Кровь Маевки сквозь кости Катыни

То, что сейчас происходит в Киргизии — это, в сущности, изнанка любой революции, любого успешного массового протеста. Вполне естественно, что разгулом народной стихии пытается воспользоваться откровенная урла. Та, что пару недель назад сначала ринулась грабить бишкекские магазины, а теперь пытается изгнать из Ленинского и Маевки компактно проживающее там русское население. Увы, подобные катаклизмы неизменно выносят на поверхность  всевозможные социальные отбросы. И то, сколь долгим окажется их пребывание на пенном гребне революционного вала, почти целиком зависит от нового Временного правительства Киргизии Розы Отунбаевой.  В первую очередь, от его политической воли и степени решимости навести в стране порядок.

Любая власть, установившаяся в результате свержения предыдущей, проходит через подобные испытания. Поэтому первая её задача, на самом деле — это не  организация выборов и принятие новых законов. Первая её задача —  обуздать стихию. В целях физического выживания — как собственного, так и всего государства. Дабы было для кого потом проводить выборы и принимать законы.

Скажем, большевики, пришедшие к власти в России в результате Октябрьской революции, бросили все силы именно на установление порядка на подконтрольной им территории. На усмирение стихии, на пресечение грабежей и бесчинств.

Пресловутое «Грабь награбленное!» отнюдь не было главным направлением внутренней политики советской власти в первые свои месяцы, как пытаются представить это сейчас. Она вообще не ставила такой государственной задачи — грабить. Наоборот, грабёж пресекался. На деле лозунг «Грабь награбленное!» был лозунгом не большевиков или даже эсеров, но лозунгом бунта, которым овладели большевики. И уже тогда Ленин сказал: «После слов «грабь награбленное» начинается расхождение между пролетарской революцией, которая говорит: награбленное сосчитай и врозь тянуть не давай, а если будут тянуть к себе прямо или косвенно, то таких нарушителей дисциплины расстреливай…» [1].

И если бы с этой задачей им своевременно и быстро справиться не удалось, никакой последующей 70-летней истории советской России попросту не было бы. В условиях нарастания хаоса, в стране, наводнённой миллионами оставивших фронт вооружённых людей, всё бы рассыпалось в прах. И очень скоро.

Однако вернёмся в Киргизию. Если Временное правительство не способно взять под контроль даже столицу государства с её пригородами — то грош ему цена. Если раньше время объективно работало на киргизских оппозиционеров, то теперь с ещё большей силой оно будет работать против. И суждено ему в таком случае остаться в истории не новой народной властью, а чем-нибудь сродни петлюровской Директории времён Гражданской войны — подконтрольная которой территория, согласно ходившим тогда частушкам, располагалась под вагоном колесившего по всей Украине поезда.   

В том, что порядок и законность придётся водворять, прибегая в том числе и к жёстким мерам, сомневаться не приходилось изначально. Тем более — в азиатской стране. Полустихийные протесты, с которых, в сущности, и началась апрельская «революция колпаков», не могли не иметь такого «побочного следствия». Мы наблюдали его сначала три недели назад в репортажах с улиц киргизской столицы, из которой бежало правительство президента Курманбека Бакиева, а теперь видим в новостных сюжетах из бишкекских пригородов.

Я представляю, что бы началось в проправительственных российских СМИ, произойди все эти события года на три раньше. Не в апреле 2010-го, а, скажем, в апреле 2007-го, когда на разгон Маршей несогласных разве что дивизии ВДВ не бросали. Думаю, тогда, дабы показать «античеловеческую суть любой революции», по нашему ТВ уже вовсю смаковали бы трупы замученных в Маёвке русских. С проломленными арматурой головами, с выколотыми глазами, с залитыми кровью лицами.

 Сейчас же, когда власть предержащие в РФ считают, что благополучно миновали опасный для себя исторический период, телевизионные сюжеты довольно скудны и противоречивы. И если поначалу в них всё же проскальзывало признание того факта, что жертвы киргизских погромщиков всё же имеют вполне конкретную национальность (то есть русскую), то теперь  акценты расставляются уже в привычной манере: мол, жертвами массовых беспорядков и попыток самозахвата оказались люди всех национальностей.

Если это действительно так, то остаётся непонятным одно: на чьих же домах накануне погромов закутанные до глаз в платки женщины рисовали белые кресты? Перед Варфоломеевской ночью аналогичными символами в Париже помечали дома гугенотов. В Киргизии, по всей видимости, подобные отметины были наложены на жилища русских, а также всех прочих «некоренных», за чей счёт известная часть местного населения попыталась решить свои жилищные проблемы.

Почему в качестве основных жертв были выбраны именно русские? На это вопрос ответить и легко, и сложно одновременно.

Легко — поскольку русские в подобной ситуации, да ещё в азиатской стране со значительно преобладающим мусульманским населением идеально подходят на роль жертв.

Сложно — потому что, на мой взгляд, суть погромов и самозахватов к одним лишь мотивам национальной и религиозной неприязни не сводится. Они более приземлённые и корыстные.

Дело в том, что из всех бывших среднеазиатских союзных республик Киргизия являлась страной, в которой русские до недавнего времени чувствовали себя наиболее спокойно. Если, конечно, в условиях жизни на территории государства-лимитрофа вообще можно говорить о спокойствии.

Однако факты остаются фактами. Русский язык являлся и до сих пор является в стране вторым государственным наряду с киргизским (сейчас, правда, в стане оппозиции раздаются голоса, что его необходимо лишить подобного статуса). Явных антирусских выступлений вплоть до последних дней в стране за постсоветское время отмечено не было. В отличие, скажем, от соседних Казахстана или Таджикистана. Киргизия была и остаётся светским государством, где исламисты пока ещё не представляют серьёзной политической силы. 

Почему жертвами грабителей и погромщиков стали в первую очередь русские?

Потому что, не имея, в отличие от тех же киргизов, эффективной кровно-родственной социальной, обеспечивающей личную защиту даже в условиях анархии и хаоса, они — лёгкая добыча. Как хищник в лесу выискивает наиболее ослабленную жертву, так и погромщики в Маёвке решили выгнать из домов тех, кого легче всего. Раньше их безопасность гарантировало государство. Сейчас же, когда государственная власть за пару недель обрушилась, такого гаранта не осталось вовсе. В отличие от тех же киргизов, чью личную безопасность может хоть как-то обеспечить фактор развитых родовых отношений, являющихся своеобразной неформальной структурой местного социума.

Но здесь возникает вполне резонный вопрос к российской власти. Неужели всё это нельзя было предвидеть и просчитать заранее? И постараться принять за это время все необходимые для защиты соотечественников меры. Всё же, в сущности, элементарно: как можно было не понять того, что в ситуации хаоса именно русские могут стать (и уже стали!) едва ли не главной жертвой этнопреступников?!

Ведь всё это, в сущности, уже было. Причём в гораздо более страшных и кровавых формах. В том числе и на территории России в первой половине 90-х. В Чечне. В Ингушетии. В Дагестане. Где именно местные русские в условиях бессилия и прямого предательства центральной власти становились основными жертвами погромов и резни. Причём не всеми из этнопреступников обязательно двигали мотивы национальной ненависти. Кто-то просто вовремя смекнул, что грабить русских сейчас — проще и безопасней всего.

В дагестанской прессе того периода было немало публикаций на сей счёт. Зачастую — достаточно объективных. Руководство республики, желая хорошо выглядеть в глазах федерального центра, пыталось демонстрировать заботу о русском населении. Печатались материалы многочисленных конференций и круглых столов «по проблемам русского и русскоязычного населения». Приводились результаты различных соцопросов. Так, по данным социологического опроса в Дагестане в 1995 году 17,4 % этнических дагестанцев на вопрос относительно их мнения о причинах «физического выдавливания русских из Дагестана» ответили с прямотой римлянина, что «в нынешних трудных жизненных условиях кого-то выживают, легче выжить русских» [2].

Это, разумеется, не означает, что они сами принимали участие в процессе «физического выдавливания русского населения» из республики (кстати, запустил данный термин в обиход тогдашний предсовмина Дагестана А.Мирзабеков). Это означает другое — они прекрасно понимали, какие мотивы движут их вставшими на преступный путь соплеменниками. И откровенно об этом говорили.

А что же руководство России? На третий день погромов Дмитрий Медведев поручил министру обороны Анатолию Сердюкову усилить защиту россиян в Киргизии.

Кстати, улавливаете расстановку акцентов? Не русских, а именно россиян (спасибо, что хоть не «русскоязычных»). Но отсюда напрашивается логичный вопрос: а если жертвами погромщиков становятся лица, не имеющие гражданства РФ, а просто местные русские, то их что, защищать не следует?   И ещё хочется узнать: каким именно образом министр обороны должен «усиливать защиту»?

Не так давно в Киргизию на российскую военную базу были переброшены несколько рот десантников. Будто бы для охраны российского посольства, семей военных и дипломатов. Так почему бы не возложить на них задачу по обеспечению защиты русского населения, благо его места компактного проживания в Чуйской долине, в районе озера Иссык-Куль, в Бишкеке и его пригородах ещё сохранились? Тем более, что Временное правительство Киргизии ситуацию в стране всё равно толком не контролирует, а само государство, как и Россия, является при этом участником Организации договора коллективной безопасности (ОДКБ).

Но нет. В тот момент, когда на погружающееся в анархию центральноазиатское государство накатывали волны вполне прогнозируемого насилия, высшее руководство России было занято гораздо более привычным делом. Оно оплакивало разбившегося под Смоленском польского президента Леха Качинского (поклонника Джохара Дудаева и большого друга Михаила Саакашвили) и в очередной раз каялось за Катынь. Обрадованный пресс-секретарь и.о. президента Польши Б. Коморовского Ежи Смолинский поспешил заявить Би-би-си, что «Дмитрий Медведев заверил, что возьмет под личный контроль вопрос о реабилитации жертв катынской трагедии».

Что ж, Киргизия — не Польша. Нашим историческим врагом эта страна никогда не являлась. И киргизские правители, в отличие от польских, десятки тысяч пленных русских красноармейцев в лагерях смерти не уничтожали. Следовательно, и поводом для пристального внимания к себе данное государство быть никак не может. Подумаешь, какие-то там массовые беспорядки и погромы в далёкой Центральной Азии.

Вот интересно, объявит ли в итоге президент Дмитрий Медведев «неделю траура» по погибшим в Киргизии русским людям?

И встанет ли на колени перед их могилами премьер-министр Владимир Путин, как он это сделал в Катыни, у мемориала неизвестно кем расстрелянных поляков?