В Махачкале гремят очередные бои. 11 ноября центр дагестанской столицы вновь превратился в зону боевых действий. В течение нескольких часов едва ли не вся городская милиция пыталась уничтожить четверых боевиков на угнанной машине, расстреливавших сначала торгующие спиртным гастрономы, а затем попадавшиеся на встречу милицейские патрули. Итог 3-х часовых боёв: семеро убитых милиционеров, четверо уничтоженных боевиков и шестеро раненых гражданских, один из которых ребёнок.
Какая будет на всё это реакция в самом Дагестане? Да обычная, как и до этого в аналогичных случаях. О произошедшем напишут в местных газетах, пару дней посудачат обыватели, друзья и близкие убитых выразят их родным соболезнования. И всё опять войдёт в привычное житейское русло – до следующих боёв неместного значения. На войне – как на войне. В 1999 году и не такое видели.
Я понимаю, что из остальной, невоюющей части России всё это выглядит ужасающе: шутка сказать – столица республики, субъекта федерации, регулярно превращается в театр военных действий. Во многом поэтому здесь за последние годы сложилось полное впечатление, что в сегодняшнем Дагестане, кроме диверсий, терактов, бесконечных убийств и строительства новых мечетей ничего более не происходит. Северный Кавказ и Дагестан в особенности в массовом сознании воспринимаются теперь почти также как в 90-е годы Чечня – набитая оружием бандитская клоака и финансово-экономическая чёрная дыра, в которой бесследно исчезают миллионы и миллиарды бюджетных денег.
Никто не спорит, что все эти явления действительно имеют место быть. Но при этом федеральные СМИ, причём, официозные в первую очередь, начисто игнорируют другой срез дагестанской жизни – гражданский, мирный, который также, несмотря ни на что, пока ещё существует. И который как раз и надо объективно освещать, если уж перед руководством страны стоит задача навести здесь порядок.
Однако если из кадыровской Чечни старанием центральных телеканалов и газет за несколько лет была создана поистине сусально-лубочная картинка возрождающейся мирной жизни, то Дагестан превратили едва ли не в воплощение всех кавказских зол: бандитизма, коррупции, религиозного мракобесия и т.д. И при этом, бессовестно пиаря очередной разбитый в центре Грозного на федеральные деньги сквер или построенный в Гудермесе аква-парк, никто из представителей центральных СМИ не потрудиться сообщить, к примеру, о том, что в Махачкале, скажем, регулярно проходят художественные выставки, проводятся концерты классической музыки, приезжают с гастролями оперные певцы и т.п. Ведь это всё тоже есть, тоже существует. Не надо искусственно выдумывать, достаточно обратить взор на то, что под носом. Но нет, о таком на федеральных каналах ни сном, ни духом – одни только спецоперации на телеэкранах грохочут. Впрочем, неудивительно, ведь указания на создание “положительного имиджа” самого южного региона страны сверху не поступало.
Хотя на самом деле то, что происходило и происходит сейчас в кадыровской Чечне по степени своей тотальности и тяжести последствий для всего российского государства в уже недалёком будущем намного хуже и страшнее, чем даже то, что мы имеем в Дагестане. В нём хотя бы ещё существуют очаги свободного светского общества, и такие энтузиасты-подвижники как профессор Ибрагим Шамов имеют возможность открыто высказывать свою антиклерикальную точку зрения, ратовать за подлинное образование и просвещение. В условиях же кадыровского режима подобное проявление свободомыслия попросту невозможно.
К сожалению, основная масса рядовых граждан страны просто не знает, сколь быстрыми темпами и, главное, жёстко тоталитарными методами в якобы вернувшейся к мирной жизни Чечне ведётся строительство едва ли не теократического общества, де-факто живущего не по светской конституции, а по шариату. И, в отличие от того же Дагестана, данное строительство ведётся именно сверху, силами местных властей при прямом поощрении президента Рамзана Кадырова. Ведь это именно в годы его правления в Чечне были установлены антиконституционные с точки зрения законов РФ порядки, запрещающие, например, женщинам выходить на работу или на учёбу без платков. Именно при нём по улицам Грозного начали разъезжать молодчики в иномарках, метящие пейнтбольной краской на улицах женщин, одетых не по-исламски (этих “неизвестных” блюстителей исламских порядков Кадыров даже обещал поощрить). Сейчас они пуляют в людей пейнтбольными шариками, но, судя по всему, такая мера – лишь предупреждение. Что последует потом в отношении тех, кто “не поймёт”, догадаться не сложно. Особенно если припомнить традицию исламской теократии. Например, в Иране после прихода к власти Хомейни в 1979 году “стражи исламской революции” плескали на улицах в лицо европейски одетым женщинам серной кислотой. Именно такими варварскими методами им, в конце концов, удалось заставить всю женскую половину страны “закрыться”.
Однако вернёмся в Дагестан, где исламисты серной кислотой женщинам в лицо хоть ещё и не плещут, но пляжи уже взрывают и учительниц, отказывающихся допускать в светские школы девочек в хиджабах, расстреливают.
Что характерно, новое обострение ситуации в Дагестане совпало аккурат с объявлением местными властями о создании некой специальной комиссии, чьей задачей будет возвращение сложивших оружие боевиков к мирной жизни. На днях президент республики Магомедсалам Магомедов как раз подписал указ “О создании Комиссии при Президенте Республики Дагестан по оказанию содействия в адаптации к мирной жизни лицам, решившим прекратить террористическую и экстремистскую деятельность на территории Республики Дагестан”. По мысли авторов этого документа в состав данной комиссии должны войти наравне с представителями силовых структур также известные общественные деятели, юристы и представители так называемого “нетрадиционного ислама” (то есть, по сути, те, кого в просторечии и называют ваххабитами).
Однако “лесные” на очередные мирные инициативы дагестанских властей отреагировали однозначно – автоматными очередями в сотрудников милиции и в витрины торгующих спиртным магазинов. Вряд ли кто из них всерьёз собирается “адаптироваться”. Тем более, что и на прошлые попытки официальных властей завязать некое подобие диалога они отвечали резким и однозначным отказом – усилением боевых действий.
Впрочем, избрание ими подобной тактики вполне понятно. Лидеры современного бандподполья имеют перед глазами живой пример подобной адаптации лидеров национальных движений начала – середины 90-х. Резко оппозиционные и радикальные поначалу, они быстро сникли и утратили всякий политический вес, как только их лидеры оказались включёнными в систему власти, как, скажем, бывший лидер аварского Народного фронта им Шамиля и нынешний постоянный представитель Дагестана при президенте РФ Гаджи Махачев.
Как я уже говорил в материале “В Дагестане идёт война не социальная, а духовно-ценностная”, современные лидеры бандподполья руководствуются идеологией гораздо более мощной, нежели руководители этнонационалистов 90-х. Эта идеология определяет и гораздо более высокую степень их непримиримости, “неадаптабельности” к мирной жизни в реалиях современной РФ, которую они бесконечно и глубоко ненавидят. Если этнонационалисты боролись за улучшение положения именно своего народа, причём, не выходя, в общем-то, за рамки действующей общественно-политической системы, то цели современных исламистов гораздо более глобальные. Они стремятся к тотальному слому всего существующего на Кавказе уклада жизни, к его полному переустройству исключительно по нормам шариата. Который вообще-то крайне сложно по-настоящему адаптировать в рамках светского государства и гражданского общества, движение к которому по-прежнему декларируют высшие лица как Дагестана, так и России.
Со стороны же официальных властей налицо сущая шизофрения. С одной стороны, они, признавая масштабную проблему расползания идеологии и практики радикального исламизма по всему Дагестану и Кавказу, пытаются с ним бороться, в том числе и в идеологической сфере. Данные потуги как раз и выливаются в создание подобных комиссий по адаптации. А с другой, сами же фактически развязывают руки и дают “зелёный свет” многочисленным религиозным деятелям весьма неоднозначной направленности, чья лояльность как дагестанским властям, так и российскому государству в будущем вызывает немалые сомнения.
О том, что между укоренением в широких массах религиозного мировоззрения и распространением террора в Дагестане существует прямая и явная связь, говорил, в частности, тот же Ибрагим Шамов в своём интервью. Говорят об этом и другие честные и мужественные люди в республике.
Вот один только факт, взятый из общедоступных источников: “Напомним, выделенные в 2008 году квоты регионам РФ не в полной мере были использованы одними и оказались недостаточны для других. Например, Дагестан, откуда ежегодно происходят более 80% паломников из России, получил квоту в 8,5 тысяч, а поехали – всевозможными способами – все 18 тысяч, тогда как в других регионах квота всего в 2000 человек не выбирается”.
Это данные портала IslamRF.ru об итогах прошлогоднего хаджа. 80% всех паломников из России составляют дагестанцы! Причём, подобная статистика существует уже не первый год. И, надо сказать, наводит на определённые размышления.
Разумеется, не все молящиеся становятся террористами и боевиками, но отчего-то все боевики и террористы, большинство которых также первоначально являлись “просто молящимися”, выступают именно под религиозными лозунгами установления шариатских порядков. Все без исключения.
В нынешний хадж из Дагестана, как всегда, отправилась многочисленная делегация паломников. Но на сей раз она ещё и очень представительная - в Саудовскую Аравию полетел сам президент республики Магомедсалам Магомедов. Это, кстати, первый в современной истории Дагестана случай, когда его глава позиционирует себя именно мусульманином и едет к святым местам. Прежние руководители республики Муху Алиев и Магомед-Али Магомедов, напомню, всегда подчёркивали свой светский статус, в мечети не ходили и хаджей не совершали. Однако сейчас обстановка меняется на глазах – сторонники шариата набирают такой вес, что властям приходится с ними считаться всё больше и больше.
А теперь обратимся к нашим российским реалиям. Вы можете представить, к примеру, чтобы при президенте РФ была создана специальная комиссия для “адаптации к мирной жизни” каких-нибудь, скажем русских правых радикалов, коих количественно в стране точно не меньше, чем боевиков на Кавказе? И которые, в отличие от последних, не убивают представителей власти и милиции по нескольку десятков человек ежемесячно. Можете?
Я лично – нет. Любые проявления оппозиционности, нелояльности среди русских будут подавляться. В первую очередь, потому, что в перспективе такие проявления, стань они массовыми, для пресловутой вертикали представляют гораздо большую угрозу, чем бесконечная война в далёком от Москвы Дагестане. Никакими комиссиями по адаптации с включением туда известных представителей, скажем, националистических кругов скинхэдов увещевать не будут. Их, как и всех прочих радикальных оппозиционеров, будут продолжать сажать.
Я при этом вовсе не оправдываю тех, кто совершает убийства на национальной почве. Но я – за общий ко всем преступников подход и категорически против двойных стандартов. Применение которых как раз и служит фактором, разжигающим межнациональную и межрелигиозную ненависть посильнее любых теорий учёных идеологов и выступлений красноречивых ораторов.
В связи с этим не могу не привести любопытный и вместе с тем характерный эпизод. Майор из центра “Э”, недавно руководивший обыском в моём доме в рамках возбуждённого Следственным управлением “антиэкстремистского” дела против представителей петербургской оппозиции по пресловутой ст.282.2, настойчиво интересовался моей этнической и религиозной принадлежностью. И узнав, что я – русский, хоть и родом из Дагестана, не моргнув глазом, заявил, что в таком случае не видит необходимости снимать у порога грязные ботинки.
“Вот если бы вы были мусульманином и молились на расстеленном посреди комнаты ковре, тогда другое дело”,- заключил он.
Как говорится, оговорочка по Фрейду. То есть, по мнению питерских правоохранителей, с природным чувством чистоплотности, присущим русскому человеку, можно не считаться и густо наследить у него на полу – в порядке вещей.
Мелочь вроде. Однако весьма симптоматичная.