Данная статья задумывалась как завершающая, часть цикла, начатого статьями «Вернуть Бога. Предчувствие православного шахидизма» и «Рождение православного шахидизма».
Центральным фактом социологического анализа должен был стать казус «приморских партизан». Но жизнь внесла свои коррективы: за время подготовки и написания статьи произошли события на Поклонной горе, в Зеленокумске, Ростове, Кущевской и на Манежной площади.
События на Манежной затмили все предыдущие события. Но акт социального отчаяния, который ранее наблюдался в собственно северокавказских республиках и южных регионах затмил все остальные случаи, однако он есть лишь часть обширного и многогранного протестного движения, имеющего разные причины и проявляющегося в различных, порой малозаметных формах.
Отсутствие ощущения стабильности устоев: экономических, государственных, нравственных побуждает российского обывателя протестовать. Разрушение семейно-поколенческих связей и трансляционных механизмов общественной идеологи, как и самой такой идеологии, приводит, мало-помалу и к формированию особой, пока еще слабооформленной молодежной протестности, но уже доходящий до сюицидно-шахидистких форм.
Политические формы протеста
В российской общественно-политической жизни шахидизм был уже не новым явлением: деятельность прежней НБП, дает много примеров. Нацболы устраивая свои эпатажно-демонстрационные акции, типа захвата приемной Путина или вывешиваний лозунгов из окон гостиницы, были по сути шахидами: они жертвовали собой ради пропагандистского эффекта. Причем жертвовали сознательно, прекрасно понимая, что результатом их деятельности будут годы тюрьмы, моральные и физические пытки, а возможно и смерть. Но они на это шли, и насколько известно автору, никто из них (феномен Алексея Радова рассматривать не будем) не был сломлен системой, против которой они вели борьбу эпатажно-ненасильственными, осознанно ненасильственными, методами.
Однако НБП, имея все шансы стать широким структурированным протестным движением, им все же не стала. Она была все же политической партией, но с абстрактной, можно сказать пародийно-игровой, идеологической платформой. Это была пародия на политическую партию, «политический перфоманс» в стиле Эбби Хофмана.
Приверженность партийно-организационной формальной структуре в сочетании «клоунизмом» и невнятностью синкретично-лозунговых идеологических установок отталкивала от НБП многих потенциальных «протестантов»: им хотелось по-настоящему серьезных идей, целей, задач и действий.
Последовавшая же в итоге блокировка с либеральными каннибал-дарвинистами и даже чеченами-ичкерийцами (ибо «борцы с путинским режимом») окончательно лишили НБП возможности быть ценностным ориентиром для протестной части социума. А последние «толерантные» высказывания Лимонова и выступление на шендеровическом митинге, означают окончательную политсмерть этого «художника от политики». Российские власть предержащие должны были бы дать Каспарову орден «За заслуги перед Отечеством», ибо он быстро и эффективно ликвидировал лимоновцев как серьезную политическую силу.
Тут надо отметить, что социальной базой НБП была наиболее образованная и интеллектуально-развитая часть молодежи. То есть те, кто мог думать и размышлять. Как и народники царского времени, НБП была «партией умников» с очень тонким слоем социальной поддержки. Интеллектуально–примитивной, «быдловизированной» части молодежи НБП была абсолютно чужда.
В настоящее время с уходом НБП с общественно-политической сцены возник «идейно-политический» вакуум. Для интеллектуальной, и для малоинтеллектуальной частей молодежного социума «форм политического представительства» нет. Но они могут возникнуть. КПРФ как форма идейно-политической жизни мертва. Но вполне может возникнуть некая организация с идеологией сочетающей квазикоммунистические эгалитаристко-гуманистические лозунги и национально-алармистскую риторику. И даже если собственно членов такой организации, - «российской ИРА»,«российской ФАРК», «российской Батасуны» - будет ничтожно мало, общественно-пропагандистский эффект будет от нее весьма значительным.
Феномен неосталинизма
Как известно у ФАРК, ИРА и баскской Батасуны идеологической основой является модернизированный сталинизм. В современной России наблюдается широкое распространение неосталинистских взглядов. Причиной «сталинистского ренессанса» является ситуация обездушивания общественной жизни и тоска по цельности бытия, по его духовной наполненности. Признание индивидом идеи, что социально-государственный миропорядок должен базироваться на неких общезначимых справедливых и ценностно-наполненных нормах и постулатах, входит в полное противоречие, как с социальными реалиями современной России, так, что более важно, с реалиями государственной идеологии и практики.
Причиной событий на Манежной площади явилась не смерть представителя некой субкультурой группы, а надругательство над самой идеей общезначимости закона для представителей различных национальных групп, над идеей «правосудия для всех».
Уважительное отношение обывателя к государству, готовность к сотрудничеству с ним, ограничение своей свободы и легитимация ему части своих прав, т.е. «общественный договор», подразумевает в глубинной своей основе некую взамопринимаемый всеми членами общества и гражданами государства нравственно-ценностный кодекс.
Но этого в России уже нет.
Причиной современных неокоммунистистических и неосталинистских взглядов, присущих, как правило, не жившей в коммунистические времена молодежи, - это тоска по моральности власти, тоска по эгалитаристской идее социального братства и социального сотрудничества, по идее прогресса, как цели и основе общественной и государственной жизни.
Весь комплекс коммунистической идеологии имел гуманистический характер. Он так же имел в основе идею общественного и индивидуального прогресса и эгалитаристские идеи равенства, социального сотрудничества и патернализма.
Современная власть, не отрицая на словах эгалитаристский идейный комплекс, по сути, придерживается антиэгалитаристких, элитно-конфронтационных либеральных воззрений. Для большинства населения России либеральные воззрения не просто чужды: это идеология ему органически враждебна. Сколько бы ни пытались либералы насадить идею «естественности» такого миропорядка, он не принимается и не будет принят никогда.
Но взрослый обыватель, зачастую по инерции с советских времен, все еще надеется на патерналистские функции государства. У молодежи «советской инерции» нет, она жестче и трезвее видит истинное лицо российского государства, и часть ее уже тоскует по никогда не существовавшему «коммунистическому социальному золотому веку». Кроме того, молодежь не знает и не желает знать правды о реальных отрицательных сторонах и противоречиях коммунистического общественного бытия.
Современная власть не может дать обществу никакой морально-нравственной альтернативы, борясь со сталинизмом, она автоматически борется сама с собой. Советское наследство в ценностно-нравственной сфере несет прямую угрозу современной власти. Что в принципе ею уже осознается. Заявлена цель «десталинизации» общества. Но кроме примитивной информационной грязи в стиле коротичевского «Огонька» или «архиппелага ГУЛАГа» власть противопоставить квазикоммунистическому «ценностному монолиту» противопоставить ничего не может. Вопрос «неосталинизма» это вопрос не сталинизма и коммунизма как такового, а вопрос поиска общественного «светлого идеала», вопрос «высшей ценностной наполненности» социального и индивидуального бытия.
О феномене «Русского фашизма»
«Русский фашизм» является виртуальным явлением, пропагандистским либерально-властным жупелом. К реальности этот термин отношения почти не имеет. Пока не имеет.
Когда государство лишается ореола «священного» оно умирает. Классический фашизм и коммунизм были «квазирелигиями», своеобразными формами сакральности, что позволяло проводить глубочайшие социальные преобразования, с невиданными ранее формами организационности и общественной мобилизации. По всем признакам подобные формы социальной и политической организации коренятся в классических индустриальных формах производства.
Сейчас общество абсолютно иное. Но жажда идеала, жажда героя, «священного в бытовом» – то, что было актуальным в прежние десятилетия, актуально и сейчас, хотя и в намного меньших, неизмеримо меньших объемах. Современный индивид намного более индивидуалистичен и самодостаточен, но не «деидеологизирован» окончательно. На уровне «сухого остатка» «духовная жажда» в обществе все же есть.
Современный российский протест это протест против разрушения самых глубинных, базовых ценностных основ общественного и индивидуального бытия. Он был и есть, причем налицо тенденция к его углублению и расширению форм проявления.
В этом плане истеричная гос- и либеральная пропагандистская компания по борьбе с «русским фашизмом» давно зашла в тупик. Эмоционально-негативная реакция российского общества на термин «фашизм» основывалась на исторической памяти о ВОВ и идущих с советских времен смысловых архетипах. И постоянное педалирование гос- и либеральной пропагандой искусственно созданной темы «русского фашизма» есть, по сути, частная форма паразитирования на советском духовном наследстве. Эксплуатация россиянской властью старых антифашистских архетипов, привела, как и со многими другими примерами «проедания советского наследства», лишь к выхолащиванию в общественном сознании их смысловой сути.
Писатель и публицист Кирилл Бенедиктов писал: «Национальный призрак, как совершенно правильно заметил протодиакон Андрей Кураев, «если тысячи возмущенных людей, у которых был более чем серьезный повод для декларации своего протеста на Манежной, мы называем фашистами, мы тем самым реабилитируем слово «фашист». В таком случае сотни тысяч людей могут отнести себя к фашистам».
Запугивание российского общества жупелом «русского фашизма» было эффективным в сравнительно небольшой временной период. Крики: «Волк! Волк! Фашизм! Фашизм!», - приелись достаточно быстро. Итогом стала ситуация когда «антифашизм» и «фашизм» стали понятиями без смыслового наполнения.
А дальнейшим развитием данного процесса становится уже окончательная смысловая девальвация понятий и даже «смена знака» по отношению к ним.
Истеричное застращивание общества «русским фашизмом» уже начинает давать обратный эффект: то есть становится пропагандой этого самого «фашизма» и превращения его из абстрактно-пропагандистского жупела в объект подражания и, как следствие, в реальную социальную силу. Причем с присущими классическими фашизму релятивными, по отношению к традиционной христианской и квазихристианской этике, морально-ценностными установками.
А понятие «антифашист» в современной России все больше ассоциируется с активно продвигаемыми представителями движения «антифа»: люто ненавидящими все русское и православное существами называющим Шамиля Басаева « героем антиимперского сопротивления», а Бесланский теракт – «возмездием осетинам, народу- коллаборанту».
Очень плохую услугу оказывает власти оставшийся у населения с советских времен высокий уровень аналитического мышления. При сопоставлении пропагандистских блоков информкомпании «русского фашизма» с реальным, а не виртуальным кавказским, - в частности чеченским фашизмом, а точнее нацизмом, - обыватель делает далеко идущие выводы. Вершиной развития «Свободной Ичкерии» явился рынок русских рабов на грозненской площади Дружбы Народов. И современный россиянин уже потихоньку прикидывает, где подобный рынок будет в его городе и какие шансы на попадание на этот рынок имеет его сын или дочь.
К случаю «приморских партизан» и конкретно о Сибири
Случай «Приморских партизан» в свете последних события «ушел в тень» общественного внимания. Но этот случай гораздо более серьезен, нежели даже события на Манежной, ибо это первый случай открытой вооруженной борьбы против современной власти.
При анализе «приморских партизан» как формы возможных протестных проявлений надо принимать в расчет особенности сибирского региона.
В Сибири криминально-блатные традиции, с культом отмежевания от власти, ненависти к «ментам» и т.п. всегда были частью «народной культуры». После крушения советских форм экономической деятельности, наступил крах сибирской обыденной жизни, сопряженный с явлениями тотального духовного распада (такая ситуация характерна для российских «моногородов» типа Пикалево).
На фоне безденежья, каннабисной наркомании и алкоголизма, окруженности населенных пунктов дикими безлюдными территориями, для многих людей порой стоило больших трудов просто сохранять человеческий облик, не опускаться и не деградировать.
Огромные расстояния, где тонкая ткань «цивилизации» вытянута вдоль путей сообщения, делает невозможными миграционные процессы, не дает возможности сибирякам «протестовать ногами», как на Кавказе делает русское население. Невозможность любых форм протеста, даже миграционного, при полном распаде государственно-правовых структур, - вплоть до слияния понятий «защитник закона», «преступник» и даже «насильник-садист», - все это сибиряков «загоняет в угол»: духовный, социальный, экономический. В таких условиях остается только суицидный «протест отчаяния», каким и был казус «приморских партизан». При сравнении мятежа «Примоских партизан» с другим знаковым явлением «резней в Кущевсой», прослеживаются явные аналогии: в обеих случаях микросоциум находился под тотальным прессингом преступных сообществ, - в Кущевской «группировки Цапка», в приморье – местных «защитников закона». Причем прессинг был настолько тотален, что затрагивал даже такие сферы как сексуальная неприкосновенность всех женщин, право людей на какое-либо имущество и т.п.
«Приморские партизаны» это особая форма протеста - «протеста бытового отчаяния», протеста как формы защиты уже не материальных, а внутренне-духовных ценностей, последнее средство сохранить самоуважение и защитится от личностного рассада. Регионов где правят свои «нелюди-цапки» по России много, особенно на Северном Кавказе, и подобные формы протеста еще будут возникать. Связка «самосуд-убийство» уже стала даже расхожим культурным сюжетом», как к примеру в фильме «Ворошиловский стрелок».
Кавказские русские и казаки
Последние кавказские русские - самая несчастная и самая страдающая часть российского социума. Уже не одно десятилетие, в том числе и в советские времена, над всем Северным Кавказом летит крик отчаяния: ««Справедливости!», «Закона!». Причем издавали и издают его представители всех национальностей.
Но в силу многих причин наиболее страдающей нацией были именно русские. В последнее двадцатилетие во многих северокавказских республиках русские были полностью лишены прав, в том числе и права на жизнь.
Многолетний исход, а уходила, прежде всего, наиболее образованная и активная часть населения, во всех областях подорвал потенциал, в том числе и протестный, русского населения Северного Кавказа. Активный протест там, за исключением может быть КЧР и Адыгеи, уже вряд ли возможен. Однако в Ставропольском Крае и в Краснодарском Крае определенный протестный потенциал еще существует.
Особо надо отметить казаков. Исторически эта этническая группа склонна к самоорганизации военно-мобилизационного типа, но «школа советского социального инфантилизма» принесла свои плоды и в казачьих регионах. «Казачий обыватель», как и общероссийский, склонен к протесту только в случае «крайней черты», только в ситуации полного отчаяния. Эта ситуация уже наступила в ряде районов Ставрополья и Кубани. Существующие прогосударственные казачьи структуры стремительно теряют авторитет, параллельно с процессом потери авторитета всей российской власти. Альтернативой станет возникновений скрыто и явно оппозиционных госвласти (а так же местным властям) форм казачьей самоорганизации, со всеми присущими этому субэтносу формами активного протеста.
Военные
Почти незамеченными прошли митинги протеста десантников на Поклонной горе. Впервые в современной российской истории, после известных «шахтерских касок», протест имел профессиональный характер.
В современной России происходит явное и неприкрытое уничтожение армии.
«Перезагрузка» и «дружба с Западом» означает силовое самоуничтожение России. «Русский медведь» сам вырывает себе зубы и обрубает когти (духовное самооскопление произошло гораздо ранее, недавнее «катынское самоизнасилование» и начало процесса «латвийского самоизнасилования» лишь следствие).
Уничтожение военного потенциала России идет параллельно с самоуничтожением военного потенциала самой Европы. Но если Европа встала на путь военной самоликвидации, надеясь на сохранение невоенных рычагов влияния на ситуацию в мире, а в крайнем случае на географическую изолированность, то у России другой спектр угроз и потенциальных проблем. Поэтому любой думающий российский офицер, задавая себе вопрос, некогда вбивший первый гвоздь в царский режим: «Глупость или предательство?», - отвечает: «Предательство… Однозначно предательство».
Когда уничтожают самые передовые и боеготовые части, то тогда становится очевидным, что стоящая у власти элита уничтожает армию сознательно и целенаправленно, а в потенциале будет уничтожено и государство. Для всех венных видящих этот процесс, вопрос протеста уже не обсуждается, он заключается лишь в каких формах этот протест проявится: в пассивных – в виде кухонных разговоров или все же в каких-либо активных.
Потенциальный «военный протест» имеет одну существенную составляющую. Служба в армии, профессия военного – все это часть традиционной русской «народной культуры». Значительный слой людей, в частности дети и внуки профессиональных военных хотят быть военными и тоглько военными. Они воспитываются в милитаристском духе, готовят себя к военной службе и являются «патриотами по умолчанию». О таких людях снималось в советское время немало фильмов, таких как «Офицеры», «Я Шаповалов», «Гсударственная граница». На таких военных-патриотах всегда держалась армия, их усилиями выигрывались войны, в том числе обе чеченские и последняя грузинская.
Но нынешняя власть закрыла военные училища и уничтожает армию как социальный (в определенном смысле сословный) институт. Для десятков тысяч людей, как уже связавших, так и готовившихся связать свою жизнь с армией «мир рухнул».
Крушение надежд части молодежи воспитанной на традиционных патриотическо-милитаристских архетипах вытесняет их в нишу социальных маргиналов. Лишение этой части молодежи возможности поступать в военные училища и возможности стать профессиональными военными, означало для них крах всей жизненной стратегии, распад жизнесмысловой системы.
Патриотическо-милитаристскую молодежь, собиравшуюся сделать делом жизни «родину защищать» (необходимость такой защиты установка аксиоматическая, усваиваемая с младенчества), как и офицеров уже сделавших «родину защищать» своей профессией, нельзя исключать в качестве социально-протестного потенциала.
В этом плане протесты десантников на Поклонной весьма показательны. ВДВ до последнего времени были одним из самых боеготовых родов войск. Сейчас их фактически уничтожают «на корню». Не пощадили даже музей ВДВ. Но воздушный десант – это не просто род войск, это, по сути, общероссийская субкультура, носителями которой являются все отслужившие в ВДВ (в меньшей степени субкультурами являются моряки и пограничники). Поэтому уничтожение ВДВ распыленные в обществе субкультурно мыслящие десантники, (как и все военные и желавшие ими стать) воспринимают как надругательство над их личными ценностями, над их глубинными жизнесмысловыми основами. Для любой военной субкультуры характерен алармизм, ожидание «дня Ч», если огромная масса военных осознает что «день Ч» наступил, что «враг у ворот», «Родина в опастности» и начнет протестовать, - митинг на Поклонной это «первая ласточка», - то тогда все прежние формы протеста покажутся детской игрой.
Спецназ и спецслужбы
Помимо армии в современной России уничижаются все структуры способные эффективно выполнять функции по реальной защите страны. Прежде всего, спецназ ГРУ – наиболее боеспособная и высокоэффективная в современных условиях часть армии. Но спецназ это своеобразный «элитный клуб», и опять-таки субкультура со своими формами мышления, взглядами на жизнь, смерть, общество и мир в целом. Представители этого «клуба» патриоты не по названию, - без глубинного, осознанного патриотизма, без строго выверенной иерархичной системы ценностей и взглядов человек не может переносить те экстремальные нагрузки, которые он испытывает при обучении и во время службы в спецназе.
Теперь и этих людей выбрасывают «за ненадобностью». Но аналитический ум и строгая система взглядов на мир общество и страну делают эту часть населения очень опасной для «уничтожителей России». Полковник Квачков своими судебными речами фактически «размазал» нынешнюю власть и показал ее каннибальско-аморальный и антинародный характер. Если речи Квачкова будут собраны, обработаны в сжатую тезисную форму доступную для восприятия максимально широких слоев российского населения, то получится «Манифест патриотической партии», «катехизис русского патриота». Страх перед Квачковым побудил власть пойти на глупо-отчаянный шаг: вновь арестовать его причем по очевидному для всех надуманному обвинению. Но кроме героизации Квачкова, новое заключение не даст ничего кроме привлечения внимания к его персона и популяризации его взглядов. А вполне возможно, что власть создает, причем своими руками, нового национального героя. Россия истосковалась без героев, испытывает жажду в них и Квачков вполне отвечает запросам.
Помимо спецназа и военно-интеллектуальной элиты еще есть широкий слой действующих и отставных работников спецслужб. В период Ельцина был введен прямой запрет на прием в ФСК–ФСБ людей с патриотическими ценностными установками. Выявление таких установок возлагалось на медиков и психологов, проверявших кандидатов перед приемом в эти органы. (Разрешался прием кандидатов с мотивациями: «хорошая зарплата», «жизненная стабильность», «престиж»). Но в период «раннего Путина» (информация 2005 года, более поздних сведений у автора нет) этот запрет был снят.
То есть определенное количество патриотических и даже алармистски-патриотических личностей после 2000 года в «органы» все же попали. Как поведут себя эти «элитные слуги власти», в ситуации морального выбора предсказать трудно. Вопрос патриотичности их весьма спорен, но наличие аналитического ума и прогностических способностей сомнению не подлежит. Многие из бывших и действующих «спецслужбистов», вопрос своего личного и семейного бытия не отделяют от жизни именно в России. Они не хотят смерти «этой страны» порой из прагматических, даже эгоистических соображений. ( По таким же мотивам «эгоистического патриотизма» к ним примыкает довольно широкий слой госслужащих, бизнесменов и, вообще, обеспеченных обывателей. Им уже есть что терять в случае смерти «этой страны»).
И спецназовцы и работники спецслужб не склонны к аффективному демонстрационному протесту. Внутреннее неприятие ситуации для них еще не повод выходить на улицу. Однако при определенных условиях именно эта часть населения может взять на себя функции «интеллектуального лидера» широкого протестного движения.
Быдло
События на Манежной показали, что начал сбываться наихудший для госвласти прогноз: протест стал всеобщим и «расползся» за региональные, профессиональные образовательно-интеллектуальные границы. В некоторой степени остались возрастные границы, но этот фактор уже малосущественен. Главным же моментом можно считать то, что на манежную вышла неинтеллектуальная, культурно ограниченная часть молодежи. Российского молодого обывателя, что называется «допекло».
Для власти наиболее страшным будут те протестные проявления, в которых будет задействована наиболее массовая, ранее социально инертная часть социума. То есть пресловутый обыватель, как молодой так и не очень.
Именно та часть молодежи, кто не знает кто такой Джон Леннон, а вершиной музыкального и поэтического искусства считает группы «Любе» и «Ленинград», наиболее опасна для власти. Когда эта часть социума станет считать современное российское государство своим врагом, вот тогда и наступит не «духовный», а самый настоящий «социальный русский Рагнарек».
Для российского обывателя с примитивными духовными запросами малозначимо изнасилование собственной страны, продемонстрированное недавней «Катынской автоэкзекуцией», а ранее «делами Ульмана и Худякова-Аракчеева». Ему так же глубоко плевать на мучения последних кавказских русских.
Однако если ад приходит в его дом, тогда даже самый «жвачный» обыватель поднимается и начинает действовать: как в Кондопоге (Суровикино, Клетской , Зернограде, Зеленокумске, Ростове далее по списку), так и на Манежной.
Быть «государственником» и «патриотом» для обывателя удобно. Из элементарного желания психологической комфортности он привык доверять милиции, суду, местным административным властям. «Бытовой патриотизм», «этатизм по умолчанию» это лишь часть обывательского стремления к комфорту и уюту, к построению удобного, герметичного и самодостаточного «внутреннего мирка».
Но если этот «мирок» разрушается то возникает невроз, переходящий в фрустрацию. Когда «самопринуждение к любви» перестает работать и открывается истинное лицо «родной страны», то тогда у обывателя возникает ощущение изумления смешанного с мистическим ужасом. А затем приходит совсем другая реакция.
Вывести на улицы «телевизионно-пивную» часть населения очень и очень трудно, но еще труднее убрать ее с улиц. За разрушенную «уютность бытия» обыватель готов мстить причем жестоко. Вплоть до методов «приморских партизан».
Восстановить общественное доверие к власти, если оно уже потерянно в принципе невозможно. Даже если Шнур будет круглосуточно петь по телевизору песню «Поеду на дачу, стану толерантным», а «Любе» - «Батяня Рамзан».
Даже у «быдловизированного», «одноклеточного», «жвачного» индивида духовная гутаперчивость имеет некий предел, за которым ломается некий «внутренний стержень». Даже у самого примитивного человека есть определенный набор ценностей «высшего порядка», и горе тем «вивисекторам», кто эти ценности тронет. К числу таких ценностей является убеждение в своем праве на жизнь и в праве на жизнь для себя и своих детей.
В любом случае подобно раковым метастазам социально-аффектвные проявления в современной России будут возникать вновь и вновь, причем в самых различных формах и в самых неожиданных проявлениях.
Сельская учительница, демонстративно снявшая в своем классе со стены портрет «гаранта», совершает действие равное по значимости аффективному акту «приморских партизан».
Современная российская власть проедает последние запасы общественного доверия, последние остатки обывательского «бытового этатизма», «патриотизма по умолчанию». Однако «моральная легитимность» власти в глазах общества быстро, очень быстро исчезает.
А этот процесс некоторые заинтересованные силы могут еще и ускорить… Если «несогласные» -либералы и их зарубежные кураторы задействуют свои немалые информационно-пропагандистские ресурсы и начнут разыгрывать карту «защиты русского человека», то ситуация изменится резко и кардинально. Когда Баба Лера поскачет по Пушкинской площади с плакатом «Ульман и Худяков – невинные жертвы гебистских палачей» «Русский имеет право на жизнь», то тогда остатки общественно доверия современной власти исчезнут мгновенно.
В любом случае как поведет себя в будущем, причем в ближайшем будущем, отчаявшееся, дезориентированное и ошалевшее российское общество, предсказать невозможно.
В данной статье не затронута тема общественного протеста по экономическим мотивам, национального, сепаратисткого и религиозного протеста. Все эти темы требуют отдельного рассмотрения.
В духовно-идеологической области современной России происходит процесс аналогичный процессу индустриально-технологической деградации. Давно прогнозируемый технологический «самолетопад», несколько запаздывает, а вот общественно-политическая деструкция, по всем признакам входит в активную фазу.
