Летом принято рассуждать о детях от семи до двадцати с лишним — детский отдых, подростковая занятость, молодёжная политика, экзамены, трудоустройство, скоро в школу. Журналистам, государственным людям, родителям есть о чём поговорить. Много разговоров о безопасности — от автомобилей, от наркотиков, от маньяков.
В новостях и на круглых столах говорят и о том, как несовершеннолетних с помощью активного досуга оберегают от соскальзывания к преступлению. Надо признать: праздность, безусловно, мать всех пороков, и образ мысли от занятости несомненно зависит, но ею, к сожалению, определяется лишь в небольшой степени. Разные сильные мира, например, — очень занятые люди. А преступников среди них изобличают довольно.
Одно только патриотическое воспитание тоже не внушает (тем более — разом), что такое хорошо и что такое плохо. Шпана... (простите за архаизм!) «гопота» по-своему весьма патриотична — частенько за родину пьёт. А постсоветский кинематограф с убийственной для душ НАДЧЕСТНОСТЬЮ подарил стране образ нутряно «своего», простодушного и смиренного душегуба, коего язык не повернётся назвать ни злодеем, ни жертвой обстоятельств. Если он кого и покрошит, то не со зла; жертва же не выходит сухой из воды, в отличие от победительного Иванушки-дурачка. В общем, будь проще — и к тебе потянутся удача, деньги, красивые девочки — куда им деваться, у них без тебя не сложится!
В создании образа «пришедшего к успеху» уркагана, которому «быть проще» уже влом (но своих не забывает), большому искусству, несмотря на громкие опыты, прилагать силы уже зазорно: чай, не «лихие девяностые» (дивное по фальши и пошлости словосочетание, за которым кроется крепкая усадка «лихих людей», как раз ничего избывать и не желающих). Однако масштабный идеал «авторитетного» человека и без того владеет умами – особенно подростков и переростков. Это, увы, естественно. В России уголовная романтика всегда цвела пышно, и Россия тут не оригинальна. Уголовная среда и околокриминальная субкультура — неотъемлемая часть развитой городской цивилизации (в иных условиях животные инстинкты, конечно, тоже проявляются, но канализируются иначе).
В информационном обществе искусство и медиа делают немало для распространения этой субкультуры, но она, к сожалению, прекрасно обходится и без них. При осторожном подходе любая компания несовершеннолетних шпанят сообщит вам уйму правил поведения и философских максим. К Богу, Царю, Отечеству перед такой молодёжью взывать бессмысленно. Несомненные ценности по-своему чтимы и здесь, но с поправкой на особую мораль, на свои представления о грехе и чести и даже на своё понимание рационального.
Есть одна важная тонкость, и перелом в ней страшен. Хулиганы (на довольно короткой нашей памяти) были всегда. И блатари были всегда. Но далеко не большинство подростков проникалось духом шпаны. Далеко не вся шпана, особенно в спокойные 50-80-е годы, заигрывалась в блатарей, которых и в тюрьме-то меньшинство — эту давнюю истину сообщит вам любой малолетка. Однако в 90-е годы у блатного мифа появились не только возможности в СМИ и широкая неприкаянная аудитория, но и весомый довод в свою пользу: «Оно катит!» В глазах общества уголовник будто перестал быть изгоем, неудачником и оказался царём жизни (вправду это касалось, разумеется, единиц, а тюрьмы забивались полуголодными, больными людьми).
С одной стороны, положение с законностью и социальными ориентирами сейчас несколько выправилось (хоть до благополучия ещё ох как далеко — и не скатиться бы назад). С другой — общество (особенно молодое) теперь явно менее культурно, чем в постсоветском начале 90-х, когда разгоралась «криминальная революция». Теперешний малолетка на деле имеет больше возможностей для нормального бытья, но стал глупее и легковернее, приучен к картинкам «чёткой» жизни, верх которой — набитая девками хата в тёплой стране.
Бороться с этим надо, как с наркотиками. То есть хорошо б уничтожить рúсковую среду, но коли невозможно этого сделать сразу, нужно сеять в самой среде отвращение и страх перед отравой. «Тюрьма — это не хай-класс», – как выразился один симпатичный кинозэк. Только не надо симпатичных. Для «гопников» 13-16 лет была бы доходчива лобовая рекламная кампания. Задача её: показать, что человек, попавший в криминальную среду и прошедший зону — это, как правило, не стильный дядя на дорогой тачке и не накачанный пацан, отымавший всех девок района. Это конченый лузер — больной, истеричный, привыкший к задрипанной казёнщине, получающий новый срок «по дури». Не миллионер, а безработный чернорабочий, бич, бомж. Не качок-сексгигант, а тощий туберкулёзник, пара которому — разве какая «синюха». Не супермен, а ощеренное, как битый пёс, существо неясного пола, топающее строем, которое уже ни о чём, кроме «воли» не думает, но вожделенной «волей» распорядиться тоже не сумеет. «Десять лет назад мы хотели быть крутыми. Самым крутым из нашей тусовки оказался тот, кто сразу умер. А мы все — лохи».
