Пятнадцать лет спустя или национал-капитализм 3

В ноябре 1994 года «Независимая газета» опубликовала мою статью «Национал-капитализм». Обилие откликов позволило затем выступить с разъяснениями под заголовком «Национал-капитализм – II». Одни респонденты грозили автору Нюрнбергским трибуналом и писали доносы в Московскую прокуратуру, другие находили в высказанных соображениях единственно верную идею новой России. Кого-то решительно не устраивал вердикт «капитализм», а кого-то тошнило от определяющей приставки «национал». Словом, угодить не удалось почти никому, но термин прижился и периодически всплывает в политологии.

Прошло пятнадцать лет, появились новые факты и цифры, которые позволяют не только конкретизировать сбыточность прежних соображений, но и предложить новые прогнозы развития событий. Я вновь рискую оказаться в положении Кассандры, чьи пророчества до того всем не по нутру, что им никто не верит, пока не сбудутся. Жребий горек, но отречься от миссии я не в силах.

Реперные точки

Вначале напомню читателю о чем шла речь в 1994 году:

– у России не было выбора между капитализмом и социализмом: капитализм пришел закономерно, всерьез и надолго (с чем сегодня не спорят даже коммунисты);

– выбор был, но совсем иной: капитализм колониальный – либо капитализм национальный, причем победил колониальный (с чем сегодня не спорят даже либералы);

– национальный капитализм – это: 1) госпарткапитализм как строй, при котором государство, действуя, оптимально, через правящую партию, не только патронирует, но и контролирует отечественный бизнес, следя за балансом частных и национальных интересов; 2) физическое преобладание представителей государствообразующего этноса и вообще коренных народов страны в составе класса буржуазии;

– диалектика момента: колониальный характер российского капитализма (а он по-прежнему таков) отражает слабость позиций русской национальной буржуазии, ее классовую незрелость и неконсолидированность, ее непредставленность в российской политике; изменение этого статуса в лучшую сторону повлечет за собой и изменение строя;

– политэкономическая задача номер один для России – поворот от колониального капитализма к национальному, на «китайский путь развития»;

– это станет возможным, когда вырастет и политически созреет класс русской национальной буржуазии, чтобы осуществить диктатуру национального капитала;

– такая диктатура может сложиться только через «союз ума и капитала», через закулисный союз между Союзом русских купцов и промышленников (название условно) и респектабельной Русской политической партией (название условно), исповедующий триединый лозунг: «нация – порядок – справедливость».

Перечисленные тезисы делятся на три категории: 1) констатирующие, 2) условные и 3) прогнозирующие, рекомендательные. Третья категория полностью зависит от второй, поэтому есть смысл уточнить, состоялись ли социально-экономические предпосылки для перехода к полноценному национал-капитализму – или еще нет.

Пациент скорее жив, чем мертв

Прошедшее двадцатилетие наглядно показало, что все причитания о непригодности русских к капитализму не имеют под собой почвы.

Ученым-историкам это было ясно давно, но их выводы не доходили до широкой публики, предпочитавшей мифы о русском народе – исключительном бессеребренике, коллективисте и идеалисте. Сошлюсь здесь на монографию А. Н. Боханова «Деловая элита России 1914 года» (М., Институт российской истории РАН, 1994). Большую часть книги занимает список крупнейших дельцов того времени. Как пишет автор, это «первый опыт создания необходимого банка данных о “капитанах бизнеса”… Отражает положение на середину 1914 года».

Всего в списке 1393 человека. Их национальность автором не указана, мы судим об этом существеннейшем факторе в основном на основании фамилий фигурантов. Условно, поскольку под фамилиями немецкими, польскими, тюркскими и т.д. зачастую скрывались потомки давно обрусевших родов; вместе с тем под фамилиями русскими (восточнославянскими) можно встретить и еврея, и немца, и др. Тем не менее, клеймо «иностранной» фамилии все же имеет значение как показатель активности того или иного этноса в области бизнеса.

По условным подсчетам, среди перечисленных автором заправил делового мира в нашей стране накануне революции – примерно 60% нерусских. И около 40% представителей коренной и государствообразующей русской нации. Много это или мало? Немало. Ведь это – Большой Бизнес, а русские традиционно предпочитали всегда малый и средний. И тот факт, что среди былых акул российского капитала – 40% наших, обнадеживает.

Если же взять первые три десятка наибогатейших предпринимателей России в 1900-1914 гг., там доля русских, как ни странно, еще выше, она доходит до двух третей (посчитано но материалам статьи: В. Гаков. Старые русские. – «Форбс», май 2005).

Что до среднего и мелкого российского дореволюционного бизнеса, то, хотя материалы российской переписи 1889 года говорят об абсолютном (якобы до 70 с лишним процентов) превалировании евреев, но на деле эта статистика возникла за счет черты оседлости, где практически все пятимиллионное еврейство относилось к мелкой буржуазии. Что же касается основной России, описанной М. Горьким, А. Островским, Г. Успенским, Ф. Горбуновым, В. Шишковым и др., там положение дел было совершенно иным. Не случайно такой «знаток и любитель» российской буржуазии, как Владимир Ульянов (Ленин), для передачи ее собирательного образа остановился не на гинзбургах и рабиновичах, а на разуваевых и колупаевых. Иначе массовый читатель его бы просто не понял.

О том, что случилось потом со всеми этими колупаевыми и разуваевыми, красноречиво поведал один из авторов доктрины НЭПа Николай Бухарин: «Во время “военного коммунизма” мы русскую среднюю и мелкую буржуазию наряду с крупной обчистили... затем была допущена свободная торговля... Еврейская мелкая и средняя буржуазия заняла позиции мелкой и средней русской буржуазии» (Н. И. Бухарин. Путь к социализму. – Новосибирск, 1995).

Уничтожив русскую буржуазию, а затем – и самую память о ней, советская власть в дальнейшем всеми силами пыталась убедить нас в том, что капитализм и русскость есть две вещи несовместные.

А что на самом деле? И как обстоит дело с капитализмом у русских сегодня? Вернувшись в наши дни, мы можем удостоверить именно особую предрасположенность и приспособленность русских людей к капиталистическому предпринимательству.

* * *

Вспомним недавнюю историю. Все, кто в сознательном возрасте застал 1970-1980-е годы, согласятся, что уже тогда в СССР существовало гигантское капиталистическое подполье, а черный рынок товаров и услуг был почти всеобъемлющим. По подсчетам американского иссследователя Г. Гроссмана, в середине 1970-х гг. от 28 до 33% своих домашних расходов советские люди производили из «левых» источников, а доктор наук В. Тремл (Университет Дьюка, США) считает, что «левый» заработок в позднем СССР имело до 12% рабочей силы.

Несоциалистический сектор экономики демонстрировал живучесть чертополоха и упорно развивался, несмотря ни на что: еще в конце 1950-х гг. в стране количество зарегистрированных кустарных промыслов достигало 150 тысяч, впоследствии эта цифра росла. Но теневое производство (цеховики) процветало по большей части не в русских областях РСФСР, а в южных республиках и на Кавказе.

В 1991-1993 годах, когда свершилась буржуазно-демократическая революция и капитализм вновь обрел все права, стартовые преимущества оказались отнюдь не у русских, а у их южных сограждан, скопивших состояния на «цеховой» и сельскохозяйственной продукции и/или создавших этнические ОПГ (см. повествование Пола Хлебникова о Х.-А. Нухаеве и др.). А также у евреев, получивших колоссальный гандикап за счет зарубежных родственников и друзей, обеспечивших их консультациями, деловыми связями, товарными и банковскими кредитами, готовыми бизнес-схемами (вспомним хотя бы блистательно-скандальную историю с «Бэнк оф Нью-Йорк», связанную с парочкой Гурфинкель-Кагаловская).

Вполне практические соображения заставляли начинающих капиталистов сплачиваться по национальному признаку, «держаться своей банжи» (Исаак Бабель): именно это обеспечивало успех. К примеру, вот состав основного ядра команды Романа Абрамовича: родной дядя Лейба, В. Ойф, А. Блох, Е. Швидлер, Д. Давидович, Е. Тененбаум (стоит вспомнить, что и с Березовским, выведшим его на высшую орбиту, Абрамович познакомился на яхте у М. Фридмана и П. Авена). Аналогичным образом комплектовались штабы у Гусинского, Березовского, Ходорковского и т. д.

Казалось бы, при таких неравных условиях у этнически русского бизнеса шансов просто нет, ему не выдержать в конкурентной борьбе. И первые десять постсоветских лет именно так и можно было думать.

И что же? То, что сегодня происходит в деловых кругах России, сравнимо с тем, что происходило в правящих кругах СССР с 1930-х годов. Ситуация эта укладывалась в формулу, сорвавшуюся с губ одного из тех, кто уходил с исторической сцены, уступая представителям неизбежно поднимавшегося национального большинства страны:

– Ванька прет!

Как прет «Ванька»

Проанализируем, как за последние шесть лет менялся национальный состав высшего эшелона российского предпринимательства. Благо, такую возможность дают ежегодные списки «Золотой сотни» журнала «Форбс». Не могу поручиться за стопроцентную достоверность некоторых цифр: сбор информации личного характера в России запрещен, а национальность отдельных богачей из открытых источников выяснить не удалось. Но тенденция видна четко.

Национальность	2004 год	2005 год	2006 год	2007 год	2008 год	2009 год
Русские	50	51	60	57	60	58
Евреи	35	33	21	22	19	21
Этномусульмане	9	11	15	11	7	10
Иные	6	4	3	7	11	10
Неопределенные		1	1	3	3	1

Я не один пытался разобраться в национальном составе самых богатых людей России. Очень близкие по смыслу данные, полученные при анализе еще более обширной выборки, опубликовал в 2008 году Леонид Радзиховский: «Среди 500 российских “олигархов” – 105 евреев, 20% (к ним я причисляю также и “полуевреев”); 93 представителя иных национальностей, 18%; 302 русских, свыше 60%… Для сравнения, в 2004 году картина была иная: из 154 человек 47 евреев, 30%; 30 представителей других наций, 20%; 77 человек русские, 50%» (http://www.day.az/forum/lofiversion/index.php/t12176.html).

Радзиховский делает вывод, который разделяю и я: «Плавное уменьшение доли евреев и других “нацменов” – процесс вполне объективный для российского бизнеса».

Важный штрих. Некогда Борис Березовский заметил, что русские бизнесмены, в отличие от евреев, «не держат удар», не умеют подниматься после поражений для новой борьбы и побед. Цифры показывают, что это уже давно и далеко не так. Из 23 бизнесменов, выбывших в кризисном 2009 году из «золотой сотни», русские составляют 12, а из того же числа вошедших в нее – 11 человек (то есть, практически столько же), причем, что важно, 8 из них, ранее выбившись из сотни, сумели войти в нее вторично, оправившись от неудач и восстановив свой победный статус.

Первая сотня наиболее богатых предпринимателей – это серьезный показатель. В руках этих людей сосредоточилось нечто большее, чем просто богатство. По подсчетам «Форбс», за 2005 год в компаниях, принадлежащих «сотне», работало 2,5 млн сотрудников, а на уплаченные ими налоги государство содержало десятки миллионов бюджетников.

Но вот не менее любопытный вывод, сделанный по изучению 20 тысяч держателей карты Citigold в России. Так называемые «состоятельные люди» составляют сегодня в нашей стране 1,2 млн человек (0,8% всего населения). Не так уж мало. На их долю приходится 30% всех доходов, им принадлежит 40% всех депозитов и 70% активов ПИФ, они контролируют 10% национальной экономики (наиболее доходную часть, заметим).

1,2 млн человек – это уже не сто человек, пусть даже самых богатых. Такое количество, помноженное на роль и место в экономике, вполне укладывается в понятие «класс». Как же выглядит национальный разрез этого контингента? Точно на этот вопрос никто не ответит, ибо подобная статистика не ведется, во всяком случае публично; ведь в РФ сама графа «национальность» ныне упразднена (некоторые ретивые этнологи хотели было отменить и само понятие). Однако в свете вышеозначенной тенденции можно строить обоснованные предположения. И тут надо взять в расчет еще одно обстоятельство.

«Золотая сотня» – это самые-самые. Здесь доля русских выросла за шесть лет примерно с 50 до 60%. Но вот в 2008 году тот же «Форбс» обнародовал имена еще полусотни кандидатов в элитный список, тех, кто стоит лишь одной условной ступенькой ниже. И что же? Доля русских составила 68% (именно как среди первых богачей дореволюционной России: две трети), заметно выше, чем среди первых ста.

Русские	Евреи	Этномусульмане	Иные	Неопределенные	Всего
34	5	6	3	2	50

Предполагаю, что чем ниже мы будем спускаться с террасы на террасу российского капиталистического Олимпа, тем выше будет процент русских среди полукрупного, среднего, полусреднего и мелкого бизнеса. Ведь если упомянутые 1,2 млн «состоятельных» граждан контролируют, однако, всего 10% национальной экономики, то кто же, спрашивается, контролирует оставшиеся 90%? Понятно, что немалая часть приходится пока еще на государство, но, возможно, не меньшую часть уже контролируют «малые сии» – миллионы мелких дельцов, не входящих в вожделенную группу «состоятельных». Зная, что от 40 до 60% российского капитала обращается в тени, нельзя считать этот вариант невозможным.

Итак, вышеприведенные цифры убедительно показывают, что русские отлично приспособлены к капиталистическому предпринимательству и конкуренции, даже в стартовых условиях заведомо худших, чем у других. Составляя 80% среди населения в целом, они стремятся и, надо надеяться, достигнут такой же доли среди бизнесменов, а то и перекроют ее. Дореволюционная Россия, уже в конце XIX века начавшая свое раскрестьянивание, явно шла по этому же пути.

Что же касается цифры в 1,2 млн «состоятельных людей», то в нее включены не только предприниматели, но и другие скоробогатые господа, чьи авуары возникли только благодаря переделу социалистической собственности и всем прочим эволюциям новодельного капитализма. Плотью от плоти которого они являются, даже будучи не предпринимателями, а чиновниками, правоохранителями, представителями оргпреступности или шоу-бизнеса и т.д.

Сказанное означает, на мой взгляд, две вещи: во-первых, мы вправе ожидать, что от двух третей до четырех пятых из этих 1,2 млн человек составляют русские, а во-вторых – это контингент, опорный для укрепления и развития капитализма в России.

Какого именно: колониального или национального? – вот в чем вопрос.

Экономика – это идеология

Разразившийся в 2008-2009 гг. кризис обнажил простую истину: экономическая политика России порочна в корне, в принципе, в идее. Идеологически порочна. Она выстроена на песке ложных постулатов и идеологем. И ее надо перестраивать всю снизу доверху, начиная с идеологического фундамента. Ибо вместо сулящего процветание и стабильность национального капитализма мы все еще имеем в России капитализм колониального типа, чреватый кризисами, обнищанием государства и населения и конечной утратой суверенитета.

О том, что в России правит бал капитализм колониальный, неопровержимо свидетельствуют две вещи: структура экспорта-импорта и структура ВВП. Это вполне очевидно даже неспециалистам, никаких комментариев не требуется.

Проблема в том, что основным лоббистом колониального характера развития России является Кремль. Систематически включая выручку от продажи невосполнимых ресурсов в отчет о ВВП, строя на этих цифрах не только текущий бюджет, но и экономическую стратегию, правительство ставит крест на развитии отечественной промышленности и сельского хозяйства.

Таким образом, главное противоречие сложившейся системы в том, что режим поддерживает колониальный капитализм, в то время как в обществе сложились все предпосылки для капитализма национального

Чтобы предельно разъяснить эту мысль для читателей, я расскажу новеллу о Рижском рынке, отражающую в миниатюре все, что происходило и происходит с российской экономикой.

Рижский рынок как зеркало российских реформ

На заре кооперативного движения в Москве под продукцию кооператоров выделили территорию, прилегающую к Рижскому рынку. И она вмиг до отказа наполнилась плотной толпой покупателей и продавцов. Здесь можно было купить все: от кондитерских и мясных деликатесов до домашней утвари, обуви и одежды. Неважно, что качество было весьма различным, важно, что все это было российского производства. Свое. «Своими», то есть рассчитанными на постсоветскую небогатую публику, были и цены. Ассортимент продукции мгновенно стал расти, как на дрожжах, учитывая рост потребностей. Росло неуклонно и качество; в том числе появились вполне достойные подделки под «фирму»: наши скорняки и швейники в те годы еще не разучились работать.

Особенный оптимизм внушали бешеные темпы развития и гибкость малого частного предпринимательства, его способность мгновенно развернуться лицом к потребителю, учесть все колебания конъюнктуры и любые прогрессивные новации.

Внезапно Рижский рынок был надолго закрыт под предлогом реконструкции и придания ему «цивилизованного вида». А когда он открылся, во всех киосках и палатках оказался… только импортный ширпотреб. Рынок кооператоров прекратил свое существование. Но по сути это был конец не только одного из небольших, пусть и столичных, рынков нашей необъятной Родины. Вместе с ним пресеклась единственно верная линия развития российской экономики, сулившая нам подъем, расцвет и независимость.

Причина проста. Огромные средства, быстро образовавшиеся у частных лиц в начале 1990-х от продажи сырья за рубеж, надо было во что-то вкладывать, ибо деньги должны приносить деньги. Выбор был невелик: либо развивать свое производство товаров народного потребления, либо срочно завозить те же товары, дешевые и третьесортные, из-за границы. Для экспортеров сырья, диктовавших условия игры, намного проще и намного выгоднее оказалось второе. Российская и русская легкая и пищевая промышленность (соответственно, сельское хозяйство и станкостроение) оказались загублены на корню, будучи не в состоянии конкурировать с лавиной низкосортных, но дешевых заграничных товаров. Россия потеряла не только целые производственные отрасли, не только бездарно потраченную прибыль от продажи невосполнимых ресурсов, но даже и продовольственную безопасность. Стратегическая катастрофа экономики огромной страны отразилась в судьбе Рижского рынка, как в капле воды.

Формула смерти

Добавленная стоимость от торговца вместо прибавочной стоимости от производителя: вот формула неуклонного обнищания и деградации России. Ибо добавленную стоимость создает спекуляция (все равно чем, в том числе «воздухом» – дутыми акциями и просто деньгами), а прибавочную стоимость – труд, вечный и единственный источник любого прочного богатства. Именно эту смертоносную формулу обнажил нынешний кризис, когда открылась простая истина: сверхприбыли за нефть, газ и т. д. закончились, а своей промышленности и сельского хозяйства у нас нет как нет. Не создали за все годы реформ, ибо принципиально не вкладывали денег в реальный сектор. И значит, нас ждет «жизнь взаймы», а это не что иное как медленная смерть.

Вернуть Россию на «китайский путь развития», развернуть ее от колониального к национальному капитализму – вот единственный спасительный выход. Но кто будет его осуществлять, если экспортеры сырья и связанные с ними банкиры по-прежнему диктуют свою волю стране, правят бал в Кремле и не заинтересованы в переменах?

Это могут сделать только те, в чьих руках есть сила, но чьи интересы не связаны с экспортом сырья и импортом ширпотреба и продовольствия. Те, кто хотел бы развивать отечественную промышленность и сельское хозяйство, сопрягая при этом свой частный интерес – с национальным. По моему разумению, такой средой является, прежде всего, русский средний и малый бизнес.

Такой силой мог бы стать и Кремль. Но лишь в том невероятном случае, если, осознав пагубные последствия той экономической политики, которую в начале 1990-х основали Ясин, Гайдар, Чубайс, Авен и др., решит в корне изменить неправильную идеологию российского бизнеса. Ибо причина кризиса именно в ней и ни в чем более.

Как же и почему возможно преображение? Что для этого нужно?

Национал-капиталисты желают…

Ко мне иногда обращаются читатели той давней статьи 1994 года, которые тогда были начинающими предпринимателями, а сегодня уже прочно стоят на ногах. Разговор достаточно стандартен: прошло-де с тех пор пятнадцать лет, мы обеспечили себя, свои семьи, у нас, в общем-то, есть все, но дальше-то что? Не за горами старость, хочется успеть что-то сделать для России, для своего народа. Нам не нравится по большому счету то, что происходит в стране, но как изменить это, мы не знаем. И сделать в одиночку ничего не можем, руки связаны, да и страшно. Словом, налицо жестокий «кризис цели». Что делать?

Такие разговоры и предложения бывали и раньше. Без материальной поддержки среднего и малого русского бизнеса русское движение 1990-2000-х годов вообще не могло бы существовать. (А оно не только существует, но и добилось огромных подвижек в общественном сознании, идейных побед и имиджевых достижений.) Но сегодня за указанными разговорами я ощущаю уже не порывы одиночек, а вызревшую, устойчивую тенденцию, стойкое массовое настроение. Это меняет дело.

«Единица – вздор, единица – ноль», – писал когда-то Маяковский. Когда в политику открыто идет бизнесмен-одиночка, его судьба предрешена и сам он обречен. Еще в 2005 году мне жаловался Сергей Глазьев, что Кремль моментально «перекрывает кислород» предпринимателям, протягивающим руку помощи политикам не из кремлевского пула. У всех перед глазами судьба Владимира Виноградова («Инкомбанк»), финансировавшего КРО; Владимира Гусинского («Мост-банк»), финансировавшего «Отечество – Всю Россию» и Явлинского, а вместе с Леонидом Невзлиным – и Российский еврейский конгресс; Михаила Ходорковского, лично замахнувшегося на высшую власть, и т. д. Есть отдельные печальные примеры и среди тех, кто финансировал патриотов. Каждый предприниматель любого уровня в сегодняшней России знает, что государство ежесекундно может разрушить его бизнес. Как точно выразился один из фигурантов «Золотой сотни» Сергей Галицкий: «В политику я никогда не полезу по одной простой причине – я уязвим. У меня есть собственность».

Вместе с тем, политика – вечное искушение для бизнесмена по ряду оснований. Оставим за скобками естественную жажду преобразования несовершенного общества и иные филантропические мотивы, свойственные всем политикам, не до конца изъеденным ржавчиной цинизма. Обратимся к специфической природе «делового человека».

Во-первых, политика есть зона максимальных рисков, но и максимальных дивидендов; а в России победитель получает прямо-таки все. Во-вторых, ни одно другое амплуа в мире (за исключением, может быть, профессии змеелова) не дает такого адреналина. А это, как известно, любимый фирменный напиток крутых русских ребят, своего рода «пища богов». Наконец, в-третьих и в-главных, рано или поздно бизнес становится для профессионала идеологией. А если идеология бизнеса приходит в противоречие с действительностью, то бизнес просто требует участия в политике, потому что иначе изменить действительность нельзя.

Все это вместе взятое, помноженное на неизбежный и хронический кризис цели немолодого успешного человека, обязательно пробудит в нем политические амбиции и желание конвертировать деньги во власть. По примеру всех «цивилизованных» народов.

Национал-капиталистический императив

Чего же хотят (или не хотят) представители русского неолигархического и некомпрадорского капитала для себя и для страны? Если опираться на данные ВЦИОМ, общие требования таковы, в порядке приоритетности: порядок, справедливость, свобода, достаток, патриотизм, права и интересы русских, права человека вообще.

А если подходить с учетом специфики деятельности, то картина вырисовывается такая.

1. Уход от идеологии и стратегии «великой сырьевой державы»

Этот тезис имеет два аспекта.

Первый связан с частной собственностью на стратегическое сырье: энергоносители, лес, редкие и особо ценные ископаемые и т. п. Прикосновенность к добыче и продаже такого рода сырья делает частных лиц олигархами, в чьих немногих руках концентрируются колоссальные супербогатства. Так, уже к 2003 году всего лишь десять частных бизнес-групп контролировали более 60% рыночной капитализации. Такого олигархического беспредела не знала ни Индонезия времен Сухарто, ни Филиппины эпохи Маркоса.

Ни у среднего, ни, тем более, у малого бизнеса уже нет ни единого шанса выбиться в эту группу, все места заняты. Поэтому ее «раскулачивание» ни у кого не вызовет сожалений. Ведь все знают, что гигантские прибыли олигархов не инвестируются в российское производство и в лучшем случае идут на закупку импорта, добивающую и без того слабого отечественного производителя. А в худшем – просто тезаурируются, да и то за рубежом. Раскулачить олигархов – означает оптимизировать использование сверхприбылей.

Сегодня во всех кругах, прикосновенных к политэкономии, обсуждается одна альтернатива, которую кризис неуклонно переводит в ранг ультиматума: либо ренационализация крупных, в первую очередь сырьевых, производств, либо их банкротство с последующим переделом собственности. Пока что увеличение доли государства в капитале сырьевого сектора, создание госкорпораций – все это свидетельствует о некоторых подвижках по национал-капиталистическому пути, хотя и робких. Но, как говорится, лиха беда – начало. Быть может, власть сумеет пройти этот путь до конца?

Второй аспект связан с тем, что стратегия сырьевой державы порочна сама по себе, независимо от формы собственности. «Великая сырьевая держава» – всего лишь высокопарный, но циничный эвфемизм, за которым прячется постыдная банальность: гигантская сырьевая суперколония.

Ренационализация устранит наиболее вопиющую неправду, но не решит проблему в принципе. Ибо сегодняшняя идеология правителей России – «зачем что-то производить, если за рубежом все можно купить лучше и дешевле за деньги, вырученные от продажи невосполнимых ресурсов» – уже привела страну к системному кризису, к краху. И она ничем, кроме кризисов, обнищания и конечной утраты суверенитета, не чревата на будущее. Понятно, что отечественный производитель, допустим, пищевой и легкой промышленности (а средний и мелкий бизнес обычно расцветает в первую очередь здесь) двумя руками за слом этой ложной, антинациональной стратегии.

Противостояние олигархов, с одной стороны, и остального бизнеса, с другой, –напоминает таковое же между боярами и жаждущими поделить их имение и влияние дворянами накануне петровских реформ. Тот, кто, опираясь на средний и малый бизнес, начнет антиолигархическую революцию в России, получит в свои руки колоссальный социальный ресурс. Сумеет ли Кремль разорвать пуповину, связывающую его с олигархами? Сомневаюсь. Значит, назревшую национал-капиталистическую революцию совершит кто-то другой.

2. Декриминализация бизнеса

Покойный текстильный король Александр Паникин («Панинтер») говаривал мне по дружбе: «В чем разница между мною, бизнесменом, и главой ОПГ? Только в одном: он признает насилие как метод, а я – нет». И пояснял: вести-де открытый и честный бизнес в России и невозможно, и невыгодно. Проиллюстрирую этот тезис двумя примерами.

Выше говорилось о том, что в России насчитывается около 1,2 млн «состоятельных» людей, на чью долю приходится 40% банковских депозитов и 70% активов ПИФ. Но вот характерная особенность: эти люди не инвестируют в России. Они предпочитают до 90-100% своих личных средств держать в наличных и на вкладах (в Европе – всего 21%; остальное вкладывают в дело). Особенно с недавних пор, как обрушился фондовый рынок России, опасаются инвестировать в акции, и это правильно. «На российском фондовом рынке честно не играют!» – этот вопль разорившегося маклера стал слоганом наших дней. Вкладывать надо в реальный сектор. Но ведь и этого не делают! Почему?

Второй пример связан с душераздирающей историей введения и отмены экспортной пошлины на российский круглый лес в 2008 году. Которую правительство заблаговременно объявило (в расчете на заблаговременное же создание древообрабатывающей промышленности, многих лесопилок и заводиков), затем бестрепетно ввело, а потом… вынужденно отменило, ибо железнодорожные составы и морские суда, груженые лесом-кругляком, парализовали все движение на Дальнем Востоке. (Данный товар составляет 60% нашего экспорта в Китай.) Никто и не подумал создавать лесопилки и заводики, даже под угрозой полной остановки производства, ибо таковы в нашей стране условия осуществления пресловутой «свободы»: создать честно работающее предприятие, ту же лесопилку, себе дороже выйдет.

Основная причина того, что русские бизнесмены, даже самые умные и порядочные, не могут и не хотят вести полностью законопослушный бизнес, – это рэкет. Двусторонний: от государства и от ОПГ. Эти стороны – коррупция и криминалитет – диалектически взаимосвязаны. Уклоняясь от государственного рэкета, предприниматель вынужден нарушать закон и тем самым делается уязвим для криминала: на каждого Корейку найдется свой Остап Бендер. Только в наши жестокие времена чаще встречается не шантаж, а прямой разбой, грабеж, вымогательство и взятие заложников.

Сегодня мы видим со стороны президента Медведева робкие попытки обуздать чиновничество, «кошмарящее» бизнес, и уменьшить коррупцию. Но тут же, параллельно, отдел по борьбе с оргпреступностью перепрофилируется в отдел по противодействию экстремизму и перенацеливается с криминалитета на русских националистов! А главное: не восстановив смертную казнь, в т.ч. за экономические преступления в особо крупных размерах, нечего и думать о декриминализации бизнеса в России. Любой здравомыслящий гражданин знает: преступность – это преступники. Уверен, что абсолютное большинство россиян, в том числе все честные предприниматели, разделяют мою мечту: повыдергать дурную траву с поля вон.

3. Протекционизм

Вот ясный пример. Небезызвестный Виктор Столповских выпускает 80% электролампочек в России. Казалось бы, чего лучше желать! Но массовый ввоз вдвое более дешевых лампочек из Китая едва не лишал смысла его производство. В 2006 году Столповских большими усилиями добился введения лимита на импорт лампочек. И что же? Немедленно пошла столь же массовая китайская контрафактная и контрабандная продукция.

Государство плохо защищает отечественного производителя. Хуже всего то, что это позиция принципиальная, идейно-политическая, принятая еще в начале 1990-х под давлением экспортеров сырья, импортирующих теперь уже на свои шальные деньги не только ширпотреб, но, по мере захирения российского производства, практически все вплоть до предметов роскоши. Слава богу, что мы еще в ВТО не вступили!

Дело зашло так далеко, особенно в сельском хозяйстве (оно попросту раздавлено импортом, мы не обеспечиваем своими силами и 40% собственного рынка), что исправить его без чрезвычайных мер представляется невозможным.

Необходимо создание информационного центра наподобие Госплана, который по всем видам продукции мог бы установить два параметра: 1) потенциальную емкость рынка и 2) способность покрыть ее силами отечественных производителей (исходя из их заявок). Вычтя второе из первого, мы получаем максимальную квоту на импорт, «ея же не прейдеши». А лучше ее еще слегка и занижать, для создания легкого дефицита, стимулирующего производителей.

Но, конечно, главная проблема будет с таможней, непрерывные жалобы (трогательно напоминающие басню «Кот и повар») на которую мы постоянно слышим от премьер-министра. При этом ворон из одной спецслужбы все никак не решится клюнуть в глаз ворона из другой…

Наш средний и малый бизнес нуждается в защите, протекции не только от импорта, но и от т. н. «большого бизнеса», ломящегося к нам из-за рубежа. Заранее зная, что российское законодательство в области рыночных отношений весьма несовершенно, к нам едут работать самые зубастые, хищные и циничные «акулы капитализма», готовые играть не по правилам. Как показывает практика, в России деятельность т.н. иностранных инвесторов мешает нормальному развитию отечественного предпринимательства. И причина тому – монополизация иностранцами определенных сфер рынка при полном игнорировании законодательных норм России. Пользуясь тем, что в нашей стране пришлым капиталам создают режим наибольшего благоприятствования, они занимаются не развитием российской экономики, а безнаказанным выкачиванием денег из государства, которое воспринимается ими как страна третьего мира.

Эту тенденцию давно уже прочувствовали на своем печальном опыте многие российские предприниматели. Большинство из них не рискует отстаивать свои права перед крупными иностранными фирмами. Заключая с ними договор, российский бизнесмен получает на руки пухлый многостраничный том на чужом языке, состоящий из перечня прав иностранца и обязанностей российского контрагента. Подобные кабальные договоры составляются без оглядки на российское право, однако опровергнуть их в судах бывает крайне трудно. Мне приходилось освещать подобные процессы.

Для того, чтобы навести порядок в экономике страны, поставить ее на идеологически верную платформу, обеспечить ее подлинное саморегулирование, придется сломить сопротивление весьма могущественных сил как в России, так и за рубежом.

Единственная политическая воз