«Власов – это мелочь по сравнению с тем, что могло быть.»
В. М. Молотов.
Бывают такие хорошие книги, которые благодаря небольшим уточнениям становятся только ещё лучше. К ним безусловно необходимо отнести и новую книгу Владимир Ростиславовича Мединского «Война» (М., 2011).
Часть 5 названной книги озаглавлена: «Миф о миллионе русских, воевавших за Гитлера». На протяжении нескольких десятков страниц автор доказывает, что воевавших за Гитлера русских людей было существенно меньше миллиона. А именно – «одни слёзы».
Точной статистики в книге не приводится, только отдельные цитаты из разных авторов. В том числе и из трудов советских пропагандистов, которым в серьёзной работе, в общем-то, не место. (Приводимые ссылки на Гареева и т. п. деятелей относятся, как правило, к началу 1990-х годов.) Хотя бы потому, что ссылки на такого рода источники (лживые по определению) подрывают доверие к автору в целом.
В книге присутствует большое количество интересных и поучительных исторических фактов, которые призваны вызвать эмоциональную реакцию читателя - однако не позволяют судить об общей картине.
К сожалению, за рамками книги остался огромный массив трудов серьёзных историков, чьи выводы радикально отличаются от утверждений В. Р. Мединского. При всём уважении к автору и к замечательной в целом книге – представляется, что опускаться при обсуждении этой темы до уровня советского агитпропа недопустимо. «Болевые точки» нашей истории требуют серьёзного анализа, в противном случае мы снова будем наступать на те же самые грабли. Понимание причин, толкавших наших соотечественников массами идти на службу к нацистам, имеет самое актуальное значение для сегодняшнего дня.
Цель настоящего обзора – показать, что подавляющее большинство советских граждан не желало в 1941 г. защищать Советскую власть. Вызванное репрессиями 1917-1941 г., это нежелание стало главной причиной поражений Красной Армии в 1941-1942 г. Неприятие коммунистического режима проявилось в таких явлениях, как массовая сдача в плен, массовое дезертирство, а также участие в вооружённой борьбе на стороне Третьего рейха. Последнее явление также носило массовый характер, играло важную роль в военных усилиях нацистской Германии и не имеет аналогов в русской истории.
Антирусская политика нацистов и развязанный ими геноцид очень скоро изменили настроения в советском обществе. Граждане СССР сплотились под руководством коммунистической партии и действительно превратили войну в Великую Отечественную. Однако это случилось уже после того, как страна понесла огромные потери.
Вплоть до конца войны советские коллаборационисты оставались важным элементом военной машины Третьего рейха и внесли существенный вклад в борьбу на стороне Гитлера. Что и подтверждается приводимыми ниже материалами.
Знание и понимание названных явлений крайне важно для правильной оценки предвоенной политики коммунистической партии и её лидеров. А тем самым для значения советского периода нашей истории и коммунистической идеологии в целом.
В настоящем обзоре речь идёт не только о русских по паспорту, но обо всех национальностях Советского Союза. Доля чистокровных русских указывается там, где она известна. Такой подход правомерен, во-первых, постольку, поскольку и в книге В. Р. Мединского под «русскими» фактически имеются в виду «советские» (судя по приводимым им примерам и цифрам). Во-вторых, расхожая цифра в «миллион предателей» также подразумевает не только русских по национальности, но всех граждан СССР. А в-третьих, с Третьим рейхом боролась не Россия, а многонациональный Советский Союз, и вычленение только одной нации (пусть даже «государствообразующей») представляется неправомерным по существу и невозможным технически.
Публикаций по данной теме очень много, все они в той или иной степени неполны и часто противоречат друг другу. Поэтому читающий обязан уметь оценивать степень достоверности изучаемых текстов. Необходимо принимать во внимание:
- источники, на которые опирается автор работы;
- внутреннюю логику изложения;
- сопоставимость с другой имеющейся информацией по теме;
- встроенность данного материала в общую логику исторических событий;
- политическую ангажированность автора.
Последнее особенно важно. Как для советских историков, так и для их антироссийских оппонентов характерно сокрытие невыгодных фактов, манипуляции со статистическими данными. Отличительный признак работ такого рода – когда яркие отдельные факты и цифры соседствуют с отсутствием обобщающей статистики. Или с откровенным враньём.
Тем не менее в последние 15 лет выявился ряд авторов, чьи публикациям по рассматриваемой теме можно доверять. Особенно в тех случаях, когда приводимые ими данные подтверждаются документами. Это такие учёные, как С. И. Дробязко, О. В. Романько, М. Солонин, В. Эрлихман и другие. (См. библиографию. Далее ссылки на источники, включённые в библиографию, приводятся в косых скобках.)
1. Как это было в первую мировую войну.
Практически никак. Случаи измены граждан Российской империи – единичны. Несколько сот финских добровольцев служили в германской армии. Были отдельные попытки разжечь национальный сепаратизм в интересах Германии и Австро-Венгрии, но ничего подобного хотя бы даже чехословацкому легиону нашим противникам создать не удалось.
Существует интересное свидетельство о привлечении русских пленных к разного рода вспомогательной службе:
«…Германцы и австрийцы широко комплектуют пленными свои тыловые учреждения. Многие из бежавших из плена показали, что видели обозы от 200 до 300 повозок, где исключительно были наши пленные; для присмотра за ними назначалось по одному германцу на 10-15 человек. Все этапы, хлебопекарни, кухни - как полевые, так и местные – обслуживаются нашими пленными.» (Из письма начальника штаба III армии начальнику штаба Западного фронта 21 октября 1914 г. Источник: Лемке М. К. «250 дней в царской Ставке. 1914-1915».)
Таким образом, можно утверждать, что первые «хиви» появились ещё в первую мировую войну. Однако не существует свидетельств о том, чтобы русские пленные воевали против русской армии с оружием в руках.
2. Советско-финская война.
Борис Бажанов, бежавший из СССР бывший секретарь Сталина, в 1939-1940 г. попытался организовать антикоммунистическую армию из советских военнопленных. Результат: 50% пленных были готовы немедленно вступить в ряды антибольшевистских формирований! Короткий опыт их использования в боевых действиях дал значительное число перебежчиков из РККА. (См. /2/, /6/.)
Советско-финская война продолжалась недолго, да и всем в СССР было ясно, что Финляндия не в силах победить. В таких условиях нельзя было рассчитывать на массовую сдачу в плен советских солдат. Однако в 1941 г., когда многим казалось, что Советской власти пришёл конец, скрытые антисоветские настроения получили возможность проявиться.
II. ПЛЕННЫЕ, ПЕРЕБЕЖЧИКИ, ДЕЗЕРТИРЫ
3. Соотношение сил в 1941 г.
Причина поражений 1941 г. – вовсе не в перевесе сил у немцев. Такой перевес существовал на отдельных тактических направлениях – но на остальных-то участках фронта превосходство было у советских войск. Так всегда на войне. И в целом соотношение сил было в пользу СССР. Ссылки на якобы неодолимую фашистскую мощь давно зачислены в разряд мифов советской пропаганды.
«Соотношение сил в июне 1941 г. на западной границе СССР (в пределах пяти военных округов) было таково:
Немецкая сторона |
Советская сторона |
Соотношение |
|
Дивизии (шт.) |
166 |
190 |
1:1,14 |
Личный состав (млн. чел.) |
3,05 |
3,29 |
1:1,07 |
Орудия и миномёты (тыс. шт.) |
42,6 |
59,79 |
1:1,4 |
Танки, штурмовые орудия (шт.) |
4171 |
15687 |
1:3,76 |
Самолёты (шт.) |
4846 |
10743 |
1:2,21 |
Всего в советских вооружённых силах (в том числе за пределами фронта) к этому времени состояло 4,9 млн. человек. По людям для немцев сложилось наименее неблагоприятное соотношение сил. На советской стороне был двукратный перевес в авиации и более чем троекратный перевес в бронетехнике» /19/.
Все приведённые цифры можно уточнять, но общая картина от этого не изменится.
Таким образом, причина разгрома и массовой сдачи в плен – вовсе не в превосходстве немецких войск.
4. Пленные.
Общая численность военнопленных в 1941-1945 г.: по немецким источникам – 5,7 млн. /6, 24, 26/.
Подавляющее большинство - около 3,8 млн. /27, 31/ - попало в плен в 1941 г., то есть в первые 5 месяцев войны. 3,8 млн. – это 70% от численности РККА на 22 июня 1941 г. /3.1/.
«Из 5,2 (по другим данным – 5,7) миллионов военнопленных, захваченных немцами за время войны, 3,8 сдалось в 1941 г., что и стало, по-видимому, главной причиной фронтовой катастрофы» /31/.
Авторы наиболее современного статистического исследования о потерях Вооружённых Сил СССР сообщают: «В результате изучения различных материалов авторы пришли к выводу, что фактически в немецком плену находилось около 4 млн. 559 тыс. военнослужащих, в числе которых и военнообязанные (500 тыс. человек). Эти сведения не совпадают, да и не могут совпадать с данными, публикуемыми в зарубежной печати. Расхождения объясняются главным образом тем, что в немецких сведениях учитывались, кроме военнослужащих, также гражданские лица, захваченные в районе боевых действий, личный состав спецформирований различных гражданских ведомств (путей сообщения, морского и речного флотов, оборонительного строительства, гражданской авиации, связи, здравоохранения и др.), донесения о которых в армейские (флотские) штабы и в Генеральный штаб не представлялись. ... Не являлись военнослужащими захваченные партизаны и подпольщики, личный состав незавершённых формирований народного ополчения, местной противовоздушной обороны, истребительных батальонов, милиции» /23/.
Здесь следует указать, что в конце войны Советский Союз вёл себя совершенно аналогичным образом. Как известно из многих мемуаров, в качестве военнопленных забирались и учитывались не только лица, непосредственно воевавшие в рядах вермахта, люфтваффе и кригсмарине, но нередко и гражданские лица более-менее призывного возраста, а также личный состав ПВО, фольксштурма (в том числе его «незавершённых формирований»), гитлерюгенда, полиции, функционеры нацистской партии и её организаций и т. п. То, что в чьей-то статистике они учитывались по какой-то иной графе, нежели «полноценные» военнослужащие, не изменило их судьбы.
Так что в разговоре о советской статистике советских военнопленных упор надо делать на фразе «донесения в Генеральный штаб не предоставлялись»...
Некоторые примеры (из огромного их количества):
«2 ноября 1941 года начальник Можайского сектора НКВД докладывал члену Военного совета Западного фронта Н. Булганину, что 9 октября под Вязьмой двадцать немецких автоматчиков взяли в плен до четырёхсот красноармейцев.
21 ноября тот же источник сообщал, что из пленных красноармейцев, содержащихся в Добрино, 20% в плен попали случайно, а остальные сдались, имея на руках немецкие листовки» /3.6/.
«В частности, на основном стратегическом направлении войны, на Западном фронте, число пропавших без вести и пленных превысило в 41-м году число убитых более чем в СЕМЬ РАЗ.
В частности, за 32 дня своего существования летом 1941 г. Центральный фронт потерял:
убитыми – 9199 бойцов и командиров;
пропавшими без вести и пленными – 45824;
и ещё 55985 человек проходят по графе «небоевые потери».
Другими словами, «небоевые потери» и потери пленными в ОДИННАДЦАТЬ РАЗ превысили число павших в бою с противником. Это – армия? Это – война? Великая Отечественная?» /27/.
(Источник приводимых цифр – сборник «Гриф секретности снят. Потери Вооружённых Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах» (М., 1993). В том же сборнике указывается, что от общего числа «пленных и пропавших без вести» пленные составляли порядка 89%.)
«Стоит отметить и то, что массовая сдача красноармейцев в немецкий плен отнюдь не закончилась в 1941-1942 гг. Из доклада Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий следует, что даже в 1944 году – во время общего наступления Красной Армии на всех фронтах – в плен попало 203 тысячи бойцов и командиров» /27/.
Даже в 1945 г. в ходе двух боевых столкновений частей «Русской освободительной армии» (РОА) с Советской Армией (9 февраля и 14 апреля) на сторону РОА перешло несколько сот красноармейцев /14/. Цифре «несколько сот» можно не доверять (поскольку её приводят представители самой РОА), однако не подлежит сомнению, что и в самом конце войны сдача в плен не являлась чем-то уникальным. (Что подтверждается также и многочисленными мемуарами.)
Вывод: огромное количество пленных в 1941 г. свидетельствует о нежелании советских солдат воевать за Советскую власть. Это нежелание и было главной причиной разгрома Красной Армии в 1941 г.
5. Перебежчики.
Это та категория пленных, которые добровольно, не будучи в безвыходной ситуации, приняли решение о сдаче в плен и реализовали его на практике
Статистики в отношении этих людей мало, и их численность, как правило, преуменьшается. Например: «…в докладе Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий сообщается, что число перебежчиков в Красной Армии было совсем малым: «в первый год войны не более 1,4-1,5% от общего числа военнопленных». Да, в процентном отношении это почти ничего. Но в абсолютных цифрах – по меньшей мере 40 тысяч человек. Сравнивать это с числом немецких перебежчиков просто невозможно – количество перебежчиков в вермахте за три первых года войны выражалось двузначным числом 29» /27/. Впрочем, приводимые Комиссией по реабилитации жертв политических репрессий заставляют усомниться в их достоверности. Реальное число перебежчиков, судя по немецким данным, было намного больше.
Сводка СД о настроениях красноармейцев, обороняющих Ленинград, от 24 ноября 1941 г.: «Настроение солдат 55-й армии, вероятно, очень плохое. По меньшей мере 50% имеют намерение перейти. Этому препятствует не столько террор политруков, сколько то обстоятельство, что передовая полностью заминирована» /3.2/.
Даже и к концу войны: «...в сравнении с союзными армиями на германском Западном фронте, в Красной Армии число перебежчиков всё ещё оставалось поразительно высоким. Так, среди 27629 советских военнопленных от декабря 1944 г. до марта 1945 г. было, по неполным сообщениям, не менее 1710 перебежчиков, а среди сравнимого количества 28050 американских, британских и французских военнопленных в период немецкого наступления в Арденнах в декабре 1944 г. – январе 1945 г. – лишь 5. Итак, даже победоносное наступление Красной Армии, несмотря и на строгие меры контроля, не помешало тому, что каждый 16-й советский военнопленный был перебежчиком, тогда как даже в период чувствительных неудач западных держав на 4692 пленных солдата союзников приходился 1 перебежчик, иными словами, на примерно 330 советских перебежчиков – 1 союзный» /4/.
«Каждый 16-й» – это 6,25%. Если даже на завершающем этапе войны среди советских пленных было 6,25% перебежчиков – значит, на начальном, неудачном для Красной Армии этапе их была много большая доля.
«А в сухопутных и военно-воздушных силах Германии за 5 лет войны из 19 млн. призванных изменили присяге всего 615 человек, и из них - ни одного офицера!» (Ю. Мухин «Крестовый поход на Восток. «Жертвы» Второй мировой».) «5 лет войны» - это 1939-1944 г. Конечно, чем ближе к краху Третьего рейха – тем больше становилось число переходивших на сторону Красной Армии и даже участвовавших в боевых действиях против своих товарищей. Но и в самом конце войны число таких людей было пренебрежимо мало по сравнению с «власовцами» и им подобными.
Таким образом, среди сдавшихся в плен мы видим значительный процент таких, кто сознательно и целенаправленно сделал этот шаг. Этот процент сушественно выше, нежели в вермахте и у «союзников».
Очевидно, что массовое нежелание воевать за Советскую власть существенно снижало боеспособность Красной Армии.
6. Из плена – в антисоветские формирования.
Эрлихман даёт такую цифру: 823,23 тыс. человек пленных «освобождены немцами и в основном вошли в состав антисоветских формирований» /33/.
У Пушкарёва ещё более высокий показатель: из числа пленных поступили в немецкие вооружённые силы 960 тыс. /19/.
Учитывая, что из примерно 5,7 миллионов пленных умерло около 3,3 млн., а 319 тыс. были отпущены по домам немцами – получается, что из 2,1 млн. оставшихся перешли на сторону противника от 40 до 46%. И это после гибели миллионов их товарищей в немецком плену! Следует заключить, что среди погибших пленных процент потенциально активных борцов с Советской властью был как минимум не ниже, а скорее выше. Что и подтверждается практически всеми мемуарами советских военнопленных. (Изданными после краха СССР.)
Вряд ли стоит утверждать, как это делает Мединский, будто бы все эти люди стали пособниками врага исключительно из-под палки.
Для сравнения: «Во время Второй мировой войны в германском плену оказались 235473 британских и американских военнослужащих. Из находившихся в плену подданных Британской империи в Британский добровольческий корпус СС вступили от 30 до 60 человек, представлявших собой, по выражению английского исследователя, «опустившихся алкоголиков»» /1/.
«В августе 41-го командир 436 полка донской казак Кононов объявил подчинённым, что решил повернуть оружие против Сталина. За ним добровольно пошёл весь полк. И он, перейдя к немцам, стал формировать казачью часть. Когда прибыл для этого в лагерь под Могилёвом, из 5 тыс. пленных идти к нему вызвалось 4 тыс.» /31/. Скорее всего, перешёл не «весь полк» (хотя известно, что даже комиссар полка присоединился к Кононову) - однако здесь показателен сам факт массового перехода на сторону противника, а также массовая готовность пленных идти против Советской власти.
«…Только из числа находившихся в немецких лагерях военнопленных в 1942-1944 гг. было освобождено (главным образом в связи со вступлением в «добровольческие формирования») порядка 500 тыс. человек. А ведь пленные были важным, но отнюдь не единственным источником людских ресурсов. К услугам немцев были и сотни тысяч дезертиров, и миллионы военнообязанных, уклонившихся от мобилизации в начале войны» /27/.
Ясно, что и до плена эти люди не хотели воевать против Германии. И не воевали.
7. Репрессии в РККА как следствие антисоветских настроений.
Нежелание бойцов и командиров воевать за власть коммунистов, естественно, вызывало соответствующие репрессивные меры. Масштаб репрессий такого рода также служит характеристикой режима, с одной стороны, и отношения людей к этому режиму, с другой стороны. Вот цифры:
«Только за неполные четыре месяца войны (с 22 июня по 10 октября 1941 г.) по приговорам военных трибуналов и Особых отделов НКВД было расстреляно 10201 военнослужащий. А всего за годы войны только военными трибуналами было осуждено свыше 994 тысяч советских военнослужащих, из них 157593 человека расстреляно. ДЕСЯТЬ ДИВИЗИЙ расстрелянных!
Всё познаётся в сравнении. Немецкий историк Фриц Ган на основании докладных записок, которые командование вермахта подавало Гитлеру, приводит следующие цифры. За три года войны (с 1 сентября 1939 г. по 1 сентября 42-го года) в многомиллионном вермахте было приговорено к смертной казни 2271 военнослужащий, в том числе 11 офицеров. 2 человека в день. А в Красной Армии в 1941 году – 92 человека в день.
Всего за четыре года войны (с 1.09.1939 по 1.09.1944) в вермахте расстреляли 7810 солдат и офицеров. В двадцать раз меньше, чем в Красной Армии» /27/.
Массовость репрессий против военнослужащих Красной Армии объясняется не только суровостью режима, но и тем, что репрессировать было за что. Нежелание воевать – один из распространённых поводов для репрессий.
8. Террор в советском тылу.
О масштабе репрессий, продолжавшихся на неоккупированной территории СССР в 1941-1945 г., говорит цифра в 2 550 000 заключённых, направленных в лагеря с начала войны и по декабрь 1944 г. /12, 33/. Причём основную массу осуждённых составили не матёрые уголовники – им просто неоткуда было взяться в таком количестве – а обычные граждане, допустившие незначительные по современным меркам проступки.
Воюя с нацистами, коммунисты вовсе не прекращали войну с собственным народом. Стоит ли удивляться, что зачастую переход на сторону врага вовсе не казался предательством по отношению к такой власти?
9. Из советских лагерей – в немецкий плен.
В течение войны около 1 млн. человек поступили в Красную Армию из лагерей /25/. Симпатий к Советской власти они, как правило, не испытывали. Не следует всех их считать потенциальными изменниками –среди бывших зэков были и настоящие патриоты, честно сражавшиеся с врагом. Очевидно, тем не менее, что в целом эти люди представляли собой не самый надёжный элемент. И, соответственно, дали немалую долю сдавшихся в плен и перешедших на сторону врага.
10. Дезертиры и уклоняющиеся от призыва.
1941 г.: от 1 до 1,5 млн. дезертиров /27/.
«К концу 1943 года общее число дезертиров и уклонявшихся от службы в Красной Армии достигло огромных масштабов (соответственно, 456 667 и 1 210 224 чел.) - суммарно почти 1,7 млн. чел.!» /18/.
Для сравнения: за два с половиной года первой мировой войны, с её начала в августе 1914 г. и до Февральской революции 1917 г., общее число дезертиров из Русской Армии составило 195 130 человек. (См. Головин Н. Н. «Военные усилия России в мировой войне».)
«Всего за время войны за дезертирство было осуждено 376 тысяч военнослужащих. Ещё 940 тысяч человек было «призвано вторично». Этим странным термином обозначены те бойцы и командиры Красной Армии, которые по разным причинам «потеряли» свою воинскую часть и остались на оккупированной немцами территории, а в 1943-44 гг. были повторно поставлены под ружьё. ... При этом не следует забывать и о том, что исходное число «потерявшихся» было значительно больше – далеко не каждый смог пережить эти два-три года нищеты, голода, обстрелов, расстрелов, облав и бомбёжек...» /27/. (Источник приводимых автором цифр – сборник «Гриф секретности снят. Потери Вооружённых Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах», М., 1993.) Справедливости ради отметим, что «призваны вторично» были не только «потерявшиеся», но и те, кого гитлеровцы отпустили из лагерей военнопленных. Таких было несколько сот тысяч – преимущественно украинцев. Только до ноября 1941 г. было распущено по домам 318770 человек /27/.
«Кроме того, к числу дезертиров следует отнести и огромное число лиц, уклонившихся от мобилизации в первые дни и недели войны. ...В 1992 г. сотрудники Генерального штаба – авторы сборника «1941 год – уроки и выводы» впервые назвали такие потрясающие цифры:
«Всего на временно захваченной противником территории было оставлено 5631600 человек из мобилизационных ресурсов Советского Союза...»» /27/. Конечно, не всегда это было преднамеренное уклонение – иногда «сам военкомат исчезал раньше, чем к нему успевали прибыть призывники» /27/. Однако и в тех областях, которые были захвачены относительно позже других, в 1941 г. наблюдался огромный некомплект призывников:
«Так, в Ворошиловградской области к 16 октября 1941 г. на Артёмовский призывный пункт явились только 10% мобилизованных, на Климовский – 18%. По Харьковскому военному округу по состоянию на 23 октября 1941 г. прибыло всего 43% общего количества призванных. Нередкими в то время были случае бегства мобилизованных во время транспортировки их в части действующей армии. По сообщениям военкоматов Харьковской и Сталинской областей, в конце октября 1941 г. процент дезертиров из числа новобранцев составлял по Чугуевскому райвоенкомату – около 30%, Сталинскому – 35%, Изюмскому – 45%...» /27/. (И это не рекорд – среди крымских татар и чеченцев показатель уклонившихся от призыва и дезертировавших приближался к 100% призывного контингента /20/.)
Для сравнения: «Мюллер-Гильдебранд утверждает, что во всех вооружённых силах Германии (армия, авиация, флот) за четыре последних месяца войны (с января по май 1945 г.) дезертировало 722 человека. А в предшествующие годы количество дезертиров в вермахте и вовсе измерялось двузначными цифрами» /27/.
Со слов Мединского, где-то в Ленинграде в июле 1941 г. на 6000 человек, подлежащих призыву, явилось 26000 человек добровольцев. Откуда такие сведения? Конечно, такая картина могла где-то иметь место в первые недели войны, особенно в «северной столице» с высокой концентрацией партийно-комсомольского актива. Однако приведённые выше цифры заставляют считать это исключением из общей картины.
Скорее же всего здесь мы просто имеем очередной продукт коммунистической пропаганды.
Кто жил в то время – помнили про «добровольную» подписку на государственные займы, разного рода «добровольные» сборы на нужды мирового пролетариата и т. п. Совсем в недавнем советском прошлом остались «добровольные» выезды на картошку, в летние трудовые лагеря, выходы на субботники и пр. Конечно, были и настоящие добровольцы – но многие были, так сказать, «добровольцами» в «советском» понимании этого слова.
III. «ХИВИ» И «ПОЛИЦАИ» - ВОСТОЧНЫЕ ВОЙСКА – РОА И СС
11. Кого и как мы считаем.
Главной проблемой при выяснении численности советских коллаборационистов является двойной счёт. Чтобы не допустить такового, следует понимать, что в процессе своего сотрудничества с врагом советские граждане плавно перетекали из одной категории пособников нацистов в другую.
Подавляющее большинство тех, кто служил Третьему рейху, вступили на этот путь в качестве «хиви» (переведём это как «добровольцы вспомогательной службы») и «полицаи». Уже многих из них логика событий вынуждала рано или поздно принимать участие непосредственно в боевых действиях.
Из «хиви» и «полицаев», естественно, черпались кадры создаваемых «восточных батальонов», национальных «легионов» и прочих боевых формирований.
А на завершающем этапе войны наиболее убеждённые противники Советской власти вошли в состав «национальных» дивизий СС и власовской «Русской освободительной армии». При этом одновременно сохранялись и многочисленные восточные батальоны и легионы. А сотни тысяч бывших пленных продолжали работать и воевать в качестве «хиви».
Начиная более подробный обзор названных категорий, следует упомянуть и о том, что к 22 июня 1941 г. на службе у Третьего рейха уже находилось определённое количество эмигрантов «первой волны» и других беглецов от Советской власти. Из них были сформированы такие небезызвестные части абвера и СД, как полк «Бранденбург», батальоны «Роланд» и «Нахтигаль» (украинские), полк «Варяг» и т. д. Численность этих формирований была относительно небольшой (вряд ли свыше 10-15 тысяч человек). Однако на первом этапе войны они сыграли весьма заметную роль в качестве диверсионных групп и исполнителей специальных заданий.
12. «Хиви» - добровольцы вспомогательной службы.
«Первоначально «хиви» служили водителями, кладовщиками, санитарами, сапёрами, грузчиками, высвобождая таким образом «полноценных арийцев» для непосредственного участия в боевых действиях. Затем, по мере роста потерь вермахта, русских «добровольцев» начали вооружать. В апреле 1942 г. в германской армии числилось 200 тысяч, а в июле 1943 г. – 600 тысяч «хиви». Особенно много их было в тех частях и соединениях вермахта, которые прошли по Украине и казачьим областям Дона и Кубани. Так, в окружённой у Сталинграда 6-й армии Паулюса в ноябре 1942 г. было 51800 «хиви», а в 71-й, 76-й и 297-й пехотных дивизиях этой армии «русские» (как называли всех бывших советских) составляли до 40% личного состава! … С октября 1943 г. «хиви» были включены в стандартный штат немецкой пехотной дивизии в количестве 2 тысячи на дивизию, что составило 15% от общей численности личного состава» /27/.
Как известно, на момент начала советского наступления всего в 6-й армии Паулюса насчитывалось около 300 тыс. человек.
«Известно, что в составе штурмовавшей Сталинград 6-й армии Паулюса находилось 51780 человек русского вспомогательного персонала в немецких дивизиях, что составляло 27,2 процента от общей численности» /6/. («Не менее 20 тысяч из них разделили судьбу окружённой группировки, вдвойне горькую от того, что они не могли, в отличие от немцев, рассчитывать на какое бы то ни было снисхождение в плену» /6/.)
«Так, например, 389-я пехотная дивизия на 13 ноября насчитывала 7540 человек, в том числе 2021 человек «хиви» и 4021 человек в боевых подразделениях.» (Доклад командования 6-й армии вермахта командованию группы армий «Б» 13 ноября 1942 г. –см. А. В. Исаев «Сталинград. За Волгой для нас земли нет», М., 2008.) В этом примере «хиви» - почти 27%.
«Так, например, 134-я пехотная дивизия группы армий «Центр», начавшая уже в июне 1941 г. принимать в свои ряды пленных красноармейцев, к весне 1943 г. почти наполовину состояла из бывших советских солдат, 2300 из которых находились на штатных должностях в различных тыловых подразделениях, а ещё 5000 военнопленных были постоянно задействованы на подсобных работах. Кроме того, в состав этой дивизии входили целых два восточных батальона (в т. ч. один строительный)» /6/.
«34-я пехотная дивизия в 1941 году предложила всем взятым ею пленным статус равноправных солдат. И в результате с 1942 года почти половина этой дивизии состояла из бывших красноармейцев. Это, конечно, исключение, но показывает, какие возможности были в то время» /3.4/.
«Новые штаты пехотной дивизии, установленные со 2 октября 1943 г., предусматривали наличие 2005 добровольцев на 10708 человек немецкого личного состава, что составляло более чем 15 процентов» /6/.
«К концу 1944 г. в германских ВВС служило 22,5 тыс. добровольцев и, помимо того, 120 тыс. военнопленных, которые составляли значительный процент обслуживающего персонала в зенитных батареях и строительных частях. Общее же количество восточных добровольцев люфтваффе (не считая военнопленных) за всё время войны составляло 50-60 тыс. человек» /6/.
«…В Кригсмарине добровольцами из числа советских граждан комплектовались части берегового обслуживания, батареи зенитной и береговой артиллерии и даже команды вспомогательных судов» /6/.
Каково боевое значение «хиви»?
Ни одна армия не может держать всех бойцов непосредственно на переднем крае. Из более чем тридцати пяти миллионов человек, служивших в Вооружённых Силах СССР в 1941-1945 г., стреляло по врагу меньшинство. Основная масса, как и в любой другой армии, обеспечивала всё то, без чего невозможны боевые действия. Связь, снабжение, строительные и сапёрные работы, транспорт, медицина и т. д. Так и в Германии: значительная доля задач такого рода решалась при помощи «хиви». Не будет преувеличением сказать, что без «хиви» уже к концу 1941 г. вермахт просто не смог бы воевать. (Что и стало причиной повсеместного саботажа приказов Гитлера об удалении «хиви» из войск, о недопущении выдачи им оружия и т. д.)
Утверждение Мединского: «Этим «добровольцам» никогда не доверяли оружия,» - не соответствует действительности и не подтверждается историческими фактами.
Наверное, кому-то из «хиви» удалось дожить до конца войны, так ни разу и не выстрелив. Но было много тех, кто, наоборот, вынуждены были принимать участие в боевых действиях – из чувства товарищества с немецкими сослуживцами, из чувства самосохранения, из ненависти к большевикам. Тому немало свидетельств в немецкой мемуарной литературе. Если же речь идёт, скажем, о подносчиках снарядов – то в данном случае решительно нет оснований не считать их такими же полноценными бойцами, как прочие члены артиллерийского расчёта.
Очевидно военное значение и тех «хиви», которые служили в зенитной и береговой артиллерии.
Та же ситуация с сапёрами. Если мы преклоняемся перед героизмом советских сапёров – то какие у нас могут быть основания не считать «настоящими» солдатами тех «хиви», которые служили сапёрами у немцев?
Принято считать, что боеспособность «хиви» была ниже, чем у немецких военнослужащих. С этим следует согласиться. Но, значит, тем ценнее для Третьего рейха была возможность использования «хиви» на второстепенных должностях. Благодаря чему высвободившиеся немецкие солдаты могли быть направлены для непосредственного участия в боях.
И, наконец, «хиви» были одним из главных источников пополнения боевых частей и подразделений, создаваемых из бывших граждан СССР.
Разные источники дают разную общую численность «хиви» на разные даты; общей тенденцией является постоянный, из года в год рост этой категории.
«…По состоянию на 15 марта 1943 г. в войсках находилось 136,6 тыс. «хиви» (в т. ч. 102,7 тыс. бывших военнопленных и 33,9 тыс. добровольцев, завербованных из числа гражданского населения), а вспомогательный персонал люфтваффе насчитывал 11,3 тыс. человек (в т. ч. 4,6 тыс. бывших военнопленных).
… К 1 декабря 1943 г. численность «хиви» выросла до 244,7 тыс. человек (в т. ч. 170,1 тыс. бывших военнопленных), а вспомогательного персонала люфтваффе – до 17,6 тысячи (в т. ч. 7,6 тыс. бывших военнопленных)» /6/.
Максимум «хиви» - 1942 г. (800 тыс. на конец 1942 г. /3.3, 14/; сообщается также о 800 тыс. в 1943 г. /31/.) «Затем их численность резко падает как вследствие потерь, понесённых в ходе зимней кампании 1942-1943 г., так и в результате перехода в ряды отдельных восточных формирований, ведь именно «хиви», чья лояльность была проверена службой в немецких частях, служили одним из наиболее надёжных источников их пополнения» /6/.
«По состоянию на февраль 1945 года численность «хиви» составляла 600 тысяч человек в вермахте, до 60 тысяч в люфтваффе и 15 тысяч во флоте» /30/.
«Что же касается общей численности «хиви», то данные по ней, содержащиеся в разных источниках, существенно разнятся: от 200 тыс. летом 1942 г. до 500 тыс. летом 1943 г. и до 675 тыс. (в . ч. 50-60 тыс. в люфтваффе и 15 тыс. в Кригсмарине) в начале февраля 1945 г. Резонно предположить, что эти цифры отражают не фактическое наличие «хиви» в войсках по состоянию на конкретные даты, а общее число завербованных в их ряды за весь предшествовавший период с начала войны» /6, 9/.
«Всего же на февраль 1945 г. эта категория иностранных добровольцев насчитывала около 735-750 тыс. человек и включала в себя:
- граждан стран Западной и Северо-Западной Европы – около 55 тыс. человек;
- граждан стран Восточной и Юго-Восточной Европы – около 20-25 тыс. человек;
- советских граждан – 665-675 тыс. человек» /21/.
13. «Полицаи», или «вспомогательная полиция порядка».
Заметный разнобой в учёте данной категории происходит из-за того, что «полицаи» бывали разные. Поскольку разброс оценок варьирует от нескольких десятков тысяч до целого миллиона «полицаев», то этот вопрос необходимо разъяснить поподробнее.
«В зависимости от их назначения принято выделять следующие категории «вспомогательной полиции порядка»:
- полиция в городах и сельской местности;
- отряды самообороны или «самоохраны»;
- батальоны для борьбы с партизанами;
- вспомогательная пожарная полиция;
- резервная полиция для охранных целей» /21/.
«В ноябре 1941 г. все сформированные в оккупированных восточных областях (речь идёт о рейхскомиссариатах «Остланд» и «Украина») из местного населения охранные и полицейские части были объединены в так называемую «вспомогательную службу полиции порядка», весь личный состав которой делился на четыре категории: 1) т. н. «индивидуальная служба» по охране порядка в городах и сельской местности, именовавшаяся в первом случае охранной полицией, а во втором – жандармерией; 2) батальоны вспомогательной полиции, среди которых вы
