Северный Кавказ изнутри. По казачьим районам Чечни

Продолжение. Первая часть – см.

Дорога к Грозному порадовала качеством. Следов недавней войны не было видно никаких. Мелькнул поворот на пригородную станицу Петропавловскую. «Есть ли еще здесь казаки?» - спросил я атамана Анатолия Черкашина. «Есть… Немного», - ответил Черкашин, но более точных цифр не назвал.

С лежащей перед Грозным возвышенности сам город просматривался плохо. Нагретый сорокоградусной жарой пыльный воздух порождал темное марево скрывавшее город. Только небоскребы Грозный-сити сюрреалистически возывшались из приземного серо-бурого облака.

По дороге Анатолий Черкашин рассказывал, что он предлагал казакам из других частей бывшего Терского войска отпраздновать 300-летие переселения гребенских казаков на левый берег Терека. Но его идею никто не поддержал.

Тут необходима краткая историческая справка. Грозный стоит на исконно казачьей земле. До 1711 года терские казаки жили в этих местах, в междуречье рек Сунжи и Терека, за Сунженским Хребтом. От этого хребта – «Гребня» - казаки именовались гребенскими. Из-за набегов и беспокойного соседства с горцами казаки в 1711 году переселились на левый берег Терека, где большинство из них жило до последнего двадцатилетия. А землю сунженско-терского междуречья сдавали чеченцам в аренду, пока в 1784 году генерал Текели не отдал эти земли чеченцам в полное пользование с правом строить аулы, в обмен же чеченцы обещали охранять левобережье Терека от набегов горных сородичей. Вскоре на правом берегу Терека появились многолюдные аулы, а число набегов утроилось. К 1817 году чеченские набеги полностью парализовали жизнь на русском казачьем берегу Терека и генерал Ермолов отдал приказ русским войскам переходить Терек и преследовать набеговые партии на чеченской территории, что ранее запрещалось. Первой жертвой стал лежавший напротив Шелковской аул Дади-юрт, жители которого укрыли убийцу и оказались его выдавать. Аул был взят штурмом, много жителей погибло, женщинам и детям русские разрешили из аула выйти, многие из них этим правом воспользовались, но многие и не воспользовались. С этих событий и началась Кавказская война. При Ермолове произошло возвращение русских на бывшими до 1711 года казачьи земли, в частности была заложена крепость Грозная.

Современный Грозный начался как-то внезапно. Сначала потянулись длинные строения складского типа, бензозаправки, а потом и жилые дома-особняки. И все, за исключение бензозаправок, как правило окружено капитальными заборами. Самые распространенные заборы, - порой тянущиеся на сотни метров – из крашенного или оцинкованного металлопрофиля. Жилые дома окружены или ими же, или ажурными решетками, закрепленными на выложенных из дорогого «итальянского» кирпича квадратных столбах. Воротам уделяется особое внимание. Они изготавливаются очень тщательно и богато украшаются.

Промелькнул автовокзал, окруженный решетчатым забором. У ворот вокзала построена кирпичная мини-мечеть, где каждый мусульманин может совершить намаз. На торце автовокзала, здание которого, похоже было еще советским, во всю стену был укреплен плакат с портретом Рамзана Кадырова и надписью: «Грозный центр мира».

Для начала мы с атаманом Анатолием Черкашиным решили просто проехаться по центру Грозного. Проехали к мечети имени Ахмата Кадырова. Хотели проехать на проспект имени Ахмата Кадырова, но он был закрыт для проезда по какой-то причине. Взамен мы прокатились по проспекту Путина. Дома на проспекте Путина походу нашего движения были явно старой, сталинской или хрущевской кирпично-капитальной постройки. Вся сторона улицы выглядела достаточно архаично, напоминала улицы других кавказских городов. Возможно проспект Путина - единственное место, где остался визуальный ряд старого довоенного Грозного. В целом же город выглядит как совершенно новый, свежепостроенный, порой ирреально-фантастический.

Проехав по проспекту Путина мы свернули к православному храму Архангела Михаила.

Храм, золоченые купола которого были видны издалека, находился за девятиэтажными, советского стиля, жилыми домами. Припарковав машину, идем к храму. Он окружен глухим бетонным забором. На заборе надписи баллончиком «Punk roсk», «Rock рулит». И в Чечне есть панки.

Подойдя к храму, стучим в железную калитку. Открывает милиционер-славянин с «Калашниковым» наизготовку. Прямо за калиткой стоит строительный вагончик. А перед сенью над входом в храм поставлена пляжного типа скамейка с пластиковым, на гнутых трубах, тентом. На нее, положив «Калаш» на колени, тут же уселся впустивший нас милиционер. Как я понял, он был командированным из центральной России. В самом храме была полная пустота. Вскоре появился сгорбленный старик-инвалид в очках с желтыми шаровидными линзами с немыслимым числом диоптрий. Этот русский человек живет при храме. Кладу у свечного ящика деньги, сам беру свечи, зажигаю от лампады и ставлю их перед иконами пустого гулкого храма.

Затем мы возвращаемся к машине. По дороге я заметил в торце девятиэтажки маленький продуктовый магазин. Оторвавшись от спутника, захожу. Чеченец-покупатель, проходя мимо, сказал мне, совершенно незнакомому человеку славянского облика: «Салам алейкум». Продавщица с косынкой на голове широко улыбнулась и протягивая мне бутылку минералки на чистом русском сказала: «На здоровье». Искреннее радушие незнакомых чеченцев подняло, несколько упавшее после посещения храма, настроение.

Далее мы проехали в глубину какого-то грозненского микрорайона. Внутри обычного, мало отличимого от среднемосковского двора окруженного типичными многоквартирными домами, располагалось некое учреждение, где у атамана Черкашина была назначена деловая встреча. Я внутрь конторы не пошел и остался сидеть в «Волге», через окно, наблюдая за ходом стройки какого-то сооружения в центре жилого двора. Из-за вздымаемой грузовиками пыли выходить из машины не хотелось. Примерно через полчаса вернулся Анатолий Черкашин с русской женщиной, работавшей в данном учреждении. Из разговора выяснилось, что она работает в фирме связанной с полиграфией и выпуском печатной продукции. Сама вернулась в Грозный пару лет назад и жизнью вполне довольна: «Все здесь нормально, к русским относятся хорошо, нас в городе сейчас около пяти тысяч». Женщина подарила мне набор открыток с видами Грозного.

Затем я решил побывать в музее Ахмада Хаджи Кадырова. Мы выехали на широкую площадь. На краю площади виднелось советское, пережившее обе войны большое прямоугольное здание Дома Печати. На нем перед Первой Чеченской войной висел огромный плакат с лозунгом «Русские не уезжайте, нам нужны рабы». Русский беженец, который рассказывал мне об этом 1996-ом, тогда горько усмехался: «Не поленились полотнище здоровенное сшить, буквы выписывать».

В центре площади стоит музей Ахмада Кадырова. Архитектурно здание повторяет музей Отечественной войны на Поклонной горе в Москве. Две полукруглые колоннады обхватывают памятник кавалеристу Герою Советского Союза Мовлиду Алероевичу Мусаитову.

За ним черная мраморная стела с потертом Ахмада Хаджи Кадырова.

Атаман в музей не пошел, я же покидаю «Волгу» и двигаюсь в музей один. При подходе к зданию музея слышны из скрытых динамиков записи речей Ахмада Кадырова. Перед входом в здание сидит традиционный охранник в серебристом камуфляже с «Калашниковым»» на коленях. Охранник приветливо и широко улыбнулся. Вход в музей платный, 50 рублей. Девушка-билетер опять таки, протягивая мне билет так же приветливо улыбнулась и сказала «Добро пожаловать». В этот раз чеченское радушие уже как-то не особо порадовало. Я себя почувствовал эстрадной звездой решившей проехаться в вагоне московского метро.

Сам музей состоит из двух кольцевых ярусов огражденных в центре балюстрадой. Войдя в здание, попадаешь сначала на верхний ярус, чтобы попасть на нижний надо спустится вниз по мраморной лестнице. В Центре здания – высокий купол, под ним висит огромная люстра, весом, наверное, под тонну. Все внутреннее пространство отделано разными видами полированного камня. Людей в музее почти не было только молодые чеченские парень и девушка прохаживались вдалеке. Музейная экспозиция в основном состояла из художественных полотен, довольно высокого художественного уровня. По стилю и сюжетам картины были самыми разными: импрессионистского типа пейзажи соседствовали с портретами супрематистского стиля. В нижнем ярусе, в противоположной от входа части лентами был огражден воссозданный рабочий кабинет Ахмада Кадырова с портретом Путина на стене. В другом дальнем условном «углу» запомнилась висящая под стеклом синяя мантия профессора Современного гуманитарного университета. Под одеянием лежал коробочка с непонятным орденом врученным Ахмаду Хаджи Кадырову при присвоении звания профессора Современного гуманитарного университета.

Довольно примечательными были висящие помимо картин стенды с тематическими фотоматериалами. Один был посвящен Великой Отечественной войне. Там были фотографии чеченцев - участников войны. Вверху щита была репродукция картины Петра Кривоногова «Советская конница в боях под Москвой в 1941 году». На этой картине красноармейцы-казаки на конях с шашками атаковали по снегу фашистскую пехоту. В чеченском музее картина с казаками смотрелась скажем так… несколько странновато. Особенно с учетом реального героического боевого пути чеченской 114-й кавкадивизии.

Но более интересен был другой щит с большой надписью «Трагедия чеченского народа». На нем были размещены разные фотографии периода чеченских войн. В верхнем левом углу было фото вооруженных людей сидящих на БТРе с надписью красной краской по его борту «Нохч». Я так понял, что это БТР, отбитый у российских войск, а бородатые люди на нем - те, кто с российскими войсками воевал. Была там еще и фотография подобных вооруженных людей, совершающих намаз прямо на разбитой улице Грозного.

В музее я целенаправленно искал картину «Добро пожаловать в ад», о которой ранее читал в интернете.

Этой картины я не нашел. Но нашел другие.

Картина «Гибель аула Дади-Юрт» изображала чеченцев: мужчин, женщин и даже детей с кинжалами в руках, гибнущих под штыками русских солдат в киверах. Рядом с этой картиной висела бронзовая табличка информирующая, что картина «Гибель аула Дади-юрт» подарена художником лично Рамзану Ахмадовичу Кадырову.

Рядом с этой висела и другая картина «Гибель девушек из аула Дади-юрт». На ней пленные чеченские девушки которых русские солдаты ,вели над бурным потоком по узкому мосту через ущелье, бросались с этого моста в пропасть.

Где могла взяться пропасть и узкий мост, непонятно, с учетом того что исторический Дади-юрт находился напротив станицы Шелковской, на равнинном берегу очень широкого в этом месте Терека.

Было много картин посвященных Кавказской войне, портрет Шамиля, сцены битв с «колонизаторами» и другие. Но особенно запомнилась картина «Байсангура везут на казнь». На картине был изображен однорукий горец с пронзительным взглядом, его на телеге везли к виселице. Это был Байсангнур Беноевский – наиб Шамиля не прекративший сопротивление России даже после пленения имама. Вся жизнь Байсангура прошла под лозунгом «смерть русским». Он потерял ногу и глаз, он этот лозунг в жизнь очень успешно воплощал. И его заветы не пропали даром, и в нынешнее время у изображенного на картине национального героя последователей было предостаточно.

Созерцание исторических картин настроило меня на глубокие философские размышления о многовековом русско-чеченском культурном диалоге (1.) Больше смотреть ничего уже не хотелось.

Выйдя из музейных прохлады и полумрака, окунаюсь в слепящее солнце и сорокоградусную жару. Атаман Черкашин терпеливо, как недавно я его, ждал меня в «Волге».

Но подходило время покидать чеченскую столицу. На прощанье решаем посмотреть еще одну достопримечательность Грозного – «глобус Чечни». Едем туда, я делаю несколько фотографий. Около нашей машины перешли дорогу две девушки в хиджабах. Вдалеке за глобусом видно в дрожащем жарком мареве множество строений окруженных белой стеной. «Там Ханкала. Главная база российских войск», - поясняет Анатолий Черкашин. Впоследствии в Махачкале мне довелось разговаривать с дагестанцем, военным-контрактником, служащим в Ханкале. Он сказал, что «жизнь в Ханкеле, как на «зоне», за забор с территории базы военные в одиночку не выходят, иначе «можешь и не вернуться».

От глобуса мы едем к выезду из города, но решаем заехать к зданию уже знакомого автовокзала и сфотографировать его. Подъезжаем, въезжаем через узкие ворота на территорию, я начинаю фотографировать. Вскоре прибегает чеченец в штатской одежде и очень вежливо и корректно, даже с некоторой застенчивостью спрашивает, зачем мы делаем съемку. Показываем документы, он извиняется и приглашает в здание выпить с ним чаю. Я извиняюсь в ответ и благодарю за приглашение. Весь диалог был очень дружеским и оставил теплое впечатление.

Страшно было представить, как повели бы себя в подобной ситуации охранники, а особенно милиционеры из России или других кавказских республик. В августе 2004 года за фотографию центральной площади города Прохладного в КБР тамошние «правоохранители» меня привезли в отдел, где всячески оскорбляли и издевались (за малым не избили), откатали отпечатки пальцев, фотографировали с фанерной биркой на шее. Второе, дай Бог последнее, подобное журналистское приключение, было совсем недавно в КЧР.

Там хоть без фанерных бирок обошлось.

Город Грозный мы благополучно покинули, Далее наш путь лежал в неофициальную столицу Терского казачества Червленную.