Яд или противоядие?

Закончился 2010-й – второй полновесный календарный год межгосударственных отношений Республики Абхазия с признавшей ее Российской Федерацией.

Сотни тысяч отдыхающих из России, в очередной курортный сезон предпочитая абхазские берега всяким другим, смогли оценить гостеприимство независимой Апсны. Въезжая в Абхазию через пост Псоу или путешествуя ее дорогами, они, конечно, обратили внимание на часто встречающиеся транспаранты «Россия и Абхазия: 200 лет вместе». Именно столько минуло с тех пор, как, отвечая на обращение князя Абхазии, император Александр I объявил абхазский народ находящимся «под Верховным покровительством, державою и защитою Российской империи». Цитируя эти слова в феврале 2010 года в специальном заявлении, депутаты Государственной Думы России подчеркнули новый характер отношений между нашими странами: «Независимость Абхазии укрепляется через единство граждан Абхазии и граждан Российской Федерации, прошедшее проверку на прочность и скрепленное общей исторической судьбой и взаимной симпатией… Российская Федерация стоит рядом с молодой Республикой Абхазия и готова помогать ей всеми находящимися в распоряжении России силами и возможностями».

Действительно: не говоря уже о другом, 8 декабря в Гальском районе республики в соответствии с подписанным в апреле соглашением о совместной охране границ открыта первая российская погранзастава. Нет оснований не доверять тому, что по мере обустройства границ Абхазии с Грузией будут упрощаться и сходить на нет пограничные и таможенные процедуры на том самом переходе через реку Псоу, где было пролито столько слез начиная с 1992 года.

Считаю, что своим поведением в 2008 году новое российское государство смыло многие – и свои, и прошлые – грехи перед Кавказом, именно поэтому я не счел зазорным написать текст того заявления «К 200-летию единения Абхазии и России», который, с небольшими правками, затем был принят Государственной Думой. Наконец, у меня и моей семьи был личный повод убедиться в добром отношении со стороны правительства и Народного собрания Абхазии. Мне бы, как и многим в Абхазии, только радоваться итогам 2010 года.

Две вещи не дают это сделать. Первая – смерть Владислава Ардзинбы, продолжающая бередить душу. Вторая, о которой и пойдет речь в этой статье, – медленное отравление уважаемой мной части абхазского общества ядом недоверия к России и ее представителям.

200 лет истории: казнить нельзя помиловать

«История – это политика, опрокинутая в прошлое», – первые историки-марксисты в ХХ веке, не стесняясь, высказывались прямо. В наши дни историки делятся на тех, кого коробит такой подход, и тех, кто, следуя ему, не собирается в этом признаваться на людях. На самом деле вся история Истории, начиная с Геродота и Фукидида, состоит в напряженном соревновании между фактами и их интерпретацией, в борьбе за признание историческим фактом. Тут ничего не поделаешь: чтобы не попасть в ловушку, чтобы приблизиться к истине, нам должны быть доступны факты и разные точки зрения в как можно большей полноте. Нужны собственный жизненный опыт и здравый смысл. Вот почему подмена добросовестного изложения истории на основе исторических фактов собственным судом историка над событиями и деятелями прошлого, допустимая, может быть, в профессиональном, научном или политическом споре, становится опасной, когда заполняет собой учебники и учебные пособия для поколений, еще только обретающих опыт и здравый смысл. А если автор – не только историк, а еще и периодически практикующий политик?

Я держу в руках «Историю Абхазии с древнейших времен до наших дней», учебник для общеобразовательных учебных заведений Республики Абхазия, написанный Олегом Хухутовичем Бгажбой и Станиславом Зосимовичем Лакобой – двумя уважаемыми абхазскими историками, один из которых побывал и вице-премьером при Владиславе Ардзинбе, и кандидатом в вице-президенты, секретарем Совета безопасности у Сергея Багапша. В 2006 году этот учебник пришел на смену учебному пособию этих же авторов, изданному впервые в 1991 году и переизданному в 1993-м. Это – единственная и безальтернативная версия абхазской истории в школах Абхазии на протяжении по крайней мере 17 лет, то есть всего периода фактической независимости республики. Обстоятельство, которое я ни в малейшей степени не ставлю в вину авторам, но которое нельзя не учитывать.

Меня, сочинца, выпускника исторического факультета и аспирантуры МГУ, все интересует в истории Абхазии. Но особенный интерес, конечно же, вызывают последние 200 лет – ответственный период совместной жизни, из которого, как из головы Юпитера, и вышли современные Россия и Абхазия.

Как рассказывается об этом в книге Олега Бгажбы и Станислава Лакобы учащимся независимой Абхазии?

Позволю себе выборочное цитирование, по-иному не получится. Пролог (окончание параграфа 9 «Абхазское княжество и Турция ХV–XVIII вв.): «Но самым важным предметом торговли были люди, интересовавшие больше всего турецких купцов… Продавали в основном пленных, но за большую сумму и своих соплеменников… В обмен на людей турецкие торговцы завозили в Абхазию товары из различных стран: всевозможные ковры, одеяла, холсты, кожу, шали, сукно, шелка, седла, сбрую, железо, медь, котлы, курительные трубки, соленую рыбу, сахар, соль и, конечно, разнообразное вооружение – ружья, сабли, кинжалы, ножи, пистолеты, порох, стрелы. Так продолжалось до тех пор, пока на горизонте не замаячил двуглавый орел царской России. Абхазию из-за непокорности ждали новые трагические потрясения, связанные с махаджирством, насильственным выселением большей части абхазского народа за пределы своей родины».

Не правда ли, элегантно? Позиция автора – экономить на своих чувствах, рассказывая о работорговле соплеменниками. Дети – самые чуткие существа и, конечно, оценят, какие широкие возможности потеряла Абхазия, какая беспросветная судьба оказалась ей суждена с тех пор, как «на горизонте замаячил двуглавый орел царской России».

Ключевому моменту политической истории Абхазии ХIX века – вхождению в Российскую империю и непосредственным его последствиям – посвящено несколько параграфов учебника. Станислав Лакоба, а именно он автор этого раздела, рассказывает о них, не оставляя никакого сомнения в том, что это, по сути, предательство Абхазии и абхазского народа. Ради того, чтобы вдолбить эту точку зрения, нужно уничтожить в глазах учащихся того самого князя Сефербея, который, продолжая политику своего отца Келешбея, обратился к России с просьбой о вхождении Абхазского княжества в ее состав. И вот под пером Станислава Лакобы Сефербей объявляется незаконным сыном и узурпатором, убившим своего отца, действуя под диктовку «царских властей» и мегрельской княжны, в свою очередь, отравившей мужа. Слабый, трусливый, марионеточный Сефербей во всем проигрывает идеальному «народному герою» Асланбею, законному, по мнению Станислава Лакобы, владетелю Абхазии, которому, однако, даже постоянная помощь Турции не помогла утвердиться среди горячо любившего его абхазского народа.

Я не адвокат Сефербею или Асланбею, представляемым как инь и ян в истории Абхазии. Но такое ее изложение не может не вызвать протест из-за полнейшей предвзятости автора. Дело даже не в том, что он идет против утвердившейся за 200 лет версии виновности Асланбея в смерти отца, не говорит, почему тот предпочел видеть наследником «сына крестьянки», а не «аристократки» – с этим-то Станислав Лакоба справляется легко, объясняя детям, что обвинение Асланбея в отцеубийстве, «вероятно, было сфабриковано в сугубо политических целях российскими военными и администраторами в 1808–1810 годах». Мудрый Марк Твен как-то сказал: «Чтобы дать правильную оценку человеку, нужно судить его по законам его времени, а не нашего». В плену своей трактовки абхазской истории Станислав Лакоба не только вовлекает школьников в расправу над Сефербеем, но и не делает попытки сколь-нибудь серьезно объяснить выбор Абхазии в пользу России. А был ли другой выбор? Что было бы, если бы в Абхазии восторжествовала деградировавшая Османская империя, так тесно сотрудничавшая с абхазскими феодалами в вопросах работорговли? И так ли уж хорош был Асланбей, бесконечно разорявший при поддержке турок родную землю?

О том, что двух Асланбеев, больше любого турка или российского генерала виновного в начале махаджирства, Абхазия в те времена точно не выдержала бы, ярко свидетельствуют многие. Но голоса таких, как, например, крестьянин И.Ладария, оставивший бесхитростные воспоминания о реальной жизни народа в XIX веке («На заре моей жизни». Исторический вестник. 1890. № 10), не слышны авторам учебника. Получается, сам Станислав Лакоба – потомок тех, кто сделал выбор в пользу России, – доказывает, что предки всех нынешних жителей Абхазии из числа абхазов ошиблись, а правы были те, кто пошел за Асланбеем и сгинул вместе с ним и его последователями.

У авторов учебника было два пути: сухо излагать, никак не комментируя, установленные факты или, добросовестно изложив все спорные версии, погрузив читателей в сложную обстановку позапрошлого века, предоставить им самим сделать окончательный вывод. Авторы выбрали третий путь: создать собственную догму, в пользу которой разрешать все сомнения. Этой цели служит такой прием, как «Вопросы и задания», помещаемые в конце каждого параграфа. Вот образчики: «5. Почему в этот период усложняются отношения между Россией и Абхазией? 6. Почему надо было устранить Келешбея? Почему в заговоре участвовала княжна Дадиани? 7. Расскажите о борьбе Сефербея против законного наследника Асланбея» (к §12); «1. На каком языке и где были составлены «просительные пункты», адресованные императору России? 2. В чем заключается незаконность «просительных пунктов» Сефербея? 3. Как вы воспринимаете Сефербея?.. 4. Почему, на ваш взгляд, народ считал героем Асланбея?» (к §13); «3. Какие события произошли после смерти Сефербея? Почему его власть была слабой?» (к §14) и т.д. Как в фильме «Доживем до понедельника» – «Лев Толстой недопонял… лейтенант Шмидт не осознал». Если это не промывание мозгов, то что же?

Нужно отдать должное Станиславу Зосимовичу как драматургу. Он, как Шекспир, знает, чем потрясти молодую душу – на страницах учебника разворачиваются истории о ядах и отравлениях, к которым периодически прибегали враги абхазского народа. Вот нехорошая женщина Нино Дадиани: «Владетель Мегрелии был отравлен жареной курицей, заправленной ядом, а когда почувствовал себя плохо, ему принесли пилюли, наполненные опиумом. Патер Николай сообщает, что все это было сделано княгиней Ниной Дадиани» (с. 211). Вот царские палачи: «В ноябре 1864 г. тяжело больной владетель Михаил был арестован и выслан в Ставрополь, затем в Ростов и 17 августа 1865 г. прибыл под надзор полиции в Воронеж, где и скончался 16 апреля 1866 г. при загадочных обстоятельствах. По одной из версий, князь был отравлен» (с. 243). Хорошие люди такими делами не занимаются: «16 октября 1822 г., по версии его матери Тамары Дадиани, он (сын и наследник Сефербея Дмитрий) был отравлен человеком Асланбея Урусом Лакоба. По свидетельству же русских офицеров, с которыми Дмитрий постоянно общался, молодой владетель в течение последних трех месяцев страдал лихорадкой и умер от малярии» (с. 225. Жаль, что русских офицеров не послушали, потому что Уруса Лакобу повесили. Правда, Станислав Лакоба об этом не пишет). Не знаю, как удается историку так проникать орлиным взором в глубь веков и без медицинских формальностей ставить точку в истории болезни, но похвально само желание доверить эти открытия учащимся 10–11-х классов. «Теперь из некоторой дали/ Не видно пошлых мелочей,/ Забылся трафарет речей,/ И время сгладило детали,/ А мелочи преобладали» (Борис Пастернак).

…В самой большой статье, предназначенной для широкого читателя, невозможно скрупулезно и полемически проанализировать все достоинства и недостатки книги Олега Бгажбы и Станислава Лакобы, все детали изложения в ней истории Абхазии за 200 лет. Прошлогодний юбилей акта о вхождении Абхазского княжества в Россию дал мне повод избрать именно эти страницы официального школьного учебника, характеризующие, как мне кажется, взгляды их автора, историка и политика Станислава Лакобы. Он, безусловно, патриот Абхазии, и в том, как он излагает, какие объяснения находит фактам новой и новейшей истории Абхазии, сказывается его научная и политическая индивидуальность. Это его право – бороться за независимость Абхазии не только с Грузией в конце ХХ века, но и с царской Россией в начале ХIХ века – на страницах своих публикаций, плечом к плечу с полюбившимся ему Асланбеем. Станислав Лакоба это делал и делает: все, что я выше цитировал, почти слово в слово вошло, например, и в изданную в 2007 году в Сухуме «Историю Абхазии с древнейших времен до наших дней», и в том же году – в коллективную монографию «Абхазы», вышедшую в Москве. Вопрос в том, соответствуют ли его взгляды исторической правде во всей ее полноте настолько, чтобы оставаться единственной и канонической версией 200 лет истории Абхазии и абхазско-российских отношений на уровне школьного учебника?

Я далек от того, чтобы смотреть на политику Российской империи на Кавказе в ХIХ веке через розовые очки. Понимаю, какое горе принесло абхазскому народу махаджирство в ХIХ веке. Я склоняю голову перед памятью простых людей, русских и абхазов, погибших с обеих сторон в ходе Лыхненского восстания 1866 года – трагического столкновения, вызванного взаимным непониманием. Но я считаю, что Абхазия и абхазский народ в конечном счете приобрели, а не потеряли от того, что 200 лет назад связали свою судьбу с Россией.

История абхазского народа – это, безусловно, история, в которой роковым образом сталкиваются две характерные тенденции. Это стремление к свободе и независимости, которое присуще абхазскому характеру и абхазскому народу, как и многим другим народам. И это одновременно вполне понятная необходимость прогресса, доступа к достижениям цивилизации. Время от времени в истории абхазского народа, как и многих других, одно вступало в противоречие с другим. В прошлом Абхазии присутствуют периоды, когда главным делом казалась борьба за независимость и свободу, а не дальнейший цивилизационный прогресс. И наоборот. Вот только на нынешнем этапе, в 1990-е годы, сейчас, когда Абхазия стала признанной, по крайней мере со стороны России, можно сказать, что существует возможность гармонии между дальнейшим прогрессом абхазского общества и стремлением абхазского народа к свободе, реализовавшимся в форме независимой Республики Абхазия. Признав ее в XXI веке, Россия подтвердила, что не претендует на Абхазию, как в веке ХIХ. Но без поддержки России «абхазская гармония» не состоится.

Вероятно, Станислав Лакоба это понимает. Но как политик не может избавиться от опасений в отношении России, сея вирус недоверия к ней как историк. Вот почему он, к примеру, с удовольствием предоставляет страницы своего учебника для презентации авантюриста и ярого русофоба Теофила Лапинского, но вы не найдете в нем полнокровных портретов принца Ольденбургского или, допустим, графа Воронцова-Дашкова, горячих энтузиастов Абхазии на рубеже веков. Когда сообщает, что грамматику и алфавит абхазского языка создал русский лингвист барон Петр Услар, тут же добавляет ложку дегтя: «Царское правительство преследовало в этом вопросе свои далеко идущие цели».

Пока все мы, каждый по-своему, боролись за независимость и признание Абхазии, мне казалось неудобным, даже вредным публично обращать внимание на фигу для России, которую не очень-то и скрывали в кармане некоторые представители абхазской интеллигенции. Впервые я решил коснуться этого, выступая в апреле 2010 года в Сухуме на научной конференции «Россия–Абхазия. 200 лет вместе». Где и когда еще, казалось бы, обсуждать такие темы?

И тут началось.

Как это делается

Как только я, выступая на апрельской конференции и не упоминая имен, позволил себе покритиковать несуразности в освещении российско-абхазских отношений, Станислав Лакоба узнал себя в портрете и встал на дыбы. Он тут же объявил, что это ни много ни мало попытка возродить 1937 год в Абхазии. В кулуарах продолжение нашего спора закончилось его обещанием, что я еще пожалею о том, что начал этот разговор.

Если Владислав Ардзинба, Сергей Багапш и другие в политике не дали Станиславу Зосимовичу шанса сказать: «Абхазия – это я», то в истории Абхазии, как мы выяснили, его мнения, его произведения царят безраздельно.

И вот читаю статью Станислава Лакобы «Затулинизм», опубликованную в октябрьском номере «Нужной» газеты. Прежде к таким, а то и более хлестким выражениям в отношении меня прибегали только свободные журналисты свободной Грузии. Лакобе, по чести, принадлежит пальма первенства в абхазских СМИ. Обстоятельства появления материала Станислава Лакобы обо мне сами по себе любопытны. После нашего спора весной я не встречался с ним и долго не высказывался на затронутые темы. В сентябре мой Институт стран СНГ провел в Сухуме собственную конференцию «Исторический выбор Абхазии. К 200-летию вхождения Абхазского княжества в Россию», куда приглашенный Станислав Лакоба не пришел. Мое интервью после конференции было недобросовестно использовано журналистом и «Нужной» газетой, в нарушение всякой этики до опубликования предоставившей его Станиславу Лакобе на рецензию. Перевранный текст под заголовком «Власть наверняка себе верит» (слова, которых я не говорил) вышел на одной полосе с уже упомянутой гневной отповедью Станислава Лакобы. Сознаюсь, мы в Москве уже начали отвыкать от манер такой «журналистики в Теннесси».

Так в чем же «затулинизм»? У Абхазии «появился политический цензор… в перерывах между теннисным турниром «Большая шляпа» в Гагре он наезжает в Сухум… и устраивает здесь конференции, круглые столы, а точнее, «разборки» сомнительного свойства… Обстоятельства вынуждают меня ответить депутату, который с маниакальной настойчивостью провоцирует ситуацию… Удивляет и его бесцеремонность как политика, когда он вмешивается во внутренние дела другого государства. Происходит это при молчаливом попустительстве наших «бонз», которые уронили себя до уровня лакеев, «шестерок» и имеют все шансы превратиться во «временщиков».

Вообще-то первый раз я «наезжал в Сухум» 1 октября 1993 года, когда гильзы у Дома правительства еще были теплыми (до этого, чтобы встречаться с Владиславом Ардзинбой, мне приходилось наезжать в Гудауту). Да и мое участие в перипетиях грузино-абхазского урегулирования, выступления в поддержку Абхазии в России никто до Лакобы, кроме Грузии, не называл «вмешательством во внутренние дела». Возможно, Станислав Лакоба, как и Виктор Ющенко, считает, что к написанию национальной истории могут быть допущены только селектированные в пятом колене кадры местной национальности. Осуществись эта прекрасная идея, и всемирная история в тот же день перестала бы существовать. Так и вижу, как в костры парижских аутодафе швыряют книги Тарле и Манфреда о Наполеоне – за то, что не будь французами, покусились на национального героя.

Станислав Лакоба весьма снисходителен, когда, не забывая именовать меня депутатом, в своей статье учит меня истории («Эх, Константин Федорович, плохо Вы читали историю России»). Кровавых страниц в истории России действительно с избытком. Но как ведущему специалисту по ядам и отравлениям в Абхазии ему надо бы знать, что, кроме былины Смутного времени об отравлении Скопина-Шуйского дочкой Малюты Скуратова да героя Лермонтова, угостившего ядом свою жену в «Маскараде», других случаев в русской истории и литературе не отмечено. С чего это было царю и его «сатрапам» травить бедного больного Михаила в Воронеже, если они же волосу не дали упасть с головы Шамиля, не четы Михаилу, в Калуге?

Но вот главное обвинение: «Слишком свободным показался кому-то абхазский народ, и его, видимо, решили надломить, обуздать, выбив из-под него основу – его историю… По сути, смысл заявления депутата сводится к тому, что историкам Абхазии запрещают высказывать свое мнение по событиям 200-летней давности».

Здесь все неправда. Если бы у меня или у России вообще были намерения душить свободу абхазского народа, давно вели бы себя совершенно по-другому. Дешевую демагогию о попытках возродить 37-й год, которой Станислав Лакоба привык пользоваться в полемике со своими критиками, оставим на его совести. Никто у нас не хочет и не может по определению запретить историкам, все равно – Абхазии, России или даже Грузии, высказывать свое мнение о любом периоде истории. Как раз наоборот. Мне интересно мнение Станислава Лакобы, но я против той монополии на историю Абхазии, с которой Лакоба сросся как с кожей и использует в своих политических видах.

Станислав Лакоба делает заявку на возвращение в политику. Поводы всегда найдутся. Но в этой суете слухов о гонениях на абхазских историков, не так израсходованных российских дотациях, дорогих каждому абхазу уголках детства (дачах Хрущева в Пицунде и Горбачева в Мысре), проносимого мимо рта пирога Олимпиады в Сочи и, с другой стороны, обобранных русских в Абхазии можно потерять перспективу возрождения Абхазии при помощи России. История, пусть даже рассказанная по Лакобе, нас тогда точно ничему не научила.

И поэтому – мой тост за Станислава Зосимовича Лакобу.

Заключительный тост

Уважаемый Станислав Зосимович! Как бы Вы ни отрицали, оба мы историки, разными путями пришедшие в политику. Возможно, это дает нам некоторое конкурентное преимущество в представлении о будущем. Ведь «кто управляет прошлым, тот управляет будущим».

Оба мы любим Абхазию и желаем добра абхазскому народу – Вы как плоть от его плоти, я на правах друга и соседа. Мне это, точно знаю, не мешает при этом любить Россию, какой бы она ни была. Даже когда она была не права с блокадой Абхазии в 1990-е годы, язык мой, называвший вещи своими именами, не мог повернуться, чтобы призвать развернуть против России абхазские пушки.

Насчет Вас – не уверен. Во всяком случае, Ваши объяснения, в связи с нашей полемикой о содержании 200 лет общей истории, я не считаю убедительными. Но готов допустить, что Вы думали, что в России никто уже не будет обращать внимание на то, какой истории учат в школах Абхазии. Приношу извинения.

Вы умный человек и, конечно, понимаете, что Абхазии с Россией нужно дружить. Вам еще совсем не поздно принять участие в выстраивании новой модели такой дружбы, при которой и Абхазия, и Россия были бы гарантированы от повторения ошибок прошлого, от недопонимания.

Россия – по преимуществу русская страна, а русскому народу среди многих недостатков присуща совесть или, что на самом деле одно и то же, острое чувство справедливости. Именно поэтому, между прочим, попытки Грузии в 1990-е годы руками России вернуть Абхазию были обречены. Хотя наш народ в подавляющем большинстве все эти годы был на стороне Абхазии и абхазов, решение о ее признании нелегко далось нашей политической элите. Подумайте, пожалуйста, что нужно было бы учесть абхазскому государству и обществу, чтобы симпатии русского народа, а значит, в конечном счете и решения нашей элиты, всегда оставались в пользу Абхазии.

Желаю Вам многих лет, здоровья и благополучия! Анцва уинахат!