Россия вышла из оболочки революционной диктатуры с такими неоправданными потерями и не завершившимися ещё страданиями, что всякая речь о необходимости убрать с Красной площади революционный некрополь производит почти такое же впечатление, как воспринимался в годы застоя разговор о построении коммунизма. Мол, оно вроде как само собой разумеется, на том и стоим, но только вот когда-нибудь в будущем, что удаляется подобно горизонту. Помнится, в 70-е гг. у отдельных советских граждан бывали и неприятности за настырные напоминания о недавних благих намерениях родной партии.
К счастью, в отличие от прежних крамольных разговоров о светлом будущем мавзолейная тема невозбранна, однако так же нецелесообразна. Хотя, казалось бы, разобраться с этим делом — такая малость, что по физическим усилиям, что по интеллектуальным. Чай, не восстановление плотины Саяно-Шушенской ГЭС, не строительство вертикали и не бином Ньютона. Куда более разжигательные решения были неплохо проведены в жизнь, а их противники никуда не вышли с вилами и косами. Тем не менее, смутно-официальная позиция сводится к тому, чтобы не ворошить и не разжигать. Будем реставрировать на башнях Кремля недавно обнаруженные, кем-то спасённые иконы и год за годом драпировать мавзолей. Будем протирать орлов на башнях Исторического музея и менять лампочки в кремлёвских звёздах.
Равнодушные спокойны. Мало чем довольные сторонники сохранения некрополя удовлетворены хотя бы тем, что «вандализм не проходит». Недовольные межеумочным состоянием как-нибудь перебьются.
Но обратимся к противникам «вандализма». Довольны ли вы, идейные коммунисты, что могилы бойцов революции то и дело превращаются в обочину спортивной или концертной площадки? Нравится ли вам, что хозяева площади и впредь будут стесняться мавзолея и драпировать его «власовскими» флагами? Сколько ни бейтесь, ничего не изменится. Власть в России может исправить свои ошибки, перестать быть «антинародной», но советской она уже не будет никогда.
Можно спросить и у тех, кто не считает советскую эпоху безусловно восхитительной, но вслед за В. В. Кожиновым полагает, что задача патриотов — не отрицать революцию, а склеить разорванные времена. Так ли полезно для этого дела, что витрина страны и главное гражданское святилище (пускай ставшее таковым именно благодаря большевикам) заняты памятниками, по сути отрицающими большую русскую историю ради малой советской, сколь угодно титанической по событиям, но хронологически и онтологически ограниченной? Что уж говорить о случайных погребениях — нужны ли на Красной площади массовые захоронения, скажем прямо, мятежников, погибших при совершении государственного переворота и за убийством защитников Отечества? Какое отношение к сращиванию русской истории имеют Клара Цеткин, Джон Рид или Сэн Катаяма, не говоря уж о Емельяне Ярославском или Розалии Землячке? Почему среди всех полководцев России самые почётные места занимают Ворошилов и Будённый, без толку погубившие многие тысячи солдат и пропустившие врага вглубь страны?
И то было бы ладно, хоть с какой-то точки зрения, толерантно-чистоплюйской, будь в некрополе отражена революционная правда. Но там революционная ложь: где могилы Троцкого, Тухачевского, Блюхера, Берия, Хрущёва, Булганина, Микояна, Подгорного и т. д.? Это не столько летопись революционной эпохи, сколько хроника вранья, предательств и мелких подсиживаний. Это колумбарий т. Артёма и т. Киркижа, Николая Шверника и Фрола Козлова. Вторых-третьих-десятых лиц, вовремя сложивших буйну голову, или просто удачливых молчунов. Не говорите, не поверю, что есть какой-то общенациональной важности священный смысл в том, чтобы на Красную площадь веки вечные взирали Суслов и Черненко.
Ансамбль некрополя эстетически безусловно хорош, только стоит ли жить и дальше, придавленными такой красотой, на руинах революции поверх руин России? «В страшном блеске орихалка город солнца и числа спит, и буря, как весталка, сверху волны принесла. Море, море, морда гроба, вечной гибели закон. Где легла твоя утроба, умер город Посейдон».
Препятствуют выходу из тупика два вопроса. Первый формален: это невозможность получить требуемое законом согласие родственников всех погребённых. Стоит ли говорить о том, что при желании можно принять решение об особом статусе Красной площади и почтительном перезахоронении праха ныне погребённых на ней? Второй вопрос вытекает из непродуманности ответа на первый: не существует общеизвестной и привлекательной идеи того, что делать с памятниками, прахом и самой Красной площадью, избавленной от нынешнего бремени.
Вопреки заклинаниям о гражданском согласии, перемещение советского некрополя как раз очень целесообразно. Это очень весомая подмога противоестественно затянувшемуся делу превращения бывшей РСФСР в Россию. Если считать большевизм искалечившим Россию злом, из благих намерений погубившим несметное множество людей и, в конечном счёте, породившим многие нынешние беды, такой поворот полезен с самой высокодуховной точки зрения. Однако он же полезен и с чисто рациональной. Прошлое надо помнить и чтить, но всю оставшуюся жизнь обедать перед траурным портретом даже самого родного человека — выбор для немолодой безутешной вдовы, а не для внуков, которым дальше жить. Мавзолей Ленина давно стал символической могилой советской утопии, многими отождествляемой с Великой Россией.
Стоит вспомнить и о том, что после смерти Сталина «партия и правительство» (те ещё вандалы) приняли решение, чтобы перенести могилы с Красной площади в некий великолепный Пантеон на юго-западе Москвы. Не выполнили эту идею, скорее всего, по той причине, что из сочетания всё новых разоблачений и неполных реабилитаций (когда «волюнтаризм» высмеял даже Юрий Никулин, а об убиенных соратниках уклончиво писали "трагически погиб") стало уж окончательно ясно, что историко-идеологическая основа подобного проекта, откуда ни начни ткать, всё лезет по нитке. Последний раз некрополь подновили уже в начале 70-х, когда Ильич II стал чуть ли не прямым наследником Ильича I, за каких-то двенадцать лет до перестройки.
Ради чего же нам нужно вечно мириться с концепцией, сложившейся даже не на заре советской эпохи, а в последние десятилетия её существования и не от силы революционной власти, а от её идейной слабости и нерешительности? Мавзолей — грандиозный памятник и стоит уже восемьдесят лет? Да, грандиозный. Но конкретному человеку и конкретной эпохе, у коих с остальной русской историей сильнейшие противоречия. И стоит он не на Калужской площади и даже не на Манежной, а на Красной. Отчего-то никто не требует вернуть на купол Сената красное знамя на том лишь основании, что оно развивалось там семьдесят лет и встречало Парад Победы и Гагарина. Такая форма будет соответствовать содержанию, лишь если найдутся другие основания, политического характера (чего мне бы ни в коем случае не хотелось, хоть и признаюсь, что к советскому флагу моё отношение, быть может, чересчур терпимо, а к российскому, наверное, омрачено общеизвестными безобразиями).
В. Т. Третьяков, ратуя за сохранение щусевского шедевра при условии, что тело Ленина будет предано земле внутри мавзолея, как-то заметил, что для следующего поколения «Ленин будет всё равно что Тутанхамон». Однако такое «всё равно что» наступит лишь при условии полной варваризации. «Не прокатывает», хоть и понятно, и давнее путинское заявление о том, что всё, дескать, нужно оставить как есть, дабы не оскорблять чувства старшего поколения, иначе могущиго оказаться быть поставленным перед фактом, что «всё было напрасно». Большевистское кладбище между Спасской и Никольской башнями не воспринимается нейтрально и ни с чем не примиряет, скорее наоборот. Чувства всех поколений куда больше предполагаемого «вандализма» коробит нынешняя неустроенность, злая мысль о том, что большевики могли «навести порядок», выиграть войну, вывести человека в космос, дать людям малые, но равные возможности, а «эти» не могут. И торжественный некрополь воспринимается как злая насмешка над непутёвыми наследниками, гораздыми только прикрыть мавзолей плакатиком. Хотя в самом некрополе злых насмешек сокрыто более чем достаточно.
По здравому размышлению все (и даже твердокаменные коммунисты) способны уразуметь, что сейчас мавзолей на Красной площади не вполне присутствует. Вместо былого символа советского государства мреет призрак, умершая могила. Положение мавзолея ничуть не лучше, чем у кремлёвских двуглавых орлов до 1935 г. Зато расположение завидное: мёртвый символ в месте, по науке называемом архитектурной доминантой. Ленин умер, и дело его умерло, и если это главное, что было в России, то и Россия умерла. Всё в прошлом, дорогие товарищи.
Не пора ли прекратить невольный глум над живым и мёртвым? Ведь если оставлять мёртвое святилище в середине живой площади, этак и до гагрены недалеко. Эту интеллектуальную гангрену я уже предлагал назвать фантомным советизмом — бесконечно унылым восприятием России как разгромленного Советского Союза. Допустим, Россия действительно потерпела жесточайшее поражение и до сих пор не выбралась из-под обломков. Но революция-то потерпела поражение капитальное, революционное государство вовсе перестало существовать. И если Россия, как многим нравится думать, равняется революции, то всем давно пора отползать в сторону кладбища. Если же нет, нужно жить как-нибудь иначе, не под лишившимися смысла красными звёздами.
Следовательно, убрать с Кремля звёзды, с Красной площади — мавзолей, из Александровского сада — памятник основоположникам социализма суть насущная психологическая необходимость.
Став из вечно временного центра мировой революции действительным центром России, Красная площадь только выиграет. И не нужно говорить, что прежде следует поднять ВВП, повысить пенсии, запустить работающую жилищную программу и т. д. Подвижки в одном другому не помешают. Мешает отсутствие подвижек в чём бы то ни было.Начнём со звёзд. Имеет смысл наконец-то заменить их двуглавыми орлами. Но не прежними металлическими, а только с позолоченным обводами деталей, стеклянными, в темноте горящими золотистым (перья и символы власти), красным (щит) и голубым (андреевский орден).
Вдоль кремлёвской стены сохраняются гранитные трибуны, но больше не будет могил. Пространство у стен густо засаживается цветущими кустами. Передняя часть места, где ныне находится мавзолей, занимается гранитным возвышением для принятия парадов — предположим, прямым и ступенчатым спереди, а сзади — скруглённым и отвесным, окружённым узким бассейном, куда из камня будет изливаться вода, в жаркий день чуть охлаждающая площадь. Возможно, на вершине, на фоне голубых елей, должна стоять небольшая торжественная колоннада, перекликающаяся с гротом Бове в Александровском саду.
Мавзолей Ленина, большинство погребений из земли у кремлёвской стены и из неё самой, надгробные памятники, обелиски в форме склонённых знамён переносятся к новому музею революции. Могилы, не имевшие надгробий, могут быть покрыты красными гранитными плитами. При этом военачальников-участников Великой Отечественной войны (кроме Ворошилова и Будённого), лётчиков, стратонавтов и космонавтов, погибших при исполнении служебного долга, учёных и конструкторов разумно было бы перезахоронить на создающемся ныне государственном мемориальном кладбище, Горького — среди коллег на Новодевичьем, но все имена прежде похороненных у кремлёвской стены должны быть отмечены на обелисках революционного некрополя.
Рядом создаётся парк скульптуры, куда переносятся ранее демонтированные памятники Дзержинскому, Свердлову, Сталину, хранящиеся ныне у ЦДХ на Крымском Валу, а также монументы Ленина, Маркса, Калинина, Кирова, всяческих Добрыниных, Барболиных и Жербуновых, всё ещё находящиеся на улицах Москвы и в московском метро, а также в других городах. Туда же из Александровского сада перемещается памятник основоположникам социализма (на прежнем месте резонно установить копию этого монумента до революционной переделки — юбилейную стелу с именами Романовых). В парке скульптуры могут быть установлены и копии быстро разрушившихся памятников, созданных в начале революции по большевистскому плану монументальной пропаганды.
Центром мемориального комплекса (возможно, расположенного в соответствии с первоначальным, «космическим» проектом ВСХВ) будет здание музея, повторяющее (пускай в уменьшенном и упрощённом виде) очертания башни Татлина. Основой экспозиции музея должны стать экспонаты, без гнева и пристрастия рассказывающие о культе светлого будущего и борцов за него, об осуществлённых и неосуществлённых планах и проектах, о советской мифологии и её столкновениях с реальностью.
Территория некрополя и парка скульптуры засаживается декоративными деревьями и кустарниками, обладающими красной листвой или красными цветами, плакучей кроной или перекрученными стволами.
Пускай одни видят в этом последние почести, другие — вечную ссылку. Появление этого скорбного мемориала будет куда отраднее, чем нынешнее бессмысленное и заунывное примиренчество.
