После исторического подписания Акта о каноническом общении Русской Православной Церкви и Русской Православной Церкви за рубежом вполне осознаются разногласия, казавшиеся неразрешимыми, и агрессивность, казавшаяся праведной, которые удалось преодолеть за исторически короткое время. В связи с этим приведу несколько эпизодов из прошлого.
В Синоде РПЦЗ
В девяностом году меня (как издателя журнала русской христианской культуры «Выбор», лидера Российского христианского демократического движения – РХДД) пригласили в Нью-Йорк выступить на заседании Синода Русской Зарубежной Церкви. Я рассказывал о начавшемся духовном возрождении в России. Но главным был вопрос о приходах Зарубежной Церкви в России. Я говорил, что открытие параллельных приходов объективно никак не мотивировано: ни церковно-канонически, ни историей Церкви в России и за рубежом, ни современной ситуацией. Владыки вежливо выслушали, но возразили единогласно и как прописную истину: Церковь в России еще и не Церковь, а филиал КГБ, а власть – коммунистически-богоборческая. Поэтому открывать приходы необходимо для возрождения православия в России.
После заседания Синода я встречался с митрополитом Виталием – главой Русской Зарубежной Церкви. Присутствующий священник Глеб Якунин яростно убеждал владыку Виталия активно открывать приходы Зарубежной Церкви в СССР: «Московская Патриархия – давно уже не Церковь, ибо все ее руководство – агенты КГБ». Я с этим не мог согласиться категорически и убеждал, что открывать параллельные приходы в России нельзя, прежде всего потому, что по опыту истории известно: разделить и расколоть что-либо легко, а воссоединить впоследствии очень трудно. Православные приходы разных юрисдикций создают нездоровую атмосферу соперничества, дрязг, провинившиеся священнослужители получают возможность избежать санкций священноначалия и уйти в соседнюю юрисдикцию. Кроме того, раскол создаёт благоприятные возможности для режима государственного атеизма разлагать церковную организацию и усугублять раскол, инфильтрируя агентов к зарубежникам.
Высказался я и о послании митрополита Виталия, по которому при переходе приходов Московской Патриархии в юрисдикцию Зарубежной Церкви все прихожане должны коленопреклоненно каяться перед иерархом Зарубежной Церкви. Было бы понятно, если бы представитель Зарубежной Церкви призывал покаяться обе стороны: представители зарубежья во многом сохранили чистоту предания, но только благодаря тому, что покинули поле российской брани с богоборчеством; мы в России многое утеряли, но сохранили остатки веры в пасти «красного дракона». Но владыко Виталий ухватился за «свидетельства» о. Глеба Якунина и ответил очень резко: «Это мы здесь в пасти дракона, ибо боремся с различными ересями, в том числе с булгаковщиной, шмемановщиной. Но только мы знаем, как правильно славить Бога». Радикально, как о непростительных смертных грехах, а не вынужденных исторически изживаемых компромиссах, было высказано и о сергианстве, и об экуменизме. Московская Патриархия была характеризована по Якунину – это не Церковь, а отдел КГБ. Стало ясно, что раскол непреодолим, пока у руководства Зарубежной Церкви остаются люди, пронизанные гордыней и, вместе с тем, вполне суетными мирскими пристрастиями: они ведь действительно ждали, что православный народ в России покается перед ними и пригласит въехать в кремлевские соборы.
Инициатива народных депутатов России от РХДД
Следующую попытку как-то повлиять на ретроградную позицию руководства Зарубежной Церкви я предпринял после августа 1991 года как народный депутат России. На волне успехов РХДД по раскрепощению религиозной жизни в стране осенью 1991 года мы попытались проявить инициативу по объединению Русских Церквей. Нам удалось убедить Ельцина в исторической важности церковного объединения и его возможной исторической роли в этом. Президент уполномочил председателя Комитета Верховного Совета Российской Федерации по свободе совести и меня как председателя Подкомитета вступить в качестве посредников в переговоры с руководством Зарубежной Церкви.
Я позвонил митрополиту Виталию в Нью-Йорк и рассказал об инициативе российского президента (которая была сформулирована нами же) о посредничестве в воссоединении Церквей, предложил, чтобы мы – руководители Комитета – приехали в Нью-Йорк для предварительного обмена мнениями. Моими аргументами были – и крах коммунистического режима в России, и принятие законов, предоставивших Церкви свободу, и необходимость объединения всех сил страны и зарубежья в тяжелейшей работе по возрождению России. Надо сказать, что первая реакция владыки Виталия была вполне благожелательная. Он живо заинтересовался постановкой проблемы, не исключал подобный подход, задавал много вопросов, попросил перезвонить через два дня. Но в следующий раз со мной говорил уже другой человек – и по тону, и по содержанию. Мне было сказано, что в России ничего не изменилось, у власти находятся перекрашенные коммунисты, в руководстве же Патриархии – агенты КГБ, поэтому в настоящее время Зарубежной Церкви не с кем вести переговоры в России. Конечно, была в его словах и доля горькой правды, но по большому счету это был голос все той же гордыни. Мои аргументы о том, что нам – небольшой группе православных и антикоммунистов в Российском парламенте – удалось многое сделать, что говорит об изменении ситуации в России, в которой уже сейчас есть возможности для христианского делания, – не возымели действия. Я понял, что проблемы воссоединения можно обсуждать только со следующим поколением иерархов Русской Зарубежной Церкви.
Обращение к Первоиерархам
Пытаясь актуализировать проблему воссоединение Церквей, в ноябре 1991 года мы с Глебом Анищенко обратились к иерархам Московской Патриархии и Русской Зарубежной Церкви.
ОБРАЩЕНИЕ
ПО ПОВОДУ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ
МЕЖДУ ДВУМЯ ЧАСТЯМИ РУССКОЙ ЦЕРКВИ
Нас побуждает сделать это обращение не гордыня и стремление поучать иерархов, не политические мотивы, а боль и тревога чад Русской Церкви за её судьбу. Мы чувствуем, что раны, нанесённые Церкви богоборческими силами, проходят и через наши сердца.
И, может быть, самой страшной из этих ран является разделение на разные юрисдикции. В прежние годы это воспринималось как насильственный акт, произведённый над Церковью безбожной властью. Сейчас, когда давление этой власти ослабло, а в некоторых областях вообще исчезло, проблема приобретает внутрицерковное значение.
Между тем, изменения, происшедшие в последнее время в Московской Патриархии открывают, как нам кажется, прямой путь к разрешению основных противоречий между двумя юрисдикциями. Осталось всего несколько шагов для снятия разногласий по поводу прославления новомучеников, выражения церковной позиции по отношению к «Декларация» 1927 года, в вопросе об обрядовой стороне крещения. Представляется возможным найти компромисс и по поводу участия Русской Церкви в экуменическом движении. Что же касается покаяния в прошлых грехах, о котором говори Зарубежная Церковь, то приемлемым для всех могло бы стать общецерковное покаяние объединившейся Русской Церкви.
Однако, не смотря на все эти, казалось бы, объективные предпосылки, никакого реального движения навстречу друг другу двух юрисдикций, увы, не наблюдается. Наоборот, разделение заходит всё дальше, вплоть до открытых столкновений.
Большинство представителей обеих сторон стараются, как правило, избегать слова «раскол». Но, думается, это происходит не от того, что они не видят зловещих признаков, а от страха перед тем, что раскол может стать реальностью. История Русского Православия должна бы выработать у нас антираскольный инстинкт: ведь в конце ХХ-го века ещё и приблизительно не изжиты последствия раскола века XVII-го, имевшего столь ужасающее влияние на судьбу Церкви и страны. И в самом деле страшно подумать, что мы находимся на пороге нового раскола. Но, как это ни прискорбно, действительность именно такова.
Увы, обе юрисдикции делают шаги по этому опасному пути. Зарубежная Церковь, например, открывает свои приходы в России – и в одной епархии оказывается два епископа. Московская Патриархия вновь прославляет святых, уже кананонизированных Зарубежной Церковью. Всё эти признаки того, что речь начинает идти не о двух частях одной Церкви, а о двух разных Церквах.
Нельзя думать, что если расчленить единый организм, то жизнь сохранится в какой-то его части. Так же нельзя представить, что одна из юрисдикций продемонстрирует своё преимущество перед другой, и все люди перейдут из «плохой» в «хорошую». Или же, что одна юрисдикция «вразумит» другую. Зная нынешнее состояние нашей паствы, можно с уверенностью сказать, что церковный народ в большинстве своём не сможет, да и не захочет разбираться в юрисдикционных тонкостях. Он сделает выбор, руководствуясь субъективными факторами. Всё будет зависеть от того, кому какой священник больше понравился или какой храм находится ближе к дому. Но, совершив выбор по этим внешним признакам, люди уже будут отстаивать своего батюшку и свой храм, противопоставляя их соседям из иной юрисдикции. Со временем на это неизбежно должны будут наслоиться некоторые обрядовые различия, и раскол окончательно оформится, перейдя в каноническую сферу. Причём, исторический опыт показывает, что раскол никогда не разбивает Церковь на две части: осколки летят во все стороны. Уже сейчас начинает появляться всё больше «богородичных центров», неканонических ответвлений Катакомбной Церкви, Православно-католических общин и т.д.
Упаси нас, Господи, от того, чтобы и в дальнейшем события продолжали развиваться подобным образом! Сейчас, как нам кажется, наступил решающий, а может быть, и последний момент для того, чтоб переориентировать ход их развития. К этому есть внешний формальный повод. Российское правительство готовится издать постановление о возвращении отнятого церковного имущества, в том числе храмов, их исконным владельцам. И тут встают серьёзнейшие проблемы.
Одним из вариантов является передача зданий в собственность каждой общины. Это может быть приемлемым для ряда религий, но явится губительным для Православной Церкви, так как неизбежно разорвёт её единое тело на отдельные куски. Кроме того, здесь есть и неразрешимые практические трудности. Ведь получив в собственность православный храм, община может перейти в другое вероисповедание, религию или заняться деятельностью, для которой религия является лишь внешним прикрытием. Как государственный орган может определить «степень православности»?
Несомненно, что единственным выходом тут является передача зданий централизованным религиозным объединениям (для тех религий, где таковые существуют). Но тут и встаёт вопрос о двух (если не трёх) юрисдикциях внутри Русской Православной Церкви. Христианская мораль и принципы правового государства в равной мере требуют, чтобы обе юрисдикции были признаны законными правопреемниками дореволюционной Русской Церкви. Ведь разделение и отторжение от материальных ценностей произошло под воздействием преступных, внешних по отношению к Церкви сил. Если два владели одним домом, а потом бандиты избили одного и прогнали другого, то надо ли спрашивать, как справедливо решить имущественный вопрос между их наследниками? возвращение изъятой церковной собственности исконным владельцам мы должны воспринимать как акт покаяния со стороны государства. Таким же покаянным актом должно стать и возвращение имущественных прав тем, кто был насильно изгнан из страны.
Гораздо более сложным является вопрос о том, как этот принцип воплотить в реальную жизнь. Поделить всё на две равные части? Или отдать тому, кто первым успел попросить? Наивным и неправильным будет любое решение любого государственного органа, так как он будет вынужден вторгаться в область внутрицерковных отношений. Трудно даже вообразить, из каких принципов должен будет исходить судья или чиновник, решающий вопрос о передаче имущества одной из общин двух разных юрисдикций.
Церковь не имеет права отдавать жизненно важный для себя вопрос на решение ещё недавно враждебного, а сейчас нейтрального по отношению к религии государства. Единственный выход состоит в том, чтобы Церковь сама попыталась разобраться во внутренних проблемах и лишь осведомила о своём решении соответствующие государственные органы.
Первым шагом на этом пути могло бы стать создание согласительной комиссии по вопросу о церковном имуществе, состоящей из клириков и мирян, полномочно представляющих обе юрисдикции. Это приблизило бы нас не только к решению проблемы собственности. Комиссия могла бы стать зачатком предсоборного совещания. Могла бы начаться работа по подготовке Собора, который восстановил бы целостность Русской Церкви.
В ситуации страшного кризиса, длящегося уже много десятилетий, мы должны призвать на помощь христианскую терпимость, любовь, мудрость, сделать шаги навстречу друг другу и соединиться во имя Христа.
В.В. Аксючиц – сопредседатель Думы РХДД. Народный депутат РСФСР
Г.А. Анищенко – сопредседатель Думы РХДД, гл. редактор газеты «Путь»
Провиденциальность церковного единства
Современные вызовы востребовали объединения разрозненных частей русского Православия. Разделение Русской Православной Церкви в противостоянии богоборческому режиму было неизбежным. Разошедшиеся части Церкви провиденциально расширили фронт борьбы с невиданным богоборчеством. Были в чем-то правы те иерархи, которые вслед за патриархом Тихоном стремились всеми силами сохранить церковную организацию в России во имя религиозного окормления десятков миллионов православных людей. Только мысль о том, что все церковнослужители покинули Россию или принципиально ушли в катакомбы, показывает, какими бы духовными бедствиями это обернулось для русского народа. Сохраняя официальную организацию, руководство Московской патриархии отстаивало возможность православным верующим легально, на глубоко личном уровне противостоять государственному атеизму. В условиях ужасающих гонений в течение десятилетий тлеющая миссионерская, проповедническая и пастырская деятельность оказывалась во мраке тотального богоборчества единственно спасительным светом для десятков миллионов людей. Когда французский православный богослов Оливье Клеман в семидесятые годы посетил СССР и увидел переполненные храмы, он воскликнул: «В русских церквах молятся святые». Конечно же, сохранение церковной организации не могло не сопровождаться прельстительными компромиссами с безбожной властью. Некоторые формы компромисса были объективно неизбежны в тоталитарном режиме, но были и такие, которые являлись результатом человеческих немощей и греховности – прельщения, предательства, слабодушия, опять же неизбежных в нашем падшем мире, тем более в такие страшные времена.
Малая часть церковного народа – наиболее мужественная и духовно твердая – ушла в церковное подполье. Катакомбная Церковь видела все искушения и соблазны взаимодействия с советской властью, сохраняла чистоту церковного предания, являла пламенных мучеников за веру, но она была лишена доступа к массам церковного народа, который пастыри не могут бросить ни при каких обстоятельствах. В свою очередь, представители Русской Зарубежной Церкви со стороны имели возможность видеть и обличать ложь, кровавые насилия коммунистического режима, фиксировать пагубные формы прельстительного церковного компромисса в России. Особой миссией Русской Церкви в зарубежье было свидетельство о Православии среди других народов. И всё же прихожане РПЦ за рубежом находились в тылу брани мирового богоборчества с Русским Православием, где они имели возможность сохранять и наращивать силы, духовно очищаться, оздоровляться и создавать противоболезненные средства. Тем не менее решалось всё на фронте борьбы с богоборчеством, где неизбежно перемешаны кровь и грязь, мужество и трусость, геройство и предательство, беззаветная вера и отступничество, хитроумные маневры и откровенная глупость, наступления и отступления, победы и поражения. Таковым фронтом и была десятилетиями многострадальная Россия, диаспоры которой могли выполнять только вспомогательную роль.
Наступило время собирания камней, когда необходимо осознать: все разделения были вынужденными и временными, в общей брани у каждого была и провиденциальная, и греховная сторона. Но никто не приоритетен, ни у кого нет оснований требовать друг от друга покаяния. Покаяние – добровольная глубинная миссия, которая не может быть неукоснительным предварительным условием воссоединения. Задача общая и каждой части Русской Церкви – преодолеть вынужденные временные разделения и накопившиеся разногласия, братски и покаянно воссоединить на земле то, что на небесах никогда и не разделялось, – русское Православие.
