Продолжение. Первая часть - см.
В 20-е годы политическая жизнь казачьей эмиграции разбилась на пять основных течений:
Первое течение – самое распространенное среди казаков Зарубежья. К нему примыкали казаки, проявлявшие лояльность к выборным представителям казачьей власти – атаманам монархического течения. Приверженцы этого течения считали, что между казаками и русским народом нет существенной разницы, исключая исторические традиции и специфику уклада жизни. Они отстаивали тезис, что казаки не являются самобытным народом, а лишь одним из сословий России. В вопросах государственного устройства будущей России они на словах были «непредрешенцами» – ни за монархию, ни за республику, и считали, что этот вопрос решается внутри России, а не в изгнании. Они сотрудничали с российскими военными, гуманитарными и культурными организациями и создавали свои кружки и общеказачьи трудовые союзы.
Второе течение – демократы-федералисты. Они считали, что будущее казачества в нерасторжимом союзе со свободной, демократической Россией, но лишь на добровольном и федеративном принципе. Выдвигали исконные демократические идеалы казачества и необходимость его объединения. Это течение составляли приверженцы политиков из структур Кубанской рады и Объединенного совета войск Дона, Кубани и Терека. Непримиримые к некоторым атаманам, обвиняя их в интригах и личных амбициях, они в особенности были враждебно настроены к русским военным и национально-политическим структурам.
Третье течение – казачьи националисты. Казачество они рассматривали не как сословие, не как союз бытовых общин, а как особый народ, отличающийся от русского не только по быту, но и по своей психологии и своей идеологии. Они безоговорочно поддерживали войсковых атаманов, Донской войсковой круг и Кубанскую раду. Большое значение придавали казачьей интеллигенции, должное отдавали истории казачьих полков, но выше ставили казачью историю. Не отрицая больших ошибок в отношении к казачеству в прошлом, они с уважением относились к России, высоко ценили русскую культуру, считая ее также и своей. Они хорошо ориентировались в современных европейских событиях и были реальными политиками, готовы были сотрудничать со всеми.
Четвертое течение – «вольные казаки», националисты, также считали казачество отдельным народом. Их основным политическим устремлением было осуществление независимости казаков и создание суверенного, объединенного государства «Казакии». Признавая институт войсковых атаманов, свое отношение к ним определяли персональной оценкой каждого из них. Непримиримые к коммунистам, они охотно вступали в соглашения с теми национальными группировками, которые проводили курс на свою государственную независимость. Это течение не отказывалось от иностранной материальной помощи.
Пятое течение – в него входили казаки-социалисты. Было их немного. Они не имели своих организаций, а примыкали к русским социалистам, действовавшим в эмиграции. Это были своеобразные социалисты, в казачьем вопросе выражающие националистическую точку зрения. Признавая общее выборное начало, они признавали войсковых атаманов, войсковые круги и Раду, но фактически не поддерживали их. Не придавали особого значения и казачьим традициям, хотя считались с ними. К этому течению можно подвести кружок казаков, проживавших в Скопле, именовавшийся «Рабоче-крестьянской казачьей партией», опубликовавший свою политическую платформу и одно воззвание[5.].
Одновременно с ростом политических брожений в рядах российской эмиграции и казачества, возмужало и молодое поколение, учившееся в Донском кадетском корпусе и в университетах. Национально определившиеся, казаки вступали в свои студенческие организации – Союз вольных казачек им. Галины Булавиной и в Белградскую общеказачью студенческую станицу, выпустившую один номер своего журнала «Единство». Молодежь вдохновлялась идеями группы казаков-интеллигентов, объединенных вокруг пражского журнала «Вольное Казачество», отстаивавшего идеи формирования суверенного государства – «Казакии». Их ловко проводимая пропаганда вызвала новое размежевание в казачьих рядах, что привело к созданию полуподпольных «вольноказачьих» станиц.
Врангель понимал, что декларируемая им идея сохранения чинами Русской армии политической нейтральности, по меньшей мере, не состоятельна, и в 1924 году Главнокомандующий принял решение о необходимости создания мощной организации, объединяющей военную эмиграцию.
8 февраля 1924 года Врангель подписал распоряжение, в котором определялись лица, ответственные за объединение разрозненных офицерских союзов, находящихся в странах Европы. В Западной Европе общее руководство этим процессом было возложено на генерал-лейтенанта Миллера, в странах Балканского полуострова – на генерал-лейтенанта Абрамова, и уже 1 сентября 1924 года Врангель подписал приказ об образовании Русского Общевоинского Союза (РОВС). В состав этой организации вошло большинство офицерских организаций, находящихся в Западной и Восточной Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке, на Американском континенте. В этот же период русская военная эмиграция получила свое организационное оформление, связанное с решением великого князя Николая Николаевича принять на себя «руководство, через Главнокомандующего, как армией, так и всеми военными организациями»[3.]. В ноябре 1924 года барон Врангель был подтвержден великим князем Николаем Николаевичем в должности Главнокомандующего[3.].
Во временном положении от 1 сентября 1924 года говорилось: «РОВС образуется с целью объединить русских воинов, сосредоточенных в разных странах, укрепить духовную связь между ними и сохранить их как носителей лучших традиций и заветов Российской Императорской армии»[10.].
С созданием Русского Общевоинского Союза, в который фактически трансформировалась Русская армия, не ушли в былое понятия воинской дисциплины, более того, в некоторых моментах она ужесточилась. Так чинам запрещалось состоять в политических организациях, а сторонники великого князя Кирилла Владимировича вообще были уволены из армии[3.].
Авторитет барона Врангеля, не смотря на некоторые политические ошибки, в среде военной эмиграции на Балканах был на протяжении 20-х годов очень высоким. Об этом свидетельствует и история, рассказанная современным болгарским журналистом Владимиром Апрелевым, детство которого прошло в среде эмигрантов-казаков. Отец Владимира Апрелева – сотник Кубанского казачьего войска, перебивавшийся случайными заработками в городе Варна, в 1923 году получил выгодное предложение на осуществление водолазных работ во Франции, но, запросив разрешение на выезд у Врангеля, получил отказ с мотивировкой необходимости пребывать поближе к месту расположения части, к которой был приписан. Сотник Апрелев от контракта отказался, и этот факт свидетельствует о безусловном авторитете Главнокомандующего и о высокой степени дисциплины в среде военной эмиграции[8.].
В конце 20-х годов произошли события, которые наложили серьезный отпечаток на всю организацию русской военной эмиграции, и вместе с тем на психологию чинов армии, до сего времени живших надеждой на победоносный реванш над большевизмом.
25 апреля 1928 года в Брюсселе в возрасте 49 лет внезапно скончался барон Врангель. Обстоятельства его смерти до сих пор считаются странными, существует версия, что он был отравлен. Вслед за ним, 5 января 1929 года, скоропостижно умер лидер военной эмиграции великий князь Николай Николаевич. Возглавил РОВС безусловный авторитет в армейских кругах генерал А. П. Кутепов, но уже 26 января 1930 года он был похищен в Париже агентами ОГПУ и, по одной из версий, тайно вывезен ими в СССР и погиб во внутренней тюрьме на Лубянке. Судьба его преемника – генерала Е. К. Миллера была аналогичной. Агенты Советской разведки выкрали его из Парижа 22 сентября 1937 года, и судьба его остается неизвестной до сих пор[11.].
Стройная система Русской армии, а затем и ее преемника РОВС, представлявшая в 20-х годах определенную опасность для руководства СССР, рухнула.
На протяжении 20-30-х годов казачья эмиграция, основная часть которой находилась на Балканах, раздробившись на более мелкие группы, была вынуждена повторить исход. Некоторые казаки остались в Болгарии и Югославии, но многие перебрались в другие страны, где им приходилось приспосабливаться к новым культурным, языковым, экономическим и политическим условиям. Не везде они были одинаковыми, но неизменно казаки решали возникающие проблемы путем мощной корпоративной спайки, регламентированной нормами старого и нового обычного права. Примеров казачьей самоорганизации в условиях эмиграции предостаточно. Вот лишь некоторые из них:
Повсеместно – в Чехословакии, Болгарии, США, Канаде, Китае, Австралии, в странах Южной Америки начали создаваться казачьи землячества – Общеказачьи станицы. Интересен пример Нью-Йоркской станицы, основанной в 1923 году. Казаки построили в Нью-Йорке храм Христа Спасителя, стараниями казаков было организовано Общество помощи военным инвалидам в Америке, Общество помощи детям русской эмиграции[12.]. Станица участвовала и в вопросах образования, оказывая помощь молодым казакам в поступлении в престижный Колумбийский университет[13.]. Не малую роль в работе станицы играли и терцы, одним из самых авторитетных представителей которых долгое время являлся бывший атаман станицы Ессентукской Р. А. Глухов[14.].
Культурную деятельность казачества на чужбине можно рассматривать в двух точек зрения – как работу видных одиночек: ученых и работников культуры (националистической казачьей или всероссийской направленности), и как работу казачьих организаций и одиночек, ориентировавшихся исключительно на изучение истории и самобытной культуры казачества. В первые годы в Королевстве сербов, хорватов и словен преобладал этот второй вид деятельности.
В 1921 году из Константинополя в Белград переехал Донской казачий архив, в полном объеме, с историческим материалом периода Гражданской войны на Дону. В марте 1923 года была создана Донская историческая комиссия, задачи которой состояли в сборе, изучении и публикации архивных материалов. С этого года стали выпускаться периодические сборники «Донская летопись». Донской архив, вместе со своей Комиссией, в феврале 1925 года переехал в Прагу.
Подобные исследования проводились и при Кубанской канцелярии, обосновавшейся в Белграде. Их труды публиковались в казачьей военной периодике, а в виде отдельных выпусков печатались тексты патриотической направленности. При этой канцелярии создана была Делегация по охране кубанских военных регалий, знамен и военных трофеев, отданные на временное хранение в Военный музей на Калемегдане. Председателем делегации состоял ген.-лейтенант Петр Иванович Кокунько. Ряд казаков, военных ветеранов, писали и публиковали свои исследования и воспоминания, связанные с участием казачьих отрядов в битвах Мировой и Гражданской войн.
Два вида художественной деятельности казаков сохранили по себе живую память до наших дней. Во-первых, джигитовки – акробатические выступления на лошадях группы бравых казаков, происходившие на городских ипподромах и деревенских лужайках. Вооруженные казаки, облаченные в военную форму, исполняли и национальные танцы, чаще всего кавказские. Второй вид деятельности – мужские казачьи хоры.
Так, генерал Павличенко организовал группу казаков – мастеров джигитовки, и они имели огромный успех, выступая в Югославии, Италии и Австрии[6.].
В Моравской Остраве (Чехословакия) образовалась Общеказачья студенческая станица, казаки которой так же занимались показом джигитовки[6.].
В Югославии был создан Союз русских военных инвалидов, которым руководил терский генерал Н. Н. Баратов[14.].
Было организовано несколько казачьих хоров: Донской хор под управлением С. Жарова (гастроли в Латвии, Финляндии, Бельгии, Голландии, Англии и Швейцарии), Донской хор имени Платова под управлением Н. Ф. Кострюкова (гастроли в Австрии, Чехословакии, Румынии), Кубанский хор сотника Соколова в Чикаго (США), Терский хор в Лионе (Франция)[6.].
Различными группами казачьей интеллигенции был организован выпуск таких изданий, как «Возрождение», «Часовой», «Иллюстрированная Россия», «Атаманский Вестник», «Станица», «Казачий путь», «Общеказачий журнал», «Кубанец», «Казачья смена», «На пикете», «Терский казак на чужбине» и другие[14.].
Во Франции были организованы сельскохозяйственные фермы Донского, Кубанского и Терского войск на принципе кооперации по производству продукции растениеводства и животноводства. Управление строилось на совмещении принципов единоначалия и демократизма, свойственных казакам. По свидетельству П. П. Юренева, побывавшего в 1927 году на этих фермах: «Все три войска, кажется, недовольны результатами своего хозяйства, особенно урожаем пшеницы, вспоминая свои родные степи. Но организация почти во всех казачьих фермах прекрасная. И особенно благоприятное впечатление оставила одна, где села группа из шести казаков, спаянных пятилетней службой во французском Иностранном легионе»[6.].
В 1929 году было принято решение о переселении части казаков из Франции и Югославии в Перу. Переселению подлежало 2000 казаков, возглавил их бывший атаман кубанской станицы Пашковской А. М. Лысенко. В числе переселенцев были казаки всех казачьих войск и небольшая группа иногородних. Казаки прибыли в Перу со своим священником, врачом и педагогическим персоналом. Удивленный дисциплиной и спайкой казаков, президент Перу заявил, что все средства, ассигнуемые на эмиграцию, будут предоставлены только казакам. Узнав, что в Европе находится до 30 тысяч казаков Дона, Кубани и Терека, перуанское правительство приняло решение о выделении на казачьи семьи по
В 1924 году обосновалась казачья колония в Уругвае, где каждый казак имел по
В местах расселения оказывались казаки и мелкими группами, и в одиночку, но неизменно они, старались приспособиться к местным условиям, не теряли своей казачьей сущности. Наглядным примером является случай, происшедший в 20-е годы в Бразилии (об этом писали американские газеты). Завербованный в Европе терский казак (имя его неизвестно), попал на бразильские кофейные плантации, но столкнувшись с несправедливостью, дошел до рабского состояния. Убежав от плантатора в джунгли, казак после долгих скитаний встретил индейское племя, которое приняло его в свою среду. Спустя некоторое время, индейцы, убедившись в храбрости и сообразительности казака, избрали его своим вождем[6.].
Подводя предварительные итоги выше сказанному можно сделать следующие выводы: за пределами Советской России объединения казаков Донского, Кубанского, Терского и других войск создавались по принципу хуторов и станиц. Были также Общеказачьи станицы, в которых жили казаки разных войск. В эмиграции казаки образовали большое количества военных, политических и хозяйственных организаций. Некоторые из них входили в состав Русского Общевоинского Союза, другие держались особняком. Так, например Союз Активных Борцов за Россию (САБЗАР), созданный генерал-лейтенантом А. Г. Шкуро в 1923 году, не был принят в РОВС, поскольку являлся политической организацией.
Одной из наиболее весомых, казачьих организаций, созданных в эмиграции, был Объединенный совет Дона, Кубани и Терека. В нем воплотилась идея объединения южноросийских казачьих областей, не раз возникавшая в период революции и Гражданской войны. А. П. Богаевский и другие вожди Объединенного совета Дона, Кубани и Терека выражали намерение действовать обособленно от РОВС, хотя и не стремились к полному разрыву отношений с ним.
Таким образом, среди казачества в эмиграции в 1920-30-е годы обнаружилось три политических тенденции. Одни видели будущее казачьих территорий только в составе российского государства, после его гипотетического освобождения от большевиков. Другие допускали создание независимого казачьего государства как переходного этапа, в случае если освободить всю Россию сразу не удастся. Третьи хотели видеть казачьи земли суверенными вне зависимости от судьбы России. Такие представления о будущем имела казачья общественность к началу Второй мировой войны. Здесь речь идет только о той части казачества, которая сохранила антисоветский политический потенциал. Но имели место и другие настроения, так, например, Общеказачий сельскохозяйственный союз (ОСХС) и Союз возрождения казачества (СВК) были склонны к поиску компромиссов с Советской властью.
Начавшаяся Вторая Мировая, а за ней и Великая Отечественная война поставили все точки над и, в очередной раз расколов эмигрантский мир. Так, бывший командующий Добровольческой Армией Антон Иванович Деникин выступал с резким осуждением какого-либо вообще союзничества с немцами после их нападения на СССР. В рядах французского Сопротивления сражалось более 30 тысяч русских эмигрантов. Из числа белоэмигрантов было создано немало подпольных групп в странах Европы, оккупированных Германией[11.].
Другая не малая часть бывших белогвардейцев видела в Гитлере или же спасителя мира, и России в частности, от большевистского режима, или же просто временного союзника в борьбе с «Совдепией», подхватив лозунг А. Г. Шкуро: «Хоть с чертом против большевиков».
Интерес для нас представляет ситуация, сложившаяся в среде казачьей эмиграции. Существенные противоречия, наметившиеся еще в 20-е годы, особо строго проявились в 1935 году – Донское войско раскололось надвое. Одна часть подчинялась атаману графу М. Н. Грабе, другая часть избрала атаманом генерала П. Х. Попова. При этом и один, и другой казачьи лидеры, как и атаманы В. Г. Науменко, В. Г. Вдовенко и Н. В. Ляхов начали проявлять интерес к политической фигуре Гитлера, увидев в нем непримиримого борца с большевизмом, способного консолидировать все антисоветские силы[15.].
Явно прогерманскую позицию занял и один из самых авторитетных казачьих вождей – П. Н. Краснов, переехавший из Франции в Германию в 1936 году[9.]. Активным сторонником Германии Краснов был еще в Гражданскую войну, при этом всегда проявлял полнейшую беспринципность. Так, в 1909 году он восхвалял сближение казачества с российской «гражданственностью», а в 1918 году провозглашал донской суверенитет, в эмиграции руководил Братством русской правды и был сторонником монархии, подвергая критике сепаратистов. В Берлине П. Н. Краснов нашел свою «нишу», полностью переметнувшись в стан самостийников, которые выдвинули гипотезу о происхождении казаков от германцев-готов, живших в Северном Причерноморье еще в III веке. Краснов даже представил руководству рейха подробный доклад по истории казачества, став главным консультантом по казачьим вопросам.
Прогерманскую позицию занял и созданный в середине 30-х годов в Чехословакии «Казачий национальный центр» во главе с В. Г. Глазковым, отстаивавший идею казачьей самостийности. В конце 1939 – начале 1940 года началась реорганизация казачьих союзов, организаций и станиц на территории Третьего Рейха. В результате к 1941 году было создано Общеказачье объединение в Германской империи во главе с генерал-лейтенантом Донского казачьего войска Е. И. Балабиным. На территории Рейха большинство ранее существовавших самостоятельных казачьих структур было ликвидировано и на их основе созданы новые организации, но уже при жестком подчинении Балабину[15.].
Официально германские власти поддерживали Общеказачье объединение, но негласная помощь через гестапо оказывалась возникшему весной 1940 года Всеказачьему союзу во главе с П. Х. Поповым, объединившему казаков-самостийников. В противовес первой организации, второй оказывалась и финансовая поддержка. Так пожилым казакам Всеказачьего союза выдавалось пособие от немецких оккупационных властей в Чехословакии в сумме 700 крон[15.].
Ультрасепаратистские и прогерманские настроения присутствовали в немногочисленном, но политически активном «Казачьем Национальном Центре», преобразованном после 22 июня 1941 года в «Казачье национально-освободительное движение» (КНОД). Руководитель этой организации В. Г. Глазков дистанцировался от остальных казачьих структур и, более того, организовал против Е. И. Балабина, В. Г. Науменко, П. Н. Краснова, В. Г. Вдовенко и М. Н. Грабе настоящую травлю через журнал «Казачий вестник»[15.].
Не менее интересные события в эмигрантской среде происходили и на Дальнем Востоке. Так, в Маньчжурии сторону японцев держал атаман Григорий Михайлович Семенов. Дружба Семенова с японцами началась еще в период Гражданской войны, да и японцы в отличие от других стран Антанты проявили себя самыми надежными союзниками белогвардейцев. Еще задолго до начала Второй Мировой войны атаман Семенов объединил дальневосточные белые организации в «Бюро по делам русских эмигрантов», в 1938 году на станции Сунгари II был создан казачий отряд «Асано» - по имени командира, японского майора Асано. Позже стал формироваться Захинганский казачий корпус атамана Забайкальского казачьего войска генерала А. П. Бакшеева. В нем белогвардейцы проходили военное обучение, после чего зачислялись в «Союз резервистов». Всего такую подготовку прошло 6 тысяч человек. Захинганский казачий корпус в свою очередь был подчинен разведывательному отделу Квантунской армии Японии.
Не лишним будет упомянуть и то, что основная масса лидеров казачьей эмиграции встретило 22 июня 1941 года восторженно. Было опубликовано обращение Е. И. Балабина к казакам[16.], приказ донского атамана М. Н. Грабе о продолжении борьбы с большевизмом совместно с германской армией[15.].
Многие из казаков пребывали в состоянии иллюзии, надеясь на то, что руководство Третьего Рейха призовет их на помощь и позволит после освобождения казачьих территорий установить там самостоятельное правление и провозгласить государственное образование под названием «Казакия»[15.].
Гитлер в начале победоносного наступления не нуждался в помощниках, более того, на территории Рейха был ужесточен контроль над казачьей эмиграцией. Казачьим лидерам дали понять, что они должны ждать, пока их не позовут[15.].
Надежда на широкомасштабное восстание в казачьих областях также не подтвердилась, особенно после того, как в среду казачьей эмиграции просочились сведения о казачьих частях в составе Красной Армии. Так, генерала П. Н. Краснова особенно поразил факт гибели советской казачьей кавалерийской дивизии в июле 1942 года под Харьковом. Он писал Е. И. Балабину: «Донские казаки не восстали против жидовской власти… они погибли за «батюшку Сталина» и за «свою», народную, Советскую власть, возглавляемую жидами»[15.].
Политика германского руководства в отношении к казачеству была в разные периоды Великой Отечественной войны неоднозначной и очень часто двойственной. Первоначально, по проекту Альфреда Розенберга, планировалось создание казачьей полуавтономии «Дон и Волга». Однако, вскоре, восточное министерство Третьего Рейха отказалось от идеи создания подобных искусственных территориальных образований. Причина была в следующем – краеугольным камнем «восточной политики» Германии было размежевание населения СССР по национальному признаку, а германская администрация отказывалась признавать тех же казаков особой национальной группой. В соответствии с окончательным решением гитлеровского руководства земли донских казаков включались в состав рейхскомиссариата «Украина», а кубанских и терских – в состав будущего рейхскомиссариата «Кавказ»[15.].
Управляющий иностранным отделом «Казачьего национально-освободительного движения» П. К. Харламов, после посещения Берлина, в строго конфиденциальном письме к руководителю КНОД Василию Глазкову от 10 апрелем 1942 года сообщает, что для германских властей:
«а) казачьего народа нет и быть не может,
б) казачьего вопроса нет и поставлен к разрешению он не будет,
в) казаками совершенно не интересуются и принципиально не хотят интересоваться те, от кого зависит будущая судьба Востока,
г) наконец, отношение к казакам скверное, т.е. совершенно такое же, как к остальной части русской эмиграции. Ни в одном правительственном учреждении отдельного особого референта по казачьим делам не существует…
Являясь не фантазером, - подводит неутешительный итог эмиссар казаков-националистов, - а реальным политиком, я с очевидностью понял, что наше национальное дело стоит на мели и с нее сдвинуть дело нет никакой возможности»[15.].
Политика Гитлеровской германии по отношению к казакам изменилась лишь к началу 1944 года, когда под ударами Красной Армии германская армии уже оставила территории бывших казачьих войск и откатывалась все дальше на Запад. Так, 31 марта 1944 года в Берлине был организован прообраз временного казачьего правительства за границей (Главное управление казачьих войск) во главе с П. Н. Красновым. Но время, увы, уже было упущено. Казачьи лидеры поставили не на ту карту и проиграли. Итогом стала выдача английскими союзными войсками казаков на расправу органам НКВД в Австрийском городе Лиенц в июне 1945 года. Среди выданных казаков значатся не только коллаборационисты, но и бывшие белоэмигранты. Часть переданных на расправу казаков была расстреляна на месте, остальные осуждены на различные сроки.
Судебный процесс над шестью главными казачьими генералами – П. Н. Красновым, С. Н. Красновым, А. Г. Шкуро, Т. И. Домановым, Султан-Гиреем Клычем и Гельмутом фон Панвицем – закончился 19 января 1947 года. Осужденные были приговорены к повешению.
Некоторые очаги казачьей эмиграции после Второй Мировой войны еще продолжали существовать на территории Европы, США и Латинской Америки, но ее лидеры уже не были в состоянии хоть как-то отстаивать интересы казачества. И как сказал один из исследователей казачества О. Губенко: - «казачий общинный эмигрантский мир сжимался и, лишенный общения с Родиной, превращался в реликт и был обречен на медленное угасание»[8.].
1. Российское казачество. Научно-справочное издание. – М., 2003.
2. Палеолог С. Н. Около власти. – М., 2004.
3. Краснов В. Г. Врангель. Трагический триумф барона. – М., 2006.
4. Шамбаров А. Е. Белогвардейщина. – М., 2004.
5. Ауский С. А. Казаки. Особое сословие. – СПб., 2002.
6. Сидоров В. «Крестная ноша». Трагедия казачества. Т. 2. – М., 1996.
7 Акция Нансена. Сводка сведений об отношении Советской власти к реэмиграции. – «Родина», № 10, 1990.
8. Губенко О. В. Терское казачье войско в XV-XXI вв. Влияние государства на социально-экономические аспекты казачьей жизни. – Ессентуки, 2007.
9. Смирнов А. А. Казачьи атаманы. – СПб., 2002.
10. Слащев-Крымский Я. А. Белый Крым. – М., 1990.
11. Шамбаров В. Е. Государство и революции. – М., 2002.
12. Казачий словарь-справочник. Т. 2. – Сан Ансельмо, США, 1968.
13. Федоров Н. В. От берегов Дона до берегов Гудзона. – Ростов-на-Дону, 1994.
14. Казачий словарь-справочник. Т. 1. – Кливленд, США, 1966.
15. Крикунов П. Казаки между Гитлером и Сталиным. Крестовый поход против большевизма. – М., 2005.
16. ГАРФ, ф. 5853, оп. 1, д. 69.
