Жизнь и смерть неистового барона

В этом году исполняется 90 лет со дня казни, самого загадочного и мистического героя Гражданской войны в России барона Романа Федоровича фон Унгерн-Штернберга. Барон Роман (Роберт-Николай-Максимилиан) Федорович фон Унгерн-Штернберг принадлежал к одному из древнейших аристократических семейств Прибалтийского края, предки которого были рыцарями Ордена Меченосцев и принимали активное участие в Крестовых походах. Род баронов фон Унгерн-Штернбергов был внесен в дворянские матрикулы всех трех прибалтийских губерний. Официально его родоначальником был Ганс фон Унгерн живший в XIII веке и являвшийся вассалом рижского ариепископа. Родился Роман Федорович фон Унгерн-Штернберг в австрийском городе Граце 29 декабря 1885 года во время путешествия родителей по Европе[1]. В Россию Роман Федорович попал лишь двумя годами позднее; семья его жила в Ревеле (ныне Таллинн).

В 1896 году после смерти отца Роман Федорович был зачислен в Морской кадетский корпус в Санкт-Петербурге. За год до выпуска, когда началась русско-японская война, Унгерн поступает вольноопределяющимся 1-го разряда в 91-й Двинский пехотный полк и отправляется в Маньчжурию. С японцами он сражался недолго, но все же успел получить чин ефрейтора и солдатскую светлобронзовую медаль, ставшую его первой боевой наградой[2]. После окончания войны Роман Федорович поступает в элитное Павловское пехотное училище, по окончании которого в 1908 году становится офицером Забайкальского казачьего войска. На Дальнем Востоке барон превратился в выносливого и лихого наездника, отчаянного дуэлянта. По словам людей лично знавших Унгерна, его отличали редкостная настойчивость, инстинктивное чутье и жестокость.

Имя барона быстро обросло легендами о его эксцентрических выходках. Так, однажды, заключив пари с товарищами по полку, Унгерн, не зная местности, верхом, без проводников, имея при себе лишь винтовку с патронами, проехал около шестисот верст по тайге от Даурии до Благовещенска, переправился на коне вплавь через полноводную Зею. При этом он уложился в оговоренный срок и выиграл пари. Это знаменитое путешествие было последствием пьяной ссоры приведшей к дуэли, в ходе которой Роман Федорович получил серьезное ранение в голову, после чего барон был переведен на новое место службы – в Амурское казачье войско.

Еще до начала Первой мировой войны, сотник Унгерн, с детства мечтавший о славе и увлекавшийся Востоком, пытался основать орден Военных буддистов для борьбы с надвигающейся революцией[3]. Примерно тог да же Роман Федорович приобщился к буддизму. В 1913 году барон оказался в Западной Монголии, где действовали отряды легендарного разбойника и странствующего монаха, знатока тантрической магии Тибета Джа-ламы, сражавшиеся с войсками китайской республиканской армии за город Кобдо. Но начальство запретило сотнику Унгерну служить под освященным ритуальной человеческой кровью знаменем, и барону пришлось, возвратится к месту постоянной службы.

Начало Первой мировой войны было встречено бароном с восторгом и воодушевлением. На фронте сотник Унгерн-Штернберг получил пять орденов, в том числе офицерский Георгиевский крест 4-й степени за участие в трагическом для русской армии Восточнопрусском походе. В сентябре 1916-го за дерзкие вылазки во вражеские тылы был повышен в чине до есаула. При этом отчаянно отважный воин так и остался командиром казачьей сотни: его начальники, генерал А. М. Крымов и полковник П. Н. Врангель, продвигать по службе неистового барона боялись[4].

22 ноября 1916 года имевшему пять нашивок за ранения и награжденному пятью орденами есаулу Унгерн-Штернбергу судом 8-й армии был вынесен приговор – «заключение в крепости в течение двух лет с отбытием наказания при своем полку» - за то, что он в городе Черновцы шашкой в ножнах ударил по голове дежурного военной комендатуры. Таким образом, урожденный немецкий барон и казачий есаул Унгерн-Штернберг был отчислен из действующей армии «в резерв чинов».

В августе 1917-го Роман Федорович примкнул к Корниловскому мятежу, а после его подавления вместе с другими казачьими офицерами отправился на Восток, к Байкалу, а затем и в Маньчжурию, где к этому времени собирал свои силы фронтовой друг Семенов Григорий Михайлович, ставший впоследствии правителем восточных окраин России.

В Маньчжурии Роман Федорович Унгерн-Штернберг был назначен комендантом Хайлара – крупной железнодорожной станции КВЖД, чуть позже барон стал военным советником монгольского князя Фушенги, служившего атаману Семенову. Его отряд насчитывал около 800 всадников из племени харачинов. Постепенно барон превратился в командира этой боевой единицы[5].

Именно в этот период у Унгерна окончательно созрела геополитическая доктрина превосходства желтой расы. Сущность доктрины – «крестовый поход» против Запада, источника революций, силами азиатских народов, не утративших, подобно народам белым, своих вековых устоев, для реставрации свергнутых монархий и утверждения на всем Евразийском континенте культуры Востока и «желтой» веры, буддизма ламаистского толка, призванного, по мнению барона, духовно обновить Старый Свет. С этой целью Роман Федорович хотел создать державу, которая объединила бы кочевников Востока от берегов Индийского и Тихого океанов до Казани и Астрахани. Ее ядром должна была стать Монголия, опорой и «центром тяжести» - Китай, править должна была Цинская династия, сметенная Синьхайской революцией 1911 – 1913 годов.

В сентябре 1918-го, после того как белые взяли столицу Забайкалья Читу, барон Унгерн на два года осел в Даурии. Здесь и сформировал он свою знаменитую Конную Азиатскую дивизию из казаков, бурят, монголов и целого десятка других народов Востока – от башкир до корейцев. К февралю 1921-го Азиатская дивизия барона Унгерна насчитывала около 10000 человек, причем 6000 из них были монголы. Среди ее офицеров почти не было кадровых военных. «Мои полковники в действительности являются только урядниками», - говорил впоследствии на допросе Роман Федорович.

Примечательно, что в созданной бароном дивизии использовалась система «двойного командования», как в колониальных подразделениях европейских армий типа сенегальских стрелков или сипаев. Так, азиатских солдат и офицеров курировали офицеры не только западной школы, но и происхождения, в данном случае русские. Таким образом, доктрина барона Унгерна была придумана в первую очередь для представителей «белой расы», и важнейшая ее цель – очищение и оздоровление именно «нордических» наций[6].

Практически вся Азиатская дивизия была посажена на коней, ибо, по мнению барона, «конница не боится пехоты, им хоть миллион пехоты». Ставка делалась на мобильность и подвижность. Причем отсутствие инженерных частей вынудило обратиться к «традиционным» методам: например, при переправе через реку артиллерия грузилась на своего рода «понтоны» - дохлых быков, предварительно вздувшихся на солнце, связанных затем по несколько штук вместе. Обоз – минимален. Полевые кухни отсутствуют. Большая часть дивизии существовала на «чингисхановский паек»: три барана в месяц, причем мясо шло в пищу, шкура – на приобретение предметов первой необходимости. Эта армия была настолько необычна, что своими действиями просто ставила в тупик командование Красной армии, привыкшей мыслить стереотипами «современной военной науки». Так, на вопрос следователя «Почему вы действовали очень нерешительно и отходили по Селенге, почему-то без сопротивления…» Роман Федорович дал весьма примечательный ответ: «Это корма. Из-за кормов. Просто кочевал». Несмотря на свою внешнюю архаичность, армия барона Унгерна могла выполнять серьезные военно-политические задачи.

Так, опираясь на ее сабли, «неистовый барон», произведенный Семеновым в генерал-майоры, установил в Даурии суровый режим личной власти с системой жестоких наказаний и казней для всех независимо от рода и звания. Эта территория, отгороженная от остального мира барьером суеверного, мистического страха перед ее хозяином, стала как бы первой провинцией будущей державы Востока «Срединного царства».

Нет оснований говорить и о какой-то особой, изощренной жестокости барона Унгерна в даурский период. Кровавые и неотвратимые расправы над пленными вошли в норму на всех фронтах Гражданской войны. Не приходилось рассчитывать на пощаду и красным, представшим перед дивизионным военно-полевым судом. Впрочем, таких жертв «кровавого барона» было сравнительно немного, так как в течение первых лет войны дивизия имела считанные боевые столкновения с красными партизанами. Кстати, даже в 1921 году в дивизии Унгерна служили пленные красноармейцы – но только те, кто хорошо ездил верхом. Остальных известный своими «изощренными зверствами» барон нередко отпускал на все четыре стороны, к немалому удивлению советских исследователей барона Унгерна. Что же касается суровой атмосферы крайних форм дисциплины, при помощи которых Роман Федорович поддерживал порядок в войсках и подвластных ему населенных пунктах, то здесь правильнее говорить о некой эволюции методов барона Унгерна, становившихся все более жестокими год от года. Эта особенность хорошо прослеживается в приказах по Азиатской дивизии: проступки, за которые в 1919 году можно было получить лишь несколько суток ареста, в 1920-м году уже подлежали юрисдикции военно-полевого суда. При этом надо учитывать довольно низкий моральный уровень личного состава дивизии. Настоящим бичом стало пьянство среди офицеров, доходившее до совместных оргий с рядовым составом. Это неизменно встречало жестокое противодействие командира дивизии – вплоть до расстрела.

Под эгидой атамана Семенова и командира Азиатской дивизии барона Унгерна в Даурии проходили панмонголистские конференции, было создано правительство «Великой Монголии», которое возглавил Нейсегэгэн, «живой бог» одного из ламаистских монастырей[7].

В августе 1919 года, в очередной приезд в Харбин, барон Унгерн женился на маньчжурской принцессе, родственнице свергнутых императоров. Это усилило авторитет Унгерна в глазах азиатцев: монгольская аристократия поднесла ему титул «ванна» - князя 2-й ступени. С осени того же 1919 года барон Унгерн и атаман Семенов начали готовить поход на Ургу, столицу Внешней, или Халха-Монголии, правительство которой от участия в панмонгольском движении уклонилось и призвало в страну китайскую оккупационную армию.

В августе 1920-го барон Унгерн перебазировал свою дивизию из Даурии на запад – в городок Акша, откуда открывался более короткий и прямой путь на Ургу. Однако успехи Красной армии заставили Романа Федоровича начать боевые действия против войск Дальневосточной республики, при этом соотношение сил было не в его пользу. В начале октября, теснимый численно превосходившим противником, барон Унгерн с несколькими сотнями всадников растворился в северомонгольских степях.

Отряд Унгерна объявился близ Урги к изумлению засевших в столице Халхи «гаминов» - солдат и офицеров китайской республиканской армии. Последовало два отчаянных штурма, но силы были слишком неравными: скудно экипированной дивизии унгерновцев, насчитывавшей менее тысячи всадников при четырех орудиях и десятке пулеметов, противостоял 12-тысячный, хорошо вооруженный и снаряженный экспедиционный корпус с мобильной артиллерией и огромными запасами всего, что необходимо для крупной военной компании: от патронов до продовольствия. Кроме того, под ружье было поставлено до трех тысяч ополченцев из числа китайских колонистов, живших в Урге. Понеся существенные потери, барон Унгерн отошел в восточную часть Монголии, туда, где уже весной 1920 года развернулась партизанская борьба с китайцами и где располагалось историческое ядро империи Чингисхана…

Под знамена барона Унгерна стали стекаться русские, буряты, монгольские князья со своими воинами и простые скотоводы-араты, буддийские священники и монахи. Даже владыка Тибета – далай-лама XIII, объявивший барона борцом за веру (китайцы запретили ламаистские богослужения и арестовали «живого Будду» - ургинского первосвященника и правителя Монголии Богдо-Гэгэна), прислал ему группу своих гвардейцев. Монголы, окружившие Романа Федоровича почетом и поклонением, называли его Цаган-Бурханом, «Богом войны», и считали воплощением Махакалы – идама, ламаистского божества о шести руках, жестоко карающего врагов «желтой веры».

Пополнив свои полки, неистовый барон вернулся к Угре и начал ее осаду, несмотря на почти десятикратное превосходство китайцев в живой силе и неисчислимый перевес в оснащенности тяжелым оружием. Казалось бы, при таких условиях об успехе нельзя и думать, однако хорошее знание противника спасло барона и его войско. Воспользовавшись ошибками неприятеля, Унгерн провел образцовую кампанию психологической войны по азиатски и за какие-нибудь два месяца сумел его деморализовать. Главной ошибкой было заключение под стражу Богдо-Гэгэна. Китайские солдаты восприняли его как кощунство и ждали за это кары сверхъестественных сил. Каждую ночь они смотрели на гигантские костры, разжигавшиеся казаками Унгерна на вершине священной горы Богдо-ула, находившейся к югу от монгольской столицы, полагая, что там приносятся жертвы могущественным духам, которые накажут обидчиков «ургинского Будды». Ламы и лазутчики барона распространяли по городу выгодные для него слухи.

Сильным потрясением для китайских солдат стал визит в Ургу самого барона Унгерна. В один из солнечных зимних дней он появился посреди осажденной столицы у дома китайского губернатора Чен И. приказав одному из слуг держать за повод коня, барон обошел двор, тщательно его осмотрев, подтянул подпруги и выехал за ворота. Заметив спавшего на посту у тюрьмы китайского часового, он угостил его ударами своей камышовой трости – ташура, растолковал разбуженному солдату, что спать на карауле нельзя, и неспешно выехал из города в сторону Богдо-улы[8]. Пораженные китайцы непосмели даже организовать погоню. Визит барона посчитали знамением, чудом, так же как и похищение – опять среди бела дня, на виду у всего города, агентами Романа Федоровича, бурятами и тибетцами, самого Богдо-Гэгэна прямо из-под носа целого батальона китайской стражи. После этого один из генералов противника, Го Сунлин, бежал из осажденной Урги, уведя с собой наиболее боеспособную часть гарнизона – трехтысячный отборный кавалерийский корпус.

На рассвете 2 февраля 1921 года барон Унгерн пошел на штурм. Китайцы сопротивлялись яростно – так, как могут сопротивляться лишь обреченные, но нападавшие имели успех повсюду. На следующий день китайский гарнизон обратился в бегство. Победителю достались фантастические трофеи, в том числе огромное количество золота и серебра из кладовых двух располагавшихся в Урге банков; от Богдо-Гэгэна он получил титулы цин-вана, князя 1-го ранга, и наивысший, ханский, со званием «Возродивший государство великий батор, командующий», а также право носить монгольский халат-курму священного желтого цвета. Богдо-Гэгэн преподнес барону и еще один дар – перстень с рубином принадлежавший самому Чингисхану.

После освобождения столицы состоялась коронация Богдо-Гэгэна – яркое, исполненное восточного колорита действо, ставшее триумфом Унгерна и Конной Азиатской дивизии. «Бог войны» фактически стал военным диктатором большей части Халха-Монголии.

Однако война была еще не окончена. На стороне китайцев был численный перевес и четкое понимание того, что лишь победа спасет их от гибели в голодных зимних пустынях. Тем не менее в ожесточенном сражении под Чойри-Сумэ и нескольких боях меньшего масштаба войска барона разгромили китайцев наголову. Бежать удалось немногим, оккупационная китайская армия перестала существовать. Унгерн опять получил большую военную добычу – винтовки, патроны, артиллерию, несколько тысяч пленных и прочее. После этого в Пекине начали всерьез опасаться, что барон двинется на штурм китайской столицы: до нее от рубежей Халхи, где остановился Унгерн со своими опьяненными победами всадниками, оставалось около 600 верст – несколько дневных переходов. Однако вместо этого в начале апреля барон вернулся в Ургу и приступил к подготовке своего последнего похода – в Советскую Россию, к Байкалу. К этому времени войска барона Унгерна составляли десять тысяч семьсот пятьдесят сабель и штыков, включая подчиненные ему отряды полковника Казагранди, есаула Кайгородова, атамана Казанцева и другие белопартизанские группы. С этими ничтожными силами барон бросил вызов огромному государству, режиму, одержавшему победу в Гражданской войне: тотальное превосходства красных его, искавшего подвига и смерти, смущало меньше всего. Роман Федорович рассчитывал поднять антибольшевистские восстания на Алтае, в верховьях Енисея, в Иркутской губернии, в Забайкалье, надеялся на помощь Семенова и японцев[9].

Однако народ безмолвствовал, атаман и Токио никакой поддержки наступавшим не оказали. Красная армия вместе с революционными монгольскими частями заняла Ургу и другие важные пункты на территории Халхи, нанесла тяжелый удар по вторгшимся в Прибайкалье отрядам белых. Убедившись в бесперспективности своих планов, барон Унгерн вернулся в Монголию. Но и здесь его поджидало разочарование: он осознал, что скудные ресурсы страны не позволят ему сколько-нибудь долго сражаться с большевиками. Унгерн решился уйти в Тибет и вместе со своим войском поступить на службу к Далай-ламе[10]. Для него Тибет был хранилищем священного знания, где-то там располагалась легендарная Шамбала, «подземное королевство» Агарти – страна древних магов, из глубины своих пещер правящих миром. Унгерн ощущал себя орудием их вселенной воли…

Однако замысел барона не воплотился в реальность. Узнав о его намерениях, группа офицеров Азиатской дивизии составила заговор. Ближайший помощник Унгерна, генерал Резухин, был убит, ему самому удалось спастись, но власть над своими полками барон утратил. Возглавлявшие их заговорщики двинулись на восток, в Маньчжурию, Унгерн же отправился в Монгольский дивизион, единственное подразделение, на преданность которого еще можно было рассчитывать. Однако монголы его обезоружили и связали, отдав при этом своему «Богу войны» поклоны и оставили его в юрте, а сами умчались в степь.

22 августа 1921 года связанного барона обнаружил красный разъезд. Конные разведчики доставили Унгерна в штаб Экспедиционного корпуса. Затем его переправили в Верхнеудинск, оттуда – в Иркутск, из Иркутска – в столицу Сибири Новониколаевск (ныне Новосибирск). Здесь при огромном стечении публики 15 сентября состоялся суд[11]. Подсудимый был признан виновным по всем пунктам обвинения и приговорен к смертной казни. Вечером того же дня стрелковый взвод исполнил судебный приговор.