Спасем Химкинский лес? Да запросто.
Есть только один вопрос: а где тут жители Химок? При каких они делах? «Где мой народ?» — как вопрошал царь-Мамонов.
Я вижу кочующих экологов, бренчащих на гитаре близ палаток; вижу залётных «антифашистов», забрасывающих мэрию подручным материалом; вижу блоггеров разных стран и наций, выражающих гражданскую тревогу из далекой, скажем, Норвегии; вижу митингующих москвичей, из которых девять десятых не то что не были в этом лесу, но даже и на карте его не найдут; вижу ленинградца Шевчука, приехавшего, тоже с гитарой, порадеть за подмосковную природу. Но, дорогие химчане, я не вижу ваших рук! Не вижу даже опросов, которые бы ясно говорили о вашем мнении. Что печальнее всего: ни один из защитников природы вместо императивного «Спасем Химкинский лес» не предложил разумного демократического лозунга: «Пусть судьбу Химкинского леса решают жители Химок».
Нет, я могу понять благородное сочувствие граждан, их беспокойство за дальнее, невидимое и реально их не затрагивающее.
Но я слишком хорошо знаю, что будет потом. Потом, когда ненавистный режим рухнет, и новый премьер Немцов будет сверкать перед камерами своим мощным торсом, не чета путинскому, и в главный кабинет Лубянки сядет чернявый мальчик-мажор с речами якобинца и лицом садиста — никому не будет дела до Химкинского леса, и никто не вспомнит, «с чего всё начиналось». И вырубят его, голубчика, под самый корешок, при полном равнодушии общественности. Я это помню, так было в 92-м. Когда кило колбасы стоит треть зарплаты, как-то не до экологии.
А пока — митинг, и «Путина в отставку», и «Свободу политзаключенным», и «Пора поджигать машины ментов», и как обязательная программа — «Трассу — в обход!»
Какую трассу? в какой обход? Прохожему непонятно. Рядовому меломану непонятно. Куда понятнее — про ментов и про Путина.
* * *
На митинге было, как говорят, от 800 до 5000 человек. Об этом будут спорить, тянуть цифры в разные стороны. Судя по фото, пришло 2500, максимум 3000 человек. Много? Мало? Значения это не имеет никакого. Эпизод на Тяньаньмынь хорошо показал, что любой, самый многолюдный митинг можно раздавить силой, к тому же надолго утихомирив его участников и сторонников. Если власть едина, ее невозможно свергнуть массовыми собраниями. А вот если власть разделилась сама в себе, то митинг может быть аргументом в аппаратных интригах. «Народ-то, вишь, против тебя, Валентиныч». Если еще не разделилась, но близка к этому, то каждый митинг — это клинышек, который вбивается в трещинку.
Расчет понятен. Но численность не так важна, как произведенное впечатление. Лояльный идеолог трагически восклицает: «История новейшего этапа российского охранительства — закончена».
На митинге царил Шевчук. Он теперь вождь мятущегося народа. Непродавшийся, неподкупный. Но Шевчук, при всем к нему уважении — это же кто такой? Это стареющая рок-звезда. Тип человека, вызывающий ироничное понимание. Вчерашний день популярной музыки. Он поет песни двадцатилетней давности, и пусть они идут на ура, но нельзя не поймать себя на дежавю. Те же площади, те же песни, та же гитара, другая эпоха. Новое время не принесло новых песен. Где найти тридцатилетнего кумира, который бы мог порвать на груди тельняшку и проорать на площади новыми словесами, на новый лад о том, как мы сильно ждем перемен? Нетути таковых. Культовых музыкантов с гражданским надрывом наша земля более не родит.
Кто идет Шевчуку на смену? Корявый проект «Барто», приманивающий клубных тусовщиков модным призывом «поджигать машины ментов»? Катя Гордон? Но ведь она же из папье-маше!
Но ведь и политики, соотносимые с Шевчуком — такие же вчерашние.
Вчерашний Немцов, некогда с позором вылетевший из правительства. Позавчерашний Пономарев, при каждом попадании в участок вызывающий себе «скорую». А где-то на заднем плане — бесконечно вчерашние «статусные» оппозиционеры — Зюганов, Жириновский, Явлинский. Давно пережили себя эти политические шевчуки, но смены им нет: десять лет уже не родит политиков русская земля.
Увы, вчерашние могут привести только во вчерашний день. Они в разладе с днем нынешним, с сегодняшней повесткой. Они ее и знать не хотят, они от нее отмахиваются не менее энергично, чем сама власть. Реванш — их единственная программа и единственный мотив. Переиграть историю. Но в девяностые вернуться нельзя, как нельзя обратно провернуть пресловутый фарш. И даже попытка повторить пройденный цикл была бы губительна: не хочется застревать в дурной цикличности.
Но: нет других песен, нет других идей, нет других вождей. Я не вижу ваших рук.
* * *
Я понимаю молодых романтиков. Романтику всегда хочется революции. Революция была совсем недавно, и тем более обидно ее не застать по возрасту. Но я хочу их обезнадежить: такого драйва, такого зрелища, как в 1991 году, уже не будет. Тогда ломали глыбу, и хотя ломать — не строить, величие глыбы бросало отсвет и на акт ее разрушения. О, тогда низвергали памятники, стоявшие десятилетиями; переименовывали улицы, на которых человек успевал родиться и умереть. Менялся весь ход вещей, и вверху, и внизу.
А теперь-то что ломать? Теперь вместо глыбы — строение из папье-маше. Катя Гордон со страну размером. Никакого удовольствия крушить эту конструкцию, скажу я вам. Это как переворот в Боливии. На Коморских островах. «Короли и капуста». Она будет, будет разрушена. Но это будет неловкий жест посетителя на выставке «контемпорарного арта». Ой, она упала! Она сгорела. Она утонула.
Из истории мы выпали, вот что. «Мировой дух» нас покинул. Марадону спросили: не хочет ли он тренировать российскую сборную? Он ничего не ответил, перекрестился и пошел своей дорогой.
Марадона, между прочим, обладатель руки Бога. Бог не хочет тренировать нашу сборную, ему милее южные корейцы.
* * *
Утром у «Ашана», перед открытием — сомкнутые ряды магазинных тележек. Сколько их тут? Пятьсот, тысяча? Пытаюсь считать. Подумал: считаю, как вчерашние головы на митинге. Вчера там были головы без тележек, сегодня здесь — тележки без голов. Магазин откроется, люди приедут за своими тележками. Каждый возьмет тележку, соединится с ней, получится ладный комплект, прекрасная пара. Будет кружение в танце вокруг стеллажей. Механический голос «хозяйки кассы»: «Спасибо-за-покупку-до-свидания».
Ашан-Коммунарка. Здесь расстреливали.
Теперь здесь как бы танцуют.
