Эта статья продолжение серии о длинных и коротких этнических стратегиях
1. http://www.apn.ru/column/article21467.htm
2. http://www.apn.ru/column/article21505.htm
3. http://www.apn.ru/column/article21613.htm.
В этой серии была обозначена разница в стратегиях, которыми пользуются этносы и описаны два типа таких стратегий. Одна, длинная, со ставкой на создание искусственных и освоение природных ресурсов и другая, короткая, направленная на перехват этих ресурсов. В статьях внимание обращено на этносы и их свойства.
Здесь я хотел бы отвлечься от этносов и посмотреть на межэтнические контакты с точки зрения культурного поля, в котором они развиваются. Что происходит с культурами обоих этносов, когда они входят во взаимодействие? Тема «не нуждается в представлении» в силу того, что происходящие в современном обществе процессы во многом определяются межэтническим контактом.
Вначале определимся с понятиями. Культура в нашем случае это не: (1) достижения в каких-либо профессиях (не Достоевский, Менделеев, Уланова, Гагарин и прочие уважаемые люди), (2) соответствие представлениям об образовании, познаниях, уме, навыках или манерах, хотя это второе уже ближе к нашей теме. Рассмотрим культуру как систему запретов и поощрений, причем для нашей темы рассмотрим только запреты и только те, которые можно назвать строгими.
Это можно сделать визуально: в виде шахматной доски. Установим правила, похожие на шахматные. Пусть будут пока фигуры только одного цвета. На белые поля им становиться можно, на черные нельзя никогда. Фигура на этой доске начинает движение от одного края и если она достигнет противоположного края. Сама доска пусть отличается от шахматной, ее форма – треугольник. Чем ближе к вершине треугольника, тем лучше место. Всякая фигура пробивается к этой вершине. Ей мешают другие фигуры на доске, поэтому путь ее не прямой. Эта картинка проста и в силу простоты поможет нам разобраться в теме.
Но пока вернемся собственно к культуре в нашем понимании и посмотрим, что такое строгий запрет. Лучше всего это сделать на примере. Возьмем запрет, существовавший в советском обществе на жизнь без работы. Суть этого понятия, как легко видеть сегодня, можно понять как интернализированные (принятые как личностные) требования к работнику. Идеальный (с точки зрения хозяев советского общества) работник функционирует в любых условиях не ради своих целей, а из чувства долга перед хозяином (который может мифологизировать себя «вождь», «мнение коллектива», «рабочая власть», а свои требования к работнику как «работа на светлое будущее», «строительства какого-нибудь –изма» и т.д.). Хозяевам было очень желательно, чтобы советский человек представлял из себя объект с хорошо известными и постоянными свойствами. Это, кстати, проистекает не из особой инфернальности советской правящей элиты, а из принципов организации производства. Инфернальность советской элиты отразилась скорее в методах, которыми она обрабатывала людей. Есть разница между человеком, который ведет себя управляемо и вещью. Советские хозяева сделали многое, чтобы превратить людей в вещи. Но не только они.
Отношение к работникам как к вещи вообще характерная черта колоний. В них местное население считается колонизаторами неодушевленным. И со временем становится таковым, т.к. поколения, формирующиеся в подневольных условиях не получают представления о неотъемлемых правах. Они ценят свою и чужую жизнь низко, почти как ценнят вещи. «Партия сказала «надо!», а комсомол ответил «есть!»» это формула совершенно безличная и механическая. Сейчас многим кажутся смешными эти лозунги, но стоит оценить силу представлений, заложенных этим и другими методами колонизации, применявшихся к русским. Вспомним, как в 90-ые годы многие «бюджетники» ходили на работу по нескольку месяцев, не получая ни копейки. И это при обесцененных накоплениях и росте цен. Они делали то, что было правильным в их представлениях, то что «надо». Надо работать, а не работать нельзя.
Вот это и есть действие запрета, та самая черная клетка «не работать» и белая клетка «работать».
Из примера сразу понятно, что культурный запрет это вовсе не то, что никогда не происходит. В советском обществе были люди, которые не работали. Культурный запрет накладывается на то, что для данной культуры опасно. На уровни средней личности это нечто, что «нельзя даже помыслить». «Такого не бывает», а если и случается, сознание отказывается это принимать. На этом держится общество. Сломай запрет, и сломается общество.
Те, кто не платил работникам в 90-ые, очевидно, действовали в рамках других запретов. Они со временем сломали запрет «не работать» (и ряд других). С ними сломалась и вся советская культура. В этом смысле «бюджетники» пытались вынести советскую культуру на своих плечах. В их представления не входило нарушения запрета, и когда их непосредственный опыт говорил, что работать больше никто не требует и что не работая, можно прекрасно жить, они продолжали верить, что работать «надо», (наверное потому что другие варианты не укладывались в их сознание).
Сегодня этого запрета в России больше нет. Любая работа делается из необходимости заработать. Но в то же время любая работа может остаться без оплаты. Кстати, в России огромное количество долговых обязательств, часть из которых вообще никогда не будет погашена. Это фантомные деньги. Интересно было бы их посчитать. Что еще важнее здесь это отрицательный кредит доверия – никто никому не верит. Обман подразумевается по умолчанию. Сумма фантомных денег это и есть мера вакуума доверия, который занял место сломанных запретов.
Назовем граничные условия сущестования запрета: он может нарушаться (это даже полезно для его существования при условии показательных порок за нарушение), но нарушения должны быть (1) не массовыми, (2) осуществляться не лидерами общества публично, (3) быть обязательно жестоко наказуемыми.
Последнее особенно важно. Не работаешь – сядешь. Обманул – перестали уважать. Читаешь самиздат – отправляйся в (внутреннюю) эмиграцию. Так работало советское общество.
А современное работает по-другому. Подставился – лох. Поверил – развели. Ну и так далее.
Теперь, вооруженные этим подготовительным материалом, вернемся к межэтническим контактам. Они часто приводят к конфликту. Чтобы понять, почему, осталось сделать совсем немного.
У разных этносов разные черные и белые клетки. В одной культуре (в нашем узком понимании как системе запретов) разрешено красть, но не разрешено предавать свой народ. В другой культуре нет самого понятия этничности и соответственно нет предательства в отношении своего народа, но есть строгий запрет на воровство. Дальше можно не объяснять. И так понятно, что начнется, если два эти этноса окажутся на одной территории и будут делить ресурсы между собой.
Но мы здесь говорим не об этносах собственно, а о культурном поле. В котором теперь часть фигур ходит по белым, а другая часть по черным полям. «Второй этнос», назовем его так, ходит преимущественно по черным полям, потому что путь на вершину по ним короче. Можно даже представить себе такой «второй этнос», у которого культура будет состоять только и исключительно из одного запрета и одного поощрения: (1) ходи по тем полям, которые «первый этнос» считает черными, (2) не ходи никогда по тем полям, которые «перый этнос» считает белыми. Вряд ли, конечное, такой этнос есть в чистом виде в реальной жизни, но для понимания некоторых выигрышных стратегий эта «черно-белая» картинка очень помогает.
Тут шахматная модель начинает терять свою предсказательную силу. У нее, как и у всякой модели, ограничена сфера применения. В модели, «второй этнос» ходит по черным полям, а «первый» продолжает удерживать запрет и ходить (почти исключительно) по белым, как «бюджетники» в 90-ые.
Но в межэтнических контактах происходит обмен стратегиями. При этом важно понять, что он вначале происходит на личностном, а не на этническом уровне. Он особенно активен в этносе, подобном русскому, т.е. таком, в котором затерто понятие «своей группы» и в ряде случаев не работает система распознавания «свой-чужой». Человек в «таких очках» не видит разницы между чужой и своей этнической стратегией, но он видит преимущества, которые дает та или иная стратегия. Если примеров нарушения перед глазами много, а наказаний за нарушения нет, запрет начинает ослабевать. Практически это означает, что все больше и больше людей «первого этноса» начинают заходить на черные клетки. В какой-то момент процесс становится лавинообразным. Чем больше примеров, тем больше людей им следует. Запрет рассыпается. Получает массивный удар вся культура (в нашем упрощенном случае она собственно и только система запретов). Начинается процесс отката к биологическому уровню и инверсии всех запретов вообще. «Теперь все можно», к этому следует добавить - кроме того, что было можно вчера. Разве это не описание процессов, протекавших в 90-ые годы в России?
Ну а что происходит с культурным полем «второго этноса»? Легче всего понять это на примере того самого этноса, у которого культура состоит только из двух запретов: (1) ходи по тем полям, которые «первый этнос» считает черными, (2) не ходи никогда по тем полям, которые «первый этнос» считает белыми. Во-первых, у этого этноса запрет на любые стратегии «первого этноса». Обратной передачи стратегий не происходит. Но происходит другое, не менее опасное для этого этноса явление. Его стратегии перестают давать преимущества. Если вначале контакта на черных клетках не было никого кроме «второго этноса», то сейчас на них много конкурентов из «первого этноса». Наверх уже не пробиться только за счет нарушения всех запретов. Более того, «первый этнос» начинает отстраивать другую систему запретов и поощрений, и инвертировать ее уже сложнее. Для этого нужно время и переформирование боевых отрядов.
В то же время, в рамках этого поколения второго этноса сработали «сверхзвуковые» социальные лифты. Люди с самого низа взлетели наверх общества. В их руках власть, но их жизненный опыт научил их одному искусству: ходить по черным клеткам и избегать наказания за это. Кстати, это же касается и представителей «первого этноса», попавших наверх тем же путем. Результат этих процессов – архаизация общества и крайне низкая управляемость социальных процессов.
Не в этом ли обществе мы живем сейчас, и не все ли мы устали от жизни в таком обществе?
Самое интересное в этой статье могло бы быть дальше. А именно, интересны варианты развития событий после разрушения запретов «первого этноса». Но это относится к жанру предсказаний, а я стараюсь ограничиваться тем, что я наблюдаю. Поэтому я обращаю внимание в заключение лишь на одно обстоятельство, которое мне кажется важным. Вместе с нарушением запретов «первый этнос» начинает воспринимать и другие стратегии. Это касается работы системы разделения «свой-чужой».
