Прощай, Абай
Благодаря решению Басманного суда история ОккупайАбая завершилась достойно, прежде всего, для самих его участников. Вместо медленного и неизбежного вырождения ОккупайАбай постигла славная кончина. Вспоминается какой-то художник-перформансист, который говорил, что для его акций необходима милиция. В самом деле, не будешь же вечно скакать голым по асфальту. Однако просто остановиться, одеться и спокойно уйти – тоже нелепо. Спасает лишь наряд милиции, который уводит художника под белы рученьки и придает перформансу необходимую законченность.
Самое плохое, что могла сделать власть для ОккупайАбая – это не трогать его. Уверен, что через неделю хипстерам бы эта затея надоела, а концентрация бомжеватых личностей и городских сумасшедших у Абая превысила бы все разумные пределы. Уже в последние дни существования лагеря в дневные и утренние часы концентрация фриков у Абая ощутимо повышалась – ну а кто еще будет сидеть на бульваре в рабочее время? Вечером, за счет наплыва обычных людей, фрики были не так заметны, и ОкупайАбай оживал. Но так не могло продолжаться вечно.
Нечто подобное мы наблюдали в европейских городах, на площади которых выплеснулось движение «Оккупай Уолл-стрит». Активисты долго и нудно сидели в палатках, их численность таяла, пока палаточные городки, наконец, не ликвидировались по решению местных судов, к общей радости уставшей от однообразного протеста молодежи.
Активисты лагеря у Абая равнялись на «Оккупай Уолл-стрит» с самого начала. Речь шла не о создании московского Гайд-парка, который, безусловно, необходим в городском пространстве. В нем люди могли бы беспрепятственно собираться, общаться и читать лекции, что, собственно, и происходило у Абая по вечерам. Речь шла о перманентном поселении, где люди бы спали и питались, что происходило у Абая ночью и утром и приманивало фриков и бомжей.
Нельзя путать этот формат и с палаточными оппозиционными городками вроде Майдана. У Майдана было конкретное требование – перевыборы. Как только это требование было выполнено, Майдан исчез. У ОккупайАбая конкретных требований не было – требование новых выборов президента абсолютно нереалистично в нынешних условиях, ну а требовать перевыборов Госдумы надо было раньше, в декабре, когда протест благополучно увели в загончик Болотной площади. Поэтому ОккупайАбай теоретически мог существовать вечно. Со всеми вытекающими последствиями.
Левый крен
Как и «Оккупай Уолл-стрит», ОккупайАбай был преимущественно левым мероприятием. Несмотря на визиты либералов и националистов, основной костяк активистов составляли представители левых молодежных объединений. Антифашисты в масках раздавали гречку. Панки и люди с дредами спорили об антиглобализме. Невозможно было пройти мимо Абая, чтобы у тебя в руках не оказалась целая кипа левых газет и листовок. «Социалистическое действие», «рабочая борьба»… Левые долго пытались освоить улицу, вспомним хотя бы «Уличный университет». И вот, наконец-то, их золотой час настал.
Впрочем, настал он уже 6 мая, из которого ОккупайАбай и родился. Оппозиционное шествие возглавляла огромная левая колонна с кучей красных флагов, среди которых шли несколько озадаченные таким соседством Немцов, Касьянов и Навальный. Если раньше, во всяком случае, визуально, левые были лишь частью протеста, то сейчас они стали доминирующей силой. Конечно, основная масса людей, пришедшая на шествие, по своим политическим взглядам никак не относится к марксистам, троцкистам или сталинистам. Но это не меняло общей картинки, которую создают не обыватели, а активисты. А именно через эту картинку протесты воспринимает всё остальное российское население, которое на них не ходит (пока?). Да и мировая общественность тоже.
Столкновения с ОМОНом у кинотеатра «Ударник» для европейских наблюдателей должны были казаться чем-то до боли знакомым. Впереди – всё те же красные и красно-черные анархистские знамена и люди в масках. Обычная картина для какого-нибудь первомайского шествия, которое заканчивается чем-то аналогичным в Берлине или Риме. Было забавно наблюдать, как активисты «Солидарности» Настя Рыбаченко и Михаил Кригер, перед тем, как ОМОН стал зачищать Болотную площадь, стояли в сцепке, держась за баннер с портретом Маркса и серпом и молотом.
Однако левый крен в протестном движении наблюдается отнюдь не только на визуальном уровне. Главным бенефициаром массового протеста стал лидер «Левого фронта» Сергей Удальцов, который до этого собирал на свои «Дни гнева» пару сотен левых активистов, а теперь вдруг оказался во главе грандиозных митингов. Единственными депутатами, которые поддержали протест, стали Дмитрий и Геннадий Гудковы и Илья Пономарев, члены фракции «Справедливой России», которая сейчас хочет стать в авангард российской социал-демократии. Кстати сказать, Пономарев является и одним из лидеров «Левого фронта».
Но даже демократические движения, «Яблоко» и «Солидарность», участвовавшие в протестах, имеют социал-демократическую направленность. Чего же удивляться, что в итоге всё закончилось ОккупайАбаем? Однако, по большому счету, это лишь технические трудности, гораздо важнее – стратегические проблемы, которые порождает левый крен оппозиционного движения.
Нефтяная дилемма
Не секрет, что Владимир Путин уже потерял Москву. Значительная часть горожан, причем самых активных и образованных, не только не поддерживает Путина, но и готова активно протестовать против него. То, что протест за пять месяцев не затух, как предсказывали многие, доказывает одно – сформировалось целый устойчивый класс, который готов открыто выражать свое недовольство, как только для этого выдастся подходящий повод. Представители этого класса поняли, что они – не одиноки. Я вижу это на своем примере – на протестные акции ходят мои бывшие одноклассники, однокурсники, мои бывшие преподаватели и сотрудники института, в котором я сейчас работаю. 6 мая у кинотеатра «Ударник» я встретил даже своего соседа по лестничной площадке. Нас, активных москвичей, – много, и мы так просто не уйдем.
Однако дело в том, что недовольство охватило отнюдь не все слои российского общества. Многим россиянам, особенно жителям областных центров, где протесты последних месяцев никогда не собирали больше пары тысяч человек, действительно дорога путинская «стабильность». Это объясняется негласным социальным контрактом, который Путин заключил с российским обществом в 2005 году, после массовых протестов пенсионеров, вызванных монетизацией льгот. Путин понял – сохранить рейтинг и добиться лояльности населения можно лишь за счет увеличения социальных расходов. В ответ на это пенсионеры и бюджетники закроют глаза на свертывание демократии и второй, третий и десятый сроки Путина. Так и произошло.
Разморозить ситуацию может только нарушение социального контракта. Когда пенсии и социальные выплаты упадут, то население больше не будет сдерживать свою политическую активность, и тогда Путину либо придется уйти, либо перейти к жесткому авторитаризму. Чтобы понять, при каких условиях социальный контракт может быть нарушен, достаточно беглого взгляда на структуру российского бюджета. В текущем году 47,3% поступлений в федеральный бюджет составили нефтегазовые доходы. 35% расходов федерального бюджета составляют различные социальные выплаты. А дефицит Пенсионного фонда, который резко увеличился в 2010 году, после повышения пенсий почти в 1,5 раза, в нынешнем году составит 1,75 триллионов рублей. Закрывать этот дефицит позволяют, опять-таки, лишь доходы от нефти и газа.
Поэтому, как только цены на нефть поползут вниз (а это рано или поздно случится, если только этот процесс не затянет война в Иране), Путину просто не из чего будет платить пенсии, разве что за счет печатного станка. Инфляция – падение жизни населения – политический взрыв. Этот прогноз стал банальностью, но из него не делают соответствующих выводов.
К свободным выборам и приходу к власти оппозиции может привести лишь социальная нестабильность, с этим все согласны, да. Но что будет делать оппозиция в условиях этой нестабильности? Сейчас, когда пенсии как-никак, а растут, риторика КПРФ и «Справедливой России» выглядит не очень убедительно. Путин сам в некотором роде социал-демократ. Когда пенсии упадут и государство больше не сможет выполнять свои социальные обязательства, ситуация изменится. Наобещав населению золотые горы, на первых же честных выборах победят левые силы разных оттенков, от умеренных социал-демократов до радикальных коммунистов. Но как они сами будут наращивать социальные выплаты? Они думают, что цены на нефть упадут лишь для того, чтобы Путин потерял власть, а затем снова поползут вверх?
В итоге мы стоим перед своеобразной нефтяной дилеммой: ситуация, которая только и может опрокинуть Путина, заставив недовольство перекинуться из Москвы в регионы, опрокинет и оппозицию, которая придет после Путина. Левое правительство в условиях сырьевой экономики и низких цен на энергоносители докажет свою несостоятельность в первые же месяцы. Или коллективный Зюганов думает изыскать для выплаты пенсий какой-то другой источник, который не смог изыскать Путин? Нет, он тоже будет сидеть у разбитого нефтяного корыта. А чтобы перевести экономику на новые рельсы, у левых просто не будет ресурсов. Откуда они возьмут капитал? Кто будет вкладываться в российское производство в условиях высоких налогов и угрозы, которая нависнет над частной собственностью, когда у власти будет какой-нибудь Удальцов?
Праволиберальная альтернатива
В условиях падения доверия к левой коалиции, власть неизбежно перейдет или к какой-нибудь военной хунте, или – к неолиберальному демократическому правительству, которое снизит государственные расходы, минимизирует госрегулирование, уменьшит налоги. Только это создаст условия для экономического роста и притока капитала. И лишь затем, уже на этой базе, через много лет, мы сможем приступить к строительству социального государства.
Но чтобы либеральный выход из нефтяной дилеммы был возможен, праволиберальная альтернатива должна складываться уже сейчас, не дожидаясь, пока ситуация будет разморожена. Чтобы подсластить либеральную пилюлю, горькую, но необходимую, ее необходимо соединить с патриотизмом, национализмом, семейными ценностями. Сейчас у населения либерал ассоциируется даже не столько с рыночной экономикой, сколько с защитой прав меньшинств и сдачей позиций России. Хотя никто не мешает выступать за уменьшение присутствия государства в экономике и при этом высказываться за ограничение миграции и, допустим, критиковать гей-браки. Этим и занимаются американские республиканцы и активисты «Движения чаепития».
Увы, но пока российские политические активисты вдохновляются лишь левацким «Оккупай Уолл-стрит», а правоконсервативное «Движение чаепитий» им чуждо. Хотя полноценная оппозиция в России не может обойтись без своего праволиберального крыла. Этого требует вся логика сложившейся политической ситуации. Левый крен необходимо уравновесить. Да и кто знает, может быть, больше понимания у российского населения найдут не студенты-леваки, выступающие за шестичасовую рабочую неделю под радужными флагами, а крепкие реднеки средних лет, высказывающиеся против раздувания социальных расходов во имя патриотизма?
