С 29 февраля по 6 марта 1920 года в Москве состоялся Первый всероссийский съезд трудовых казаков, на котором присутствовало 466 делегатов: от Оренбургского войска – 169, от Донского – 122, от Сибирского – 79, от Уральского – 21, от Астраханского – 7, от Семиреченского – 4, от Кубанского – 2, от войсковых частей – 51, от иногородних 11. От Терского войска на съезде не было своих представителей. Съезд признал, что казачество – неотъемлемая часть русского народа и основная задача трудовых казаков состоит в том, чтобы в тесном союзе с рабочим классом и крестьянством бороться за упрочение Советской власти. Съезд постановил, что советское строительство в казачьих областях должно проводиться на основе Конституции 1918 года, а землеустройство – в соответствии с действующими положениями Советской Республики. На съезде было избрано 18 представителей в состав Казачьего отдела ВЦИК, председатель которого уже являлся членом Президиума ВЦИК[15, с. 248, 447.]. Выступавший на съезде М. И. Калинин попытался объяснить делегатам, что политика расказачивания принесет казакам только благо: «Расказачивание состоит… в том, чтобы в казачьих областях были проведены железные дороги, чтобы с казачьего населения были сняты особые военные повинности»[63, с. 40.].
В этот период Советская власть еще старалась осторожно подходить к казачьему вопросу, так как казачий боевой ресурс был крайне необходим для будущей войны с Польшей. Первый всероссийский съезд казаков ходатайствовал перед ВЦИК об амнистии к рядовым казакам, и эта просьба была удовлетворена[36, с. 292.]. Так в ходе наступления Советских войск на Черноморском побережье Кавказа попало в плен около 34 тысяч казаков, которые были временно распущены по домам, а затем им предоставили возможность «кровью искупить вину перед революцией» на войне против Польши[36, с. 282.]. Прошла мобилизация в Красную армию и а казачьих станицах[16, с. 462.].
Передышка была непродолжительной, и на казачьих территориях вновь заработала машина государственного террора. Особенно тяжелая ситуация складывалась на Тереке.
В апреле 1920 года было принято решение о выселении 9 тысяч казаков-сунженцев из уже передаваемых ранее ингушам станиц Тарской, Аки-Юртовской и Сунженской. Несколько успокоило казаков постановление ВЦИК, вышедшее в августе 1920 года, в котором говорилось, что «земельная реформа считается законченной и впредь никаких выселений в порядке земельной реформы не будет»[63, с. 31, 42.]. Несмотря на это постановление, на Тереке планировался новый земельный передел, обусловленный заигрыванием представителей Советской власти с чеченцами, поднявшими против своих вчерашних союзников восстание.
Еще в результате мартовского наступления на территорию Терской области части XI красной армии ликвидировали в горной части Чечни и Дагестана шариатскую монархию Узун-Хаджи[16, с. 445.], но уже летом 1920 года в этом регионе возникли очаги нового восстания.
7 сентября из Грузии в Дагестан перешел отряд в количестве 600 человек, возглавляемый имамом Нажмутдином Гоцинским. В подготовке вооруженного выступления против Советской власти приняли участие члены обосновавшегося в Тифлисе «Горского правительства» и «Комитета содействия горцам и терским казакам по их освобождению от большевиков». Имам Гоцинский призывал к созданию теократического государства и учредил «Совет из шейхов и Саид-бека» (Саид-бек – внук имама Шамиля, офицер французской армии)[15, с. 156.].
«Шариатские войска горских народов» под командованием полковника М. Джафарова вскоре нанесли Красной Армии значительный урон. В октябре 1920 года в долине Аракан было истреблено пехотное подразделение и две батареи артиллерии, спустя месяц такая же участь постигла Образцовый пехотный полк Революционной Дисциплины в Ботлихе. В январе 1921 года в Чечне восставшими были окружены и уничтожены кавалерийский полк и пехотный батальон. Для подавления восстания в Чечню и Дагестан было стянуто большое количество Советских войск общей численностью около 40 тысяч бойцов[4, с. 115.]. Мятеж имама Гоцинского был ликвидирован лишь в мае 1921 года[15, с. 156.].
Структуры Советской власти в регионе попытались локализовать возможные вооруженные выступления чеченцев политикой уступок, что и привело к новому витку земельного передела. В ответ на это к осени в нескольких станицах вспыхнули казачьи восстания, жестоко подавляемые красными. Заработали революционные трибуналы, деятельность которых была сформулирована положением от 18 марта 1920 года, в котором предписывалось, что «определение меры репрессий Ревтрибуналом не ограничены»[63, с. 30-33.].
Военное командование активно привлекало чеченцев и особенно ингушей к службе в Красной армии. Из штаба IX Кубанской армии об этом было доложено командующему Кавказским фронтом секретной телеграммой 10 августа 1920 года: «…в Терской области формируется Ингушский полк, который в силу знаний особенностей горной местности и исторического взаимоотношения с казаками, может быть с успехом и в полной мере быть использованным в Кубанской области в борьбе с белогвардейскими бандами…»[62, с. 416.].
Член РВС Кавказского фронта Г. К. Орджоникидзе в октябре 1920 года писал в отношении восставшей станицы Нестеровской: «Необходимо с обрушительной быстротой выбить их оттуда, выселить всю станицу и передать их горцам…, каждую восставшую станицу выселить»[63, с. 33.].
В конце октября 1920 года Орджоникидзе подписал приказ в отношении восставших станиц:
«Власть рабочих и крестьян решила:
1. Мужское население от 18 до 50 лет будет выслано из ст. Калиновской на Север для принудительных работ. Из ст. Ермоловской, Закан-Юртовской (Романовской), Самашкинской и Михайловской – для принудительных работ в шахтах Донецкого бассейна.
2. Все остальное население высылается в станицы и хутора: из ст. Калиновской – не ближе 50 верст на Север и Запад от этой станицы. Из станицы Ермоловской, Закан-Юрт (Романовской), Самашкинской и Михайловской – за реку Терек.
3. Все лошади, скот, подводы, хлеб, всякое имущество, непригодное для военных целей, и фураж остаются и поступают в распоряжение Рабоче-Крестьянской власти.
4. Станицу Калиновскую после выселения жителей сжечь…».
В районы, очищенные таким образом от казаков, планировалось переселить: до 20 тысяч чеченцев в станицы Самашкинскую, Михайловскую, Кахановскую, Грозненскую, Закан-Юртовскую, Ильинскую и Ермоловскую на 98 775 десятин казачьей земли;
более 10 тысяч ингушей в станицы Тарскую, Аки-Юртовскую (Воронцовскую), Фельдмаршальскую и Сунженскую на 35 264 десятины казачьей земли и насильственно захваченные еще 43 673 десятины;
до 20 тысяч осетин в станицы Архонскую, Ардонскую, Николаевскую, Змейскую и хутор Ардонский на 53 000 десятин[36, с. 289-290.].
Кроме вышеперечисленных казачьих станиц депортации подлежали и 9 селений Малой Кабарды, располагающих 62 000 десятин общественной и 20 000 десятин частновладельческой земли. Сюда планировалось переселить безземельных выходцев из Южной Осетии[25, с. 83.].
В соответствии с решением Политбюро ЦК РКП(б) от 14 сентября 1920 года полномочным представителем на Северном Кавказе был назначен И. В. Сталин. Ознакомившись с ситуацией, он телеграфировал в Москву 30 октября: «Все собранные мною материалы говорят о том, что казачество необходимо выделить из Терской области в отдельную губернию, ибо сожительство казаков и горцев в одной административной единице казалось вредным, опасным»[63, с. 40.].
В соответствии с постановлением ВЦИК № 483 от 18 ноября 1920 года «О землепользовании и землеустройстве в бывших казачьих областях» земельному переделу на Тереке было дано законное обоснование.
К 1 декабря 1920 года несколько станиц было переселено с Сунжи на Терек, при этом казакам пришлось бросить поля, засеянные озимыми посевами. При переселении были случаи голодной смерти. Со стороны горцев в отношении казаков за 1920 год были совершены следующие преступные действия: убито – 108 человек, ранено – 14, пленено – 11. угон скота исчислялся тысячами голов[63, с. 33-40.]. Даже И. В. Сталин был вынужден признать, что антирусскую политику большевиков «горцы поняли так, что теперь можно терских казаков безнаказанно обижать, можно их грабить, отнимать скот, бесчестить женщин»[64, с. 400.]. Относительно спокойной оставалась обстановка только в станицах, расположенных в Кабарде.
Как сообщают архивные данные ЦГА КБР, станицы Пришибская, Котляревская и Александровская весной 1920 года пополнились населением на 353 человека, это были спецпереселенцы из станиц Сунженской, Тарской и Аки-Юртовской[65, л. 87-89; 66, л. 10-10 об.; 67, л. 3.].
Переселялись казаки и на территорию Пятигорского отдела Терской области. Так в 1920 году в трех километрах от имения помещиков Глебовых выходцы из терского села Раздольное основали селение Гражданское-1, а в двух километрах от него казаки станицы Сунженской основали станицу Сунжа (в настоящее время населенные пункты Минераловодского района Ставропольского края)[68, с. 30.].
Неоднократно на страницах местных газет звучали призывы поголовного выселения казаков за пределы области. Подобные выступления были и на Учредительном съезде Горской республики 17 ноября 1920 года.
Об условиях жизни казачества в 1921 году дает наглядное представление коллективное письмо терских казаков:
«Жизнь русского населения всех станиц, кроме находящихся в Кабарде, стала невыносима и идет к поголовному разорению и выживанию из пределов Горской республики:
1. Полное экономическое разорение края несут постоянные и ежедневные грабежи и насилия над русским населением со стороны чеченцев, ингушей и даже осетин. Выезд на полевые работы даже за 2-3 версты от станиц сопряжен с опасностью лишиться лошадей с упряжью, фургонами и хозяйственным инвентарем, быть раздетым донага и ограбленными, а зачастую и убитыми или угнанными в плен и обращенными в рабов.
2. Причиной такого положения служит якобы национальная и религиозная вражда горцев к русским и малоземелье, заставляющее вытеснять русское население, но обе эти причины не являются основными.
3. Русское население обезоружено и к физическому отпору и самосохранению бессильно. Аулы, наоборот, переполнены оружием, каждый житель, даже подростки 12-13 лет вооружены с ног до головы, имея и револьверы, и винтовки. Таким образом, получается, что в Советской России две части населения поставлены в разные условия в ущерб одна другой, что явно несправедливо для общих интересов.
4. Местные власти вплоть до окружных национальных исполкомов в ГорЦИК, зная все это ненормальное положение, не принимают никаких мер против этого. Наоборот, такое положение усугубляется еще открытой пропагандой поголовного выселения русских из пределов Горской республики, как это неоднократно звучало на съездах, например, Учредительном Горской Республики, чеченском и др. Это печатается в газетах, таких, как «Горская правда», «Трудовая Чечня». Станицы, причисленные к национальным округам, находятся в состоянии завоеванных и порабощенных местностей и совершенно непропорционально с горским населением обременены повинностями – продовольственной, подводной и прочими. Всякие обращения и жалобы русских властей Сунженского округа, кипы протоколов об убийствах и ограблениях остаются без последствий, как их и не бывало.
5. отношение местной власти и даже ГорЦИК к постановлениям высшей власти – ВЦИК недопустимое, ибо постановления остаются на бумаге, на деле же царит описанный выше произвол…»[36, с. 290.].
Следует заметить, что репрессивные меры против казаков создали неблагоприятную ситуацию для региона – значительно снизилось производство сельхозпродукции. Чеченцы, в целом мало приспособленные к земледелию, три года не заселяли пустующие станицы и не возделывали поля[63, с. 33-40.].
Начиная с 1918 года, было разорено и выселено 11 станиц, имевших в общем 6 661 двор с надворными постройками, обсаженными усадьбами, располагавшим различным инвентарем, садами и посевами на полях. Вселилось же за это время 750 хозяйств чеченцев и ингушей[63, с. 36-37.].
Казачье-крестьянская фракция Съезда народов Терека отправила в Москву делегацию с докладом о положении в Терской области. Казачий отдел ВЦИК попытался помочь терцам и 18 декабря 1920 года поручил Президиуму съезда обратиться во ВЦИК с просьбой о приостановлении переселения сунженских станиц для выяснения положения на местах Терской области[63, с. 36.].
К Казачьему отделу ВЦИК никто прислушиваться не стал, более того, через месяц он был ликвидирован, а его функции переданы другим отделам ВЦИК[15, с. 248.]. Последняя, хоть и очень слабая, структура власти, пытавшаяся отстаивать интересы казачества, перестала существовать.
20 января 1921 года была окончательно ликвидирована Терская область. На основании декрета ВЦИК на ее территории была образована Горская АССР, состоявшая из округов: Чеченского, Ингушского (Назрановского), Северо-Осетинского (Владикавказского), Кабардинского, Балкарского, Карачаевского и Сунженского[15, с. 154.].
В 1921 году на территории Европейской части России фактически закончилась Гражданская война.
Кронштадский и Тамбовский мятежи, крестьянские восстания в Сибири и на Украине не представляли из себя организованного сопротивления с претензиями на наличие основополагающих структур государственного устройства в тех районах, которые восставшие временно контролировали[4, с. 118.].
Ошибочным и явно пропагандистским утверждением является наименование всех антибольшевистских сил контрреволюционными, так как нередко такие вооруженные выступления подкреплялись не идеологическим обоснованием реставрации старины, но лишь некоторой корректировкой революционной идеи. Производными от этого явились и довольно распространенные воззвания среди восставших против большевистского режима: «За Советскую власть без коммунистов» и «За Советы без большевиков»[69, с. 202.].
Ленин в октябре 1917 года не боролся с монархистами, но ему противостояли такие же революционные силы, только теперь более инертные, которым он помогал разрушать величайшее государство мира в феврале того же года. «Больные» антимонархическим заговором высшие государственные чиновники Российской империи, принадлежность которых к масонским организациям подтверждена во многих исторических исследованиях, своими действиями толкали народ в пропасть тотальной анархии, «упакованной» популистскими лозунгами мнимой свободы и вседозволенности[14, с. 202; 19, с. 133-137; 60, с. 8-25.]. После свержения самодержавия либерализм и общечеловеческие ценности навязывались демократической общественностью народу, а народ хотел сильной власти и, уставший от отсутствия элементарного порядка и стабильности, сначала поддержал напористых и понятных ему большевиков, а уже к концу 1917 года вспомнил с ностальгией о былом[4, с. 118.].
Нередким было воспоминание в среде простого народа о царе, как о символе стабильности и порядка, и во время Гражданской войны. Кубанский офицер Ф. И. Елисеев свидетельствует, как при отступлении белых в декабре 1919 года украинская крестьянка кричала в ужасе: «Царь Мыкола!.. да дэ-ж Ты йе?..»[62, с. 348.]. Крестьянство в большинстве случаев воспринимало белогвардейские режимы, как временные, и это не было лишено оснований.
Справедливости ради стоит заметить, что в правительствах Колчака и Деникина не особо жаловали монархистов, и в официальной белогвардейской среде вопрос о необходимости реставрации самодержавия был решен только в 1922 годы на Земском соборе, возглавляемом генерал-лейтенантом М. К. Дитерихсом, во Владивостоке и в Азиатской дивизии барона Р. Ф. Унгерн-Штернберга в Манчжурии. К сожалению, прозрение пришло слишком поздно, и эта идея не могла консолидировать белогвардейские силы, политически разнородные и в большинстве своем уже находящиеся вне пределов России[16, с. 600-605.].
Существует мнение, что с 1917 по 1921 год борьба велась между разными «отрядами революционеров», и Гражданская война справедливо называется «войной между Февралем и Октябрем»[19, с. 259.]. Антисоветский историк М. В. Назаров писал: «При всем уважении к героизму белых воинов следует признать, что политика их правительств была в основном лишь реакцией Февраля на Октябрь – что и привело их к поражению так же, как незадолго до этого уже потерпел поражение сам Февраль»[19, с. 267.].
Отражение фактов массового террора, свидетельствующего о негативной сущности большевизма, не является попыткой идеализации Белого движения и создания из него «лубочной» картинки, изображающей борцов за народное счастье и Великую Россию. Прозападные веяния в политике белогвардейских вождей были очевидны, об этом свидетельствуют и слова А. И. Деникина: «идея верности союзникам приобрела характер символа веры»[19, с. 355.].
Британское правительство Ллойд Джорджа делало все, что бы спровоцировать отторжение от России окраин в качестве зависимых от Великобритании государств. Подобная политика проводилась и Францией, оказывавшей белогвардейскому Югу чаще всего формальную помощь оружием и обмундированием, а по сути, проводившую политику введения контроля над некоторыми регионами России с помощью собственного воинского контингента. Генерал Деникин знал об этом, но высказывал лишь слабые протесты по факту особо бесцеремонных требований союзников[51, с. 220-221, 244-245.].
По мнению О. А. Платонова, «…Белое движение потеряло значительную часть своих сторонников среди русских людей, не желавших сотрудничать с оккупантами»[60, с. 112-113.].
В подтверждение этого приведем и слова Великого князя Александра Михайловича: «Положение вождей белого движения стало невозможным. С одной стороны, делая вид, что они не замечают интриг союзников, они призывали своих босоногих добровольцев к священной войне против Советов, с другой стороны – на страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи, аппелируя к трудящимся всего мира»[70, с. 256-257.].
Подобное осмысление перерождения большевистской России в национальную державу мы находим и в воспоминаниях В. В. Шульгина, записанных им в 1920 году сразу после эвакуации в Турцию: «…им, Красным, только кажется, что они сражаются во славу «Интернационала»… На самом же деле, хотя и бессознательно, они льют кровь только для того, чтобы восстановить «Богохранимую Державу Российскую»[13, с. 527.].
Непростая ситуация сложилась во время Революций и Гражданской войны в казачьей среде. Процессы, свойственные в тот период всем слоям российского общества, проявились с особой остротой и среди представителей войскового сословия. Было связано это, в первую очередь, с возникновением на государственном пространстве революционного идеологического хаоса, нередко переходящего в вакуум.
Казачьи лидеры, представляющие в большинстве своем казачью интеллигенцию, бросились вслед за «кукловодами» революции по указанной ими дороге сепаратизма, подталкивая этим российскую государственность к могиле, в которую неминуемо катились и сами. Далекие от казачьих низов, они, тем не менее, провоцировали к образованию в казачьей среде идеологических химер, которые не всегда воспринимались станичниками, но приводили к полной дискредитации в их среде фундаментальных мировоззренческих стереотипов былого.
Казаки в большинстве своем были готовы к принятию революции, и проявилась их готовность в том, что революция реализовала давнюю мечту станичников об освобождении их от «особенных» условий службы и подготовки к ней, и открывала им возможность неконтролируемого государством передвижения за пределы казачьих областей.
Камнем преткновения на пути к окончательному принятию казаками Советской власти явился земельный вопрос, требующий значительных бескомпромиссных уступок со стороны казачества. При поэтапном мирном реформировании земельных отношений в казачьих областях (при условии жестких государственных гарантий безопасности в отношении всех сторон), было возможно в значительной степени сгладить противоречия между казаками и иногородними (на Тереке, в первую очередь, между казаками и горцами), но большевистский режим, основанный на терроре и популисткой демагогии, поступил иначе. Многомиллионную крестьянскую массу оказалось возможным развернуть в свою сторону с помощью громкого обещания земельного передела. Этот политический трюк повлек за собой неминуемый кровавый конфликт между казаками и неказаками и, как следствие, фактическое уничтожение основанной на патриархальном общинном праве казачьей самобытности.
Хаос Революций и Гражданской войны закончился для казачества, в том числе и Терского, полной катастрофой, проявившейся в физическом уничтожении наиболее активной части населения и изгнания значительных по численности казачьих групп из мест традиционного проживания. Но не это явилось основной бедой, постигшей казачество – подобные кризисы случались в казачьей истории и ранее. С окончательным установлением Советской власти государство приступило к повсеместной и полной правовой унификации, а через это в казачьих областях было положено начало процессу этнической «коррозии» - самому действенному механизму расказачивания – культурной ассимиляции.
Примечания:
1. Шляпников А. Г. Семнадцатый год. – М., 1992.
2. Краснов П. Н. От двуглавого орла к красному знамени. Книга 2. – Екатеринбург, 1995.
3. Шамбаров В. Е. За веру, царя и Отечество! – М., 2003.
4. Губенко О. В. Терское казачье войско в XV-XXI вв. Влияние государства на социально-экономические аспекты казачьей жизни. – Ессентуки, 2007.
5. Литвин А. Л. Красный и белый террор в России 1918-1922 гг. – М., 2004.
6. Хереш Элизабет. Купленная революция. Тайное дело Парвуса. – М., 1991.
7. Бьюкенен Джордж. Мемуары дипломата. – М., 1991.
8. Платонов О. И. Покушение на русское царство. – М., 2005.
9. Шкуро А. Г. Записки белого партизана. – М., 1991.
10. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Крушение власти и армии. Февраль-сентябрь 1917. – Минск, 2003.
11. Политические деятели России 1917 года. Биографический словарь. – М., 1993.
12. Палеолог Морис. Царская Россия накануне революции. – М., 1991.
13. Шульгин В. В. Дни. 1920. – М., 1989.
14. Радзинский Э. С. «Господи… спаси и усмири Россию». Николай II: жизнь и смерть. – М., 1993.
15. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. – М., 1983.
16. Шамбаров В. Е. Белогвардейщина. – М., 2004.
17. Ауский С. А. Казаки. Особое сословие. – СПб., 2002.
18. Бурда Э. В. Очерки о терском казачестве. – Нальчик, 2003.
19. Кара-Мурза С. Г. Советская цивилизация. От начала до Великой Победы. – М., 2005.
20. Гордеев А. А. История казаков. часть 4. – М., 1993.
21. Кавказские Минеральные Воды. Хронология 1803-2003 годы. – Ессентуки, 2003.
22. Казачий словарь-справочник. Т. 2. – Сан Ансельмо, США, 1968.
23. Опрышко О. Л. На изломе времен. – Нальчик, 1996.
24. Ткачев Г. А. Ингуши и чеченцы в семье народностей Терской области. – Владикавказ, 1911.
25. Бугай Н. Ф., Тонов А. М. «По решению правительства СССР…». Депортация народов: документы и материалы. – Нальчик, 2003.
26. Дзахо Татуев. Зелимхан. – Орджоникидзе, 1971.
27. ГАРФ, ф. 1799, оп. 1, д. 15.
28. ГАКК, ф. Р-6, оп. 2, д. 3.
29. Вольная Кубань. – 1917, 26 сентября.
30. Вольный Дон. – 1917, 30 сентября.
31. Богаевский М. П. Ответ перед историей. //Донская летопись. № 2.
32. Трут В. П. Казачий излом. Казачество Юго-Востока России в начале XX века и в период революции 1917 года. – Ростов-на-Дону, 1997.
33. Смирнов А. А. Казачьи атаманы. – СПб., 2002.
34. ЦГА РСО-А, ф. 255, оп. 1, д. 2.
35. Медведев Р. А., Стариков С. П. Жизнь и гибель Филиппа Кузьмича Миронова. – М., 1989.
36. Агафонов О. В. Казачьи войска России во втором тысячелетии. – М., 2002.
37. РГВИА, ф. 1300, оп. 1, д. 70.
38. Вольный Дон. – 1918, 23 января.
39. Пятигорское эхо. – 1918, 23 января.
40. Этенко Н. Д. Большевистские организации Дона и Северного Кавказа в борьбе за власть Советов. – Ростов-на-Дону, 1972.
41. Малиев Н. Д. Историография Великой Октябрьской Социалистической революции и гражданской войны на Тереке. – Орджоникидзе, 1977.
42. Гугов Р. Х., Улигов У. А. Очерки революционного движения в Кабардино-Балкарии. – Нальчик, 1967.
43. Съезды народов Терека. Сборник документов в 2-х томах. 1918. Т. 1. – Орджоникидзе, 1977.
44. Денисов С. В. Белая Россия. Альбом № 1. – Нью-Йорк, 1937.
45. Отчет заседания Терского казачьего войска VI созыва. – Владикавказ, 1918.
46. Борьба за Советскую власть в Северной Осетии. Сборник документов и материалов. – Орджоникидзе, 1977.
47. Документы по истории борьбы за Советскую власть в Кабардино-Балкарии. – Нальчик, 1982.
48. Разгон И. Орджоникидзе и Киров и борьба за власть Советов. – М., 1941.
49. Коковцев В. Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1911-1919. – М., 1991.
50. Орджоникидзе Г. К. Биография. – М., 1986.
51. Лехович Д. В. Белые против красных. Судьба Антона Деникина. – М., 1992.
52. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Вооруженные силы Юга России. – М., 2006.
53. Народная власть. – 1918, 21 ноября. № 161.
54. Веллер М., Буровский А. Гражданская история безумной войны. – М., 2007.
55. Бугай Н. Ф. Орджоникидзе на Северном Кавказе 1918-1920 гг. – Нальчик, 1986.
56. Орджоникидзе Г. К. Статьи и речи. Т. 1. – М., 1956.
57. Гражданская война на Северном Кавказе. Т. 11. – Ростов-на-Дону, 1927.
58. Сизенко А. Г. Полная история казачества России. – Ростов-на-Дону, 2009.
59. Бурда Э. В. Майский: крепость, станица, город. – Нальчик, 2007.
60. Платонов О. И. Под властью зверя. – М., 2005.
61. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Вооруженные силы Юга России. Заключительный период борьбы. Январь 1919 – март 1920. – Минск, 2002.
62. Дневники казачьих офицеров. – М., 2004.
63. Бугай Н. Ф. Казачество России: отторжение, признание, возрождение (1917-90-годы). – М., 2000.
64. Сталин И. В. Полное собрание сочинений. Т. 4. – М., 1948.
65. ЦГА КБР, ф. Р-78, оп. 1, д. 4.
66. ЦГА КБР, ф. Р-82, оп. 1. д. 3.
67. ЦГА КБР, ф. Р-100, оп. 1, д. 22.
68. Слюсарев С. Н. Село Гражданское. Годы и люди. – Минеральные Воды, 2005.
69. Гуль Р. Красные маршалы. – М., 1992.
70. Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. – М., 1991.
