АПН продолжает публикацию книги Маримбая Ниязматова, посвященной отношениям России и Центральной Азии. Сегодня мы публикуем главу седьмую (глава первая "Завещание Ивана Грозного", глава вторая "Проект петровской эпохи", глава третья "Причины и следствия "хивинской трагедии" 1717 г., глава четвертая "Эпоха смут и межклановых распрей", глава пятая "Миф "угроза Индии" и англо-русское противостояние", глава шестая "Большая игра по-британски: ставка на интервенцию").
Ставка британских спецслужб в «Большой Игре» против России и Центральной Азии на экономическую диверсию отнюдь не означала умаление значения военной разведки и идеологической войны. Напротив, эти два направления шли одновременно, дополняя друг друга. Зачастую даже трудно было отличить, где между ними проходит разделительная черта, где именно кончается экономическая диверсия и где начинаются – собственно классический шпионаж, психологическая обработка. Но она существовала незримо как в характере выполняемых приоритетных заданий, так и составе вовлеченных в них агентов спецслужб. Если в случае экономического шпионажа приоритет отдавался выявлению главным образом потенциальных ресурсов той или иной страны, состояния связей между партнерами по экономическому и торговому сотрудничеству, ее механизмов, включая маршруты движения товаров, структуру и объем товарооборота, и к нему привлекались не всегда профессиональные военные, то во втором – преимущественно представители старшей офицерской касты – от капитанов и выше, имевшие специальную подготовку. Об этом красноречиво свидетельствует перелом, наблюдавшийся в организации подрывной деятельности в Центральной Азии на стыке 1820-1830-х годов.
Незадолго до начала английской военной интервенции в Афганистан в Герате скрытно был основан центр по подготовке и засылке агентов в Хиву, Бухару и Коканд, который возглавил майор д’Арси Тодд. Если за Калькуттой и Пенджабом по-прежнему оставалось право планирования и осуществления экономического шпионажа, то к гератскому штабу перешли военный шпионаж и ведение идеологической войны. В западной литературе об этой перемене в постановке «Большой Игры» между Англией и Россией рассказывается неохотно. Более того, многие авторы просто-напросто старательно обходят его. Между тем факты убедительно говорят о том, что в 1838 году деятельность британских секретных служб в Центральной Азии значительно активизировались. Сюда через Пешавар, Персию, Турцию и Афганистан стали систематически забрасываться не просто агенты одиночки, а их целые группы, которыми руководители опытные офицеры. Их подбор осуществлял сам майор Тодд. Он же обучал, инструктировал, обеспечивал документами прикрытия в виде официальных посланий и грамот Английского правительства, рекомендательных писем от известных купцов, глав местных правящих кланов, представителей высшего духовенства и т.п. Часто они оказывались искусно выполненной обыкновенной фальшивкой.
Среди первых, кому предстояло пробраться в Бухарский эмират и Кокандское ханство, создать из них антироссийскую коалицию, готовую заключить союзное соглашение с Англией, была группа полковника Чарльза Стоддарта. Следом на ней в 1838-1840 годы с секретной миссией в Приаралье после короткого пребывания в Герате прибыли капитаны бенгальской артиллерии Артур Конолли, Джеймс Аббот, Ричмонд Шекспир и другие. Характерно, что если до 1830-х годов подавляющая часть засылаемых в регион агентов британских спецслужб комплектовалась из числа служащих самой Ост-Индской компании и занималась главным образом экономической разведкой и шпионажем, то в канун и особенно после вооруженного вторжения Англии в Афганистан – преимущественно из кадровых офицеров бенгальской артиллерии, прошедших на секретных базах в Британской Индии специальную подготовку и приписанных к элитной секретной группе сотрудников «по тайным поручениям». Это красноречиво свидетельствовало о том, что официальный Лондон под флагом Ост-Индской компании готовил широкомасштабное вооруженное вторжение в Приаралье и Прикаспий. Как писал немецкий историк К.Ф.Неймани в своей книге «Афганистан и англичане в 1841 и 1842 годах», изданной в переводе с немецкого в Москве еще в 1848 году, закрепившись в Кабуле, в Британии «уже закидывали сети на другие земли Средней Азии. Сначала думали даже о походе на ту сторону Аму, в Самарканд и Бухару». Убеждает в этом и топографическая съемка Гиндукушского перевала, а также всего пути до приграничного Хульма, являвшегося воротами в долину Амударьи и далее – к Аральскому морю, проводившаяся тогда же полевым отрядом капитана Р.Берслема. Вовсе не случайно Мартин Эванс заявляет, что в самый разгар похода на Хиву в 1839 г. В.А.Перовского некоторые британские политики настойчиво призывали воспользоваться сложившейся крайне благоприятной ситуацией и немедленно ответить России, направив через Гиндукуш в район возможных боевых действий свои экспедиционные силы. Следовательно, в британских стратегических планах вооруженная агрессия «за Аму» с территории Афганистана не исключалась.
В задачу резидентов и агентуры Великобритании в Хиве, Бухаре и Коканде входила подготовка надежного плацдарма для предстоящего вторжения в регион Центральной Азии интервенционистских сил. Она подразумевала как сбор самой разнообразнейшей информации экономического, политического, историко-культурного, этнографического и военно-технического характера, так и непосредственные контакты с представителями правящей династии, главами ведущих племенных кланов, влиятельными религиозными деятелями, подкупы и вербовку крупных сановников, обработку общественного мнения. В конечном итоге все это должно было привести к превращению Хивы, Бухары и Коканда в зависимые от Англии государства с марионеточными правителями, полному разрыву их отношений с Россией и открыть свободный доступ на внутренние рынки Центральной Азии британского промышленного, торгового и финансового капитала. О том, как на фоне острого англо-русского соперничества пробирались к этой цели агенты британских и других спецслужб рассказывается в книге П.Хопкирка «Большая Игра: на секретной службе в Большой Азии», к которой мы уже обращались, но не в связи с ее основной проблематикой. Это и побуждает нас вернуться к ней.
Книга П.Хопкирка написана в своеобразной форме историко-политического детектива с привлечением разнообразных источников – от мемуарной литературы до документов и материалов архивов, чтобы придать образам ее героев – агентов спецслужб, главным образом британских – правдоподобный и привлекательный характер. Он в ней остался верен собственному экстремальному стилю, распахнул свои идейные позиции настежь, обнажив апологетику британского колониализма, ставку на шпионаж, подкуп, провокации и конфронтацию. Но все это умело скрыто за детективной канвой. Автор увлекательно, как и подобает опытному журналисту, повествует о многомесячных скитаниях по суровой Каракумской пустыне и приключениях на территории «самой опасной страны на земле» – Хивы и Бухары – под постоянным страхом оказаться разоблаченными, убитыми или же проданными в рабство капитанов Артура Конолли, Джеймса Аббота, Ричмонда Шекспира, некоторых других офицеров британской разведки. Внешне возложенная на них миссия, сопряженная с «самопожертвованием и героизмом», выглядела миротворческой: согласно королевским грамотам Лондона и официальным посланиям правительства Британской Индии английские представители направлялись в регион для предотвращения возможного вооруженного столкновения России с Хивой, Бухарой и Кокандом, оказания ей помощи в освобождении ее подданных, томящихся в рабстве, а также образования коалиции трех мусульманских государств Центральной Азии для разрядки политической напряженности. Об этом П.Хопкирк, если и не столь откровенно, но достаточно прозрачно говорит не раз. Действительно, во время конфиденциальных переговоров британских эмиссаров с самим бухарским эмиром Насруллой и хивинским правителем Аллакули-ханом вопросы об освобождении из неволи российских подданных и рабов из персов, захваченных при набегах на Иран, обсуждались, некоторые из них даже были выкуплены и отпущены на родину. Однако то служило лишь ширмой для выполнения основной задачи. Материалы, приведенные в книге, ясно указывают: так называемые «мирные инициативы» являлись всего лишь прикрытием для ведения подрывной деятельности, не устранения, а, напротив, углубления противоречий, с одной стороны, между Хивой, Бухарой и Кокандом, а с другой – между Россией и ими, дестабилизации в них общей политической обстановки, разжигания межфеодальных распрей и межклановых противоречий во всем Приаралье и Прикаспии, разрыва традиционных торгово-экономических отношений. В конечном итоге это должно было способствовать созданию благоприятных условий как для военной, так и экономической экспансии Британии в регион Центральной Азии со всеми вытекающими из этого последствиями.
Необходимо особо отметить, что все британские резиденты «по тайным поручениям», забрасываемые в Приаралье, имели четкую «специализацию». Так, например, полковник Чарльз Стоддарт и капитан Артур Конолли занимались на территории Коканда, Хивы и Бухары, а также в приграничных районах России (восточное побережье Каспия, регион Оренбурга и др.) главным образом военной разведкой – сбором сведений, касающихся структуры и численности национальных армий, связей между частями, мобилизационных возможностей, характера командного состава, организации обороны и оборонительных сооружений, тылового обеспечения войск и т.п. При этом повышенный интерес уделялся российской армии. П.Хопкирк в книге следующим образом описывает «миротворчество» Конолли, который в первую свою поездку маскировался под доктора и выдавал себя за француза или итальянца: «Он профессиональным взглядом фиксировал все, что касалось российской армии, подсчитывал офицеров и рядовых, изучал их оснащение, подготовку и моральное состояние. Это, в конце концов, было то войско, которое, если подобное может когда-нибудь случиться, маршировало бы в Индию». Подобное миротворческой миссией никак не назовешь. Поэтому и сам Конолли понимал, что «разоблачение почти наверняка вынесло бы англичанину… смертный приговор в случае задержания», ибо здесь он бы «оказался автоматически зачислен в шпионы, готовящие путь для вторжения армии».
Нельзя не отдать должное тому, что Артур Конолли существенно преуспел во многом. Опираясь на полученные сведения, ему удалось точно вычертить два предположительных маршрута возможного движения российской армии на Индию. «Конолли утверждал, – пишет П.Хопкирк, – что были только два вероятных маршрута, которыми могла двигаться российская армия, достаточно многочисленная, используя любой шанс на успех. Первый просматривался нетрудно: сначала захват Хивы, затем следование на Балх и оттуда, пересекая перевал Гиндукуш, как сделал Александр Великий, к Кабулу. Затем армия должна была бы маршировать через Джелалабад и Хяберский перевал к Пешавару и, наконец, пересекла бы Инд в Оттоке. Захват в начале Хивы, рассуждал он, мог быть предпринят лучше всего из Оренбурга, а не из восточного берега Каспийского моря. Этот маршрут, хотя он и дольше, был лучше увлажнен, чем Каракумы, и племена, населяющие его, могли быть легко подчинены, чем опасные туркоманы. После достижения северного берега Аральского моря, кроме того, российские войска могли быть перевезены на судах или плотах до устья Оксуса и продолжить движение к Хиве. Захват Хивы и последующее продвижение к Индии были очень далеко идущими предприятиями, которые могли бы состоять из нескольких последовательных кампаний и потребовать для выполнения два или три года». Прогноз относительно движения российской армии на Хиву из района Оренбурга оказался, как показал неудавшийся поход В.А.Перовского в 1839 году, не столь уж далек от истины. Он играл одну из ключевых ролей и в российско-хивинской войне 1873 года. Но в остальном – в части захвата Гиндукушского перевала, выхода на Кабул и наступления на Пешавар – подтверждения так и не получил.
Военной разведкой, точнее – шпионажем, как и Артур Конолли, занимался и полковник Чарльз Стоддарт. Но у них была еще одна общая задача – образование из Хивы, Бухары и Коканда антироссийской коалиции. Для этого им предстояло добиться принципиального согласия о сотрудничестве местных правительств под эгидой Великобритании. Стоддарту поручалось склонить бухарского эмира Насруллу к союзу с Англией, обещая оказание всяческого содействия в реорганизации бухарской армии, ее обеспечении современным вооружением и боеприпасами. «Агенты английского правительства, – сообщалось в одном из документов, – предлагали эмиру войти в дружественные сношения с лондонским кабинетом с правом иметь в Бухаре своего консула и обещали неисчислимые от этого сотрудничества выгоды, каких будто Бухара не может ожидать от союза с Россией». Бухарские власти, осведомленные о британской политике в Индии, стремлении Англии закрепиться в Афганистане, захватить Балх, Кундуз и распространить свое влияние на весь Памир и даже долину Амударьи, переговорах, проводившихся с правителем Коканда Мухаммед-Али, отвергли предложения Стоддарта. Насрулла, крайне подозрительный, но более всего – не склонный идти на конфликт с Россией, заподозрил британского эмиссара в подготовке заговора и шпионаже, попытке переворота. Не принимая во внимание аргументы Стоддарта, он распорядился арестовать его и заточить в подземелье.
После провала группы полковника Стоддарта глава резидентуры британской разведки в Герате майор д’Арси Тодд срочно снарядил в Хиву капитана Джеймса Аббота, которому поручалось продолжить диалог с хивинскими властями о заключении союза с Англией и пересмотре отношений с Российской империей, создании коалиции из мусульманских государств Центральной Азии. В Хиву тот прибыл в январе 1840 года, причем как сугубо частное лицо с доверительным письмом к хану майора Тодда и без официальной грамоты Английского правительства. Обращает на себя внимание, что время для засылки в ханство британского резидента было выбрано как нельзя удачно: оно совпало с пиком экспедиции В.А.Перовского, которая, неся огромные людские потери из-за зимней стужи, настойчиво пробивалось к Ак-Булаку. Впереди ее ожидало суровое Устюртское плато, засыпанное глубокими снегами, пройти которое у нее уже не оставалось сил. Тем временем в Хиве среди правящей элиты царило тревожное ожидание, политические страсти были накалены до предела, а дружественные чувства к России сменили недоверие и опасение. В этих условиях оказание давления на хивинские власти для получения желаемого результата не требовало больших усилий. Этим майор Тодд и решил воспользоваться. Он был то ли чрезвычайно уверен в успехе, то ли не на шутку встревожен пропажей сразу двух крупных агентов – полковника Стоддарта и капитана Конолли, что позволил себе не позаботиться необходимым образом о снабжении руководства миссии грамотой с гербом королевского двора, внушающей доверие и даже в какой-то степени некоторое уважение.
П.Хопкирк, словно пытаясь оправдать далеко идущие планы официального Лондона в отношении Хивы и засылку Джеймса Аббота, подробно останавливается на экспедиции В.А.Перовского, продвигавшейся «на юг из Оренбурга, чтобы захватить Хивинское ханство». Он отмечает, что для России «давней мечтой было занять Хиву прежде, чем британцы рискнут выйти к северу от Оксуса уже не просто с агентами, а с армиями и караванами», о состоянии напряженности и тревоги, наступившей в Хиве после начала похода. У читателя невольно создается впечатление, будто британское руководство было искренне озабочено будущностью Хивы, других государств Центральной Азии, пыталось оказать им содействие в упорядочении отношений с Россией и отвести угрозу неуловимо надвигавшейся войны. С этой точки зрения миссия капитана Аббота выглядит вполне своевременной и затребованной. Однако, если иметь в виду, реально с какой именно целью она снаряжалась секретным департаментом Ост-Индской компании и военным командованием Британской Индии, – то все сразу становится на свои места.
Миссию в Хиву Джеймса Аббота П.Хопкирк излагает точно так, как о ней рассказывал он сам в своих двухтомных мемуарах «Путешествие из Герата до Хивы, Москвы и Санкт-Петербурга», первый из которых увидел свет в 1843 году. Исследователи обращались к ним не так часто. Видимо, потому, что в отличие от других подобных работ в них было мало познавательного исторического и этнографического материала, много саморекламы, к тому же содержался слишком прозрачный намек на грубые вмешательства Англии во внутренние дела России и государств Центральной Азии, были показаны многочисленные бессмысленные жертвы (достаточно напомнить трагическую гибель Ч.Стоддарта, А.Конолли и др.), которые приносились во имя реализации амбициозных проектов официального Лондона. Впрочем, Джеймс Аббот, сделавший успешную военную карьеру и получивший впоследствии высокий чин генерала британской армии, не был намерен ни увлекаться этнографией, ни раскрывать сведения, представлявшие государственную тайну и не имевшие сроков давности. В мемуарах он недоговаривал, пытался представить свою миссию исключительно мирной, целью которой являлось урегулирование острейших российско-хивинских противоречий, ознакомление правительства Хивы с Англией и ее местом в мировой политике, оказание всяческого содействия в положительном решении вопроса о насильственно удерживаемых русскоподданных и предотвращении войны между Россией и Хивой. Тем не менее, уже то, о чем он поведал, и то, что пересказывает вслед за ним П.Хопкирк, достаточно ясно говорит об одном: в действительности все было как раз наоборот. Миссия нацеливалась прежде всего на шпионаж, дезинформацию и дестабилизацию политической ситуации в регионе Центральной Азии, усиление скрытой конфронтации между государствами, дискредитацию России. Другие аргументы, которые могли бы оправдать столь повышенное внимание британской разведки к Хиве и Бухаре, просто не существуют.
Взять, к примеру, содержание беседы Аббота во время аудиенции у Аллакули-хана. В своей книге, откровенно иронизируя по поводу «полной неосведомленности» хивинского правителя об Англии и ее политике на Востоке, он, увлекшись, почти стенографично, слово в слово излагает содержание вопросов и ответов, неумышленно развеивая тем самым надуманный миф о «миротворческой миссии». Так, например, отвечая на вопросы об экономической и военной мощи Англии и России, состоянии российско-британских связей, отношении Лондона к обеспечению безопасности и территориальной целостности Хивы, он неизменно подчеркивал решающее превосходство Британии над Россией во всех отношениях. Заметив, что обе страны не находятся в состоянии войны и каждый имеет своего посла в столице другой, Аббот тут же намекает, что его страна не желает видеть Хиву захваченной Россией, а «русские слишком сильно уважают британскую военную и политическую мощь, чтобы рискнуть досаждать кому-либо из ее союзников». Тем более, что «Лондон и Санкт-Петербург находятся очень близко друг к другу, военно-морская и военная сила Англии слишком огромна, чтобы шутить с ней». На вопрос Аллакули-хана о том, «сколько орудий имеется у России?», Аббот уклончиво отвечал, что «не знает наверняка, но это действительно может быть большое количество», а вот находящиеся у королевы Англии даже не поддаются подсчету. «Все моря покрыты кораблями Англии, каждый из которых имеет от 20 до 120 орудий большого калибра… Ее форты полны пушек и тысячами лежат в каждом из арсеналов. Мы имеем больше оружия, чем любая нация в мире». Судя по утверждению Аббота, Великобритания обладала не только самым большим арсеналом вооружения, но и лучшими скорострельными орудиями и «никакие другие артиллеристы на земле не более опытны, чем британцы».
Приводя в пример отношения между Англией с Персией, Джеймс Аббот убеждал: «Мы – естественные союзники всех мусульманских государств, находящихся между Европой и Индией». Британская империя превосходит Россию буквально во всех отношениях: она владеет абсолютно большей территорией, получает в несколько раз больше доходов, обладает морями, превышающими территорию суши в три раза, и «всюду, где течет океан», у английской королевы нет конкурентов. В таком же духе излагались и многие другие вопросы, поднимавшиеся на встрече. Характер ответов не оставляет никаких сомнений в том, что речь идет о прямой дискредитации России, об оказании давления на Хивинское правительство, стремлении подтолкнуть его к разрыву отношений с ней и переориентации политического курса на союз с Англией. Британские эмиссары, пугая хивинские власти «русской угрозой», обещали всяческую поддержку Англии, намекали на возможность оказания помощи вооружением и боеприпасами в случае объявления войны Россией. Взамен от Хивы требовалось лишь сохранять нейтралитет, ни в какой форме не вмешиваться и не осуждать агрессию Англии против Афганистана, отказаться от оказания ему какой бы то ни было помощи в организации защиты своего суверенитета.
Британия не переоценивала роль и значение Хивинского, Бухарского и Кокандского ханств, не обладавших ни высокоразвитой конкурентоспособной экономикой, ни более или менее современным военно-техническим потенциалом, в международных делах. Она рассматривала их как важный трамплин для продолжения успешного продвижения на север из Афганистана, Ирана и Черного моря – к традиционным своеобразным воротам евроазиатской торговли российскому Поволжью, юг России и нефтеносному Кавказу. В связи с тем, что этот путь, в частности, через Приаралье к Поволжью и Оренбургскому краю тогда еще не был в должной степени исследован, британские спецслужбы пытались «освоить» его первыми, чтобы затем можно было прочертить на топографических картах направления движения армий. Поэтому предложения о заключении союза с Англией, оказании Хиве, Бухаре и Коканду безвозмездной помощи вооружением и инструкторами, преподнесение в виде подарков разного рода технических новшеств, еще не дошедших до восточных потребителей, были, с одной стороны, классической формой подкупа глав местных правящих кланов, а с другой – испытанным методом разжигания распрей между государствами региона путем бряцания оружием, натравливания их друг на друга.
Приоритетной цели – «движению на север» – служил и усиленно муссируемый вопрос об оказании содействия в освобождении русскоподданных невольников. Оно являлось ключевой легендой прибытия в Хиву и для Джеймса Аббота, и для молодого лейтенанта Ричмонда Шекспира, объявившегося неожиданно в середине июня 1840 года. Особенно примечательно то, что оба не только не ограничивались демонстративным предложением властям своих услуг в вызволении русскоподданных из рабства и их обмене на хивинцев, задерживаемых на российской территории. И Аббот, и Шекспир настойчиво добивались предоставления им официальных полномочий правительства (грамота, письмо правителя) не просто с правом сопровождения освобожденных до ближайшей границы империи, а поездки непременно до Санкт-Петербурга и ведения переговоров с представителями Российского правительства. Характерно и то, что каждый из британских эмиссаров имел свой собственный маршрут движения, который с другим практически не пересекался и проходил по территории стратегически важных регионов Прикаспия и юга России. Так, например, переход Джеймса Аббота из Хивы на территорию России намечался по восточному побережью Каспия, точнее – через Мангышлак на Ново-Александровское укрепление. Переправившись через Красноводск в Астрахань, он должен был пересечь Поволжье и добраться до Санкт-Петербурга. Ричмонд Шекспир держал курс так же через Ново-Александровское укрепление, но чуть севернее по главному торговому пути на Оренбург, далее – в российскую столицу уже по железной дороге. Оба маршрута были описаны еще в 1832 году Артуром Конолли как вероятные пути движения российской регулярной армии на Британскую Индию через Прикаспий и Хиву. Предполагалось, что для большей безопасности и Аббот, и Шекспир будут идти под прикрытием российских подданных, освобожденных из плена. Очевидно, что являвшаяся без преувеличения давно назревшей острая проблема подданных России, удерживаемых в рабстве в Хиве, для британских спецслужб носила вспомогательный характер для достижения главной цели – изучения пути «движения на север» с юга и востока.
П.Хопкирк с этим категорически не согласен. Все заслуги по освобождению в Хиве из неволи в 1840 году сравнительно многочисленной группы русскоподданных он не устает приписывать исключительно Джеймсу Абботу и Ричмонду Шекспиру. Автор критикует как российских, так и советских историков, в первую очередь Н.А.Халфина (за статью «Британская экспансия в Средней Азии в 30-40-х годах XIX в. и миссия Ричмонда Шекспира»), игнорировавших их роль в деле освобождения хивинских рабов, называя Аббота и Шекспира «британскими шпионами», а Герат в период его оккупации Англией – «гнездовьем британских агентов». Однако П.Хопкирк все же признает, что «в этом был, конечно, элемент правды, хотя британцам приписывается куда более результативная деятельность в Центральной Азии, чем того они на деле действительно заслуживают». При этом автор в пылу полемики невзначай упоминает действовавших в Индии и Афганистане руководителей британской секретной службы Макнотона, Бернса, Тодда и им подобных «политиков, которые были бы удивлены, если не сказать польщены, такой лестной российской характеристикой, данной им». Как высокую оценку «миротворческой миссии» двух британских агентов и признание их несомненных заслуг перед британской короной Хопкирк расценивает и помпезную встречу в Лондоне Ричмонда Шекспира, посвящение его, как и впоследствии Джеймса Аббота, в почетные рыцари лично королевой Викторией. Но за какие же, спрашивается, такие подвиги?! За освобождение в Хиве русскоподданных невольников? Вряд ли, ибо этим в английском парламенте мало кого можно было удивить. Ведь в то же самое время, когда эмиссары британских секретных служб в Хиве, Бухаре и Коканде, других регионах Центральной Азии неистово и «героически» выполняли предписания своего руководства, в частности, тех же Макнотона, Бернса, Тодда, в британских колониях в Латинской Америке, Азии и Африке насчитывались миллионы бесправных, влачивших рабское существование и обреченных на беспросветную нужду! Разве не по этой причине всюду, куда только вступала нога английских колонистов, то и дело вспыхивали массовые народные восстания против британского владычества и произвола, которые подавлялись жестоко?! Как видим, дело тут вовсе не в «борьбе с рабством», а заурядной апологетике политики официального Лондона в отношении России и Центральной Азии.
Вызывает серьезные сомнения уступчивость властей Хивы на требования британских эмиссаров относительно русскоподданных невольников. Здесь все еще остается немало неясностей. Документы и материалы, в том числе достаточно многочисленные показания сопровождавших Джеймса Аббота в его поездке, свидетельствуют, что, несмотря на все его усилия, ему удалось выкупить лишь нескольких невольников, а не сотни, как бытует в литературе. Судя по ним, под прессингом обстоятельств (жесткие требования Российского правительства, задержания на российской территории, в частности, Оренбурге хивинских купцов и ханских посланников, в том числе брата Аллакули-хана, поход В.А.Перовского, напоминавший ультиматум, нарушение торговых связей, вызвавшее напряженность на внутреннем рынке с обеспечением товарами, металлом и изделиями из него, и т.п.) власти Хивы были вынуждены приблизительно в марте – апреле 1840 г. освободить без всякого выкупа часть русскоподданных невольников. Объясняя Абботу причину отказа властей в его просьбе, хивинский мехтер Мухаммед Якуббек, ведавший внешними сношениями (1839-1857), говорил: «Мы отослали уже 170 человек, но русские не освобождают ни одного из наших…». Джеймс Аббот никакого отношения к этому не имел. Поэтому не приходится удивляться тому, что после прибытия в Ново-Александровское укрепление в начале мая 1840 года он был задержан российскими военными по подозрению в шпионаже. И вовсе не случайно, ибо буквально накануне недалеко от форта состоялась его конфиденциальная встреча со связным Сали-Мухаммедом Мулла-Хасановым, посланным из Герата майором д’Арси Тоддом. Тот доставил Абботу инструкции, деньги и отбыл с его отчетом обратно. Кстати, будучи еще в Хиве, Аббот установил связь с резидентурой в Герате. Он каким-то образом разыскал и выкупил британского агента Амир-бека, служившего ранее у Тодда, захваченного кочевыми туркменами на пути в Мешхед и проданного в рабство. С ним в «секретный департамент» были переправлены письма и другие бумаги, содержавшие ценные зашифрованные сведения. Об этом российским спецслужбам стало известно позже, 30 июня 1840 года, когда Аббот уже покинул Ново-Александровское укрепление, предъявив спасительное официальное послание Российскому правительству хивинского правителя Аллакули-хана и представившись его специальным уполномоченным для ведения переговоров. Не сумев переправиться в Астрахань из Красноводска, он прибыл в Оренбург, откуда отбыл в Санкт-Петербург, уверенный в успехе, не зная, однако, что уже разоблачен. В российской столице, как и Оренбурге, его полномочия официально не признали. И Джеймс Аббот направился восвояси в Лондон.
Не столь результативным оказался вояж по Центральной Азии и России и лейтенанта Ричмонда Шекспира. Как информировал в сентябре 1840 г. министра иностранных дел К.В.Нессельроде генерал-губернатор Оренбургского края В.А.Перовский, «целью посылки его в Туран было приготовление хивинского владельца к имеющему вскоре последовать занятию англичанами Балха и Кундуза, как прежних провинций Кабула», а также замене бухарского эмира Насруллы каким-нибудь вассалом марионеточного афганского шаха Шуджи уль-Мулька в случае, если тот не согласится на аннексию Балха и откажется принести официальные извинения за «дурное обращение с полковником Стоддартом». Британские власти ускоренно вели подготовительные работы к вторжению, которые были возложены на капитана Джона Вуда и доктора Персивала Лорда. Они «осмотрели уже верхнюю долину Аму в 1839 г.», – заключал свое письмо Перовский.
Попытки Шекспира склонить хивинские власти к поддержке вооруженного вторжения Англии в Балх и Кундуз не принесли желаемого успеха. Аллакули-хан союзу с Британией предпочел консенсус с соседней Россией. Он встретился с временно гостившим в Хиве у родственников русским офицером корнетом Аитовым (Мухаммед-Шариф), служившим в оренбургской пограничной комиссии, и распорядился передать с ним очередное послание Российскому правительству. В нем сообщалось о готовившемся освобождении в ханстве всех русскоподданных невольников и направлении в Санкт-Петербург дипломатической миссии Атанияз-Ходжи для обсуждения вопросов, связанных с обменом заложников и улучшением двусторонних политических и экономических отношений. 8 сентября 1840 года директор Азиатского департамента Л.Г.Сенявин получил сообщение о возвращении из Хивы в Оренбург корнета Аитова с двумя освобожденными из плена россиянами. Он так же доставил официальное уведомление хивинских властей о том, что в ближайшее время России будут переданы еще около 400 ее подданных. Было очевидно, что Российскому правительству после немалых усилий все же удалось, наконец, вынудить Хиву принять меры для устранения проблемы, создававшей напряженность в отношениях между двумя странами и к тому же служившей поводом для раздувания Англией антирусской истерии.
23 сентября 1840 года посольство Атанияз-Ходжи прибыло в Оренбург. Вместе с ним – 416 русскоподданных, освобожденных из рабства. Это подтверждает и П.Хопкирк. В качестве жеста доброй воли российские власти 19 октября освободили в Оренбургском крае 344 хивинцев, в том числе купцов, возвратив им секвестированные товары. Ричмонд Шекспир, шедший все время с колонной бывших невольников, выдавал себя, как и Аббот, за полномочного представителя правительства Британской Индии, направленного в Хиву с сугубо миротворческой целью. При каждом случае он подчеркивал собственные заслуги в вызволении из неволи россиян, не забывая намекнуть, что ему пришлось за них уплатить хивинскому хану шесть пудов золота. Эту легенду он повторял всюду – и в Оренбурге, и Петербурге, где предпочли мирно выпроводить офицера тогда еще союзной державы на родину, и в Лондоне, на приеме у королевы Виктории. Не жалея красок и эпитетов в свой адрес, Ричмонд Шекспир поведал о вояже в 1840 году от Герата до Хивы, на Каспийское море и Оренбург и в довольно пространной статье, напечатанной в 1842 году. Но уже в те годы этот миф был развенчан. Так, новый хивинский посланник Ишнияз Маметниязов, прибывший в Оренбург в мае 1841 года, передал российским властям официальное письмо Аллакули-хана, в котором тот категорично заявлял, что в освобождении русских пленных «британские ходатайства не играли никакой роли и слух об уплате англичанами выкупа необоснован». К такому же выводу на основании изучения свидетельских показаний многих афганцев и туркмен, сопровождавших Аббота и Шекспира из Герата в Хиву и оттуда на Каспийское море, пришел и М.Н.Галкин. «Показания эти подтверждают, – утверждал он, – …что не выкупил Шекспир, как писал, наших пленных, вывезенных им в Россию, а в объяснениях с ханом и влиятельными лицами удостоверял только, что если хан отпустит пленных, то и Русское правительство поступит так же в отношении хивинских пленных». Однако и сегодня немало западных исследователей по-прежнему закрывает глаза на факты и продолжает тиражировать изношенный миф о миротворческой роли Англии в Центральной Азии на примере игроков так называемой «Большой Игры», даже не задумываясь о таком парадоксальном, если не сказать смехотворном, факте: каким образом Ричмонд Шекспир мог перенести через границу целых шесть пудов золота и хранить его при себе в крайне непростых условиях?
Фиаско, постигшее Чарльза Стоддарта, Джеймса Аббота, Ричмонда Шекспира и других агентов британских спецслужб, невосполнимые потери, которые несла Великобритания на фронте борьбы с усилением российского влияния в Центральной Азии, руководителей и организаторов «Большой Игры» ничему не научили. Они не прекращали попыток создать в Центральной Азии антироссийский блок, превратить его в плацдарм для расширения британских колониальных владений за счет новых земель в Прикаспии и Приаралье, куда пробивалась Россия. В начале 1841 года в регион вновь был направлен капитан Артур Конолли, который уже бывал здесь, хорошо знал местные условия, имел надежные связи среди представителей правящей элиты и крупных торговцев. Ему предстояло продолжить переговоры с правителями Хивы, Коканда и Бухары о заключении союза с Англией, добиться их принципиального согласия на создание коалиции мусульманских государств Центральной Азии и таким образом воздвигнуть барьер на пути продвижения России на юг, к Памиру.
П.Хопкирк в своей книге подробно останавливается на деятельности капитана Артура Конолли. Он его преподносит чуть ли не как идеального реформиста, пытавшегося, якобы, по личной инициативе и угрозой для собственной жизни пробудить у глав местных правящих кланов интерес к переменам, радикально изменить политическую и социальную жизнь конгломерата, а правящую элиту – ярыми консерваторами и ортодоксами. «Поездка Конолли в Хиву оказалась беспрецедентна, – сообщает Хопкирк. – Он был хорошо принят ханом, который после посещений Аббота и Шекспира де
