Мы

Тема, адрес и формат

Всякий текст пишется для кого-то и зачем-то; этот манифест не исключение.

Я не стану, подобно авторам многих политических программ и заявлений, начинать манифест с «Мы требуем…», подразумевающим обращение ко власти. Это был бы глупейший способ оформить свои политические взгляды. Во-первых, он означал бы признание противоестественного положения вещей, когда область человеческой деятельности, описываемая сказуемым «правлю» обретает субъектность, становясь подлежащим «власть». Во-вторых, людям порядочным о существующей власти всё уже ясно. Это не сторона диалога, субъект политического процесса или предмет обсуждения, а проблема, которую надо решить. Говорить с теми людьми не о чем, от них нужно только, чтобы они вернули награбленное и умерли. «Требования» — только тактическое средство обратить вызванный своими действиями страх власти в её уступки — плацдармы для нового наступления; но не это цель настоящего манифеста.

Я также не стану писать о том, что сделал бы, когда приду к власти. Поступая так, обращался я бы к тем, чьей поддержки искал; и излагал бы меры, которыми, в обмен на неё, намеревался удовлетворить интересы своей аудитории, как я их понимаю. Но приход к власти — дело сложное и может сорваться по множеству причин, не имеющих отношения к правильному пониманию интересов, во имя которых я мог бы действовать.

Изложение интересов ценно само по себе, а благоразумие и скромность требуют им и ограничиться.

Итак, этот манифест провозглашает интересы класса, к которому я обращаюсь, которому сам принадлежу и успеха которому желаю. Он о том, кто мы и в каких отношениях находимся с некоторыми вещами.

Из адреса следует и формат манифеста: это не набор лозунгов, которые следовало бы орать в мегафон на митинге, а разговор равных. Он не поместится на половине страницы, но и предназначен он не для звероподобного начальника, а для людей, подобно автору, умеющих воспринимать длинные тексты.

Кто мы: барьер

Принять правду не каждому по силам, а зло умеет себя защищать. Социальный класс, к которому и от имени которого я обращаюсь, так угнетён, что принуждён восхвалять своё угнетение и хулить возможности освободиться.

Само понятие интересов сделано для него неприличным. Его долгом объявлен бессмысленный изматывающий труд, а дозволенной радостью — драть тельняшку вприсядку и бить себя пяткой в грудь; считая себя правым, найти и травить неправого, а потом лежать в гробу, бледному и красивому, и слушать, как, наконец, ему скупо отмеряются рюмочки похвалы.

Немногие из этого класса сознают, что цена вопроса, от ответа на который зависит, быть живым или мёртвым, поедающим или поедаемым, целью или средством, абсолютна; ценят результат, а не процесс; понимают, что успех есть окончательная правота.

Поэтому, то, что будет изложено ниже, противоречит взглядам, высказывать которые считается приличным; и при всей скромности задачи манифеста, и его обнародование, и принятие потребуют известного мужества. Нижеследующее понравится не всем.

Кто мы: первое приближение

Кто те люди, чьим именем и вниманию которых написан этот текст? Желая себе успеха и ища союзников, интересы какой из групп, которым я принадлежу, я должен отстаивать?

Во-первых, это должна быть группа реальная, а не воображаемая, с отчётливыми границами, от пребывания на той или иной стороне которых многое зависит. Во-вторых, это должна быть группа, принадлежность которой не отчуждаема, иначе как добровольно. Такими группами являются нации; именно на них делится человечество; а быть успешным человеком можно быть только в составе успешной нации. Таким образом, коллективный поиск счастья и отстаивание интересов — дело наций, одной из которых — русской — принадлежу я и те, к кому я обращаюсь.

Кто мы: второе приближение

Последний вывод не нов, и с него можно было начинать. Но я пойду дальше и су́жу группу людей-адресатов этого манифеста.

В обществе какой части своей нации следует гнаться за счастьем? Общепринятый ответ таков: корень и ядро народа — люди физического труда, люди села и завода. Противопоставляемые им люди умственного труда считаются от корней оторвавшимися; обвиняются в космополитизме или им вменяется обязанностью служить народу, понимаемому, как нечто по отношению к ним внешнее.

Но этот взгляд ложен и является признаком и орудием национального и классового гнёта. Действительное положение вещей противоположно. Нации существуют не в пустоте. Для достижения успеха, да и для простого выживания, они должны участвовать в международной конкуренции. А международная конкуренция не имеет отношения к низшим классам: они могут без неё обойтись. У пролетариата нет отечества, нужно оно только передовому классу. Ещё недавно этим передовым классом была буржуазия, владевшая средствами производства.

Однако с развитием глобализации, когда заводы для изготовления своих конструкций стало возможным найти во всему миру, с одной стороны; и информационных технологий, когда интеллектуальная продукция стала легко отделима от материального носителя, с другой; положение изменилось. Прежние средства производства больше не связаны с определёнными нациями, но есть другие — разум, знание, творчество, неотчуждаемые от собственника (отчуждаемые от русских заблаговременно отчудили почти столетие назад). Их владельцы и являются передовым классом современности; они и участвуют в международной конкуренции; только они и могут быть лидерами своих наций; только из них и формируется нация.

Этих людей раньше называли интеллигенцией, а теперь — креативным классом. Я не буду изобретать нового названия, хотя существующие старательно высмеяны: от мерзкого высказывания Ленина, которым я не буду пачкать свой текст, и до нынешних шабашей боевого хомячья гоблинов и беркемов. Так же будут высмеяны и любые новые. Это не случайно; ничто, вообще, не случайно. Кто хочет убить человека, целится в голову; кто хочет погубить нацию, подбивает её истребить собственную элиту. Именно это делают с нами последний век, и достигли таких успехов, что и сами представители креативного класса участвуют в ритуальном самооплёвывании. Классовый гнёт для нас — часть национального.

Кто мы: креативный класс для нации

Униженное положение креативного класса не совместимо с национальным успехом. Успех промышленности определяется в конструкторских бюро, а не на заводах. Войны выигрываются в штабах, а не окопах, а народ, думающий иначе, соглашается с тем, чтобы его трупами, с одной винтовкой на троих, заваливали врага. Нация, выбирая, на какое место какой класс поместить, выбирает и своё место среди других наций: возвысив чернь, нация сама станет чернью перед другими.

Без процветающего креативного класса нет национального успеха; амбициозная нация возвышает свой креативный класс. Предающий классовые интересы предаёт и национальные.

Кто мы: нация для креативного класса

Вне нации не добиться личного или классового успеха. Можно стать только гастарбайтером или компрадором. Для этого даже не надо выезжать за границу: работать на чужой национальный успех можно и дома, пока один из миллиардов китайцев или индусов не собьёт цену и тебя не выбросят на мороз. Такова судьба того, кто зарабатывает на хлеб в чужой науке, чужом культуре и на чужом языке. Работая в чужом национальном контексте, человек творчества роет себе могилу. Космополитизм — смерть интеллигенции.

Но национальное искусство, национальная кухня, национальная одежда, национальная литература, национальная наука, пользующиеся хотя бы внутренним спросом, создают миллионы чистых и оплачиваемых работ, которые нелегко отобрать иностранцам. Чем больше вложено в эти области, тем больше будет работы в будущем.

Далее, в постиндустриальном мире было бы глупо вкладывать ресурсы в такие интеллектуальные продукты, которые могут быть легко воспроизведены другими. Их направляют на специфически национальное. Международная конкуренция приобретает форму соревнования национальных культур. По мере продвижения к постиндустриализму, межнациональная борьба обостряется.

В особенности заинтересована в национальной самобытности и успехе гуманитарная интеллигенция. Творчество и гуманитарные науки национальны; точные и естественные науки считаются наднациональными. Учёных-негуманитариев, имеющих дело с вещами и абстракциями, готовят на экспорт, в гастарбайтеры; с другой стороны, устройство жизни, определяющее успех и неуспех в ней, — прерогатива тех, кто работает с людьми, то есть, гуманитариев. Именно поэтому, гуманитарии — важнейшая часть креативного класса, и именно поэтому слово «гуманитарий» позаботились сделать бранным.

Таким образом, процветание и самореализация креативного класса возможны только внутри его нации. Предающий национальные интересы предаёт и классовые.

Кто мы: третье приближение

Нация и креативный класс связаны: отрекающийся от одного, отрекается и от другого. Как отличить того, кто остался им верен? Как отличить одного из немногочисленных избранных от одного из многих званных? Как отличить члена нации от того, кто мог бы стать им, но не захотел?

Человек, принадлежащий нации, соблюдает социальную ответственность. Он очистился от советского фарисейства и садизма. Он не делает и не говорит ничего, что могло бы повредить его нации или классу. В своих экономических и социальных транзакциях он систематически предпочитает своих чужим, а соблюдающих те же нормы социальной ответственности — не соблюдающим. Он уважает и признаёт равными товарищей по нации и классу, оставляя взаимную ненависть, презрение и хамство быдлу.

Тот же, кто хочет большего, кто желает быть среди тех, кому не придётся ничего доказывать и объяснять, когда придёт время, кто сам будет выслушивать объяснения и решать, — тот идёт дальше. Он ставит свой успех, репутацию и саму жизнь на карту, связывая их с национальным успехом. Он не ограничивается социальной ответственностью, а вкладывается в русское дело путём присоединения к одному из русских национальных проектов (или начала своего) — предприятий затратных, вне русской нации бессмысленных, вызывающих насмешки, конкурирующих с предприятиями ненациональными и враждебных антинациональному режиму. Такие люди и составляют несомненное ядро русской нации.

Таким образом, мы — русская нация; члены русского креативного класса, вложившиеся в русское дело, или хотя бы соблюдающие по отношению к русской нации социальную ответственность.

Мы и власть

Итак, мы нужны нации, нация нужна нам, мы и есть нация. Казалось бы, осознав это, следует предложить свои услуги и потребовать хорошую цену. Но предлагать их некому. Помимо нас нет никого, кого волновало бы благополучие нации. Лица, обладающие властью и влиянием, более или менее сознательно встали на путь национального предательства. Некоторые из них тупые животные, некоторые — хитрые манипуляторы, но все — орудия в руках других, враждебных народов.

Потребность в служении, насаждённая среди людей квалификации, делает их полезными для работодателя, но не даёт успеха; для того и насаждалась.

Вне нашего круга нет ни смысла, ни предмета, достойного служения. Только мы сами можем быть своими работодателями; только мы сами вправе судить себя. Мы не только нация; вся власть и все права должны принадлежать нам, как бы это ни сочеталось с понятием демократии. Любая власть помимо нас — узурпация. Уже то, что мы не правим, следует считать оскорблением, а нежелание властвовать, почти общепринятое, благодаря понятно кому, — преступным малодушием.

Никто из нас не должен уклоняться от власти из-за сомнений, достоин ли он, иначе мимо нас к ней пролезут те, кто, за отсутствием ума или совести, о своей достойности и не задумываются.

Во вверенной ему области каждый будет вождём, наделённым абсолютной властью, сдерживать которую будет некому из-за нашей малочисленности. Это означает полную ответственность и полную свободу творчества.

Мы и традиция

Мы, а не кто-либо иной, — носители и знатоки традиции. Традиция для нас — капитал, которым мы распоряжаемся по своему усмотрению, а не путы; актив, а не пассив. Никто не смеет навязывать нам то или иное поведение, ссылаясь на традицию. Мы решаем, что есть традиция, какие традиции поддерживать, какие возобновить, какие прекратить, а какие — учредить. Мы выбираем, по обстоятельствам, традиции европейские и азиатские, цивилизованные и варварские. Традиция говорит нам, что можно было бы сделать, а не что нельзя; но правильно выбранная традиция может удержать от деградации.

Традиция — аккумулятор доверия, уверенности в своих силах и опыта.

Мы и новшества

При всей полезности тщательно отобранных традиций, традиция в целом не даст нам выхода из нашего нынешнего положения, потому что исторический опыт человечества говорит, что из него выхода нет. Клубок противоречивых социальных обязательств никогда не распутывается, а выбрасывается вон. Ситуации, подобные нашей, находят разрешение в варварском нашествии и гибели. Сценарий этот написан, и не людям его переписать, но можно выбрать в нём роль. Традиция не скажет нам, как избежать прихода варваров, но раскрепостив своё сознание, мы можем придумать, как сделаться победоносными варварами, оставшись самими собой.

Будущее беспощадно. В нём не выжить, во всём поступая так, как поступали наши деды. И кстати, для русских это беспощадное будущее наступило уже при наших дедах.

Этот мир прогнил, а потеряв контроль над своей землёй, мы оказались в наиболее гнилой его части. Мало что заслуживает сохранения. От когда-то бывших полезными вещей остались пустые оболочки, обременительные для бюджета и сделавшиеся орудием зла. Многие вызывают сильные сентиментальные чувства — зло, повторю, умеет себя защищать. Есть и другие вещи, весьма полезные своим владельцам — не нам, но которые нам не поставить под контроль из-за нашей малочисленности. Всё это предстоит уничтожить.

На освобождённом месте придётся заводить для себя новые вещи, примеров которым ещё не было. Мы, и только мы, будем их придумывать и воплощать — так, как нам удобно.

Мы и закон
Миру раскрыта тайна беззакония. На всех уровнях, от непринуждённого выбрасывания окурка на землю пролетарием до военного разбоя, творимого Америкой, мы можем наблюдать исчезновение границ между дозволенным и запретным. Без этих границ мир быстро превращается в ад. Провести их снова — наша задача; сначала, для себя, соблюдением социальной ответственности; потом для других — кровью.

Мы и мир

В этом манифесте упоминалось, что мы лишены власти и должны её себе вернуть. Но о власти над чем, кроме нас самих, речь? Первый ответ — над Россией, по определению, законной собственностью русской нации. Но организации и процедуры, которые мы создадим для захвата России, будут организациями для экспансии. Невозможно будет устроить всё так, чтобы они в один прыжок захватили Россию, а на границах мгновенно затормозили.

Россия велика, и захватить её можно только по частям. Когда придёт случай установить русский порядок на части территории России, русские не должны останавливаться перед разрывом политических связей с остальной Россией и не должны ждать возможности захватить Россию целиком. Такой возможности никогда не будет, а русская власть в одном месте облегчает её установление в другом.

С другой стороны, нет смысла останавливаться на границах России. Ко времени их достижения будут ещё действовать, причём на пике формы, структуры, предназначенные для экспансии, и не все её участники будут ещё удовлетворены её результатами. Перед ними будут рынки и ресурсы, которые надо будет поставить на службу русским и отобрать у других.

Наконец, в разных направлениях экспансия может продвигаться с разной скоростью: не достигшая границ России в одном месте, она может в это же время выйти далеко за них в другом.

Чего точно не будет — равновесия, позволяющего построить маленькое или не очень маленькое уютное национальное государство, наподобие европейских, без ужасов, зато с милыми уличными кафе. За столиками кафе нас никто не ждёт, уют есть процент с капитализированных столетий ужасов, а если его перерасходовать (а Европа его перерасходует), то уют кончится, и снова понадобятся ужасы.

Прогнивший мир ждёт своего спасителя, который вытащит его из болота расползающейся черноты, потребительства, полицейщины и политической корректности. Этот спаситель вполне может быть русским.

Итог

Мы — русская нация; мы — русский креативный класс; мы — законные собственники России и претенденты на владение миром. Мы — угнетённая и эксплуатируемая часть обречённого народа в выродившемся мире; мы — ничто и скоро уйдём в небытие, если не успеем стать не просто чем-то, а всем. Эти утверждения не могут долго быть истинными одновременно; скоро придётся выбирать.

Перед каждым из нас два пути.

Первый пролегает от следования общепринятым мнениям, вложенным в наши головы врагами, ритуального самоунижения, бытового садизма и фарисейства через рабство к бесславной смерти.

Вставший на второй мужественно осознаёт себя и своё места в мире, сбрасывает балласт прошлого, отрекается от всего, что вредит его классу и нации, и в обществе товарищей, равных себе, приступает к творчеству, не связанному никакими ограничениями, кроме необходимости быть национальным. Вначале ему достаётся неблагодарный труд, опасность и насмешки. Но потом он находит признание, а взамен даёт это признание другим таким же. По мере нарастания сил, он сбрасывает со своей шеи любую власть, ставит под контроль всё новое жизненное пространство, освобождает Россию, затем захватывает Землю и начинает экспансию к звёздам. На этом пути его ждут богатство, свобода, власть, неограниченная самореализация — или славная смерть.

Выбор пути — личное дело каждого.