Эта книга была бы неполной, если бы в ней не были рассмотрены вопросы еще двух регионов, которые даже сейчас, не входя формально в состав Грузии и являясь, как говорят некоторые российские депутаты, «полупризнанными», все равно продолжают рассматриваться многими и, в первую очередь, мировым сообществом, как часть Грузии. Это, конечно же, Абхазия и Южная Осетия.
При этом, на мой взгляд, ситуация в Южной Осетии довольно проста и понятна. Регион живет своей жизнью и залечивает раны, полученные во время последней войны (08.08.08). Логика его развития понятна — осетины — разделенный народ, и, даже если сейчас они живут в двух формально независимых государствах, то в наличии есть серьезное стремление к объединению, существовавшее всегда и это объединение, рано или поздно, должно произойти. При этом в определенном смысле оно имеется уже сейчас — обе Осетии и так живут в едином полуадминистративном, экономическом, финансовом, оборонном — да и просто в едином жизненном пространстве. Вместе с тем, абсолютно понятно, что формальное объединение сейчас невозможно, да, наверное, и не нужно. Пройдет какое-то время, пристальное внимание к этому многострадальному региону в определенной степени угаснет, и вот тогда, возможно, после Олимпиады-2014, будет смысл вернуться к вопросу формального объединения Осетий, формального вхождения Южной Осетии в состав России.
Естественно, в регионе немало проблем и вопросов — а где их нет? Это и медленные темпы строительства и восстановления, и постоянные разговоры о коррупции, об «откатах» чиновникам, как московским, так и местным, задержки с выплатами, хапужничество строителей, отсутствие квалифицированных кадров, безработица, необходимость укрепления границы с Грузией, в том числе в Ленингорском районе и т.д. Вместе с тем, вопросы, так или иначе, решаются — наверняка рано или поздно будут решены, и в этом отношении можно только пожелать жителям Южной Осетии успехов!
Ситуация в Абхазии в значительной степени другая, она похожа и не похожа на юго-осетинскую. С одной стороны, у этой страны существует несравнимо более серьезный потенциал, чем у Южной Осетии, для сохранения себя как государства или как независимой и самостоятельной территории. Это относится к географическому положению Абхазии, к ее стратегическим преимуществам, экономическому, демографическому, оборонному потенциалам и т. д. С другой стороны, ситуация в Абхазии абсолютно не проста, она во многом тревожна, непонятна и, при стечении некоторых обстоятельств либо просто при продолжении нынешней политики как России по отношению к Абхазии, так и самой Абхазии, она может взорваться и привести к ныне непрогнозируемым последствиям.
Дело в том, что ситуация в Абхазии причудливым узором соткана из противоречий. Вся без остатка. До капельки. Те стратегические цели, которые официально ставит руководство Абхазии, не могут быть достигнуты нынешними методами, а поставленные задачи по мере их выполнения будут неминуемо приводить (и уже приводят!) к конфликтам и разломам сразу по нескольким линиям — по линии Россия–Абхазия, по внутринациональному вопросу в самой Абхазии, возможно, по линии Россия–Турция и т. д. Анализируя ситуацию, неминуемо приходишь к выводу, что либо поставленная цель у Абхазии в действительности иная — не та, о которой нам громогласно и очень приветливо вещают абхазские лидеры, чуть ли не раз в месяц посещающие Москву, либо, если все же та, то достичь ее существующими методами невозможно.
Ситуацию можно сравнить с вулканом, в котором абсолютно точно находится кипящая магма, но никто точно не знает, как глубоко она залегает и когда вырвется. Некоторые понимают, что она вырвется обязательно, другим уже крепко прижгло пятки, а третьи, которые удобнее всех пристроились и считают, что вулкан — это исключительно их собственность, предпочитают молчать и одергивают жалобщиков — тех, кого уже обожгло.
К предпоследней категории относится как российское руководство, так и сами абхазы. Российские чиновники хранят кладбищенское молчание по поводу сложностей и опасностей, исходящих от ситуации с Абхазией, т. к. признание этого обязательно поднимет целый ряд острых вопросов о том, та ли это страна, которую мы поддерживали, та ли это страна, за которую умирали наши миротворцы и на содержание которой Россия ежегодно тратит миллиарды рублей налогоплательщиков? Признание противоречий, их сложностей и остроты вызовет вопросы к самим чиновникам, эффективность действий которых уже сейчас явно может и должна быть поставлена под сомнение.
Для абхазов обсуждение тем, которые могут поставить под сомнение их курс, их лояльность, их честность, правильность их взаимоотношений с другими народами, их заработок, в конце концов — крайне острый вопрос. Если в своем этническом кругу эти темы обсуждаются и обсуждаются довольно остро, то на их публичное освещение и на участие в них людей других национальностей абхазы реагируют традиционно очень болезненно. Это связано с несколькими причинами, одной из которых является то, что многие абхазы считают самые важные вопросы жизнедеятельности Абхазского государства прерогативой исключительно абхазов по национальности и темой, к которой не могут быть допущены представители других, не титульных для нынешней Абхазии народов, вне зависимости от того, являются ли они гражданами Абхазии или нет.
Другой причиной закрытости абхазского общества в этом вопросе является то, что обсуждение подобных вопросов входит в противоречие со строгими и очень влиятельными понятиями о чести, которые, как и у многих кавказских народов, существуют у абхазов. В абхазском языке существует понятие «Пхащароп». На русский язык оно переводится как «стыдно», «неприлично», «недостойно». Это очень сильное понятие для абхаза, сильнее, чем значение тех слов, которыми оно переводится на русский язык. Достаточно сказать, что многие русские, не попадающие в Абхазию в качестве туристов, а окунающиеся в самую глубину её жизни, очень скоро проникаются этим понятием, этим словом и сами начинают его употреблять. Так, талантливая и, надеюсь, еще не раскрывшаяся российская режиссер-документалист Жанна Синельник, снявшая, возможно, лучший документальный фильм об Абхазии, который у нас сейчас есть — «Мир в Абхазии» — девизом своего блога в Интернете выбрала фразу «Жить нужно так, чтобы не было мучительно пхащароп!»
Так вот, обсуждать многие острые вопросы с не-абхазом для абхаза «пхащароп». Он либо будет до последнего уклоняться от дискуссии (уклонение от дискуссии и отказ отвечать на трудные вопросы — это вообще глубочайшая традиция среди представителей абхазской власти и, в первую очередь, среди тех, кто по долгу службы должен реагировать на подобное), либо никогда не признает наличие проблемы или свою неправоту, даже если вы оба — вы и он — знаете, что проблема существует и он действительно неправ. Даже зная, что фактологически он неправ и противоречит всем законам логики, абхаз с пеной у рта будет отстаивать позицию своей национальности, и лишь потом, может быть, в минуту душевной слабости, скажет тебе, что мол, «да, ты знаешь, такие случаи действительно бывают».
Вопрос в том, что, несмотря на всю природную скромность абхазов и на все многогранное и уважаемое понятие «пхащароп» подобные вопросы есть и, как бы кому-то ни хотелось, они не входят и не могут входить в компетенцию исключительно абхазов либо не могут исчезнуть сами собой, если пресс-секретарь посольства Абхазии отказывается на них отвечать. Как говорилось в известном фильме о Кавказе, это уже не их зуб и не мой зуб — это наш зуб. Подобных вопросов немало — они есть и в экономике, и в политике, и в законодательной области, и в сфере межнациональных отношений, и в других. Однако общее, что их объединяет и то, в каком разрезе их необходимо рассматривать — это тенденция.
Стратегическая тенденция того, что сейчас происходит в Абхазии, следующая: долгое время живя полностью за счет России и обеспечивая за её счет свою безопасность, сейчас Абхазия, сохраняя благозвучную риторику и показную внешнюю лояльность России, всеми силами стремится оторваться от России, сохраняя и увеличивая при этом российские финансовое содержание и военную защиту и строя этническое государство, в котором одна нация — абхазы — будет иметь (и уже сейчас имеет) больше прав, чем все остальные.
Такая ситуация стала возможной после — и именно в результате — признания независимости Сухума со стороны Москвы. Если до этого Абхазия выступала никем не признанной территорией, некоей серой зоной, выведенной обстоятельствами за рамки общечеловеческих и общегуманитарных правил и которая во всем зависела от милости Москвы, то теперь, после признания, Абхазия — верная подруга — превратилась в полноправную и своенравную жену, которая после штампа в паспорте — юридического признания и российских гарантий — при показной внешней покорности и верности мужу начала вести себя увереннее, преследовать свои цели, отличные от семейных и, в общем-то, быть самой собой.
Если отойти от примеров семейного характера, то необходимо признать, что, конечно же, признание Абхазии со стороны России (и нескольких других стран) изменило ситуацию самым кардинальным образом. Хоть этот факт и не сделал вхождение Страны Души в мировое сообщество полноценным, но смог создать для нее принципиально иное состояние, которого Абхазия не имела все постсоветское время — он дал ей безопасность и гарантировал от продолжения попыток Грузии взять военный реванш. Возможно, это самый главный итог последних 18-20 лет. В Абхазии завершился период, когда её основными задачами были безопасность и элементарное выживание, а многие вещи, относящиеся к экономическому, социальному развитию и базовым правам человека, были оставлены на потом. Абхазия смогла вздохнуть спокойно и во многом стать самой собой.
С другой стороны, признание — это не только гарантия безопасности, это не только свобода и немалые преимущества, но и большая ответственность и принципиально новые отношения и новые требования. Если раньше этой стране можно было делать «скидки», в частности, на соответствие положения в ней определенному международному законодательству и неким гуманитарным нормам, то теперь ситуация изменилась, и если Абхазия — а вместе с ней и Россия — хочет, чтобы эта страна была действительно независимой, равноправной и признанной, то необходима очень серьезная работа в этом направлении. Понимают ли это абхазы? Понимают ли это российские власти? Это мы увидим дальше.
Вообще, стоит сказать, что в постсоветское время общественное мнение в России совершило по отношению к Абхазии такой же кульбит, какой оно произвело по отношению к Грузии, только с обратным знаком. Думаю, что раньше, в советское время, далеко не все сознательные и политически подкованные рабочие и колхозницы одной шестой части света знали, где находится Абхазия и кто такие абхазы. Зато они очень хорошо знали и любили грузин и, приезжая по путевке в Гагры или в Пицунду, бывали удивлены, когда местные жители им заявляли «мы — абхазы, а это не грузины».
После трагического развала СССР, в 1990-х годах, абхазы, равно как и осетины, показали, что они находятся ближе к России, и если Грузия однозначно отрицала СССР, инициировала череду антироссийских скандалов и потихоньку начала наступать на российские интересы, то оба «малых» народа просили поддержку именно у России и высказывались за самые тесные контакты с ней, а в некоторые моменты даже за создание единого государства. Пройдя через кровопролитную и разрушительную войну с Грузией, абхазы с помощью кавказских добровольцев и при материальной поддержке России смогли одержать победу над тем, что тогда называлось грузинской армией, и де-факто стали независимыми от Тбилиси. В той войне погибли 3 тысячи абхазов и около 15 тысяч грузин, более 250 тысяч грузин стали беженцами.
В ходе войны и в последовавшем за ней долгом периоде непризнания, когда роль России как государства по отношению к Абхазии была не всегда однозначна и конструктивна, общественное мнение россиян по отношению к Грузии и к грузинам постепенно сменилось с резко позитивного на резко негативное. И примерно такой же переворот оно сделало по отношению к абхазам, только, естественно, со знаком обратным — с, по крайней мере, нейтрального до очень положительного. По сути, в определенной степени абхазы заняли во мнении среднестатистического россиянина положение, которое раньше занимала Грузия — они стали представляться как небольшой смелый народ, любящий Россию, сразившийся с её недругом — Грузией, победивший при помощи России, стремящийся присоединиться к России, но по некоторым политическим причинам находящийся пока не в состоянии сделать это. Абхазия представлялась союзником, другом и верным соратником России, пострадавшим от проамерикански и антироссийски настроенных грузин.
Конечно же, в огромной степени это был миф. Причем в то же самое время в Грузии развивался совсем другой миф — о том, что абхазы на самом деле очень любят грузин и всеми силами хотят назад в Грузию. Им казалось, что в далеком, но таком близком 1992 году злая и коварная имперская Россия столкнула лбами два братских народа, спровоцировала абхазов, которые тогда сорвались, пошумели, набедокурили, а сейчас опомнились и хотят назад — в свою родную Сакартвело, правда, теперь злые русские им не дают этого сделать и препятствуют любым контактам абхазов с грузинами, но вот стоит им только сесть вместе, налить по рогу вина, взять в руки шампур шашлыка — и они обязательно договорятся…
Грузинский миф был развеян во время Пятидневной войны, когда абхазские ополченцы совместно с российскими десантниками заняли Кодорское ущелье, а грузинские войска при первых признаках опасности, в соответствии с повторяемостью грузинской военной модели, его спешно покинули. Российский миф начинает развенчиваться только сейчас, только после признания независимости. Именно после признания у нас стал проходить период эйфории и появилась возможность более трезво, беспристрастно взглянуть на Абхазию и сделать какие-то выводы. В то же время, на мой взгляд, после признания независимости у абхазов эйфория только началась. Слова «независимость», «независимые», как мне кажется, у них зачастую затмевают действительность и понимание того, что в реальном мире реальная независимость, независимость «де-факто» основывается не на оттиске печати на договоре и не на телевизионном выступлении лидера, а зависит совсем от другого — от экономической самодостаточности страны, от военной составляющей, от научного, демографического, образовательного потенциалов и от многих иных вещей. Со всем вышеперечисленным ситуация в Абхазии очень тяжела и даже критична. Здесь как раз и начинаются противоречия, о которых мы говорили ранее, и эти противоречия находятся во многом именно между словами «независимость» и «реальность».
Разберем три сферы, которые являются, возможно, ключевыми и наиболее критичными для понимания нынешней ситуации в Абхазии и для самой этой ситуации. Это Экономика, Политика и Национальный вопрос.
ЭКОНОМИКА
Человек, приезжающий в Абхазию после 2-3-4-летнего перерыва, незнакомый с ситуацией, но зрительно помнящий, как тогда обстояло дело, будет поражен массой позитивных перемен, происходящих на улицах абхазских городов. Ремонтируются дома и санатории, восстанавливаются дороги, убирается мусор, открываются новые кафе и рестораны. Конечно, до идиллии еще очень и очень далеко, и совсем не все полуразрушенные и заброшенные дома восстановлены, но если еще несколько лет назад тот же Сухум местами производил впечатление послевоенного города, то сейчас ситуация меняется, и внешне все вроде бы входит в норму.
Причина этого всего в том, что сейчас, как говорят сами местные, Абхазия купается в деньгах. Это российские деньги. После признания они буквально наводнили Абхазию. Это и прямые федеральные дотации, и деньги российских регионов. У российских губернаторов стало входить в моду строить или восстанавливать какой-то объект в Абхазии. Так, правительство Москвы, например, отремонтировало автотрассу от погранпоста на Псоу до Гагр, выкупило и восстановило бывший санаторий «Украина», переименовав его в «Москву». Губернаторы российских регионов по очереди приезжали в Сухум и наперебой предлагали вложить деньги в те или иные социально значимые объекты — отремонтировать больницу, восстановить школу, сдать стадион и т. д. Внешне кажется, что все идет великолепно.
Это ужасное великолепие.
Реальная экономика Абхазии не «находится в кризисе», как утверждают специалисты, она в нем живет. Кризис — это и есть определение абхазской экономики в течении многих и многих лет. Если целый ряд стран сейчас боится попасть в дефолт, то для Абхазии даже нет смысла рассуждать, находится ли экономика страны в дефолте или нет, потому что: а) и так ясно, что она там находится и б) представить это арифметически, в привычном нам численном виде, нереально, т. к. нынешние статистические возможности страны не позволяют посчитать даже собственный ВВП. Единственной причиной, по которой Абхазия выживала и продолжает жить, является наличие у нее под боком широкого и бездонного кармана под названием «Россия», из которого она постоянно черпает деньги, как из бездонной бочки.
Такой результат тем более трагичен, что при развале Советского Союза Абхазия имела, возможно, самые лучшие условия из всех советских автономий. Она находилась в лучшей климатической зоне бывшего СССР, кроме географического расположения, субтропического климата и моря, имела целый ряд полезных ископаемых, а также немало промышленных предприятий. Так, доход позднесоветской Абхазии, которая традиционно воспринималась нашими людьми как курортная республика, на 56 % складывался от реализации продукции пищевых предприятий, а всего в АССР их тогда существовало около 500(!).
К настоящему моменту все это оказалось практически полностью разрушенным. Естественно, немалая доля вины за это лежит на войне с грузинами и последовавшей за ней блокаде со стороны как Тбилиси, так и, временно, Москвы, но факт остается фактом — с постсоветских времен абхазы потеряли почти все, что могли физически потерять.
Так, в 2009 году бюджет Абхазии составил всего лишь 3,8 млрд. руб. Это просто ничто. Копейки. Достаточно сказать, что весь бюджет Абхазии равен сумме, которую Россия планирует инвестировать в 2010 году в строительство лишь одной мощной подстанции в Краснодарском крае, немногим меньше суммы в 4 млрд руб., которую украл один высокопоставленный сотрудник Сбербанка в Липецкой области и в 10 раз меньше дивидендов, выплаченных в 2008 году российским оператором сотовой связи «Мобильные ТелеСистемы».
Но и это не дает полной картины. Из 3,8 млрд. руб., составляющих бюджет Абхазии, 2,3 млрд. руб. являются прямыми дотациями России, и только 1,5 млрд. руб. зарабатываются в самой республике. Причем почти все эти 1,5 млрд. руб. тоже так или иначе имеют российское происхождение, т. к. получаются в форме налогов с юр. лиц, работающих с российскими туристами, переводятся абхазами, работающими в России, платятся россиянами, посещающими курорты Абхазии, приобретающими недвижимость и т. д. Я не погрешу против действительности, если скажу, что в течении долгих лет Абхазия живет за счет Москвы, и её зависимость от Москвы всеобъемлюща и невероятно велика.
Если мы взглянем на параметры абхазской экономики, то её плачевное состояние будет выглядеть еще более выпукло. Вот лишь несколько цифр. До 30 % абхазского бюджета расходуется на оборону и поддержание правопорядка. Девяносто пять процентов товарооборота Абхазии приходится на торговлю с Россией, при этом импорт капитала, товаров и услуг в страну более чем в 7 раз превосходит экспорт из нее. Практически все инвестиции в абхазскую экономику являются российскими, почти все туристы, отдыхающие в Абхазии — россияне, а оплата всей социалки, включая пенсии старикам, годами идет из российского бюджета. При этом совокупная вменённая внешняя задолженность Абхазии, в том числе частные заимствования, так или иначе подкреплённые государственными обязательствами, приближается, по оценкам экспертов, к 3 млрд. долл., что составляет порядка 15 тыс. долл. на каждого жителя республики, включая стариков и грудных детей. Это невероятно высокая цифра, учитывая, что среднедушевой доход в расчёте на месяц в Абхазии не превышает 200 долл.
Для пущего понимания ситуации давайте сравним с эти данные с какой-нибудь страной. С какой же? С соседкой — Грузией!
Так, по данным Нацбанка Грузии, в 2009 году бюджет Грузии был запланирован в сумме 3,9 млрд. долларов, а совокупный внешний долг этой страны в том же году достиг 8,6 млрд. долларов. Это составило 80,3 % ВВП страны и поставило Грузию на грань финансового краха. По итогам года грузинские экономисты и оппозиция в один голос стали утверждать, что ситуация катастрофична и дальше только дефолт.
К сожалению, соотношение абхазского госдолга к ВВП мы посчитать не сможем из-за того, что абхазские экономисты сами не в состоянии посчитать свой ВВП, но соотношение бюджета к долгу мы возьмем. Путем несложных подсчетов мы можем убедиться, что в условиях острейшего финансового кризиса и преддефолтного состояния грузинский бюджет составлял 46 % от госдолга и, крайне упрощая, придем к выводу, что, если бы Грузия направляла свой бюджет на выплату госдолга, то могла бы погасить его за 2 года и 2 месяца. В случае с Абхазией соотношение бюджета с госдолгом составляет 5 % и, направляя весь бюджет на погашение долга, Абхазия смогла бы выплатить его за 23 с половиной года.
При этом, разделив госдолг Грузии на общее количество населения — 4 млн. 600 тыс человек, мы увидим, что долг каждого жителя республики составляет около 1,9 тыс. долларов и, имея среднестатистическую зарплату в 350 долларов, обычный грузин может погасить свой личный госдолг за 5-6 месяцев. В Абхазии же государственный долг на душу населения равняется 15 тыс. долларов, и среднестатистический абхаз может погасить его лишь за 75 месяцев. Это, конечно же, если все это время он не будет есть и пить.
Идем далее. Количество безработных в Абхазии по официальным данным достигло 50% трудоспособного населения страны, а с учетом скрытой безработицы, неполной и фиктивной занятости дошло уже до 70 %. Больше половины безработных составляет молодёжь до 35 лет, причем в целом её доля в общем составе населения приближается к 40 %. Разрыв в доходах между 10 % самых бедных и 10 % самых богатых жителей страны, включая высших должностных лиц, превысил 180 раз, что является вторым показателем в мире после Афганистана. Наблюдается быстрое социальное расслоение общества, даже многие отдыхающие замечают, что в Абхазии чаще всего можно встретить либо раздолбанный Москвич-412 и Жигули–«копейку», либо шикарный Мерседес.
Основными доходными сферами экономики страны являются туризм и выращивание цитрусовых. Переработка сельскохозяйственной продукции развита слабо, промышленность не действует, работают некоторые угольные шахты, выкупленные турками, в горах идет вырубка ценных пород дерева с последующей их продажей туда же — в Турцию.
Давайте здесь на минуту прервемся. Вот такая ситуация. Крайне плачевная. Да, в значительной мере она объяснима последствиями войны и изоляции. Но и война, и изоляция уже закончились и теперь необходимо понять, что нужно делать, кому это нужно делать и нужно ли это вообще. Существует мощный пласт вопросов, касающийся того, как необходимо развиваться абхазской экономике, чтобы преодолеть вышеуказанные явления — это и план развития на территории страны оффшора, и планы развития высокотехнологичных производств, и развитие нефтедобычи и нефтепереработки и т. д. Многое из того, что предлагается — утопично, как, например, предлагаемый очень уважаемым мною российским экономистом Михаилом Делягиным проект создания на базе экономики Абхазии некоей модели модернизации для российской экономики, защищенной от российской клептократии и отечественных монополий, этакой генеральной репетиции модернизации в самой России, другие же, при определенных условиях, наверное, довольно реальны. Все это, конечно же, очень интересно, но я хочу рассмотреть ситуацию с другой стороны — с той, с которой она традиционно не рассматривается ни российскими, ни абхазскими экономистами и политиками.
Поставьте себя на место инвестора — российского государства и российского налогоплательщика. Что вам говорят цифры, приведенные выше? Во-первых, это, конечно же, опасность — крайняя, нереальная финансовая опасность. Насколько Абхазия является платежеспособным партнером? Насколько реально вернуть те деньги, которые в нее предлагается инвестировать и, причем, желательно вернуть с прибылью? Любое кредитование — и, в том числе, кредитование государственное — это в первую очередь бизнес-проект. Вкладывая деньги в какую-то страну, государство надеется получить что-то взамен. Это могут быть финансовые дивиденды, политические, имиджевые, в конце концов, социальные и т. д. В этом отношении Абхазия — совсем не исключение. Мы вкладывали и вкладываем туда немало денег, отрывая их от собственных нужд — от ремонта больниц, от питания детей в интернатах, от пошива обмундирования солдатам и т. д. Хочется понять, что это нам дает? Получаем ли мы сейчас или получим ли мы в дальнейшем от этого какие-то блага? То есть, если спросить обычного крестьянина в Вологодской губернии, согласится ли он отправить в Абхазию средства, которые он может потратить на ремонт своей районной больницы, что он ответит? И даже сделав так, что он получит взамен?
Необходимо сказать, что разговоры на тему возврата средств, вложенных в Абхазию — это тоже в значительной мере «пхащароп». Это та тема, которая (за исключением редких целевых и отдельных кредитов) старательно обходится российскими властями и полностью игнорируется абхазским руководством.
Давайте рассудим логически. Насколько Абхазия платежеспособный партнер — видно из вышеуказанных цифр. В настоящем положении, как мы видим, слово «партнер» по отношению к Абхазии, наверное, может применяться лишь в дипломатической риторике. Там оно абсолютно приемлемо и верно. Во всех других смыслах слово «партнер» можно употребить с огромной натяжкой и скорее лишь символически. Абстрагируясь от благозвучной риторики, нужно четко понять, что Абхазия — это территория, которая живет благодаря России и за счет России. За счет солдат, которые призываются из Тамбова, Рязани, Пензы и Воркуты, которые служат и умирают в Абхазии и за счет тех денег, которые жители Тамбова, Рязани, Пензы и Воркуты зарабатывают в своих компаниях, на своих предприятиях и которые они недополучают. Даже если какая-то часть абхазского бюджета и зарабатывается в самой Абхазии, то это происходит тоже за счет возможностей, которые ей предоставляет Россия и за счет тех же жителей все тех же Тамбова, Рязани, Пензы и Воркуты, которые едут туда отдыхать. Россия годами содержит Абхазию. Точка.
На что же может рассчитывать Россия в этом случае? Если представить, что нынешняя Абхазия действительно является полноценным партнером и действительно независимым государством, то ее экономическое положение не дает даже примерной возможности просчитать, когда она сможет вернуть затраченные на нее средства. На этом этапе развития необходимо говорить не об отдаче, а о том, что без продолжения массовых финансовых влияний с севера экономика страны завтра же рухнет.
Может быть, Россия может рассчитывать со стороны Абхазии на какую-то лояльность, благодарность или что-то в этом роде при распределении выгодных контрактов, которые периодически появляются у государства, восстанавливающего свою экономику за счет России? Здесь мы подходим еще к одному парадоксу современной Абхазии. Все крупные экономические проекты, которые появлялись в Абхазии после признания независимости, были переданы России, и передача всех этих проектов России вызывала огромную негативную реакцию в абхазском обществе. Абхазы — против передачи России крупных проектов! Причем, говоря об абхазах и об абхазском обществе, в данном случае необходимо понять, что мы говорим о самом широком спектре общества — практически обо всей оппозиции, о СМИ, о простых людях, об Интернет-блогерах и т. д. Такая ситуация сложилась вокруг всех без исключения крупных проектов последних полутора-двух лет — вокруг передачи в управление железной дороги, разработки щебня для строительства олимпийских объектов в Сочи, управления совместно с грузинской стороной Ингурской ГЭС, поиска и разработки нефтяных залежей на абхазском шельфе и т. д. Даже неэкономические вопросы расквартирования и правового статуса российских пограничников, охраняющих Абхазию и создания единого природного охраняемого пространства между Тебердинским и Кавказским заповедниками со стороны России и охраняемыми природными зонами со стороны Абхазии — и те вызвали в Абхазии острую критику. Здесь, кстати, как на лакмусовой бумажке видно незнание абхазской ситуации со стороны тех российских экономистов, которые предлагают какие-то пути развития абхазской экономики. Абхазы не хотят создавать даже единое с Россией природоохраняемое заповедное пространство, а известный московский профессор и общественный деятель, член Общественной Палаты РФ Вячеслав Глазычев на голубом глазу предлагает им создать «единый курортный комплекс Абхазии и Карачаево-Черкессии»!
Против чего же протестуют абхазы? Абхазы протестуют против односторонней и безальтернативной передачи интересных проектов именно России, против дополнительной юридической защиты российских военнослужащих на территории Абхазии по типу армии США, против предоставления права пограничникам, охраняющим и защищающим абхазов, выкупать на территории Абхазии жилье, против экологических последствий, которые, возможно, возникнут в результате разработки стройматериалов для Олимпиады и т. д. Но главное же, против чего выступают абхазы — это то, что крупные и длительные проекты повлекут за собой дальнейшую интеграцию Абхазии и России, а следовательно, идут «вразрез с интересами абхазского народа». Вот как интерпретируется это в статье «Будущее выглядит устрашающе», опубликованной в феврале 2010 года в газете «Нужная», издающейся в Абхазии. «Зачем происходит подобное? — задается вопросом абхазская общественность. — Для чего? Для того, что бы мы обслуживали интересы кого-то. С чего такая щедрость?»
Действительно, с чего такая щедрость?
Давайте представим эту ситуацию по-другому, в более понятном, бытовом смысле. Представьте, что вы содержите человека. Содержите целиком, с потрохами, содержите годами — даете ему деньги, даете возможность подзаработать на вас, из своего кармана платите пенсию его бабушке, деретесь за него, защищаете его от врагов, получаете при этом тумаки, портите отношения с другими сильными мира сего, продвигаете его интересы во внешнем мире… У вас растут дети, у вас есть свои бизнес-проекты, но вы экономите деньги, отбираете их у детей, не вкладываете в производство… потому что вы содержите человека. Этот человек не работает, целью, где бы подработать, чтобы отдать вам деньги, особо не задается, он… просто существует за ваш счет, и с годами его интересы только растут… И вот в один прекрасный момент, когда у этого человека образовывается некое интересное предложение, оказывается, что он хочет передать его не вам, а кому-то еще, и на ваш вопрос: «Как же так, дорогой?» — отвечает: «Для чего я должен кого-то обслуживать? С чего такая щедрость?»
В конце концов, в дело о необъяснимой абхазской щедрости пришлось вмешаться президенту страны Сергею Багапшу, который в интервью газете «Коммерсант» сказал: «У нас стратегический партнер — Россия. Если у наших оппонентов (оппозиция — А. Е.) есть на примете другие партнеры, пусть покажут. Лично я таких партнеров больше не вижу… Те, кто это говорит, в 1988 году просили Россию: «Уведите нас из Грузии, присоедините нас к Краснодарскому краю». А сегодня они хотят, чтобы Россия нас охраняла, помогала деньгами, строила здесь дороги, но чтобы правили здесь мы сами, без России. Так не бывает. До какого цинизма надо было дойти, чтобы российских пограничников в штыки встретить… Тебе обеспечили безопасность, тебя Россия признала — гнев всего мира на свою голову навлекла. И при этом кто-то еще смеет говорить, что командовать здесь должны мы одни».[1] Несмотря на то, что за это выступление С. В. Багапша в Абхазии подвергли резкой критике и в очередной раз усомнились в его способности защищать абхазские интересы, его позиция поставила точку в деле о необъяснимой абхазской щедрости, но можно быть уверенным, что в следующий раз, когда возникнут подобные предложения (а они возникнут обязательно!), вопросы о щедрости поднимутся снова.
Ну хорошо, допустим, Абхазия окажется не в состоянии отдать вложенные в нее Россией деньги. В мире подобное случается — и довольно часто. В таком случае цивилизованные страны обычно возвращают долг имуществом — предприятиями, землей, зданиями и т. д. В свое время, несколько лет назад, когда стратегический партнер России в Закавказье — Армения — не смогла расплатиться с российскими кредитами, она отдала долг предприятиями. Это нормальные, честные экономические взаимоотношения между двумя партнерами. Возможно ли такое с Абхазией?
Предприятий в Абхазии нет, поэтому единственная возможность, которая остается — это вернуть долг недвижимостью — землей и зданиями. И вот тут мы подходим к отдельной, очень большой и весьма болезненной теме — недвижимость. Это одна из ключевых, кардинальнейших тем нынешней абхазской государственности, которая во много определяет, чем сейчас является Абхазия.
Кажется, в чем проблема — недвижимость, тем более курортная недвижимость — это одно из прекраснейших, наилучших и много раз опробованных средств экономического подъема для бедных государств. Хорватия, Черногория, Болгария, Кипр, Португалия, некоторые испанские острова и т. д. — все они начинали с того, что усиленно приглашали иностранцев покупать дома на своих курортах, строить гостиницы, объекты быта, инфраструктуры и т. д. Они исходили из того, что вложенный в курортную недвижимость доллар на самом деле и стоит, и принесет гораздо больше, т. к. человек, его потративший, заимев собственность, станет чаще приезжать, приглашать своих друзей, ему нужно будет ремонтировать дом, присматривать за ним, платить за него ежегодно налоги и т. д. В дальнейшем, он, возможно, захочет поучаствовать в каком-нибудь местном бизнесе, что тоже будет приносить прибыль бюджету. Так, один мой хороший знакомый когда-то давно купил небольшой и по московским меркам недорогой домик в Испании. Теперь, по прошествии нескольких лет, он частично арендует мощности местной мебельной фабрики, продавая произведенную мебель в России, а около года назад он в расчете на немецких туристов, которых там очень много, открыл немецкий ресторан, выписав из Германии профессионального повара-немца. Казалось бы, прекрасно, даже не надо ничего выдумывать — просто следуй мировому опыту…
Именно подобной ситуации боятся абхазы.
Здесь необходимо понять, что недвижимость в Абхазии это как поэт в России — больше, чем недвижимость. Это не десятины и гектары, не дома и квартиры, а стратегическая собственность и стратегические объекты. Это самое дорогое. Это болевой нерв. Серьезных, первоочередных средств производства, не связанных с недвижимостью, в Абхазии практически не осталось, разве что мандариновые сады и ценные породы дерева в горах, но это тоже так или иначе связано с недвижимостью, поскольку имеет отношение к земле. Недвижимость — дома, квартиры или земля, на которых их можно построить, в экономическом смысле необходимо воспринимать не столько как место проживания населения, сколько как средство извлечения прибыли. Дома сдаются отдыхающим, служат инструментами мошеннических операций, на земле строятся кафе и рестораны, рассчитанные опять же на отдыхающих и т. д.
Продажа недвижимости моментально лишит население основного средства заработка (в то время к
