Россия жива и не собирается умирать прямо завтра или послезавтра, как бы ей этого ни сулили. Однако Россия больна, так же, как Рим эпохи домината или Византия, вышедшая из иконоборческой смуты. Что будет с нею дальше — зависит от нас, от наших воли, совести, разума, знаний и даже вкуса.
Долгие поиски национальной идеи не привели ни к чему, кроме становления самой элементарной из возможных: выжить, наперекор всему. Наверное, все существующие в мире базовые национальные идеи ненамного сложнее и различаются в зависимости от состояния общества. Одной идее, объединяющей всю нацию, трудно выйти за пределы формата «Мы здесь живём, мы лучше всех и, если нас тронут, всем накостыляем». Краткие национальные идеи вообще не следует путать с верхушечной национальной философией и с многослойным народным мировоззрением. Вот уже в этих жанрах общественной мысли уместны все те сложные умственные конструкции, поверхностное впечатление от зарубежной жизни в которых мы принимаем за жизнь, основанную на единственной национальной идее. Такие конструкции свойственны бытованию любой стабильной нации, и нам без них тоже будет худо, как неладно и теперь.
Но похоже, что для начала необходимо искать не национальную идею, а государственный стиль — некие внешние формы общественного бытия, органически нам подходящие и настраивающие на спокойную, осмысленную и охочую жизнь. Не исключаю, что Советский Союз в конечном счёте погубило как раз отсутствие нового государственного стиля, который мог бы корсетом схватить порочно перекроенную многонациональную страну, когда она лишилась партийно-мифологического хребта. (Требовать сохранения чего нужно было народу, голосовавшему за Союз? Союза Советских Республик Европы и Азии? Союза Суверенных Государств? Собираться на митинги с портретами Гагарина и ветками новогодних ёлок под нарочито бессмысленные песенки из комедий Гайдая, перемежаемые «Днём Победы»?)
Разумеется, одними внешними формами нельзя ограничиться — иначе они стремительно обесценятся и рассыплются. Однако мироощущенческое содержание целого общества невозможно придумать в узком кругу и вложить остальным. Если такое проходит, общество называется тоталитарной сектой. Мы уже видали, чем заканчиваются проекты, в которых садовники путают себя с вивисекторами. Национальное мироощущение, как и материальный уклад национальной жизни, должны вырасти сами. Но для развития души нужно тело. Телу нужны одежда, язык, манеры поведения, социальный статус. Чтоб осознать себя рабом Божьим, нужно сначала стать двуногим человеком.
Россия мучительно старается продышаться и опомниться. Общественное сознание порабощено мифами, идеалистическими и очернительскими. На самых разных уровнях стоит потрясающая «разруха в головах». Опросы и каждодневная жизнь показывают, что русские пока стыдятся быть русскими — меньше, чем вчера, но всё ещё стыдятся (и если упустить момент, общество может сорваться в недавнее сжигающее самопрезрение). И гордость наша всё ещё подростковая или же истерическая, не ушедшая далеко от насиженных в 90-е «россиянских» последних прибежищ — «кто больше выпьет», «кто забористей выругается», «у кого душа поперёк себя шире». На роль властителей дум рвутся шарлатаны от маргинальной политики, бульварной культуры и паранауки. Впрочем, уже не рвутся — прут пешком через парадный ход.
Что есть Россия? Образы В. В. Путина и некоторых его сподвижников действительно внушают уверенность, но какие знаки сверх того объединяют людей? Спорт, космический корабль «Союз», парад на Красной площади? Хорошо, но старо и мало. Эстрадная обойма, патриотическое разбивание кирпичей, идеология «всего хорошего», злыми языками окрещённая «нашизмом»? Тоже терпимо, но много и однобоко.
Спортивные костюмы «Боско» и ретроспективные слёзы под музыку Александрова не могут, увы, покрыть идеологическую и культурную брешь, которая отнюдь не в 91-м году возникла, но во многом породила его. И тогда наши социальные Рафаэли и Буонаротти показали себя отнюдь не гениями, но точно злодеями, отсекая «всё лишнее» в виде кусков страны. В 90-е гг. попытки выработать некий «эрэфовский», «россиянский» стиль привели к тому, что мы фактически отказались даже от Киевской Руси. Российская история ограничилась «Москвой и филиалами».
Я не призываю, подобно одному идеологу, считать историю России прямым продолжением римской, хоть очень соблазнительно. Однако российская цивилизация — это и Новгородско-Киевская Русь, и Новороссия с Крымом, и гоголевская Украина с рыцарской Литвой-Беларусью, и великая Сибирь, плавно переходящая в Великую Степь, и, простите, Кавказ, который без России не звучит, как не звучит одна струна без инструмента, и, простите тысячу раз, выросшая из Залесской Руси Московия, многострадальная Великороссия, без которой бы вообще ничего не было. Мы же всё разграничили, как ленивые двоечники; не учим детей не только тому, какие народы живут на территории собственно России, но и что такое быть русским, а потом удивляемся проломленным головам на улицах наших городов и забвению всего русского на исконно русских землях.
Конечно, Россия — европейская страна. Евразийского в ней столько же, сколько «евроазиатского» и «евроафриканского» в современных европейских странах. Другое дело, что наши разнородные корни ещё глубже, отказываться от них, пытаясь быть «белее европейцев» — не только самоубийственная рубка собственных членов, но и простая ложь. В условиях не только современного мира и своего нынешнего дня, но и своей истории, Россия должна быть страной взвешенно космополитической с жёстким приматом русских и христианских ценностей. Россия должна быть страной для русских, т.е. для тех, кто не противоречит христианским ценностям, принимает русский язык, русскую культуру, служение русской державе, выражающееся в честном исполнении своих гражданских обязанностей и человеческого долга.
Меньшинства — это, безусловно, проблема, если она связана с попранием прав большинства. Но как ни разруливай эту проблему, хоть толерантно, хоть нетолерантно, здоровой нации не будет, пока у неё нет ядра, осознающего себя таковым. Среди всех национальных вопросов (во всяком случае, идеологических) первостепенна потребность обратить все силы на подлинную русификацию собственного населения — и коренного, и новоприбывающего. И, прежде всего, на русификацию «русских по паспорту». Много ли среди них русских, а не «местных», не бывших «советских людей», не «электората», не временных жителей «этой страны»?
СМИ и массовая культура должны служить орудиями формирования нации. Сейчас же они скорее размывают, ослабляют русское население, в разной форме настраивают его против своей страны. Даже школьное (и отчасти высшее) образование на деле отвращает от знаний и распространяет враждебные России мифы. Давно уже держатели общенациональных каналов как будто потихоньку отчитались перед начальством об очищении эфира от «врагов отечества», но при этом бóльшая часть эфирного времени забита программами, проповедующими если не насилие, то потребительское отношение к жизни, включая половые и семейные связи. Если преступление всё же осуждается (хоть и подаётся ключевым событием общественной жизни), то семейный или сожительский скандал в этой «картинке» становится такой же нормой, как вылизанные фасады «истинно арийской» Америки.
Главный же девиз нынешних средств массовой информации: «Народу надо то, что попроще». В том числе, чтоб узнать себя, попроще должен быть и сам народ — от типовой тётки с лестничной клетки до типовой первой львицы на деревне. Оправдываясь рейтингом, государственные телеканалы вместе с коммерческими создают образ унылой, заштатной России, придавленной какими-то компрадорскими выселками. Эта Россия не только во всём уступает Западу, но и обезьянничает самые убогие стороны западной жизни. Одни ещё спорят о возможности «российского Голливуда» или «российской «Силиконовой долины», а другие уже освоили словосочетание «российский Гарлем».
Навязываемый телевидением культ псевдоличностей, разного рода априорных «звёзд» уже стал угрозой не только для национальной культуры, но и для национальной безопасности. С одной стороны, он воспитывает в гражданах (прежде всего, молодых) сознание олигархического общества, внушает им, что ценен лишь узкий слой граждан, обладающих неясно какими достоинствами, кроме обеспеченности, личных связей и доступа к СМИ. Понятие службы, заслуг подменяется «кастингом», проводимым такими же «небожителями». С другой же стороны, такая постыдная «притчевость» людей из той или иной «обоймы» создаёт у граждан иллюзию, что всё единство России свелось к общему раздражённо-азартному догляду за ненавистным московским (так уж ли московским?) лжебомондом. Единение нации на основе столичной «картинки» и жёлтых культиков приведёт к таким же последствиям, что и главенство социально-исторического мифа — к росту апатии, нигилизма и краху.
Пора покончить с культивированием образа россиянина как этакого утратившего нимб и вернувшегося в первобытное состояние советского пролетария: навязчиво-простоватого, идиотски-отчаянного, гордящегося «широкой душой» и «задним умом», подло фрондёрствующего по отношению к собственной державе, пьющего и гулящего именно как оторвавшийся от корней забулдыга-крестьянин, годного разве что на патриотическое разбивание кирпичей — и то, если раньше времени не сопьётся и попадёт под крыло хама-сержанта. Черты этой голливудской карикатуры методично воплощаются в жизнь российскими журналистами, деятелями кино и телевидения, всяческими администраторами, фантазия которых ограничена организацией публичного пожирания блинов с летальным исходом, гарлемских забав, якобы отвращающих неприкаянный молодняк от наркомании, да всё той же военно-патриотической порчи стройматериалов. Россия снизу доверху проникается этой заведомо ущербной мещанской утопией.
С чего начать? Может, с русского языка? Пожалуй, мы не сдвинемся с места до тех пор, пока в титрах новостей Первого канала будут мелькать ошибки, а верхушка будет именоваться элитой. Перечень конкретных замыслов по изменению внутреннего и внешнего образа России способен вобрать в себя неограниченно большое число пунктов. Жизнь нашего общества и во внешних проявлениях до того плохо продумана и столь явно антикультурна, что формулирование и внедрение сверху разумных идей такого рода может называться государственным гнётом только по большой глупости или бесстыжему лукавству.
