От переводчика
Диалог «Демократ», содержащийся в рукописи QL-318, хранящейся в библиотеке лавры Св. Афанасия на Афоне, а потому труднодоступной исследователям, надписан именем Гемиста Плифона (1360-1452). И в самом деле, между трудами знаменитого византийского неоплатоника имеются и произведения, написанные в подражание Платону, в частности - «Законы», за которые этот неоязычник был отлучен от Церкви, а его произведения сожжены.
Однако мы не имеем никакой возможности признать Плифона действительным автором этого диалога. Он не соответствует ни его стилю, ни его последовательной монархической позиции. Текст этой сатиры составлен каким-то неизвестным нам сторонником демократии из числа поздневизантийских почитателей Платона и был приписан Плифону, чтобы возложить ответственность на едкие и нелицеприятные характеристики василевсов (характеризуемых в диалоге как тираны) на голову уже умершего «еретика». Это предположение дает нам возможность довольно точно датировать время написания диалога - между июнем 1452, когда Плифон, которому приписан диалог, скончался в Морее, и апрелем 1453, когда турки осадили Константинополь, а затем его и взяли. Поскольку события осады в этом изобилующем политическими реминисценциями тексте не отражены, мы можем предположить, что он был закончен до её начала. «Демократ» может быть свидетельством того, что какая-то часть поздневизантийской знати и образованного сословия искала выхода из отчаянного положения империи не в подчинении туркам и не в помощи латинского Запада, а в изменении внутреннего устройства с обозначенного как «тирания» на демократическое. Сжатие империи до размеров одного полиса - Константинополя давало, несомненно, основания для подобной надежды.
Для «Демократа» характерна едкая сатира в духе «Тимариона», однако основным вдохновителем выступает не Лукиан, а Платон, подражание сократическим диалогам которого выдержано весьма последовательно и с большим знанием исторического материала. Особенно много у «Демократа» соприкосновений с платоновым «Государством», к которому идут прямые отсылки. Взгляд «Демократа» на проблемы политического устройства весьма оригинален и, надо сказать, радикально расходится с присущим как Платону, так и платоникам всех эпох презрением к демократии. Неизвестный нам автор решительно защищает демократию, устами Сократа опровергая центральный антидемократический аргумент самого Платона, а именно мнение, что демократия - это власть людей немудрых и неподготовленных к правлению государством. Всю силу своей диалектики безымянный философ направляет на то, чтобы доказать, что власть немудрых и неискусных в правлении предпочтительна перед властью тех, кто искусен, но злонамерен и, по сути, предает государство в руки варваров (прозрачный намек на беспомощность василевсов перед лицом угрожавших Константинополю турок).
Думаю, что современному российскому читателю будет интересно ознакомиться с переводом одного из последних памятников византийского гуманизма, обреченного на гибель после падения Нового Рима.
Демократ; Сократ
Демократ: - Здравствуй, Сократ, мудрейший из эллинов! То, что я, едва прибыв в Афины, увидел в толпе твою лысину, считаю добрым предзнаменованием в моем деле.
Сократ: - И ты здравствуй, Демократ из Абдеры[1]. Хоть ты и заблуждаешься, именуя меня мудрейшим, но, надеюсь, предзнаменование не обманет и ты справишь свои дела благополучно. Впрочем, в каком деле я стал для тебя вестником удачи?
Демократ: - Я высадился только что в Пирее[2] и спешу, дабы перед вашими Советом и Собранием просить помощи афинян против наших тиранов.
Сократ: - О да, поучаствовать в свержении тиранов афиняне большие охотники и твоя речь, несомненно, будет им приятна. Однако берегись того, как бы тебе не воспрепятствовал Клеон[3], бесстыднейший из наших демагогов. Он не прочь повоевать, но не раньше, чем наполнит себе мошну твоею взяткой. Поэтому тебе лучше обратиться за поддержкой к нашим знатным юношам. У них нет нужды в чужом оболе, зато есть ненасытная жажда славы, сжигающая их изнутри. Особенно станет усердствовать молодой красавец Алкивиад[4]. Хоть и скрепя сердце, но готов отрекомендовать тебя ему как сына своего старинного гостеприимца.
Демократ: - «Давать советы ты умеешь ближнему!»[5]. Но почему же «скрепя сердце»? Разве твой знаменитый у эллинов демон говорит тебе, что свержение тиранов не угодно Божеству?
Сократ: - Отчего же!
«Я пережил, как два тирана пали в пыль,
Увижу, как и третий, ныне правящий,
Падет, паденьем скорым и постыднейшим»[6].
Но привычка афинян лезть в чужие дела, не заботясь о своих, приводит меня в огорчение. Да и вам невелика будет радость из когтей своего деспота оказаться в лапах седых склочных стариков-гелиастов[7], которых демагоги уговаривают осудить то одного чужестранца, то другого, то целый город, лишь бы добыть денег на жалование самим судьям, паче же - на прибыток в карман демагогов. Увидишь, Демократ, не много радости принесет вам свобода, приплывшая на носах афинских триер. Пройдет немного времени и народ и знать ваши взбунтуются, а тогда молитесь, чтобы вас ждала хотя бы судьба Митилен и вестовая галера с милостью успела в срок[8].
Демократ: - Умеешь же ты Сократ сказав всего несколько слов запутать самое ясное дело. Но если ты, мудрейший из афинян, сам уговариваешь меня не доверять вашим порядкам, могу ли я, чужестранец, думать, что лучше тебя знаю как быть! Но как поступить мне теперь? Сесть на корабль и вернуться к согражданам, сказав, что свергнув тирана, мы навлечем на себя другую беду, не меньшую? Боюсь они мне не поверят и скажут, что я по дороге был подкуплен шпионами Деметрия, затем решат, что я выдам их заговор и утопят ночью, накинув мне на голову мешок.
Сократ: - Что ж, Демократ, негоже мне оставлять тебя в столь бедственном положении. Давай помолимся богам и ты расскажешь мне дело, я же постараюсь дать свой, пусть и не самый мудрый ответ.
Демократ: - Дело наше вполне ясное и, думаю, ты о нем многажды слышал[9]. С тех пор как мы свергли старинных царей, а затем власть «Тысячи» олигархов, уже пятую олимпиаду нами правит династия тиранов. Сперва старый Борисипп - вечно пьяный и всегда необузданный, затем Космократ - скрытный и злопамятный. И вот теперь его сводный брат Деметрий, прозванный Неархом за любовь к новшествам, хотя многие кличут его и иначе, - словами более приличествующими комическим актерам, чем благонравным гражданам.
Сократ: - Этого последнего я не знал. Что же случилось с Космократом? Умер? Погиб в походе на фракийцев? Убит каким-нибудь обесчещенным юношей? Отравлен домашними (что является обычной участью тиранов)?
Демократ: - Нет, что ты. Уже десять лет прошло как Космократ совершил свой последний поход во фракийские земли. Теперь он предпочитает платить варварам дань, впускает их без счету в наш город, где они кутят в кабаках с девками, рыгая от неразбавленного вина, и бросают на стол те самые драхмы, которые днем выжал у кабатчика Космократов безжалостный сборщик. Хуже того, варвары пускают на городских улицах в ход свои фальки[10], лишь слегка укрытые под одеждой, и не проходит и дня, чтобы матери не оплакивали того или иного юношу, найденного с перерезанным горлом. Граждане во всем винят тирана и негодуют, но нет, он не умер и не убит. В конце прошлой Олимпиады Космократ собрал граждан и сообщил, что боги призвали его повторить путь Ясона в Колхиду за Золотым Руном[11], затем он снарядил несколько галер, воссел на одну из них в качестве простого гребца и, с тех пор, о нем ни слуху, ни духу. Приходят ли от него вестники и с какими вестями мы сами не знаем. Власть теперь вся в руках у Деметрия, но он окружен по прежнему слугами своего брата, так что кажется более правят они, чем он. Некоторые же шепчутся о том, что Космократ никуда не уплыл, а просто скрылся в городе и правит тайно, не опасаясь покушений и заговоров.
Сократ: - Что ж, в этом случае ему не откажешь в хитрости. Весь гнев направлен на младшего тирана. Он же сам, если возникнет народное возмущение, может внезапно вернуться и списать весь долг на другого.
Демократ: - Если так, то ему придется поторопиться. Не раз уже и не два бурлила улица, возмущенная выходками варваров. Один раз толпа бушевала на агоре у самого акрополя, побила рабов стражников, и лишь обещание строго наказать незваных убийц успокоило разгневанных. Но тиран и тут обманул - едва толпа разошлась, как схвачены были несколько юношей и в кандалах отправлены в медные рудники, обвиненные в святотатстве: якобы они справили нужду прямо на Агоре и тем оскорбили богов. А вскоре, точно за месть, убитым был найден один бывший младший стратег, прославившийся во время похода на фракийцев особой жестокостью к их женщинам и за то прежде уже наказанный. Граждане наши возмущены и унижены. Отказываются платить налоги, так как они все равно уйдут на дань варварам. «Хватит кормить Фракию» - раздается то тут, то там в разговорах, а некоторые уже и дерзают писать это по ночам на стенах. Ходят слухи о том, что изганники-аристократы собираются на Хиосе, имея во главе некоего Алексиада. Недавно же молодые вакханки, с которыми Деметрий прежде весело справлял Дионисии, прошествовали мимо него, распевая песенку, написанную лесбосской строфой[12]:
Пока ты сидишь за столом пируешь,
Узники в цепях рудника томятся.
Ты же голосов их, тиран, не слышишь:
Глупый и жалкий.
На них, впрочем, быстро набросились юноши, которые желают быть облагодетельствованными тираном и сыновья тех, кто уже немалое приобрел. Они растерзали дев и отдали в руки рабов-стражников. Предводительствовал ими некий Бурматий, еще прежде бахвалившийся, что посетил Дельфы[13] и, якобы, получил у Пифии пророчество:
Лето наступит ли полное солнца, и зноя, и неги,
Или зима олимпийским пушком запорошит равнины,
Это в руках Космократа, ему поспешите воспеть, абдериты,
И благодарную песнь и туки овец приносите.
Но большинству наших граждан присуще самовозрастающее презрение к нашим правителям. И вот, некоторые из лучших, снабдили меня средствами и тайком направили в Афины, чтобы узнать, не благоволит ли народ афинский протянуть нам руку освобождения. Мы же, взамен,
...клятвой поклянемся нерушимою -
Стране твоей, богиня, другом быть навек[14].
Сократ: - Что ж. Положение ваше и в самом деле дурное. И афиняне, как я уже сказал, выслушают тебя благосклонно. Однако добра ни для них, ни для вас, я от этого не предвижу. Но вот о чем хочу тебя спросить. Верно ли, что лучшие граждане сильно разгневаны и на Космократа и на его брата Деметрия?
Демократ: - Да. Это еще мягко будет сказать как сильно. Есть, конечно, такие жулики и воры, которым при тиранах одна выгода, но большинство разгневано. Никто не хочет, чтобы сына его зарезал варвар, а над дочерью надругались. Никто не хочет, чтобы однажды варвары захватили весь город. Смотреть на жиреющих от нашей общей беды казнокрадов противно. И страшно надоел всем треск о величии тиранов и их новых свершениях на фоне общего горя.
Сократ: - А мнение ли это только лучших граждан, или же и тех земледельцев и рыбаков, которых здесь, в Афинах, мы зовем фетами и зевгитами[15]?
Демократ: - Думаю, что и их тоже. Узнать сложно - на собрании все голосуют молча, поднятием рук, под бдительным взором рабов-стражников. Эти, если ты проголосуешь не так, руку твою отрубят, - да потом еще и поднимут вверх, окровавленную, в голос за псефизму тирана[16]. Когда-то Космократ притворялся, конечно, другом рыбаков, целовал осетра на праздниках Посейдона, но теперь и они его раскусили. И уж точно они ненавидят варваров, ставших нашим общим бичом. Во время мятежа на Агоре более всего бушевали именно сыны фетов.
Сократ: - Поправь меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что если собрать вместе и таких как ты лучших граждан, и зевгитов, и фетов, то вместе они бы составили в Собрании внушительное большинство. Такое, что не одолеть даже рабам-стражникам.
Демократ: - Да. Вместе это была бы сила немалая.
Сократ: - Так зачем же ты, имея под рукой армию в которой есть и стратеги, и гоплиты, и экипажи для кораблей, армию горячую любовью к отечеству и пышущую гневом на варваров и их покровителей, отправляешься за тридевять земель к чужеземцам, чтобы просить войско у них? Чего еще не хватает Абдерам, чтобы избавиться от тиранов и установить демократию?
Демократ: - Вот это-то роковое слово и страшит меня, Сократ. Хоть отец и назвал меня Демократом в то время, когда народ в Абдерах боролся против олигархии «Тысячи», но, по правде сказать, это имя для меня ненавистно. Разве ты не знаешь, что распутный Борисипп, основавший в нашем городе тиранию, был вождем демократов? Борьба с ним свела моего огорченного отца в могилу до срока. Разве ты не знаешь, что со славословиями о демократии на устах Борисипп удалился от эллинов и призвал на наши земли варваров, вырубил лучшие виноградники, разорил государственные эргастерии[17], предал наших союзников из Олинфа и Потидеи[18]. Для достойного абдерита нет постыдней имени, чем «демократ» и я, порой, корю умершего отца, за то, что он оставил мне его как незаслуженное проклятье.
Сократ: - Ты говоришь об имени демократии или о сущности её?
Демократ: - А как ты предложишь различить имя и сущность?
Сократ: - Так же, как различаются фальшивая монета от настоящей. Случалось ли тебе видеть фальшивую афинскую тетрадрахму[19]?
Демократ: - Да, иногда приходилось.
Сократ: - Отличается ли она от настоящей?
Демократ: - Иногда такое отличие заметно.
Сократ: - По каким же признакам?
Демократ: - Нос богини продолговат. Глаза - раскосы, как у варваров с далекой персидской окраины. Серьги в ушах слишком тяжелы. Глаза у совы навыкате, так, что поглощают собой всю голову. Свидетельства грубой и торопливой работы.
Сократ: - Но если не приглядываться внимательно, то подделки, пожалуй, и не заметишь?
Демократ: - Пожалуй, что так. Как-то раз, мальчишкой, я попал с поддельной тетрадрахмой в крупную переделку.
Сократ: - Ну а если бы нашелся какой фальшивомонетчик, который бы сделал подделку не торопливо и наскоро, а тщательно подражая имеющейся монете, сделал бы её точную копию, то монета перестала бы быть фальшивой?
Демократ: - Нет, конечно, как была фальшивой, так и осталась бы. Ведь она сделана из другого металла. Да и сделана лишь для того, чтобы украсть народное серебро.
Сократ: - А теперь скажи, если бы, мастер в государственном эргастерии, соблюдя точно вес серебра, слегка изменил бы рисунок на монете или, неловко промахнувшись, слегка сбился бы с чеканкой, это была бы та же самая тетрадрахма, или она стала бы фальшивкой?
Демократ: - Затрудняюсь ответить, не зная ваших законов, но мне представляется, что останется той же самой тетрадрахмой. Раз вес серебра соблюден и рисунок в целом сохранился.
Сократ: - А не кажется ли тебе, что тем самым мы разобрали и вопрос об имени и сущности демократии. Как именем монеты выступает ее чекан, а сущностью - вес заключенного в ней серебра, так и слово «демократия» выступает лишь именем, а сущность её заключена в чем-то другом, а именно во власти народа? Если же на чем-то чекан «демократии», а металл, по которому произведена чеканка - не власть народа, а что-то другое, то это фальшивка, не демократия вовсе, так же как фальшивая монета - вовсе не монета.
Демократ: -Да, Сократ, ловко ты все разъяснил. Теперь я вижу, что имя может быть одним, а сущность - совсем иной.
Сократ: - Тогда я спрошу тебя, чтобы мы убедились, что сам ты не фальшивый по имени: в чем состоит, по твоему, сущность демократии?
Демократ: - Уж это я знаю. Сущность демократии - во власти народа.
Сократ: - А в чем заключается власть народа?
Демократ: - Власть народа состоит в том, что постановленное гражданами на собрании является в государстве высшим законом.
Сократ: - А кто такие граждане, которые имеют право постановлять? Все, или некоторые?
Демократ: - Демократии присуще, что каждый взрослый мужчина, который имеет отца из этого города (впрочем в некоторых полисах, как у вас, в Афинах, требуются и отец и мать единограждане[20]) имеет право придти в Собрание и высказать мнение, которое пожелает, и подать свой голос, как он того захочет, может внести в Совет предложение нового закона и, если оно не противоречит прежде бывшим законам, оно может быть принято народом.
Сократ: - А если этот человек слишком беден и не имеет вовсе достатка?
Демократ: - Знаменитейшие демократии, как та, которой и ты причастен, предоставляют право голоса всем, сколь бы бедны они не были. Так же обстоит дело и на моей родине. Даже тираны не решаются отобрать у бедных право голоса, но лишь следят, чтобы голосовали они в страхе и угодным им образом.
Сократ: - А может ли такой гражданин быть избран на государственные должности?
Демократ: - Да, если соответствует равно ко всем предъявляемым требованиям, то может быть избран либо поднятием рук, либо по жребию.
Сократ: - Ну а если кто захочет быть избран на должность или провести какой закон насилием по отношению к гражданам или же подкупом, то что будет с ним?
Демократ: - Он будет лишен земли и воды, изгнан или предан смерти как враг народа.
Сократ: - Что ж, я вижу и на твоей родине и на моей понимание сущности демократии одинаково.
Демократ: - Очевидно, что так.
Сократ: - Тогда задам тебе следующий вопрос о демократии на твоей родине. Верно ли я слышал, что, за полгода до избрания Борисиппа архонтом, граждане Абдер приняли псефизму о вечном союзе с Потидеей и Олинфом[21] и скрепили ее страшными клятвами на каждого, кто изменит этому союзу?
Демокрит: - Верно, хотя Борисипп, будучи еще демагогом противился этому.
Сократ: - А верно ли, что вскоре после избрания архонтом Борисипп расторг этот союз и помог лакедемонянам овладеть обоими городами?
Демокрит: - И это верно. За это его проклинают во всех трех городах.
Сократ: - Помнишь ли, что ты назвал сущностью демократии: «что народ на общем собрании постановит, то и есть высший закон»?
Демократ: - Конечно помню, ведь я только что сказал это!
Сократ: - Но тогда получается, что Борисипп нарушил этот высший закон, нарушив принятую всем народом псефизму?
Демократ: - Выходит, что так.
Сократ: - Запомним это. Теперь вот какой вопрос. Помнится твой отец, когда еще был жив, рассказывал мне, что более прочих Борисипп доверял двум своим подручным: Геродию и Тибесту?
Демократ: - Да. Поросенку и рыжему дьяволу. Первый из них уже подох перепившись, когда Космократ удалил его от себя, второй же рыскает по городу и по сей день.
Сократ: - Гневайся на врагов, но не буди Эриний понося их посмертно[22]. Однако, верно ли я помню, что именно эти двое разорили эргастерии, вырубили виноградники и разорили рыбаков? Даже до нас дошла пословица: «Тибест продал акулам всю рыбу в море».
Демократ: - Пословица говорит истину.
Сократ: - А какие должности занимали эти проходимцы?
Демократ: - Первый был архонтом-тамием, хотя и быстро был изгнан. Второй был архонтом-полетом, а затем стал архонтом-ситофилаком[23].
Сократ: - А они были избраны на эти посты поднятием рук или же по жребию?
Демократ: - Не так и не этак. Борисипп сам возложил на них знаки власти и они распоряжались, никогда не сдавая отчета перед Собранием. Геродий, впрочем, пробовал избраться в архонты-фесмофеты[24], но не прошел даже докимасию[25].
Сократ: - Вот даже как? То есть два лица, причинившие городу наибольший ущерб, даже никогда не были избраны ни народом, ни Богом, на свои должности, а были всецело обязаны ими тирану?
Демократ: - Именно так все и было.
Сократ: - Что ж, запомним и это. Следующий мой вопрос касается знаменитой «Мунихионской псефизмы»[26], вошедшей в притчу у эллинов. Верно ли, что когда Борисипп воздвиг вражду на Совет, в котором заседал и твой отец, он созвал Собрание и вынес спор на его суд?
Демократ: - Да. И именно из этого примера ты можешь судить, как дурно народоправство и как наивен бывает народ, сперва избравший Борисиппа Архонтом, а затем одобривший его нечестивые деяния.
Сократ: - А что же постановили граждане, не напомнишь ли?
Демократ: - Охотно. Граждане приняли псефизму в которой даровали свою благосклонность Борисиппу, но потребовали от него под страхом проклятия не распускать Совет.
Сократ: - И как же исполнил Борисипп народное требование?
Демократ: - Не успел кончиться боэдромион[27], как он распустил Совет, его стражники взяли штурмом и подожгли пританей, избив пританов[28]. Пострадал и мой отец - то потрясение свело его вскоре в могилу.
Сократ: - То есть граждане на Собрании, своей псефизмой, которая выше всех законов, потребовали от Борисиппа не распускать Совета? Так?
Демократ: - Так!
Сократ: - А Борисипп пренебрег этой псефизмой и нарушил заповедь граждан? Так?
Демократ: - Именно!
Сократ: - Что же произошло дальше? Говорят спустя какое-то время Борисипп едва не лишился власти. Так ли это?
Демократ: - Да. В следующую Олимпиаду, на очередных выборах верховного архонта, все граждане были полны решимости изгнать Борисиппа. Против него выступил новый демагог - Зоил сторонники которого были сильны в совете и постоянно пререкались там со сторонниками Борисиппа. Но по домам пошли Борисипповы подручные. Тибест разослал по всем концам города ящики со звонкой монетой. Уличные актеры начали бранить Зоила на площадях, попрекая его и родством с «Тысячей», что было истинно, и нечестивыми сношениями со снохой, которые были ими нагло выдуманы. Ложные предсказатели провозглашали оракулы, что если Борисипп не будет избран, то нас ждет чума, голод и нашествие варваров. Но все-таки, как говорят в народе, Борисипп не досчитался голосов - и тогда он просто пригрозил Зоилу смертью. Тот же струсил, смирился и признал тирана победителем.
Сократ: - История, достойная трагиков, а может даже и комиков[29]. Но, говорят, потом Борисипп все-таки ушел и оставил власть Космократу?
Демократ: - Он уже не мог даже поставить государственную печать - так у него тряслись руки. Созрел заговор блюстителя городских стен Лисия и старых аристократов. И тогда Борисипп призвал к себе архонта рабов-стражников Космократа и передал ему власть, а сам уехал в свое загородное имение.
Сократ: - То есть Космократ не был избран верховным архонтом?
Демократ: - Был. Но когда уже на деле исправлял эту должность, заговорщики были разоблачены, а Собрание проходило под суровым надзором стражей.
Сократ: - Но, все-таки, первое время вы его хвалили?
Демократ: - Да, казалось, что это добрый тиран.
Сократ: - Добрый тиран? Так ты сказал?
Демократ: - Да. Способный. Владеющий лаконским красноречием и вообще всем обликом похожий на лакедемонянина. Он энергично повел дело с варварами и нанес им горькие поражения. Указал и Спарте и Афинам их место в Халкидике, хотя ни Олинфа, ни Потидеи не возвратил. Заставил гелиастов осудить нескольких богачей, возвысившихся при Борисиппе, обвинив их в стремлении к олигархии и раздал их богатство своим друзьям. Наверное это его и изменило - к чужому неправедному богатству приложив свое он стал более защитником этого богатства, нежели государства. «Мудры тираны от общенья с мудрыми»[30]. Но он отверг советы добрых людей, произвел чистку Совета, оставив в нем лишь тех, кто с утра до вечера восхваляет его, сдружился с варварами, отдав нас им на растерзание, и вот - исчез, оставив властвовать над нами сводного брата.
Сократ: - То есть добрый тиран оказался не таким уж и добрым?
Демократ: - Выходит что так.
Сократ: - Полагаешь ли, дело в его личных свойствах, или же в сущности тирании?
Демократ: - Думаю, что другой человек, более благородный, устоял бы перед соблазнами, которые дала ему власть. Космократу же это оказалось не по силам.
Сократ: - А я полагаю, что никому не среди людей, ни даже среди бессмертных богов, не выдержать соблазнов, которые таит неограниченная власть тирана. Человек, которому эти соблазны не страшны и не прикоснется к такой власти. Отвергнет её или уничтожит. Но мы, с твоего позволения, поговорим об этом позже - теперь же позволь подвести итог твоему горестному рассказу.
Демократ: - Изволь, Сократ!
Сократ: - Из твоего рассказа известно, что хотя Борисипп и был избран народом, но первое, что он сделал - это уничтожил силу народной псефизмы, которая имеет силу высшего закона и бесконечно превосходит волю архонта. Правильно я понял?
Демократ: - Совершенно верно.
Сократ: - Далее он ограбил государство и народ руками должностных лиц, которые никогда не были избраны народом ни поднятием рук, ни по жребию? Так ли это?
Демократ: - Клянусь Палладой! Так!
Сократ: - Затем, получив народную псефизму, которая предписывала ему не распускать Совета, Борисипп разогнал этот Совет насилием и поджогом, сделавшись, тем самым, окончательно тираном?
Демократ: - Именно так и было! Тень моего несчастного отца тому свидетель!
Сократ: - Когда же народ решил отстранить тирана, он подкупом, насилием и ложью удержал за собой власть?
Демократ: - К стыду нашего города свершилось именно это!
Сократ: - И новый тиран получил власть из рук предыдущего, ничем её не умалил, не осудив того, и не дозволив Народу высказаться свободно?
Демократ: - Да! Космократ лишь подверг изгнанию или заключению некоторых, кого народ рассматривал как своих врагов, власть же Борисиппа не только не уменьшил, но и много увеличил, не допуская ни на Собрании, ни в Совете никого, кроме своих сторонников.
Сократ: - И ваш новый тиран, временно получив власть из рук Космократа, также не отрекся от тирании?
Демократ: - Деметрий клялся, что он друг свободы и, в доказательство этого, вывешивал каждый день на Агоре меню своего обеда. Но этим волновал только юношей, которые прежде были приживальщиками у изгнанных Космократом богачей. Добропорядочных же людей он этим более смущал, нежели обнадеживал. Никогда не применялся с такой жестокостью, как теперь, изданный Космократом «Закон о непочтении к варварам»[31] по которому всякий, кто публично или приватно хулит варваров и пренебрегает фракийцами, осуждается на заточение в руднике.
Сократ: - Тогда скажи же мне Демократ, в чем ты видишь вину соименной тебе демократии перед гражданами Абдер, если вами правят тираны, которых никто никогда свободно не избирал, если эти тираны плюют на народные псефизмы, разгоняют Совет силой, осуждают граждан против закона и совести, а заняты большей частью тем, что отнимают богатство у жулика и передают его вору и наоборот? Почему ты называешь это демократией? В чем ты тут видишь правление народа?
Демократ: - Признаюсь тебе, Сократ, ты так всё разложил и разъяснил, что я сам поражаюсь, как мне до сих пор это не было понятно! Мы избрали Борисиппа всеобщим голосованием на Собрании, но, конечно, как только он нарушил закон, его сразу же следовало изгнать.
Сократ: - Верно, ибо власть архонта нарушившего закон - это тирания, каким бы способом он не был избран.
Демократ: - Но вот что я должен сказать в извинение абдеритов. Вокруг Борисиппа всегда находились наглейшие из граждан, которые громко кричали, что они «демократы». Что даже демагог Борисипп не настоящий демократ - не такой демократ как они. Они обвиняли его в том, что он не изгнал всех сторонников «Тысячи». Они упрекали его, что он не казнил «Тысячу» вместе с домашними и рабами. Они поносили его за то, что он иногда снаряжал походы на варваров, хоть и под дурным командованием и заканчивавшиеся плохо. А потом, когда пришел Космократ, они его возненавидели - объявили главным врагом демократии - и этим немало способствовали доверию граждан к нему.
Сократ: - Здесь, дорогой мой Демократ, давай вспомним то, что мы с тобой говорили о фальшивых монетах. Если на чем-то написано, что это тетрадрахма и есть чеканка, соответствующая тетрадрахме, и пришедший к тебе покупатель говорит, что это тетрадрахма, то это еще не значит, что это тетрадрахма. Тетрадрахма определяется нами лишь по содержанию серебра. А демократия - по подлинной власти народа и беспрекословному исполнению его постановлений, даже несправедливых, и предоставлению ему власти выбирать должностных лиц, даже самых некомпетентных. Если эти два условия не соблюдены, то это либо олигархия, либо тирания, а не демократия.
Демократ: - Я согласен с тобой Сократ. Ты сказал ясно.
Сократ: - Те же, кого ты назвал «демократами» - они выступали за исполнение народных решений - или против них?
Демократ: - Ты верно угадал, они были против решений народа и требовали от Борисиппа их не исполнять. Когда же он разогнал Совет - они требовали смерти для всех, в том числе и для моего отца. Бывшие с ними поэты и кифаристы составили тогда целую поэму с оправданием предстоявшей казни.
Сократ: - Но, может быть, они выступали за расширение права народа на избрание должностных лиц?
Демократ: - Нет. Когда новый Совет, собранный Борисиппом вместо прежнего, оказался составлен народом из последователей демагогов Зоила и Зета, сторонников же Борисиппа, друзей Геродия и иных «демократов» там было не так много, то один из их крикунов, малоизвестный софист, взобрался на трибуну и воскликнул: «Абдеры нынче фаллосоподобны!». Народ требовал привлечь его за оскорбление Отечества, но Борисипп вывел его с Собрания прикрыв своим плащом. Иные же из «демократов» предлагали лишить те филы[32], которые стоят за Зоила, вовсе права голоса, ссылаясь на то, что там живут бедные феты и земледельцы, которые неграмотны и не понимают даже первейших начал демократии.
Сократ: - Понятно. Получается, что «демократами» у вас именовали себя сторонники самой беспощадной и бесстыдной олигархии. Чекан старый, но ни грамма серебра - если ты вновь вспомнишь наш пример с монетами.
Демократ: - Выходит что так.
Сократ: - Но тогда я не вижу причин, почему вашим лучшим людям не соединиться с фетами и зевгитами и не установить истинную демократию, в которой и чекан будет на месте и серебро будет доброй пробы? Демократию по сущности, а не по имени, данному фальшивомонетчиком.
Демократ: - Есть еще одна причина.
Сократ: - И какова же она? Не таи?
Демократ: - Стесняюсь сказать. Видишь, даже щеки покраснели.
Сократ: - Не таи и не стесняйся, заклинаю тебя демоном!
Демократ: - И все же. Почтение к твоим сединам Сократ заставляет меня хранить тайну.
Сократ: - Разве мои седины захватили сегодня твой взгляд, когда ты шел из Пирея? Нет, ты обратил внимание на мою лысину. Так что не заботься о пшенице, которую давно смолотили.
Демократ: - И все же, я не решаюсь.
Сократ: - Тогда приказываю тебе, во имя нашей дружбы с твоим отцом и во имя его просьб ко мне не оставить тебя никогда без доброго совета. Ты же своим молчанием мешаешь мне исполнить тот мой обет.
Демократ: - Хорошо. Я буду говорить. Вторая причина, питающая во мне ненависть к демократии, - это ты Сократ.
Сократ: - Вот как? Это почему же?
Демократ: - Наверное ты помнишь тот вечер у Полемарха[33], когда ты посрамил Фрасимаха, не знавшего или не умевшего сказать, что такое справедливость.
Сократ: - Конечно помню - славная была беседа. Твой отец тоже при ней присутствовал.
Демократ: - Да, и он гостил тогда у Полемарха. Но вряд ли ты помнишь, что из угла на
