В эту субботу, посетив знаменитый Ипатьевский монастырь, что у славного города Костромы при слиянии речки Костромы и Волги, приобретши по случаю две льняных рубахи, одна другой прекрасней, я отправился в расположенный тут же, в Ипатьевской слободе, музей деревянного зодчества полюбоваться на собранные по всей Костромской земле крестьянские избы, церкви и часовни, овины, амбары, мельницы и бани на сваях. И еще на подходе осознал ужасное: сегодня же суббота. День свадеб. Вся улица перед музеем под открытым небом была запружена разукрашенными искусственными цветами машинами, девшками в синтетических платьях, юношами в неловко сидящих костюмах с блестками, фотографами, торопаящимися запечатлеть дорогие мгновения. Должно быть сегодня по музею побродить не получится - предположил я и мое предположение переросло в уверенность, когда ко мне подошел один из молодых гостей и попытался что-то спросить. Что - я понять не смог, поскольку он, как говорит присловье, не вязал лыка.
Так оно и оказалось. Весь музей был заполнен свадебными компаниями (собрались в одной точке, как я прикинул, свадеб 10-12), которые расселись на всех скамейках, курили, выпивали, шумели, отпускали плоские шутки, отчаянно фотографировались и переходили из состояния подпития в состояние невязания. Прихожу я весь такой духовный, нарядный, в русской рубахе насладиться шедеврами русской традиционной культуры, а тут такая гопота тусит, которой до этой культуры дела нет. Вот они, случайно запечатлелись на фотографии на самом краешке внизу.
И это тоже кстати меня возмущало - лезут в кадр, духовность фотографировать мешают. Страшно сердясь на ситуацию, я отправился в центр Костромы, где тоже время провел неплохо и даже обзавелся пятью литрами клюквы.
А сегодня, побывав уже в тихом и точно вымершем в воскресенье парке-музее, и залезши в интернет через телефон по дороге в Плес, я прочел такие вот слова о. Иоанна Охлобыстина в его нашумевшей "Доктрине-77".
«Я невольно задаюсь вопросом: а что есть мой народ? Подбор группы особей по генетическим показателям? Или список людей, за которых я мог бы пожертвовать жизнью? Наверное, все-таки второе! Но среди них не только русские. Среди них есть украинцы, белорусы, евреи, лезгины и еще представители десятка-другого национальностей. Руководствуясь какими признаками я буду определяться с вопросом принадлежности к русскому народу? Или нужен некий допуск? Смогу ли я себе его позволить? Смогу ли я быть честным, противопоставляя себя лезгину-мусульманину, восстановившему десятки православных храмов из соображений их необходимости русскому населению - спивающемуся русскому населению в опустошенном пригороде по сути мертвого города в окрестностях Волги, где находится родовое кладбище моей семьи?
И вот прочел эти слова человека, который, как никак, за много лет пастырства приобрел навык будить покаянием душу, и вдруг стало невыносимо стыдно за вчерашнее. Вдруг захотелось рухнуть там среди этого музея на колени и слезно просить прощения у этой "гопоты" за вчерашнее раздражение, за злые мысли, за самопревозношение "профессионального русского" над этими простыми русскими, которые пришли отметить для себя один из самых важных дней в жизни. Отметить не в кабаке, а здесь, среди русских изб и деревянных церквей. Причем, вопреки убийственной статистике разводов у нашего народа, они пока еще искренне верят в то, что этот день у них самый важный. Как хорошо, думал я, что они не могли прочесть мои гадкие мысли, да и вообще вряд ли обратили на меня внимание.
В общем, запомните, дорогие мои, простую вещь.
Для любого русского любой самый спивающийся и нелепо одетый гопник из русского пригорода - должен быть бесконечно важнее любого самого высокодуховного лезгина-мусульманина построившего из самых высокодуховных соображений десяток православных храмов.
Важнее даже в том случае, если тот был искренен, а не просто покупал мнимой благотворительностью право для своих соотечественников грабить, убивать и унижать русских (в последнем о. Иоанн вольно или невольно своими словами помог).
Важнее просто потому, что он русский, а тот - нет.
Никто из нас не смеет превозносить сколь угодно чудесного инородца над сколь угодно низким русским, если, конечно, мы не хотим своего народа предать.
Эти поддатые брачующиеся гопники в недалеком будущем родят новых русских детей. Тоже гопников. Которые в свою очередь поженятся под пиво и шансон. И в свою очередь родят русских детей, тоже гопников. А потом один из этих детей доберется зайцем из Костромы на электричке до Ярославля, проголосует на трассе Москва Холмогоры попутке до первопрестольной и станет таким "гопником", который будет терроризировать матросов на Московских или Петербургских улицах.
Однажды в прекрасный осенний вечер пошёл он один-одинёшенек гулять к морю по Большому проспекту Васильевского острова. На возвратном пути, когда стало уже смеркаться, и он проходил лесом по прорубленному проспекту, выскочили вдруг из кустов три матроса и напали на него. Ни души не было видно кругом. Он с величайшею храбростию оборонялся от этих трёх разбойников: так ударил одного из них, что он не мог не только встать, но даже долго не мог опомниться; другого так ударил в лицо, что тот весь в крови изо всех сил побежал в кусты; а третьего ему уже не трудно было одолеть; он повалил его (между тем, как первый очнувшись, убежал в лес), и держа под ногами, грозил, что тотчас же убьёт, если не откроет он ему, как зовут двух других разбойников и что они хотели с ним сделать. Этот сознался, что они хотели только его ограбить, а потом отпустить. «А, каналья, вскричал Ломоносов, так я же тебя ограблю!» И вор должен был тотчас снять свою куртку, холстинный камзол и штаны, и связать всё это в узел своим собственным поясом. Тут Ломоносов ударил ещё полунагого матроса по ногам, так что тот упал и едва мог сдвинуться с места, а сам, положив на плеча узел, пошёл домой со своими трофеями, как с завоёванною добычею...
Кого родит чудесный лезгинский мужчина - я не знаю. Маловероятно, что его дети, внуки или даже правнуки захотят стать русскими. Скорее всего он родит лезгин - может быть таких же добрых граждан и благотворителей как он сам, честь им тогда и хвала, а может быть бандитов, которые будут выпячиваться перед бабой валя русского "гопника" с одного удара и ошалевать от собственной безнаказанности.
И вот беда в том, что о. Иоанн, к сожалению, своими словами, тем ядом, которые они заронили в души его восторженных слушателей, несколько уменьшил вероятность одного исхода и бесконечно увеличил вероятность другого.
Только ясной установкой на то, что кровь каждого русского для нас бесконечно ценна, а его род нуждается в умножении...
Только пониманием того, что тем, кто бормочет "зачем плодить нищету", надо если и не урезать языки, то бить с силой по рукам...
Только повторяя почти как заклинание слова Достоевского: "Хозяин земли русской - есть один лишь русский (великорус, малорус, белорус - это всё одно) - и так будет навсегда"...
Только бесконечно превознося имя русского народа над всеми именами всех народов, сведенных волею и исторической энергией именно этого народа в России...
... мы увеличим шанс появления таких инородцев, которые считают своим долгом заботу о русском народе и уменьшим шанс появления тех, кто развлекается убийством русских для потехи.
Пока, увы, вторых бесконечно больше и пока это тах, каждое неострожное слово, неосторожный взгляд, брошенные против русских, каждое мнимо "христианское" и мнимо "справедливое" противопоставление русскому народу, пусть и в самой больной его части, кого-либо к этому народу не принадлежащего, - это удар ножом в спину русскому.
Не фигуральный, не образный, буквальный удар.
Принятие на свою совесть очередной смерти, очередной жертвы, которую решит по тем или иным причинам "наказать" уверенный в своем превосходстве очередной "спортсмен-борец" из мусульманских краев.
Стоит ли о. Иоанну отягощать свою совесть таким соучастием?
Не думаю.
Стоит ли ему уговаривать подумать лучше о своем пьянстве и ничтожестве русский народ, который противопоставил себя этим "спортсменам" и решил дать им окорот, решил утвердить свое право хозяина на своей земле?
Точно думаю что нет. Хорошим ничем не кончится.
Нашей интеллигенции - художественной ли, научной ли, светской ли, церковной ли, давно пора излечиться от своей застарелой болезни самопревозношения: "Аз есмь не яко же прочие человецы".
Пора прекратить гордиться своим бесконечным превосходством над "спивающимися гопниками" (благо так грязно бухать, как умеет бухать высокодуховная интеллигенция и богема не умеет на этой части суши никто) и перестать уверять себя в том, что именно ей, этой интеллигенции, вместе с начальством (куда же без него) предстоит решать вопросы жизни и смерти для этого презираемого ею народа.
К сожалению, когда интеллигенция пытается бороться с этой болезнью, то она всегда идет одним и тем же ложным путем - путем так называемого опрощения.
Либо он говорит о Дерриде, суперструнах и Сокурове, либо начинает пахать и сеять лузгать семки и тянуть пивас под шансон.
И такое самопревозношение и такое опрощение - мерзость перед Господом.
Мозг не может и не должен ни противопоставлять себя желудку, рукам и даже заду, ни уподобляться им и пытаться взять на себя их форму и функции - и в том и в другом случае он уже будет не мозг, а говно.
Пора понять простую вещь: нация - это единство ботанов, мажоров, гопников и всех прочих, кого назовете, образованное единством крови и выросшим на осознании этого кровного братства единым духом.
У каждого в этом братстве своя роль и своя функция. Мыслитель не должен уподобляться пролетарию, инок - шуту.
Но вместе нация - единая кровь, рождающая единый дух.
Один за всех и все за одного.
Как только кто-то выступил из этого круга крови, поставил единство своей социальной страты, стиля, вкуса, образа жизни выше национального, то неважно - будь он король, аристократ, интеллектуал, пролетарий, или гомосексуал - он начинает собирать себе на голову уголья мести предавшему братство, которые рано или поздно прольются.
Тот, кто предал братство по крови в своем народе, тот предаст, к примеру, и свою семью - тоже кровный союз.
Тот, кто предал братство по крови в своем народе, тот предаст, к примеру, и свою веру - тоже духовный союз, как и братство.
Поэтому мысль противопоставить чем-то не устроившего русского и благородного и благодетельного инородца, а потом выбрать сторону инородца, - это мысль немыслимая, недопустимая и греховная по сути.
Можно практически встать на пути у русского гопника или лиходея, который решил ограбить доброго инородца (хоть, увы, последние встречаются все реже).
Можно выступить с протестом против упыря, который прикрываясь русским именем решил награбить за счет инородцев неправедное состояние (хоть сейчас куда чаще встречаются упыри, которые вместе с инородцами грабят русских и делают себе состояние именно на этом - так что наши рассуждения это чуть сферический конь в вакууме).
Но встать на сторону инородца как инородца и против русского как русского, оправдываясь тем, что русский как-то не слишком хорош и эстетичен, а нерусский халялен, кошерен и каваен - это предательство и ничего больше.
Собирать несколько тысяч человек, чтобы среди прекрасных слов о Боге и Родине учить их предательству - не лучшее занятие для священника, пусть даже и запрещенного в служении.
P.S. Говорят, что о. Иоанн чуть ли не в начале своего выступления упоминал мои доктринальные труды в числе прочих, которые на него оказали известное влияние и заинтересовали. Как бы ни были несовершенны эти труды, какой бы суровой не была моя их сегодняшняя оценка, я за добрые слова о. Иоанну благодарен. Может быть кто-то заинтересуется и решит Холмогорова почитать, а главное в моих размышлениях - тема русской России - всегда оставалось незыблемым и неизменным. Но пусть все-таки о. Иоанн прочтет и этот труд, спровоцированный его словами, хоть он и не доктринален.
Может быть это сподвигнет его не скатиться в следующий раз до доктрины-66 или вообще доктрины-33, а наоборот, хоть немного поднять ставки.
