Всякий раз, проходя по Большой Дмитровке, я думаю: поднять ли глаза на фасад серогранитного здания, выстроенного по последней советской моде. Глаза и мозги режет надпись аршинными золотыми буквами: «Совет Федерации Федерального Собрания Российской Федерации». Словно три шва на одной щеке. Мало нам было «федеративной», так теперь «федеральное» навязалось на нашу голову! Пародия на Соединённые Штаты (только вот чего? Бразилии? Мексики?). В общем, Америка для бедных.
Нет, я не против федеративного устройства. (Хотя нам бы на местах столько земской власти (а не самоуправства), сколько имеется в иных вполне унитарных государствах). Речь именно о пластмассовом слове «федерация», звучащем так же по-русски, как, например, «целлулоид» или «статистика». Вроде бы давным-давно в русских словарях и на слуху, а мало в какую строку ложится. Сколько лет уж используется в русском языке слово «федерация», но не прирастает оно к названию страны.
«Федерация» – что-то бюрократическое, причём низовое, подчинённое «союзному центру». «Российская Федерация» – в советское время кратко говорили бюрократы-хозяйственники да всякие деятели творческих союзов. «…Жил-был руководитель второго ранга и руководил он чем-то в РСФСР. … И когда произносили его фамилию, всегда добавляли: «Только это не тот Козлов, а это – из РСФСР». Потому что всегда имелся «тот Козлов», руководитель первого ранга» (Эдвард Радзинский). «Но верю я, моя родня – две тысячи семьсот семнадцать поэтов нашей федерации – стихи напишут за меня. Они не знают деградации” (Андрей Вознесенский). «Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика» воспринималась как нечто административно-территориальное (вдобавок, на деле – управляемое непосредственно оттуда, откуда земля начинается, и лишённое прав на разные самовитые завитушки). Вот Советский Союз – это, понятно, страна. Хотя бы русским языком называется.
«Республика» или «империя» – слова тоже иностранные. Но всё-таки из другого ряда, национального, державного. Торжественный гул от них исходит. Впрочем, в российских реалиях, после советского административно-территориального деления и «республика» воспринимается как нечто маленькое и подчинённое. Итальянский или французский вкус к этому слову, буквальное его понимание («общее дело») нам не взрастить. Ну, провозгласил Керенский Россию республикой 1 сентября 1917 года…
Для империи же потребен император, а монархию нужно ещё заслужить, как и право называться империей. Но для этого, да и просто чтобы добиться чего-то гармонического, нужно зауважать свою страну, не противопоставляя её государству. А в таком деле не лучшей помощью служит название-протез, ассоциирующееся с чем-то конторским (не говоря уж о кромешном блуде, из коего оно явилось). Было у нас (причём со времён ещё царских) «народное хозяйство» – стала каким-то чужим дядям принадлежащая «экономика», всё никак не могущая дотянуться даже до неладного советского «народного хозяйства». Объявляем торжественно «Российскую Федерацию», чтобы всё как лучших домах, а само слово звучит, будто это сила тёмная, враждебная, федерально-федеративная.
Попробуйте произнести: «Моя Родина – Федерация». Словно встаёшь на отсиженную ногу. Пробуйте ещё: «Родная моя Федерация!», «За любимую Федерацию!»… Всё равно, что дарить женщине букет из кладбищенских пластмассовых цветов. От «федерации» дождёшься разве дотации... Да ещё вспоминаются римские федераты – варвары, племена которых «по согласованию с центром» расселялись на землях поздней Римской империи, обещая при случае пособить от других варваров...
Да нужно ли нам это слово, если от него только пуще за державу обидно? Постойте, именно за Державу! Нам нужна Держава, а не протез какой-нибудь клацающий. Назовите вы страну «Российская Держава» (the State of Russia, l’Etat de Russie), а уж держава может быть какой угодно – большой, маленькой, федеративной, унитарной. Главное, что она прочно держится. Сыплющееся государство державой не назовут. Но державе несолидно дать посыпаться, совестно. А пластмассовой «федерации» – «Ну, была тут какая-то…»
