Современная российская молодежь, претендующая на некоторую интеллектуальность (об интеллекте и интеллигентности говорить, увы, не приходится), значительно примитивнее и поверхностнее своих сверстников двадцатилетней давности. Она имеет самые странные, не имеющие ничего общего с реальностью представления о родной стране и ее истории, а главное — откровенно не понимает, что ей со всем этим делать. Такие невеселые размышления охватывают при знакомстве с научной молодежью Москвы и Казани, участвовавшей в конкурсе творческих работ «Россия и мiр», проведенном Международным фондом славянской письменности и культуры, и международной конференции «Межрелигиозные и межэтнические конфликты в условиях кризиса идентичности», организованной философским факультетом КГУ.
Жюри конкурса «Россия и мiр», приуроченного ко дню Кирилла и Мефодия, разочарованное крайне низким уровнем присланных работ, не стало присуждать не только первое, но и второе, и третье места (!), ограничившись лауреатскими дипломами. Анализ эссе и «научных» статей, присланных для участия в конкурсе, показал удручающе убогий уровень как знаний, так и креативности московского студенчества, переживающего о судьбах России. Молодых людей хватает на пересказ чужих статей (преимущественно современных публицистов, причем далеко не лучших) и апелляции к авторитету историков прошлого (например, Николая Данилевского), на бесплодные рассуждения в духе «надо что-то делать, но я не знаю, что именно» и провозглашение всем известных истин («Пасха — это великий праздник»), на рефераты, в частности, о покорении Кавказа, но только не на самостоятельные рассуждения о стоящих перед нашим государством проблемах и путях их преодоления.
В работах молодежи полно и фактических ошибок. «Как только Россия выпустила бразды правления из своих рук, азербайджанцы стали вырезать армян, абхазцы, попытавшись стать суверенным государством, потерпели фиаско и были вновь «подмяты» под Грузию», — пишет автор работы «Россия и Кавказ», по-видимому, до сих пор не знающий о суверенном государстве под названием Республика Абхазия. Отмечая, что Грузия и Азербайджан входят в зону влияния США, студент однозначно записывает в ту же обойму и Армению: «Несмотря на многостороннее политическое и экономическое сотрудничество с Россией, армянское правительство сегодня более склонно искать поддержку в Вашингтоне, а не в Москве». Этот тезис по меньшей мере спорен и нуждается в доказательствах.
Указывая всего два направления возможного экономического развития Кавказа — фрукты-овощи и туризм (привет, популяризаторы нанотехнологий!) — участник конкурса констатирует, что «наиболее прочные позиции (политические, экономические, социальные и т.д.) Кавказ имел в периоды своего существования под властью России», а вот «дальнейшее развитие этого региона зависит от того, какому же направлению геополитики он будет следовать». Вся работа занимает девять страниц, но искать в ней попытки прогноза дальнейшей судьбы как Северного Кавказа, так и Закавказья, не стоит — их нет.
«В настоящее время Россия опять останавливается перед камнем на перекрестке дорог, — начинает конкурсную работу другой участник. — Вновь читаем слова, высеченные на его поверхности, предлагающие тот или иной дальнейший путь (какой? — пояснений нет). На рубеже столетий наше государство опять осталось одно. России предстоит сделать очередной решительный шаг в своем развитии для того, чтобы доказать миру нерушимость и стойкость тезиса о нерушимости третьего Рима, чтобы явить целостность Руси православной». И все бы ничего, если бы этим словоблудием не занимался студент пятого курса не последнего в России Московского государственного университета (это к вопросу о владении русским языком — пунктуационные ошибки здесь и далее исправлены). Заканчивает он призывом к русским, украинцам и белорусам «осознать необходимость свободного союза славянских племен для построения нашего общего будущего на основе общего прошлого». «Мы вместе горевали и вместе воевали, вместе радовались Великой победе над фашизмом», — описывает он это прошлое. Для седьмого класса общеобразовательной школы — в самый раз, для лучшего в России университета — мягко говоря, слабовато.
Другой пятикурсник МГУ, являющийся к тому же основателем университетского клуба русской цивилизации, обращаясь к весьма важной теме — что значит быть русским сегодня? — разъясняет: «Быть русским — это ответственность. Выбрав (давно ли люди получили возможности выбирать национальность?) этот путь, человек должен нести все его тяготы. Русский человек должен являть окружающим людям примеры русского поведения, воплощенные ценности русского мира». Основой жизни должны стать «трудолюбие, доброта и сила воли», не присущие, по-видимому, иным народам мира. Брать же примеры реализации этих, безусловно, положительных качеств следует из фольклора и русской песни: «Кто хоть раз слышал русскую песню в аутентичном исполнении, тот уже знает, что такое русский дух».
«Наш мир поверхностный и материальный, Россия же, а точнее ее идея — Святая Русь — понятие глубокое и прежде всего духовное, — заключает молодой человек. — Но для нас, тех, кто живет «в миру», Россия — это наш духовный обет, наша миссия. Мы не выживем в этом мире без этой идеи. Пропадем, сопьемся, продадимся, просто сгинем. Нет хранителей русской идеи — нет и нашей страны». Напрасно, однако, искать в его работе хотя бы набросок этой самой «русской идеи» — ничего, кроме песни «Не для меня…» найти не удастся.
Младший собрат этого горе-теоретика, третьекурсник, кажется, и сам запутался в длиннющих предложениях «высокого штиля». «Что касается современности, то поиск и конструирование сакральной вертикали нужно вести с учетом различия нации и Родины-страны — с одной стороны, и государства — с другой, не пытаясь сделать священным последнее, — предлагает он. — Такой поиск может вестись и в направлении уже упоминавшегося представления о наличии у нации и страны идей-первообразов в платоновском смысле. Тогда смысл существования русской цивилизации будет заключаться в стремлении приблизиться к ним через окультуривание русского пространства, через всемерное раскрытие потенциала народа и занимаемой им территории». Как говорится в учебных аудиториях, никто ничего не понял. Проще надо быть!
Не следует думать, будто теоретизирования на широчайшую тему России и мiра прислали исключительно юноши. Представительницы прекрасного пола — так и видишь их с плюшевыми зайчиками и модными сейчас самодельными войлочными игрушками в руках — тоже внесли свою лепту в осмысление глобальных процессов. «Может, опять России нужен свой путь? – пишет одна такая мечтательница. — Только история и опыт смогут ответить на этот вопрос. Идея светлого Запада и его спасительного духа для России пока показывает свою несостоятельность». Каким же путем идти России? — задается она риторическим вопросом в конце конкурсного материала. «Карикатурно-подражательным или своим самобытным, основанном на своих интересах, историческом опыте, мировоззрении, национальном характере? Решать не иностранным наблюдателям, а нам с вами». Однако ни малейшей попытки указать, так сказать, дорогу, девушка не делает. Сплошные вопросы без ответов…
Участники казанской конференции по межэтническим и межконфессиональным конфликтам (актуальность очевидна!) всю мощь своего интеллекта вложили в названия докладов: «Кризис идентичности в условиях политических и социальных преобразований России», «Православие и самоубийство: ценности религиозные и светские», «Ревитализация религиозного образования» (этот термин, пришедший, как выяснилось, из косметологии, использовался неоднократно и многими) и так далее.
К сожалению, бодро прочитав свои «научные работы», мало кто из студентов-религиоведов смог ответить на самые простые вопросы. Девушка, рассказывавшая, что против «Свидетелей Иеговы» нередко применяются насильственные меры, не могла толком сформулировать своего отношения к этому факту в условиях, например, Армении, находящейся в кольце врагов (напомним, сектанты отказываются брать в руки оружие). Ее коллега, верно заметившая, что православие безусловно осуждает самоубийство, легко заявила, что в эвтаназии, в общем-то, нет ничего плохого. Аспирантка, начавшая доклад с фразы: «Как известно, во времена СССР все нерусские народы подвергались ущемлениям и притеснениям…» (и отрекомендовавшаяся в кулуарах русской националисткой (!!!) не смогла привести ни одного примера таковых. В ходе «допроса с пристрастием» выяснилось, что она полагала, будто языки «нерусских народов» были запрещены, их культура не развивалась, а руководителями национальных республик (речь шла о союзных республиках) назначались исключительно русские. Если же на эту должность по недосмотру попадали представители титульной нации, то пребывали на ней лишь самое короткое время. Комментировать это, пожалуй, не имеет смысла…
Однако самая феерическая дискуссия возникла после того, как одна из девушек, подчеркнув необходимость изучения школьниками основ той или иной религиозной культуры, рассказала, как в церкви некоторые люди по невежеству подходят к причастию, не будучи готовыми, но повинуясь стадному инстинкту. «А чем плохо, что человек не осознает сакральный смысл причастия? — удивленно вопросил кто-то из молодых религиоведов. — Вот если бы он двойку получил по ЕГЭ…». Разговор продолжился за обедом, где кандидат наук, мусульманка, скромно одетая в соответствии с требованием своей религии, спокойно заметила: «Действительно, что здесь такого? Например, я, проходя мимо церкви, могу и свечку поставить, и к причастию подойти…». Каким образом это сочетается с декларируемой ей принадлежностью к исламу, да и просто здравым смыслом, понять так и не удалось.
Разумеется, даже после всего вышесказанного на российской молодежи вряд ли стоит ставить крест. Но сделать некоторые выводы, прежде всего, научным руководителям этих ребят, пожалуй, стоит. Ведь речь идет о тех, кто добровольно принял участие в указанных мероприятиях, которые, не входя в «обязательную программу» вузов, по определению собрали ребят, живо и не из-под палки интересующихся означенными проблемами. Религиоведы, не имеющие базовых представлений о религии, философы, с трудом изъясняющиеся на родном языке… Что уж говорить о тех, кто ни в каких конференциях не участвует.
Автор — эксперт Центра евразийских и международных исследований Казанского государственного университета.
