Публикация доклада РИСИ «“Черкесский” вопрос и внешний фактор» вызвала широкую дискуссию среди черкесских и абхазских публицистов на форумах и в социальных сетях. Скромный голос начальника сектора кавказских исследований был чутко услышан даже за океаном, откуда сотрудник одной из организаций, упомянутых в докладе, охарактеризовал написанное как конспирологию, намекнув при этом, что те, кто с благодарностью принимает «внешнюю помощь», продолжат её получать.
Это вызвало искреннее удивление у авторов, поскольку текст доклада не носил какого-то инновационного характера. Он был написан на основе анализа открытых источников и призван всего лишь систематизировать имеющийся материал по данной проблеме.
С чем же могла быть связана столь бурная реакция? Пожалуй, главной причиной взаимного непонимания стало то, что сотрудники, участвовавшие в написании доклада, во время работы над ним решили не вырабатывать специального термина для описания предмета своего исследования. Это было отмечено несколькими экспертами, присутствовавшими на презентации доклада. Как известно, 90% информации считывается с заголовка, поэтому напрасно авторы старались, подробно расписывали все эти вопросы во введении - заинтересованные читатели, увидев название, восприняли (или захотели воспринять) на свой счет то, что предназначались достаточно узкому кругу людей, радикальные высказывания которых по поводу исторического прошлого преследуют цель посеять вражду между народами, в том числе близкородственными.
Эту особенность смог уловить, пожалуй, лишь Константин Казенин в своем отзыве, опубликованном ИА REGNUM, справедливо указав на минусы подобного подхода.
Однако с ним можно поспорить в том, что внимание к маргинальным личностям в черкесском движении не оправдано. Современные СМИ, особенно западные, имеют самые широкие возможности для манипуляции сознанием и конструирования реальности. Если бандитов и террористов можно превратить в «вооруженную оппозицию репрессивному режиму», то совсем не сложно запутать неподготовленного читателя по поводу того, кто пользуется авторитетом и реально представляет интересы черкесской общественности: Международная черкесская ассоциация, Международный черкесский совет или какое-нибудь Всемирное адыгское братство.
С другой стороны, нельзя не согласиться с точкой зрения автора о причинах политической актуальности данного вопроса для широких кругов черкесских общественников. К сказанному им следует добавить, что формы бытования исторической памяти в современных Адыгее, Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии хорошо укладываются в рамки концепции французского историка Марка Ферро.
Он выделяет три формы (или очага, как он сам их называет) исторического сознания. Во-первых, институциональную историю, которая преобладает в данном социуме и поддерживается основными его институтами, в первую очередь, государством, поскольку её задача - легитимизировать их существование. Ей противостоит контристория –интерпретация, исходящая от побежденных, подчиненных, отошедших на периферию социальных групп. Третья форма – индивидуальная или коллективная память общества.
Концепция «геноцида черкесов» – яркий пример контристории. Являясь альтернативой официальной версии о «добровольном вхождении Кабарды, Адыгеи и Черкесии в состав Московской Руси», по сути эта концепция столь же односторонне описывает историческую реальность, при этом служит аналогичным целям и конструируется аналогичными методами.
Именно поэтому для успешного развития государственных и гражданских институтов в этих регионах, являющихся частью общероссийского пространства, необходимо выработать адекватные подходы и корректную терминологию для изучения истории Кавказской войны и её последствий, «мест памяти» черкесских и других кавказских народов, если пользоваться терминологией Пьера Нора. Для этого нужна совместная работа историков из Майкопа, Нальчика и Черкесска с представителями других исторических школ: Владикавказа, Ростова, Краснодара, основных столичных исследовательских центров и институтов.
При этом общее видение прошлого должно дополняться привлекательным образом будущего, который позволит наметить пути решения существующих политических и социально-экономических проблем и объяснить, ради чего вместе живут народы, объединенные столь сложной и противоречивой историей.
Социолог Георгий Дерлугьян в своей биографии Ю.М. Шанибова, одного из лидеров черкесского национального движения в конце 1980-х – начале 1990-годов, пишет, что персонаж его книги совершенно добровольно в зрелом возрасте взял себе имя «Юрий», крайне популярное в СССР после 1961 года. Это означало его стремление быть современным, цивилизованным человеком, а вовсе не отказ от собственной идентичности. Вне всякого сомнения, он по-прежнему воспринимался и с искренней гордостью считал себя кабардинцем. Обратиться к образам прошлого и вернуть свое прежнее имя «Муса» Шанибов решил в тот момент, когда советские идеалы в его глазах стали рушиться.
Автор - научный сотрудник сектора кавказских исследований РИСИ.
