально опасен. Так, во всяком случае, они считают.
Семанов был талантлив, почему его и поставили во главе журнала «Человек и закон». Тогдашнее руководство СССР проводило политику «разрядки напряженности» с Западом, боссы КПСС взяли на себя определенные обязательства. Им нужно было доказывать, что права человека в СССР защищены, вот они и на базе заурядного ведомственного журнала «Человек и закон» решили создать правозащитный журнал.
Ведь тогдашних либеральных правозащитников обычные русские люди не интересовали, как не интересуют сейчас, журнал этот должен был защищать права простых граждан, что Семанов и блестящие сделал. Тираж журнала в короткие сроки достиг 5 миллионов. Семанов был очень азартен с одной стороны, и был искренне за народ, с другой стороны.
Именно на его лекциях в МГПИ я услышал, что русский народ первичен. Семанов тогда был сторонником «сильной руки», но значение народа понимал хорошо, как историк понимал. И тогда, и тем более сейчас это мало кто понимает, сакральное понятие «народ» рассматривают, как арифметическую сумму ныне живущих людей.
Любопытно, что люди Андропова через некоторых журналистов «Человека и закона» начали охоту на приятеля Брежнева Медунова, который тогда руководил Краснодарским краем, про него много было разговоров, что он берет взятки. Семанов позднее признавал, что это никак не подтвердилось.
Если мы представим себе на минуту, что товарищ Андропов в начале 80-х годов уже представлял себе, как будет проходить «перестройка», какую роль в ней сыграют журналы, газеты и журналисты, то по одной этой причине Семанова следовало изгнать. Ибо под его руководством этот журнал представлял бы грозное оружие во внутренней идеологической борьбе.
* * *
Сергея Николаевича после окончания института я не видел и ничего не знал о его судьбе, встретились мы с ним уже в 1998 году, когда я работал в газете и написал рецензию на его книгу. Потом у меня были годы упадка. С Семановым мы поддерживали отношения, изредка я к нему приезжал, однажды он предложил мне написать книгу об истории издательской серии ЖЗЛ. Он прекрасно понимал значение пиара, понимал, что если о каком-то явлении не говорят, то можно сказать, что этого явления нет, и не было. На самом деле речь шла о том, что в этой книге я расскажу историю «русской партии».
Но в таком виде мне все это было не очень интересно. Как раз вышла книга Нарочницкой «Россия и русские в мировой истории», в ней Наталия Алексеевна вплотную подошла к теме русского национализма как альтернативной идеологии, подошла и остановилась. Но книга эта для тех лет была прорывом.
У меня были вопросы по многим проблемам, которые поднимались в этой книге, и начали появляться какие-то ответы. И я начал писать свою книгу… Но не о издательстве ЖЗЛ.
В этот период времени один бизнесмен, узнав, что я пишу книгу, но жить мне не на что, стал выдавать мне 5 тысяч рублей в месяц. На эти деньги тогда можно было впроголодь прожить.
Семанов время от времени интересовался – пишу ли я книгу? Он обещал помочь с изданием. Я отвечал, что пишу, с некоторой досадой представляя его разочарование, когда он прочитает, что я написал.
Через 8 месяцев, а это был год 2004, я написал книгу, которая потом получит рыночное название «Останутся ли в России русские». Книга о русском национальном самосознании, а, значит, и о русском национализме в первую очередь. Привез Семанову, ожидая от него вопросы на тему – где же здесь о серии ЖЗЛ?
Таких вопросов не последовало, когда он прочитал текст, я к нему приехал, лицо у него было лукавое и даже озорное. Вся рукопись была исчерчена его пометками. Если он в чем-то сомневался, то ставил знак вопроса, если оценивал что-то положительно, то ставил плюс, если ему что-то нравилось, то он ставил восклицательный знак.
Единственное что он мне сказал: «Это интересно». И спросил, как мне пришло в голову все это написать. Я в шутку, но пафосно ответил, что вот читал Нарочницую и подумал что я, ученик профессора Кузьмина, могу написать не хуже. Семанов хмыкнул и заметил, что я ученик не только Кузьмина, но и его ученик. Что было правдой.
Так получается, что когда есть человек определенного масштаба и ему в руки попадают некие тексты, которые работают на идею, то он это поймет сразу. Семанов понял, что нужно писать и говорить о «русской партии». Он много общался с либералом Митрохиным, который написал академическую книгу о русском движении в СССР. Семанов же с восторгом стал говорить о Байгушеве, о его книге, в которой рассказывалось о «русском ордене в КПСС».
Он же попросил меня сделать интервью с Александром Иннокентьевичем Байгушевым для «Литературной газеты». Я приехал, Байгушев стал мне рассказать про все дела «зазеркалья», про закулисную жизнь в СССР, обычному человек въехать во все это сразу очень трудно. Сначала было ощущение того, что меня просто разыгрывают. Я хотел просто уйти тогда, остановило только то, что в свое время Байгушев написал убойную статью про «демократа» Коротича, который возглавил «Огонек» и начал «перестройку». На меня эта статья сильно повлияла. Вот жили мы себе, жили в СССР, вдруг, с приходом к власти Горбачева появились на ключевых постах в СМИ «демократы». Все эти Коротичи, Егоры Яковлевы, которые стали бороться за обновление страны. Кто они такие, что за ними стоит? Байгушев доходчиво поведал в статье, что Коротич советский пропагандист, который еще пару лет назад писал совсем обратное. Беззаветно защищал брежневский СССР.
Перестройка Горбачева не могла состояться, нельзя такое дело делать руками двурушников, это вызывало у нормальных людей отвращение.
И еще из глубин памяти всплыл у меня эпизод, как Байгушев в 1991 году выступал перед нами на заседании организации «Отечество» и сказал, что скоро грядут перемены, что «перестройку» прикроят. Тогда его слова показались ерундой, но скоро грянул ГКЧП.
Ну и самое главное, что Семанов очень просил меня отнестись с вниманием к словам Байгушева. В итоге появилось мое интервью с ним в «Литературной газете».
Семанов раскручивал книгу Митрохина, книгу Байгушева, позднее мою книгу, он привлекал, как мог внимание к истории с «русской партией», я не знаю сейчас, насколько осознано он это делал, но делал во время, ибо все повторилось, советская Система воспроизвелась, и русские патриоты сейчас оказались в положении тех, кто действовал при Брежневе.
Семанов и Байгушев дружили всю жизнь, но они очень разные по психологии люди. Сергей Николаевич был очень осторожен в своих оценках, Байгушев часто не стесняется в выражениях, у Семанова один и тот же персонаж мог быть только со знаком минус или со знаком плюс, он эти знаки не путал, у Александра Иннокентьевича сегодня со знаком плюс, а завра с минусом. Но при этом, если Байгушева слушать внимательно, то довольно хорошо вырисовывается общая картина прошлого.
Как историк я знал, что большевики после своей победы в гражданской войне действовали в России, как в чужой стране. Выяснилось, что и при Брежневе было так, был все тот же стиль, руководители КПСС, силовые структуры, все они жили в нашей стране, как шпионы, как партизаны. Зачем и почему, когда это было уже не нужно? Это отдельный разговор. Но самое паршивое, что Система и сейчас действует так же, что уж совсем глупо и бессмысленно.
Байгушев огорошивал некоторыми своими словами, так он, вдруг, сказал в разговоре: « Вот ты мне веришь сейчас, а мне верить нельзя, я привык в силу своей профессии всегда запутывать следы, я по-другому уже не умею». Это как-то проясняло стиль поведения некоторых персонажей. Или Байгушев мог сказать вроде ни к селу, ни к городу: «Если агент начинает работать, то это всегда видно, другое дело, что доказать ничего нельзя».
Из многих разговоров с Байгушевым вырисовывалась картина того, как управлялся СССР, какие мотивы были главными, а мотивы чаще всего были шкурные.
* * *
Семанов действовал по-другому, он чувствовал, насколько я продвинулся в своем понимании тогдашней поры и начинал давать ссылки на какие-то ф акты, упоминал фамилии, и догадки наполнялись содержанием. Он давал очень точные оценки и всегда с «картинкой», так я спросил его об одном персонаже: «Правда, что Прокушев был слабым редактором и издателем?» Сергей Николаевич ответил, что тот был первоклассным издателем, и тут же пояснил: «Прокушев так издал полное собрание сочинений Есенина, как немцы не издали Гете».
У Семанова была специфическая ирония, так он рассказывал про владельца одного патриотического издательства, что тот ему заплатил всего 15 тысяч рублей за книгу. А тот малый ведь был учеником Сергея Николаевича.
- Но ведь ему деньги, нужнее, чем нам с вами, Саша, - сказал он с серьезным лицом, - он дом пятиэтажный строит, уже четыре этажа построил.
Так сразу и представляешь себе сотни худых, бледных писателей, которые изо-всех сил стараются для культуры своей страны, и этого упитанного, с масляными глазами вурдалака, который сидит в своем загородном огромном доме, питаясь кровью несчастных писателей.
* * *
Семанов часто вспоминал свои счастливые молодые годы, рассказывал о тогдашних тусовках, видно было, что товарищество для него было очень важно. Рассказывал о всяких курьезных вещах, например, как возвращались с шашлыков националисты, а там Аполлон Григорьевич Кузьмин всех стращал масонами, а он умел это делать. И вот сели они в автобус и пьяненький Куняев подошел к Аполлону Кузьмину и спросил трагически? «Что же и я масон».
- Нет, - ответил Кузьмин серьезно, - пока не масон, но уже на подходе.
Как-то постепенно Семанов перевел наши отношения в дружеские, все это шло годами, незаметно, но тон разговоров был уже другой. Сергей Николаевич не любил, чтобы было скучно, над близкими друзьями он мог довольно едко пошутить, но никогда не обижался сам на шутки в свой адрес.
Однажды он мне позвонил такой оживленный и сказал, что может рассказать историю про меня. Уже по его тону я понял, что ему самому очень смешно. История, в самом деле, была забавная. Великий певец Карузо репетировал какой-то спектакль, дирижер ему объясняет, вот тут так поете, а здесь вот так вот ножкой, а вот так вот ручкой и все. Карузо поет, а ручкой и ножкой у него никак не получается. Дирижер еще раз показывает, снова не выходит, и в третий раз не выходит, и в десятый, тогда дирижер в сердцах говорит: « Ну и дурак вы, господин Карузо». Карузо в ответ: « А голос?».
«Вот так и вы, Саша, голос есть, а ручкой и ножкой никак не можете научиться, ни работы у вас, ни денег», - сказал Семанов.
Ну что? Смешно, верно, и не обидно, потому что про Карузо речь.
В другой раз звонит и рассказывает в удивлении, что в их доме работал публичный дом. Ну в общем-то это для кого не доведись шок. Но Семанов-то жил в элитном доме, квартиру еще при Брежневе получил.
- Представляете, Саша, что творится?
И тут я взял и ляпнул зачем-то: « Вы-то туда успели сходить, Сергей Николаевич?»
Он сделал паузу, типа того, что оценил юмор и стал говорить о чем-то другом.
Ходил он уже с палочкой, говорил, что у него из всего тела нормально работает только голова, как «голова профессора Доуэля».
* * *
Была такая история. Я уже где-то писал, как пришел к нему в гости, а у него на столе лежал автомат ППШ. Но там было продолжение, я взял этот автомат в одну руку как пистолет и стал целиться в потолок, и довольно долго держал так, не сказать, что для этого нужно быть силачом, но какую-то силу нужно иметь.
Семанов в молодости занимался профессионально самбо и боксом. Он как-то занервничал, глядя на мое прицеливание, стал автоматически засучивать рукав, видно было, что он тоже хотел взять и подержать так, проверить силу руки.
* * *
Как-то он рассказал такую историю. Гулял он в молодости по парку и увидел блатного, нынешним молодым людям это не понять, но я успел застать эту категорию хулиганов, мерзкие твари, чувствовали себя хозяева везде, но уж в парках сам бог велел. И Семанов специально толкнул его плечом, малый этот выхватил кастет и ударил Семанова по голову, потекла кровь, но на ногах Семанов устоял, тут люди подлетели, скрутили блатного. Потом была очная ставка, следователь говорил блатному, который уже один срок отсидел: « Зачем же ты писателя по голове ударил? Умные люди - это народное достояние».
Во какие милиционеры тогда встречались! Понимали, что такое умные люди, что они ценность.
Блатного это не проняло, держался он вызывающе, Семанов без всякого выражения сказал: « Храбрый был парень».
Вот в этой зарисовке весь молодой Семанов. Тогда не так много было людей, которые не боялись шпану, ну и не стал он расписывать, что тот на него первый напал, правда для него была интересней.
Я ему как-то пересказал Задорнова, тот где-то отдыхал на Юге, и к нему привязался пьяный блатной: «Дядя Миша, потанцуй с моей девушкой». «Завтра потанцую»- ответил Задорнов. «Дядя Миша, - развеселился блатной, - где я, и где завтра?»
- Хорошо сказал, - одобрил Семанов.
Он был влюблен в слово, работал над своими текстами, даже если это была малюсенькая заметка. Но считал, что писание романов сейчас дело пустое, особенно яростно он презирал поэтов. Я ему как-то говорил про одного вроде бы дельного генерала, который часто тогда выступал по ТВ.
Тут же последовал ответ: « Да вы что, какой дельный? Он же стихи пишет. Генерал пишет стихи, а?»
* * *
Очень сдержанный и рациональный Сергей Николаевич однажды меня очень удивил, позвонил и сказал с надрывом: «Саша, простите ради Бога меня за все!». Я опешил, но как-то краем ума вспомнил, что сегодня Прощеное воскресение, я не фанат этих вещей, но ответил, как полагается: « И вы меня простите, Сергей Николаевич». И тут же последовало еще более странное: «А вас-то за что?»
Все-таки, он был очень русский человек.
* * *
Политическое движение только тогда сила, когда его поддерживают люди разных поколений. Националистам-демократам с этим не очень повезло. Ненамного мы разошлись с Солженицыным, он до конца дней своих листал журналы в надежде найти что-то положительное, вызывавшее надежду. И нашел. В журнале «Москва» нашу дискуссию с имперцами, где со стороны националистов были Ремизов, Соловей, Сергеев и я.
Солженицын позвонил главному редактору «Москвы» Леониду Ивановичу Бородину и спросил, где он нашел таких людей? Следствием чего было назначение Сергеева главным редактором «Москвы», но скоро Солженицын умер, Бородин снял Сергеева. Стал выступать против национальной демократии.
Помню, как патриоты собрались в журнале «Москва», мы, националисты, нам оппонировали имперцы, тут пришел Бородин, уже больной, тоже выступил против нас, какая-то тягостная тишина наступила:
- Но вы же наш, - сказал я Леониду Ивановичу, тот как-то сник, махнул рукой, сказала, что «да, ваш», ушел после этого сразу.
Вроде как и он к концу жизни понял, что кроме национал-демократии пути для России нет.
Один Семанов из «старой гвардии» выступил открыто и нас поддержал, а у него же были иллюзии, связанные с сильной рукой, иллюзии эти наполняли его в начале нулевых. Но в последний год своей жизни он не просто на словах поддержал нас, он стал писать статьи в духе национал-демократии, хотя сами термины «национализм» и «демократия» ему не нравились, он говорил, что неплохо бы найти что-то другое. Все правильно, хорошо бы найти что-то другое, мы и искали, только не найдешь другое.
Я читал все, что писал Семанов в жанре публицистике последние лет восемь его жизни, он обычно звонил мне и говорил, что вот там опубликовал то-то и тот-то, просил прочитать. И я могу точно сказать, что последние его статьи в поддержку национал-демократии - лучшее, что он написал, они лучше даже того, что он писал, будучи в самом расцвете сил. Статьи эти полны энергии и веры.
