ИВАНУ УГРЮМОВУ – МАРЬЯ ИВАНОВА
Читаю я твою статью, Иван, о Юзефовиче – и во всём согласна. Но и раньше писали – об Улицкой, о Ерофееве, о Гай Германике, об Акунине и прочих литературных и телевизионных фантомах. Писано немало, но они и ныне, как говорится, там же. И ты уж позволь, Иван, между нами, русскими – со всей откровенностью. А иначе – зачем разговор?
Скажу прямо: иной раз и вы – москвичи – нам, в России живущим, инопланетянами кажетесь. Какова, Иван, цена вопроса по поводу Юзефовича и других? Пятьсот человек, которых хоть сколько-то эта тема задевает и интересует. Это как только от Москвы, с любого вокзала сто километров отъедешь, так и понимаешь, и с каждым километром – всё отчетливей. Буря в стакане воды. В Москве вас примерно двести человек сосредоточено, участвующих в разборках, и по остальной России-матушке человек триста, не больше, включая, разумеется, филологов высшей школы. Но это ведь только так – на поверхностный взгляд. Не объяснима тогда эта горячность спора, который глубже гораздо, чем о художественных ценностях, как бы в жажде последней правоты. Если буря в стакане воды – зачем всё?
Но! ЦЕНА ВОПРОСА – совершенно другая. Это как с фундаментальной наукой. На совокупности мнений, нынче высказанных, будет вырабатываться общий взгляд на литературное достояние, на котором потом УЧЕБНИК будет написан. А учебник – это то, что остаётся в истории народа, то, что влияет на формирование мировоззрения. Учебник – это квинтэссенция и главный воспитатель. Так что вопрос об учебнике, как выражался подзабытый сегодня Владимир Ильич, «архиважный». И это есть настоящая цена вопроса, а вовсе не получение каких-либо сиюминутных бонусов в виде премий и поездок. Так что, Иван, поддерживаю тебя сердечно. Надо нам обстоятельно высказаться по поводу многих явлений, в современной литературе нашей происходящих.
Бесспорный факт, что писателей сегодняшняя Россия знает только и исключительно ИЗ ЯЩИКА. Только телевизор! А там – Ерофеев, Татьяна Толстая, Устинова, редко по центральным каналам и скорее в политическом ореоле – Проханов, из молодых – Прилепин, пожалуй, всё, если не считать узко специальных программ по «Культуре», да и там – или какие-то уж вовсе десятистепенные персонажи, или всё те же лица.
Откуда же и знать писателей? Раньше местные газеты имели литературные страницы, выходившие примерно раз в месяц и печатавшие рассказ или стихи. Так что имена хотя бы местных литераторов люди знали. Теперь СМИ жёстко открестились от подобных публикаций – не рыночно, не круто, не модно, да и вообще – не задача для средств массовой информации. Многие писатели бросили не только писать (а чего писать без нормального гонорара?), но и пытаться следить за общелитературным процессом. Общего процесса-то нет! Есть премиальные междусобойчики и всё. На регион, таким образом, двое-трое читающих писателей, созидающих вокруг себя малый читательский круг (человек в десять – двадцать) в виде студий, кружков и т.д.
Что же они читают в этих самых «студиях»? Ну, во-первых, знакомятся с тем, что на слуху. Потому что НАДО ЗНАТЬ!.. А что «на слуху»? Правильно! Пелевин, Сорокин, Акунин, Улицкая, Ерофеев… Вот с ними и «знакомятся». Попросту говоря – с «русскописами». Так что затронутый Юзефович всё ж таки из другой категории. Он из тех, чьи имена просачиваются из «толстых» журналов или неформатных издательских серий. Мало, скудно, плохо, но к интеллигентам, иногда образованным, а иногда «образованцам», такие имена текут. И тут в равном положении, скажем, Михаил Попов, тоже широко известный в узких патриотических кругах, и всуе помянутый Юзефович. Но эти имена, повторюсь, существуют где-то на другой планете или в безвоздушном пространстве, не суть важно, но не у нас – на земле, где выживание происходит.
Спросила совсем недавно в районной городской библиотеке последние номера толстых журналов. Разумеется, «Новый мир», прочее либеральное – выписывают прямо из Москвы, из столицы. Но тут уж по Ильфу и Петрову: «Ты пишешь. Он, она, оне пишут… А никто не читает…» Речь у сатириков шла о письмах-жалобах. Но для журналов-«толстяков» тоже справедливо. «Кроме вас, никто не берёт», - сказали библиотекарши. Выходит, это для меня единственной старалось столько народу – авторы, редакторы, типографские рабочие, чиновники, делавшие подписку, - и всё для меня одной! А уж лесу сколько извели! С одной стороны я была, конечно, польщена, но и раздосадована – а стоило ли так трудиться, имея в виду близкий к нулю КПД? И, в конце концов, я вполне обошлась бы «Нашим современником» и «Москвой», которые, как известно, читателей имеют настоящих, а не фиктивных, пусть и мало. Крайне! Вопиюще мало! А уж по сравнению с советским временем и как апогей – перестроечными миллионными тиражами – о чём уж речь вести?..
Но! «ДЕЛАЙ, ЧТО ДОЛЖНО, И БУДЬ, ЧТО БУДЕТ!» - сказал Лев ТОЛСТОЙ вслед за кем-то из древних. И это сказано «зело добро» и укрепляюще! Однако – нельзя быть страусом и нельзя обманываться. ПРОВИНЦИЯ ОТРАВЛЕНА ВСЯ! И Улицкую действительно читают. Если вообще что-то читают. Своими глазами видела её зачитанные томики в библиотеке, например, местного санатория. Видимо, это бывшие читательницы Токаревой. Ищут поострей, посовременней, получая, видимо, своеобразное интеллигентское мазохистское удовольствие от её текстов. От этого «удовольствия» отучать надо, как от скверной привычки. Годы нужны. Привыкли душевные раны расчёсывать! А люди-то больные, изломанные, исковерканные пореформенным бытиём! И вот по поводу этой изломанности хочется сказать особо.
Станислав КУНЯЕВ в своей работе «Жрецы и жертвы Холокоста» («Наш современник» №5 2010г.) приводит совершенно потрясающий кусок из книги Вадима Кожинова, цитирующего известного в советское время филолога М.С. Альтмана. Несмотря на то, что это получится уже тройное цитирование, кусок настолько поразительный и объясняющий, что его хочется привести.
Итак. «Он (Моисей Альтман) родился в городке Улла Витебской губернии и получил, так сказать, полноценное еврейское воспитание. Об «основах» этого воспитания он говорит, например, следующее:
«Вообще русские у евреев не считались «людьми». Русских мальчиков и девушек прозвали «шейгец» и «шикса», т.е. «нечистью»… Для русских была даже особая номенклатура: он не ел, а жрал, не пил, а впивался, не спал, а дрыхал, даже не умирал, а издыхал. У русского, конечно, не было и души, душа была только у еврея… Уже будучи (в первом классе) в гимназии (ранее он учился в иудейском хедере – В.К.), я сказал (своему отцу – В.К.), что в прочитанном мною рассказе капитан умер, а ведь капитан не был евреем, так надо было написать «издох», а не «умер»… Но отец опасливо меня предостерёг, чтобы я с такими поправками в гимназии не выступал… Христа бабушка называла не иначе как «мамзер» - незаконнорожденный… - рассказывал ещё М.С.Альтман. – А когда однажды на улицах Уллы был крестный ход и носили кресты и иконы, бабушка спешно накрыла меня платком: «чтоб твои глаза не видели эту нечисть»…»
Что ж? Дело сделано! Внутри себя, внутри своего народа исповедуем ИХ взгляд на себя: дрыхнем, жрем, блюём, трахаемся и т.д. Приняли эту грубость друг к другу, как к нечисти! Да ещё и прониклись убеждением, что это НАШЕ, наш РОДИМЫЙ МАТ, природный, так сказать, наша грубость к своему, к ближнему, к родному.
Так это не была прикольная, праздная, развлекающая ЭСТРАДНАЯ ПОТЕХА, вся построенная на нижепоясных шуточках и на этой как бы игривой грубости! Это не было невинное шутовство эстрадных гуру! Это была ИДЕОЛОГИЯ! Просто выплеснулась она на эстраду, а до этого зрела в умах части советской, якобы интернациональной, интеллигенции, которой одни народы чуть ли не обожествлялись – не смей даже думать о них плохо (был знакомый, которого посадили за антисемитский анекдот), а других объявили во всем виноватыми и «неправильными» (как известно, за русофобские анекдоты не сажали). Вот такая психологическая установка формировалась. И она действует, вросла, дала корни. Поди докажи, что это ПРИВНЕСЁННОЕ, наружное, а не внутреннее. Так грех и порок нужно учиться отделять от своей личности, не принимать как своё, и это первый шаг к преодолению. А тут – ядовитая внедрённая идеология, изничтожающая любовь между представителями одного народа, между братьями и сестрами, между кровными родственниками. Потому и НАСТОЯЩЕЕ, ИСКРЕННЕЕ, СВЕТЛОЕ часто воспринимается сегодня как нежизненное, фальшивое, пустое, далёкое от правды. И именно под влиянием этого навязанного взгляда! Стоит вам написать и издать что-нибудь жизнеутверждающее, как понесётся укоряющее: враньё! Правда, дескать, она вон – у Сенчина Романа, про то, как вся семья вымерла. Один отец, по авторскому недосмотру, жив остался. Скажу как читательница, не без труда и удивленья одолевшая «Елтышевых»: жаль, что отец не повесился на последней странице! По-читательски разочарована. Примите, автор, к сведению! И в следующий раз постарайтесь окончательную точку в конце произведения ставить. Без недомолвок. Критики ещё лучше примут тогда вашу новую вещь, и премию уж обязательно дадут, за окончательную-то погибель. И настолько там, к слову говоря, ложь у него в этом романе, что даже в деталях сомневаешься. Вот, например, автор на «огородную» тематику переходит и ненароком сообщает читателю, когда морковь дёргали и как свёкла уродилась. И тут! Прочтёшь – и то ли слово царапнет, которое сроду в огородном деле не употребляется, то ли вся измышлённая атмосфера давит, но сомневаться начинаешь даже в простых этих моментах. Потому что если автор по-крупному врёт, то чего ж от него в мелочах ожидать?.. А врёт по-страшному да ещё на обобщения претендует. Ну где, скажите, таких ментов он видел и таких библиотекарш? «…А если и случалось им, то мы им верить не хотим», - давно сказано, но и сегодня актуально. И чего они такие угрюмые, хоть и по фамилии Елтышевы, а не как вы, Иван, не Угрюмовы? И в городе своём, и в деревне – они чужие, Елтышевы эти, вовсе и окончательно чужие в Божьем мире. Несовместимые с ЖИЗНЬЮ, а потому что жизни в них нет! Да поди ж ты хоть с людьми, Роман, покалякай. А ты снобизмом московским пропитался от пяток до макушки и думаешь, что всех людей насквозь видишь. Недосуг разбирать твой роман, Роман, всерьез, одно можно сказать: сей дом построен на песке. Ведь критики форме романной обрадовались, традиционалистом тебя, наследником – трактуют. А внутри-то, в содержании, гибель постмодернистская, фальшь, пустота, НЕЛЮБОВЬ.
Рома! Ты ж провинциал в прошлом. Порядочный, наверно, человек был. Слышно – семья у тебя. Не ври, Роман! Не клевещи на русских людей. Стыдно. Ведь всё так «да не так» - Пушкин писал, вспомни! Или они тебе «нечисть» - Елтышевы твои? В этой идеологии романчик написан. А они ведь тебе родственники. Кровные. Тебе ж за них больно должно быть. Они ж живые для тебя, для автора. «Эма Бовари – это я!» - сказал Флобер. А ты и другие, такие же, что говорите? Вы, отделившиеся от своего народа, не принимающие ни вины, ни ответственности на себя, а потому и грамма любви не дающие. Где же боль, где живое сердце, призывающее «милость к падшим»? Ах, это всё архаика?! А вы имеете право?! Имеете?! Полное?! Об одном прошу, умоляю! Признайтесь перед совестью, что ВЫ – НЕ НАСЛЕДНИКИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. Вы какую-то другую литературу пишете. «Русскописную». И ВМЕСТО русской литературы не годитесь! Ни Юзефович (с ним же проще, согласись, дорогой Иван!), ни Сенчин.
А они хотят в наследники! Рвутся! У Пушкина, дескать, была «Капитанская дочка», а у нас, у новых, у русскописных – «КАПИТАНСКАЯ ДОЧЬ». Правда, у Пушкина краткость была сестрой таланта и у него повесть получилась, а у Михаила Попова – целый роман, опубликованный в двух номерах «Нашего современника»(№№1-2, 2010г.). Конечно, могла получиться и эпопея. Автор, чувствуется, кое-где наступил на горло собственной песне: «…можно было бы рассказать, это интересно, но долго…» А кое-где автор прямо сомневается в своем художественном мастерстве: «Разумеется, всё выглядело не так постно и пошло, как в данном описании». Ну, если НЕ ТАК – зачем ТАК описываешь? Опиши иначе! Средств выразительных недостаёт, таланта или времени?
Ведь беда в чём? Не только читатели отвернулись и не читают ничего, но и писатели своё пишут-стараются, как бы на очередную премию не опоздать. Писателей понять можно. Сущие дети! А критики? Уж они-то трезвей! Казалось бы – прямая обязанность прочесть свежее и проанализировать, и помочь нам, читателям. Но большинство критиков – фамилией над текстом ограничиваются. Потому что если сейчас кто-то что-то прочтёт, то это уж для прочитанного автора праздник великий, не знает, как и расплатиться, как и отблагодарить. Вот, например, Сергей Беляков и Андрей Рудалёв, которые мелькают в журналах и на страницах литературных газет. Нет бы с молодой энергией взяться анализировать текущий литературный процесс – куда там! Как умудренные опытом старики толкуют об отвлечённом – философию доморощенную разводят, красуются, не нуждаясь в каких-то там современных литераторах и их произведениях. Реагируют разве что на брэнды и поддерживают «своих».
В статье «Критический авитаминоз» («Лит. Россия».28.05.2010 №22) Капитолина Кокшенёва прямо заявила, что дело с критикой плохо, потому что плохо дело с ЛИЧНОСТЬЮ КРИТИКА. С личностью писателя тоже далеко не всё в порядке.
Надо читать – так думается, надо трудиться, усилия прикладывать, это – во-первых. А всё остальное будет во-вторых. Вот, скажем, М.ПОПОВ. Свой. НАШ. Добрый отличный парень. «Наш современник» напечатал его «Капитанскую дочь». Давайте возьмём и прочтём Попова.
С чего, спросите, повезло ему так, что именно его читать, мало ли пишут? А вот именно в связи с солнечным гением нашим, в связи с Пушкиным. На это Попов, конечно, и рассчитывал, как лавочник, привлекающий внимание трещоткой или броской тряпкой. Да, использовать классику как «тряпку» - это уж обычай. Вон, нонконформисты изгаляются – хамовы дети: «Анна Каренина, самка» или «Вишнёвый сад-2», где матом всё.
(Замечу в скобках. Что касается Чехова, то иначе как МУЧЕНИКА рассматривать его невозможно: пострадал так, что живого места нет. Выхожу с предложением учредить титул такой: ЛИТЕРАТУРНЫЙ МУЧЕНИК. И Чехов должен получить его по праву первым. Двух мнений, думаю, быть не может. Как вы считаете, Иван? Взять классика таким образом под защиту. Чтоб только кто тронул Чехова – сразу в бубен!.. Или плюнуть прилюдно! Я могу! Мне как бабе – простят. А там уж о Толстом подумаем и о Пушкине…)
А то вот – не поверите! – и у нас в провинции совершенно то же самое! Взял один литератор из соседней области, да и написал поэму под названием «Евгений Онегин», и призвал интеллигенцию это произведение обсудить. А поскольку было это на заре перестройки, и наглость таковая была ещё внове, не в повсеместном ходу, то кое-кто даже заобсуждал, в том плане, что интересный ход и любопытно…
Кое-кто скажет – Пушкина ЛЮБЯТ, вот, дескать, и берут как своё. Лукавство, конечно, это всё! Не любовь здесь, а РЫНОК. А ПУШКИН – брэнд, известная, продаваемая, хоть и не так, как прежде, марка. И тут, Иван, полное сращивание, как вами и другими умными людьми замечено, русофобов и патриотов, и то, что вы по поводу Юзефовича написали («Купи – продам!» - будто взывает к нам автор») совершенно приложимо к роману М. Попова «Капитанская дочь».
А вот почему оказался приложим этот опус к уважаемому «Нашему современнику» - это опять-таки актуальный вопрос. Закрадывается сомнение: читают ли тексты редакторы? Может, прямо с одного электронного носителя – на другой перегоняют. А потому что некогда. Своё писать надо. К тому же автор давно зарекомендовал себя как верный и свой. «Чего же боле?» - как сказал потревоженный классик. К чему читать? Но ведь некоторые читатели по неизжитой привычке что-то ещё читают, а потом пишут письма в журнал и выражают своё недоумение.
В №5 «Нашего современника» за этот год опубликована замечательная подборка читательских писем на интересующую нас тему: «Почему не читают?..» И в этой содержательной подборке есть особо замечательное и умное письмо от петербургской писательницы-читательницы Федотовой Полины Игоревны. Процитирую.
«Но всегда ли «Наш современник» замечает своих союзников? Вы жалуетесь на непризнание со стороны других, а эти «другие» имеют полное право пожаловаться на аналогичную близорукость ведущего литературного журнала России… Тиражи некогда популярных журналов упали и продолжают сокращаться. Причин тому множество, но одна из них – люди устали от раздвоенности сознания, оттого, что на страницах одного и того же издания можно прочитать взаимоисключающие друг друга суждения. Когда один кричит «осанна», а другой - «анафема» относительно одних и тех же вещей, где же тут уцелеть мозгам простого человека… человек… просто плюнет и скажет: вы сначала промеж себя разберитесь, а потом других поучайте…»
О РАЗДВОЕННОСТИ СОЗНАНИЯ – тонко и точно замечено. Так зачем же цельную позицию журнала мутить «Капитанской дочью», в которой, признаться, и таланта маловато, и не только таланта, но даже и ремесленного умения? Серая вещица. Убогая. Зачем читателей на такой, с позволения сказать, прозе терять? Ведь касается автор не просто каких-то там малозначительных вопросов, а показывает как бы изнутри, через свою героиню Ларису, РУССКОЕ ДЕЛО. Так вот – каково же оно, это «русское дело» по М. Попову и кто она такая – эта новоявленная «капитанская дочь», современная русская женщина.
Вообще надо заметить, что КЛАССИКА давно свидетельствует не ЗА нас, а ПРОТИВ. Потому что выявляет всю нашу ДЕГРАДАЦИЮ – духовную, душевную, да и физическую заодно.
Капитанская дочка Пушкина, Маша Миронова, - кто она? Без многих слов – это ЦВЕТОК, благоухающий добродетелями. Я думаю, Иван, опять-таки: двух мнений здесь быть не может. Чистая, отважная, способная к жертве и любви. Достойная дочь достойных родителей. Словом, та, которой любуются и читатели, и автор.
Кто же – капитанская дочь Попова? Если бы он назвал своё произведение «Мутная баба», то не сильно погрешил бы против истины.
Скажу, Иван, дорогой мой собеседник, что я – женщина не слишком слабонервная и впечатлительная, а всё-таки так тяжело и отвратительно было мне читать само начало романа, что я откладывала его несколько раз и взяла снова в руки, буквально заставив себя. И взяла только из-за Пушкина, с желанием понять, ЧТО и КОГО нам нынче ВМЕСТО Пушкина предлагают.
«Майский полдень в советском райцентре конца шестидесятых». Третьеклассница Ларочка Конева возвращается из школы домой. И тут незнакомый дядя, предлагающий конфетку и приглашающий отправиться за конфеткой «за кочегарку».
«- Куда, сюда? – деловито осведомилась Ларочка. Такой у неё был характер. Если приняла решение, то дальше она – сама решительность и деловитость.
- Сюда, сюда! – хрипло шептал дядя, отворяя грязную железную дверь и опасливо оглядываясь, не обратил ли кто внимания на них. Место глухое, тихое, хоть и в центре города».
Как, Иван, впечатляет? Куда Юзефовичу! Эпизод мерзкий и однозначный – и на взгляд закона и на взгляд любого обывателя. Не таков автор! Для него эпизод этот двусмысленный, и девочку он вонючей грязью мажет как любопытную к «дяде», неиспугавшуюся и более того – позже, во взрослом возрасте эпизод этот героиня сама комментирует жутким образом: что толком и совратить неспособны!.. Да, НИЧЕГО не было – подтверждает автор. И всё-таки БЫЛО: авторская ЛОЖЬ вокруг маленькой девочки и всей её семьи. Ведь и этот вонючий эпизод далеко не всё. Когда девочка прибегает домой и хочет рассказать взрослым о случившемся, им не до неё. Капитан Конев, существо помыкаемое бабами, «напрыгнул на тёщу». Грех с тёщей случился! Нормально, а?
Вот у этой девочки, грязненькой, такая семейка патологическая. Конечно, автор во многом врёт и выдумывает, точно так же, как и Роман Сенчин, герои их из одного инкубатора. То есть это всё не про живых людей. А просто что-то надо писать, потому что писатель, искать что-то новое, острое, вот и выдумывают, в меру, так сказать, творческих потенций.
«Конечно, по гарнизону и городу поползли всё более чернеющие слухи… Капитан, несмотря на свою мягкотелость и неспособность к отстаиванию своих интересов, добился перевода. Да ещё в область, да ещё на майорскую должность. В гарнизоне к этому переводу отнеслись с пониманием, и даже поползли слухи, что таинственный владелец того самого ремня не простой человек…»
Понимаешь, Иван, как Попов относится к своим героям – как к полной, окончательной, не подлежащей ни спасению, ни воскресению НЕЧИСТИ. Знакомая идеология. Ничем не гнушается автор. И отец-офицер, даже и по мнению окружающих – таких же офицеров, мог продать дитя своё, третьеклашку за майорскую должность. И оказывается, другие офицеры и офицерские жёны относятся к этому «с пониманием», пробавляются слухами и обсуждают Ларочку – уж не беременна ли.
Знаете, Попов Михаил! Если уж некому дитя защитить, то вот мы с Иваном встанем. Так, Иван? То ли жизни вы не знаете, то ли советское время и советских людей забыли, то ли о семейственности никакого понятия не имеете, о детях – родителях, то ли всё уж из души на продажу вынесли, непонятно мне, из чего вы эту грязь пишете. Да мгновенно бы дело открылось! Поднялся бы военный городок, ловили бы этого гада «с ремнём» всеми способами и изловили бы. Это же офицеры, элита. В каждом слове врёте, а «Наш современник» печатает! Вот где раздвоенность сознания! А ведь еще апостол говорил о «двоящихся в мыслях»! Негодные люди! Неверные!
Собственно говоря, из этого красноречивого начала понятно, какой получился роман: лживый, вонючий, празднословный. Такова героиня! И если б это Юзефович написал, С ТОЙ СТОРОНЫ, неудивительно было бы. Чужие мы ему! Нечисть. А Сенчин? А Попов? И им МЫ – НЕЧИСТЬ. Так они нас и рисуют – как грязных, как чужих.
Так вот – Лариса. Прыгает от мужика к мужику. Пытается влезть-втереться на жилплощадь еврейской академической семейки. Ведёт себя как циничная приспособленка. Родителей использует постоянно. Посылает жуткую телеграмму, что «гибнет» и надо громадную сумму денег (а это чтоб еврею Руле «полноценное приданое» от неё справить), пусть продают всё и спасают. Это, видимо, нежная дочерняя любовь!.. Сыну она практически не мать, спихнула на знакомого, вызывает сынуля у Ларочки одни отрицательные эмоции.
Своего отца-капитана, приехавшего к ней в гости вместе с ее сыном, Лариса называет «гродненские родственники».
«И сейчас, как и всегда, было полное ощущение, что отец приехал вместе с Перковым (её первый гражданский муж), этой жирной, подлой, бездарной скотиной. Только сильно уменьшившийся в росте. И с каждым годом ощущение будет усиливаться – сынок будет подрастать…» Хотя жить отдельно от такой матери, может, и лучше – чему она может научить сына? Праздным словесам на «русскую» тему? И при всём этом мутная эта, грязная баба проповедует и учит кого-то тому, что правильно и что нет. И вообще стоит на РУССКИХ ПОЗИЦИЯХ. Правда, в чем они – тоже неясно. Это Попов вводит шифр-код в текст для «Нашего современника», чтоб напечатали.
Автор не скупится на характеризующие героиню детали. «Парня додавим», «…прониклась ничтожнейшей темой», «до страсти любила сборища…», «осознала через несколько месяцев: надо сколачивать свою стаю…»; «Лариса… замечала свой талант привлекать людей, и не вообще людей, а самых нужных и в самое нужное время…»; Лариса «гнобила и шпыняла»; врёт и называет это «полемическим преувеличением»… «Она и в самом деле уже полностью мыслила поверх всяких светофоров. Мысль неслась к пока неизвестным штабам, главное было успеть…»
«Да, я отвратительная мать, признала Лариса. Но неужели непонятно, почему всё так происходит?! Может, это жизнь нынешняя настолько отвратительна, что матери вынуждены так относиться к своим детям». Отец-капитан вместо того, чтоб вразумить свою свихнувшуюся на политике и мужиках дочь, «очень ценил, что его Ларочка где-то там, близко к горнилу, знает, чем смазываются рычаги, ворочающие судьбами родины…»
Да, Иван, обращаюсь к тебе за поддержкой! Ведь и этот капитан (если даже потом ему Попов наспех майорскую должность дал) тоже нуждается в защите. Это ж дорогой для русской литературы образ. КАПИТАН! Это не только у Пушкина. А капитан Тушин у Толстого? А у Достоевского? Который воскликнул: «Если Бога нет, то какой же после этого я капитан?..» А Максим Максимыч у Лермонтова? И бессчётно этих капитанов, достойных служак, глубоко внятных русскому сердцу. А этот? Мало того – «на тёщу напрыгнул», так ещё и дочь не сумел на добрый путь матери и жены наставить (закономерно получается!), так ещё и родину с маленькой буквы разумеет. И это капитан? В Бога он у вас не верит, дорогой автор! Даже не способен задуматься о высоком (а Родина – высока!). И потому – по классику – вовсе в капитаны не годится. Свиное рыло у него. Пусть не лезет в калашный ряд. А то заявляет о дочери: «Мы все ей помогать должны!» Раньше, любезный, ты ей помочь должен был как отец. А мы ей ничего не должны. Мутной бабе.
Себя Лариса числит среди «молодых капитанов патриотизма», среди «носителей подлинного благородства». Но окружающие о ней совершенно другого мнения: «баба-танк», «она еще всем покажет», «неуправляемая», «человек-скандал», «железная Лара»… Не до добродетелей тут, «ввиду новейших политических мод». Жизнь такая пошла отвратительная, что всё оправдано. Один из героев даже подмечает, что за Ларисой «что-то клубится». Ну, допустим, Лариса, когда беспрерывно восклицает: «Я не демагог, я дочь офицера!», - пусть она глубоко заблуждается на свой счёт, дурочка она, замороченная бесконечными мужиками, ну, а автор-то? Вы, что, Михаил Попов, серьёзно о ней? Вот почему у патриотов ничего путного не получается. РАСПУТНЫЕ у них! И это Попов нам ярко показал. В «Нашем современнике»!
В любовниках у этой бой-бабы отец и сын Бабичи (фамилия говорящая!) одновременно, причем отец ее избивает до синяков, что не мешает ей, будучи в синяках, пить с грядущим любовником генералом Белугиным. (И фамилия-то предательская по созвучию). Разумеется, и ему, скрываясь за прикрытой дверью ванной, она «сообщила своё коронное, что она дочь офицера и любит военные марши…» Кстати, генерал, понятно, женат. Но до этого ли Ларочке? Ведь жена его «недоумственная оголтелая наседка»…
А чего стоит дурнопахнущий, в резонанс с началом романа, эпизод, повествующий о «празднике миомы»? Операцию Лариса использовала как информационный повод. «Десятки машин у подъезда. Десятки букетов внутри фойе… Шампанское. Аплодисменты…»
Впрочем, героине этой, шалаве, я быстро перестала удивляться. Но автор-то каков? Брешет ну просто как Роман Сенчин, а то и хлеще. Ну не празднуют гинекологические операции, находясь в здравом уме! И художественности в этом нету, усиливающей образ, а просто отвратительный, вонючий бред!
А подруга у героини?! Это перл! «Полина была горда тем, что переспала почти со всеми командующими всех военных округов за последние двадцать лет…» Пьёт, разумеется, как лошадь. Муж имеется, выползающий из закутков великолепной квартиры «на бутылку» - ничтожное существо. Что ж? Скажи мне, кто твой друг!..
Автор ещё и философствовать пытается на темы РЕПУТАЦИИ. «А что такое репутация, как не палка, которую, если нужно, вставляешь в колесо вражеской идеологической телеги?..»
Нет, милые! Репутация – не палка. И даже не абстракция, а совершенно КОНКРЕТНАЯ ВЕЩЬ, не из празднословной болтовни состоящая, а из поступков и устремлений конкретной личности складывающаяся. А они – ниже плинтуса. Лариса называет себя «комок обнажённых нервов». Но Маша Миронова, у которой родителей казнили, не стала «комком нервов»! Потому что внутри у неё была чистота. И НЕ НАДО ЛЕЗТЬ К ПУШКИНУ! К НАШЕМУ! Потому что у вас, новых русскописных, одна пошлость выходит!
«В этот момент в её сознании всплыло самое страшное для неё место в русской литературе: голую капитаншу Миронову тащат по грязи… Жуткая, голая, вопящая от стыда и боли капитанша Миронова – это наша родина в данный момент!..»
Нет, автор не шутит! Он твёрдо намерен пришить свою мутную прозу к пушкинскому совершенству. НЕ ВЫХОДИТ! Нитки торчат!
Иван! Дорогой друг! Что ж люди молчат? Караул! На классика напали! А заступиться НЕКОМУ! Вот так и выйдет по слову М. Попова про нас, про всех: «Аплодирующая падаль!» Причем и он замечает, что это «свои» творят. Ах, Михаил, Михаил! Не свой ты мне! Во взаимоотношениях с Пушкиным – точно. Не ровня он нам с тобой, милый! Учись деликатности, Михаил, благоговению. Ведь был же в тебе талант?!.. Наверное, был. А талант – он больше личности, им многое постичь можно. Неужто весь развеялся, а?
Лариса и крестится тоже, и о православии чего-то вякает. И якобы «долго думает», прежде, чем креститься. Правда, о чём – непонятно никому, потому что приход к вере, если он был, никак не отразился на её изъязвлённой пороками личности. И опять вздрагиваешь, когда произносит она слова очередного лозунга: «Православный крест и русский меч!» Ничего она не может в этом понимать, ничего не может чувствовать мелким, порочным сердцем, а просто балаболит, забалтывая высокие смыслы. Много околоцерковных глупостей вложил М. Попов в мысли и уста отцу Александру, надуманные всякие философствования, вновь свидетельствующие, что живого церковного опыта у автора нет, а изображать его он нахально берётся. Потому и новое состояние «воцерковленности» героини ничего в ней не меняет, не достигает никаких личностных основ. «Верила ли? Глупый вопрос!» - заявляет автор. А получаются глупые ответы о.Александра на не менее глупые вопросы Ларисы. Не «голая капитанша Миронова», а голая софистика.
Ближе к концу, наверно, и автор почувствовал, что куда-то он героиню в тёмный, совсем не русский, лес завёл и попытался дать схему соединения такой сложной и разобщенной семьи. А почему «схему», да потому что вообще всё как-то снаружи написано, внутри Попов со своей героиней и незнаком, незнаком и с капитаном Коневым, невнятным, необъяснимым персонажем, с сыном Лары – Егором, и далее по списку. Единственное, что автор неплохо знает – это бытиё организации ЦБПЗ – что-то вроде ИМЛИ, только более политизированное и значимое. Правда, зачем нужны все эти мельчайшие, ничтожнейшие интриги, взаимоотношения, персонажи – вообще непонятно. Разве что из соображений объёма, да и вообще что-то же должно происходить. И вот варится-пыхтит какая-то сборная солянка из людей и отношений. Недаром в завершении романа автор даёт поединок Ларисы с Хакамадой. Но, поскольку видик сломан, то отец Ларисы и её бывший муж Перков смотрят запись без звука. Лариса одерживает победу – оно и без звука ясно. Но ЧТО они говорят, и в чём ПОБЕДА Ларисы – читатель не знает. Однако беда в том, что не знает этого и автор. Ему нечего написать в этом диалоге. Он не знает, чем может победить Лариса. Но НАДО, чтоб победила, а то как в «Наш современник» соваться, с такой-то двусмысленной вещицей?.. Ведь обо всём «русском деле», да и обо всей жизни человеческой – автор иначе как с усмешкой не говорит. Подхихикивает на всё. Сенчин Роман угрюмо пишет (не примите в обиду, Иван!), а Попов – шутовски, с прихихиком, стоя над жизнью, нашей с вами.
А ведь «русское дело» - это, например, Леонид Иваныч Бородин, с его судьбой и творчеством. Или Валентин Григорьич Распутин. И другие есть. И такая Лариса им даже «против Хакамады» в помощь не нужна. Отвратительная эта Лариса. Мутная баба. И такая чужая, что даже и нерусская. Вот про капитанскую дочку Машу Миронову сразу ясно – родная она, милая сердцу. А ЭТА – нечисть!
В общем, дорогой Иван, я думаю так: или у нас Пушкин – классик, или у нас – Михаил Попов хороший писатель. Одно из двух, а в одном флаконе не смешивается, как масло и вода. Может, он и был в начале пути писательского ничего, но РЫНОК и не таких пожирал! И этого схрямал! Повторюсь: в одну дудку с Юзефовичем – «продамся весь! Купите!» А ведь это уже полное сращивание не только двух, так сказать, «концов», но и слияние с откровенно коммерческими издательскими проектами, такими как «Донцова» или «Маринина». Это же только кажется, что просто детективчики. Нет, это тоже идеологически выдержанный продукт, «правильный». Недаром у Донцовой все приехавшие из провинции родственники вульгарные пошляки, буквально едят руками, никак не уедут, мешают жить москвичам. А у Марининой, например, в романе «Я умер вчера» мать героя – «сумасшедшая старуха» кричит о том, как русских в России притесняют-преследуют и т.д., и именно поэтому «безумная». Так что продаться-то можно только будучи идеологически выдержанным. Таков и Юзефович. Таков в романе «Капитанская дочь» и Попов. Они тоже, наверное, мечтают стать не писателями, а ПРОЕКТАМИ.
В «Общеписательской ЛИТЕРАТУРНОЙ ГАЗЕТЕ» (за май) Станислав Куняев опубликовал замечательные заметки, и тоже к Пушкину обращённые, под названием «Племя младое, незнакомое…», о том, как в родной Калуге и морально, и физически удалось ему одолеть подвыпивших молодых людей и заставить их извиниться перед Александром Сергеевичем, буквально поклонившись памятнику поэта. Хороший, яркий эпизод! Спасибо, многоуважаемый Станислав Юрьевич! Но только и прямо в журнале у вас Пушкина защищать приходится! Давайте не отступать!
Конечно, есть надежда на перерождение и преображение. Всегда! Бывает это в муках и с внутренним трудом. Может быть, Михаил Попов успел за краткий период переродиться и публикующийся в журнале «Москва» роман «Вивальди» написан талантливо, глубоко, с любовью к героям, а следовательно – к народу, к которому принадлежишь. Может быть. Читать, однако, что-то уже неохота. Последнее время романы Попов испекает в срочном порядке. Вот «Москаль», например, тоже публиковавшийся в «Москве», развернул, а свернул наспех, кое-как, теряя линии и сам замысел. Рынок. Надо жить. Надо кушать. Таков базис. А надстройка, как мы уже видели, идеологически выдержанная. Так что, может, и купят. С той стороны. Я считаю, удачное вложение средств получится. Если с ИХ стороны размышлять. И премию дать можно. Вполне!
Но что же это за отсутствие любви? В том, в высоком её значении? Что за мертвенная, безлюбовная проза? Что за холодные сердца пишут её? Неужели настолько нет личного опыта, что нечего вложить в героев? Достоевский однажды сказал, что и великолепнейшие люди, у которых детей нет, чего-то «в высших вопросах» не понимают. Но, может, и дети есть. А пониманья всё равно нет. Это страшно! И остаётся пустое, сухое празднословие. Не «живое словесное молоко», а шелуха.
Вот и М. Попов провозглашает устами Ларисы «…тотальный отказ от низкопоклонного заигрывания с лево-либеральными, постеврокоммунистическими и другими заграничными глупостями…» Но ведь это пустое, пустейшее ПРАЗДНОСЛОВИЕ!
Может, я и дура-баба, но по мне – лучше нонконформисты. Откровенней. У них вместо жизни – мат и блуд. Но ведь авторы и тех отстойных текстов – тоже люди. «…Бедное, обворованное, лишенное будущего поколение, мои несчастные молодые земляки, изуродованные подлым рыночным временем!..» Так хорошо и метко сказал Куняев-старший, правда, по поводу других молодых людей. Но – важна суть!..
И надежду на преображение нельзя ни у кого отнимать. Даже у этих, отвязанных нонконформистов, чего-то там, за гранью, пишущих. Ведь вот – судите сами. Александр Никонов с романом «Анна Каренина, самка» - «НГ-ЕХ ЛИБРИС» от 3 июня 2010 г. Цитирую.
«В этот момент Анна испытала небольшой эмоциональный криз, и ее органы зрения увлажнились. Она по-животному сопереживала лежащему на земле самцу, потому что он был свой, и слегка, самой чуточкой своей доброй души, ненавидела вожака-чужака, потому что он был чужой…»
Вот вам и ниспровергатели! Самка самкой, а ДУША и вылезла откуда-то! «Своему» Анна «по-животному», а всё ж таки сопереживала. Пусть по-животному, у Попова-то вообще никакого сопереживания нет! Так что не знаешь, кого и предпо
