Не так давно главный нанолиберал страны Анатолий Чубайс выступил с лекцией «памяти Егора Гайдара», в которой изложил свой «новый подход» к модернизации. Вкратце: бизнес в одиночку, в особенности в свете кризиса, модернизацию не потянет, и её локомотивом может быть только государство. Чубайс теперь ратует за «упреждающее стимулирование рынков», а фактически — за придание российскому неолиберальному правительству статуса «руководящей и направляющей силы». Государственнический пафос наиболее известного российского разукрупнителя промышленности и ликвидатора госсобственности — это, конечно, мило. Но, учитывая отсутствие даже тени раскаяния за многолетнюю упорную «работу» в совершенно диаметральном направлении, приходится относиться к добрым намерениям рафинированного экономического либерала с осторожностью серпентолога.
Тут ещё не опустилась пыль после сколковского скандала, когда фактически украденная у националистов идея «города инноваций» была обращена в прах и в конечном итоге превращена в публичное нанопосмещище под управлением Виктора Вексельберга с его изрядно потрёпанными в боях за «постели королев» яйцами. (Ну да, ведь это он в одном из интервью по поводу своего нового поприща озвучил мысль, что «если красть — то миллион, если спать — то с королевой». Миллион он уже украл — и даже гораздо больше. Очевидно, осталось второе. Для этого, по всей видимости, Сколково и нужно: чтобы завлекать туда разного рода «королев», для чего же ещё…
И вот теперь на сцену вываливает нано-Чубайс и ошарашивает студентов «Российской экономической школы» своим призывом в деле строительства инновационной экономики полагаться на государство. То, что это полностью противоречит либеральной экономической доктрине, объяснять не надо. Если бы это был не Чубайс, а, скажем, Глазьев, студенты, очевидно, должны были бы его освистать, стащить с трибуны и отпинать ногами. Иначе они вряд ли бы получили зачёты по экономике у своих преподавателей чикагского разлива. Но начальника «Роснано» студенты выслушали на удивление спокойно, и даже кое-кто поаплодировал. Ведь российская иерархическая система устроена по тому же принципу, что и советская: «я в домике, и это — навсегда», поэтому неважно, что человек говорит, важно — кто говорит. В эту элиту нет входа извне, так же, как и выхода из неё наружу. Поэтому говорить Чубайс может всё, что угодно, в зависимости от конъюнктуры или просто своей блажи, главное — быть уверенным, что он это действительно сказал, что нам это не приснилось.
В данном случае Чубайс не сказал ничего сверх того, что говорили до этого такие непровластные экономисты, как Глазьев или Хазин. А позитивной стороной его лекции является признания ключевой роли государства, потому что остальные идеи, типа предложения провести очередную реформу экономического законодательства в стране, где властная элита чхала на любые законы, — это, конечно, чистая блажь, не достойная серьёзного обсуждения. Гораздо сильнее прозвучало бы предложение уволить две трети прокуроров и судей, взяв на их место новых людей, не вовлеченных в систему перекрёстной коррупции.
Казалось бы, надо радоваться: Чубайс — первая ласточка-предвестник или, точнее сказать, крыса, бегущая с тонущего неолиберального корабля, впереди остальной гоп-компании. Как всегда, Анатолий Борисович старается быть впереди всех, даже в бегстве, что же в этом плохого? Если можно извлечь пользу для народа от крысиных рефлексов, почему бы и нет. С паршивой овцы хоть шерсти клок, а с Чубайса — хоть какую-никакую нанопользу. Но погодите, давайте сначала разберёмся…
«Инновационные старта-пёры, впердё!»
Худшее из всех следствий чубайсовой словесной эквилибристики то, что идеологическое бегство Чубайса не означает ухода со всех постов — или даже с одного. В том-то всё и дело, что все подобные кульбиты — от советской социалистической доктрины к радикальному либерализму и обратно к «государственнической» идеологии исполняются одними и теми же людьми. И единственной целью такого идейного циркачества является удержание своих постов, а в конечном итоге — сохранение всей нынешней коррумпированной, неэффективной группировки у руля государства. В то же время модернизация и инновационное развитие сейчас могут быть осуществлены только руками тридцатилетних, что на практике бы означало тотальную смену элит и кадровую децимацию.
Ведь что происходит с Сколково: руководителями проекта стали люди, которых с точки зрения критериев инновационности иначе, как унылыми старпёрами с потухшими глазами, назвать нельзя.
Всего, что могли, они уже достигли. Пик их карьеры пройден. Им нечего ожидать от жизни, чего они ещё не получили. Очевидно, что такие люди не будут слишком сильно «упираться», идя на неизбежный в таких случаях риск. Ради чего им рисковать? Для готовности идти на риск, который не что иное, как обратная сторона любой инновации, у них нет ни единой рациональной причины. Дорвавшись до управления проектом, они, вслед за Вексельбергом, начнут «решать вопросы» — то есть делать то, что делали и раньше безо всякого Сколково. В США подобного рода проектами занимаются тридцатилетние, у которых действительно имеется рациональная причина рисковать, которые метят высоко — как минимум на должность руководителя компании мирового уровня или министра. В России же проект доверили людям, которые доказали своё умение воровать по-крупному и при этом делиться.
Вообще же идея инновационного территориального образования, как его ни назови — «наукоград» или «инно-город» — относится даже не к прошлому, а к позапрошлому поколению организационных технологий. К этому же поколению относятся советские наукограды и американская «Кремниевая долина». Эти технологии были актуальны, когда средства информобмена не были столь развиты, как теперь, и точкам инновационного роста для кумулятивного эффекта необходима была территориальная близость друг к другу.
Наряду с этим, территориям опережающего технологического развития была необходима определенная удаленность от традиционных центров, частичная изоляция, — чем обеспечивалась «помехозащищенность» от влияния негативных факторов старой экономики, таких, как излишняя забюрократизованность. Все эти факторы стали малоактуальными теперь, когда нити новых коммуникаций пронизывают российскую территорию «навылет», а от тотальной коррупции можно спастись, только убежав за океан. Поэтому наивный энтузиазм президента по поводу Сколково ничем, кроме низкой квалификации либо двойного умысла, не объяснишь.
Ну, а о скрытых целях проекта Сколково уже говорилось: готовится площадка для «мягкой посадки» на территории России всевозможных «сынков», ныне обучающихся на Западе. Гарантированный непыльный «джоб» под крылышком «папы Вексельберга» им теперь обеспечен. А немногих действительных учёных будут тут же перехватывать западные компании, которым уже предоставлена изрядная доля в проекте. То есть — готовится площадка не для возвращения «мозгов», а для их более активного экспорта на запад. Если до этого Россия экспортировала на Запад в основном несовершеннолетних детей и проституток, то теперь даётся отмашка на экспорт интеллектуальных рабов. Возвращать же оттуда будут не «мозги», а «унылое говно»…
Надувание инновационных щёк
Более прогрессивным способом стимулирования инноваций на Западе была до недавнего времени ставка на небольшие хайтековские компании, которые под любой перспективный проект могли сравнительно легко получить заёмные средства. Эти компании, нередко, не имели никакой чёткой территориальной привязки, и работали по принципу «виртуального проекта», когда большинство сотрудников трудятся из своего дома и планируют своё рабочее время самостоятельно. Проекты наибольшего масштаба, связанные с объёмными исследованиями и производством, разрабатывались уже супер-корпорациями, которые были способны не только быстро довести дело до производства, но и обеспечить монопольную прибыльность, а значит — гарантировать возврат заёмных средств. Однако с приходом мировой рецессии и пересмотром банковской политики эта оргтехнология тоже умерла — либо находится в агональной стадии. Дешёвые кредиты закончились надолго. По сути дела, вкладывать деньги в инновации, кроме государства, теперь стало некому. И это — не только проблема России, но проблема глобальная.
Таким образом, работоспособную на сегодняшний день организационную технологию можно представить лишь в виде модели «космического старта», где основные усилия выполняются государством. Это могло бы работать следующим образом: специально для этого предназначенные государственные экспертные организации на постоянной основе отслеживают научные публикации на предмет обнаружения перспективных технологий и возможностей создать на их основе конкурентоспособный конечный продукт. На предварительном этапе оценивается потенциальное значение той или иной технологии, а также возможность коммерческого успеха. В рамках модели «космического старта» это соответствует поискам подходящих параметров «орбиты».
Далее развитие избранной технологии планируется в лихорадочном темпе «большого скачка», когда предпринимается максимум усилий, чтобы обогнать потенциальных конкурентов. Тогда можно рассчитывать, что с переходом в коммерческую стадию проект принесет сверхприбыль. В ином случае перспективы того, что проект себя когда-нибудь окупит, значительно снижаются. И первый этап реализации проекта — этап «вывода на орбиту» — решающий. На этом этапе государство должно полностью взять на себя ответственность за проект. Все разговоры о «частно-государственном партнерстве» на первом этапе — «от лукавого». Если такой механизм не работал даже в эпоху кредитного изобилия, то теперь о нем можно вообще забыть…
Вместо этого следует принять как факт неизбежность того, что запуск проекта «на орбиту» будет осуществлять государство. И тут любое недофинансирование должно быть исключено. Недофинансирование технологического проекта — это по сути дела изощрённый способ разбазаривания народных средств. Ведь в этом случае ни общество в целом, ни частные корпорации, которые в дальнейшем будут поддерживать проект, не получают расчётной прибыли, и сама перспектива внедрения инновации становится туманной.
Точно так же, как невозможно вывести космический спутник наполовину, невозможно рассчитывать на внедрение новой технологии, сэкономив на расходах. Либо космическая скорость достигнута, либо нет — третьего не дано. Спутник либо выводится в космос и там уже свободно летает, либо падает обратно и сгорает в атмосфере.
И по этому вопросу нам невозможно не согласиться с Чубайсом, когда он говорит, что «невозможно по принципу минимизации цены финансировать НИИ. Здесь нужны крупные, масштабные и значимые решения». Что ж, даже враг иногда озвучивает правильные вещи, и мы не должны отвергать истину только потому, что она исходит из уст врага…
Таким образом, необходим грамотный расчёт планируемых расходов, но при этом максимально амбициозный компромисс между объёмом ведущихся одновременно программ и возможностями экономики. Любой инновационный проект, за который взялось государство, должен быть полностью профинансирован, а учитывая неизбежные непредвиденные расходы, следует быть готовым к некоторому перерасходу средств. Поэтому всякое кудринского типа сопротивление полноценному финансированию следует рассматривать как диверсию против интересов государства либо, по крайней мере, как попустительство государственной неэффективности.
Впрочем, и степень перерасхода прямо зависит от эффективности государственных учреждений и косвенно — от динамичной кадровой политики. Конечно, подобная динамичная и настойчивая политика кадрового обновления невозможна, пока в России у руля страны старая ельцинская гвардия. Поэтому очевидной первоочередной целью поколения 30-летних является скорейшее её отстранение от власти.
Амбициозный эгоизм русского националиста
Конечно, современная элита России так просто на подобный сценарий никогда не согласится, поскольку он равнозначен её уходу с политической сцены с последующим отбором награбленной собственности. Таким образом, инновационное развитие в России становится возможным только после политической революции, когда к власти тем или иным путем придут новые люди, не связанные с известной «семьёй» и воспитанные в духе националистической парадигмы.
Это поколение формировало свои взгляды в 90-е, и оно явным образом разделилось по источникам своей мотивации на две большие группы. Большинство движимо чисто материальными побуждениями, безо всяких идейных ориентиров, будь то советские или либеральные. Это большинство, куда следует отнести и типажи, подобные Анне Кущенко-Чапман, готово строить свою карьеру там, где для этого будут наилучшие условия, и служить тем хозяевам, которые лучше оплачивают. При этом служить честно и добросовестно, без советской лени и либеральных «тараканов в голове». Но, конечно, чтобы всё было достойно: страховка, пенсия, выходное пособие. То есть они — не рабы идеи, а типичные «разумные эгоисты« в чернышевсковском смысле слова.
Меньшинство же из этого поколения чувствует, что способно на большее. Оно также лишено столь характерного для совочных «идейного автоматизма» и выбирает собственную доктрину из чисто прагматических, «шкурных» соображений. Можно назвать эти соображения «амбициозным эгоизмом». И именно вследствие собственной личной амбициозности они выбирают национализм. Быть в хозяйском услужении они не готовы, и прекрасно понимают, что в эмиграции реализация их карьерных устремлений невозможна. Там любой мигрант в конечном итоге упирается в «стеклянный потолок», а если продолжает «дёргаться», его, как Кущенко-Чапман, быстро «ставят на место». Другими словами, простор для адекватного амбициям этой новой генерации карьерного роста может предоставить лишь собственная держава. Но для этого в ней должно быть эффективное государство, которое, в свою очередь, должно стать для этого русским национальным.
Не надо объяснять, что происходящее в сегодняшней России прямо противоположно ожиданиям этого поколения. Провалы инновационного развития, буксование реформ, на которые сетует президент, суть следствия политического тупика. Российская элита не желает добровольно передать власть поколению 30-летних, поскольку они её уже никогда не отдадут обратно. Последним остаётся надеяться на политические пертурбации либо большую войну, когда физическая угроза заставит местные элиты быть более сговорчивыми в вопросе власти.
И если вы спросите, что заставляет молодых амбициозных граждан ненавидеть собственную страну, желая ей поражения в следующей войне, либо жаждать иных потрясений — то это именно кадровый застой, невозможность целого поколения реализовать свои карьерные устремления в рамках существующего порядка вещей. Причём, как показывает опыт — дело не в «системе». Какой бы ни была система управления, если в ней отсутствует кадровая динамика, если руководители, включая высший состав, не освобождают свои должности, и на их место хотя бы раз в пять лет не приходят более молодые и амбициозные — брожение умов и рост революционных настроений гарантирован.
Бляди на капитанском мостике
К сожалению, пока что страна все больше погружается в пучину предреволюционного застоя. Финансовый кризис, на который возлагались большие надежды как на «средство оздоровления», призванное встряхнуть Россию ото сна, не оправдал надежд даже на треть. И когда Чубайс призывает к единоначалию и, соответственно, к персональной ответственности за реализацию программ инновационного развития, он либо искренне не понимает происходящего, либо скрывает от нас причину, почему до сих пор это условие не выполняется.
А причина тут довольно проста: персональная ответственность — это всегда дополнительный карьерный риск. Ведь в этом случае, если что-то не сделано, всегда понятно, кто виноват. По принципу: что бы на корабле ни происходило, в конечном итоге за всё отвечает капитан. А зачем зажравшейся и развращённой многолетним кадровым застоем элите подобная ясность? Гораздо легче и менее рискованно «рулить» всем, и ни за что при этом не отвечать. А в случае чего — «виноват стрелочник», как в недавнем инциденте, когда за невыполнение президентских поручений вместо увольнения министров премьер лишь объявляет выговор их заместителям. Как будто отвечает за отрасль не министр собственной персоной вместе с премьером. Министров своих «лидер нации» даже не пожурил и никакой самокритики по этому поводу не высказал. Где же тут персональная ответственность? И где тут необходимый сигнал элитам? Очевидно, что в современных условиях принцип персональной ответственности невозможно реализовать без кадровой революции.
«Начальство не может и не сможет решить эту задачу. Задача такого класса сложности — это не задача министра и министерства, правительства или президента. Это задача интеллектуальной элиты», — сетует Чубайс в своей речи.
Это было бы так, но только в том случае, если бы шла речь о другой элите, а не о нынешней, состоящей из политических проституток и сутенёров. Задача современной российской элиты — максимальное продление своего затяжного гедонистического оргазма и больше ничего.
«Все, что я сказал, — слабенький, бледный, робкий, неполный, нецелостный и бездоказательный заход в тему», — продолжает кокетничать со студенческой аудиторией Анатолий Борисович. Но именно здесь он бесконечно прав в собственной самооценке. Как говориться: пять баллов за самокритику.
А вот в конце своего выступления Чубайс, как нам представляется, «вопиет в пустыне»:
«Рискну сказать, что все, что я прочел — тысячи публикаций толстых, тонких, — не решает эту задачу. Я не вижу документа, который бы соответствовал запросам. Это означает, что сегодня у нас не правительство отстало, мы с вами отстали. Мы с вами не сформулировали внятного, целостного ответа на этот вопрос. Именно вы и должны дать на него ответ».
Не те книжки читаете, Анатолий Борисович! Всё гораздо проще: если публичный дом перестал приносить доход, меняйте блядей, а не занавески! Как говорится, «кадры решают всё».
