Лидер динамических консерваторов опубликовал на АПН статью об опричнине, мне она показалась интересной. Меня он называет «один публицист» — видно, так принято сейчас среди продвинутых знатоков опричнины, а я его буду называть «динамический консерватор».
Этот «динамический консерватор» столь велик в своих глазах (а может быть, и еще в чьих-то глазах), что смеет писать следующее: «Русскому исследователю естественно было бы искать в Иоанне Грозном и в его эпохе величия, и если он упорно не желает этого делать, значит в нем живет вирус самоотрицания. В русских ненавистниках Иоанна Грозного проявляется внутренняя слабость, самоедство, чужебесие по Крижаничу, смердяковщина по Достоевскому».
Следуя логике этого еще молодого человека, мы должны считать Смердяковыми подавляющее большинство лучших русских историков?
Но ведь это логика не только этого молодого человека, но и логика молодых и старых хунвейбинов, которые готовы в очередной раз крушить все налево и направо во имя… во имя чего?
Вот это интересный вопрос.
«Динамический консерватор» замечает: «один публицист» написал: «В числе моих преподавателей на истфаке были выдающийся русский историк Аполлон Кузьмин, человек радикальных патриотических взглядов, Николай Павленко, один из крупнейших современных историков и знаток эпохи Ивана Грозного либерал Владимир Кобрин. Так вот, несмотря на различные взгляды, разные исторические школы и пр., все трое ненавидели Грозного».
В ответ мне «динамический консерватор» пишет: «Но ведь именно это и должно настораживать! Многое смущает в нашей историографии и в историках-профессионалах. Тяжело признавать, но при всем уважении к Кузьмину и к другим преподавателям МПГУ, каноны их профессии в случае с Иоанном IV и особенно с опричниной не срабатывают, над сознанием профессионалов начинают тяготеть мотивы, далекие от профессионального долга и пресловутой «приверженности источникам». Трудно сохранить веру в профессионализм, когда один за другим историки цитируют одни и те же клеветнические и пропагандистские свидетельства, не удосуживаясь отделить сведения наверняка подлинные от сомнительных (согласно методике Е.Ф. Шмурло). При этом наши историки еще и крайне эмоциональны в оценках, примешивая к ним не столько даже партийные, сколько ложно понятые гуманистические и индивидуалистические критерии».
Вроде бы здесь имеет смысл начать дискуссию об источниках? Есть некая методика Шмурло, а есть историки-профессионалы, которые вот уже два столетия не дают право делать из Ивана Грозного героя и спасителя Отчества, ибо это ложь.
И казалось бы, если по поводу фигуры Ивана Грозного идут такие дискуссии, то давайте поднимем на щит другую фигуру, более бесспорную? Но этим людям нужен именно Иван с его злодействами, и нужно отрицание профессионалов.
Не только нашего «динамического консерватора» «смущают» историки-профессионалы. И не одни историки только смущают. Профессионалы вообще смущают. Быть профессионалом и что-то уметь в РФ становится просто проклятием для людей.
Отрицание ума, знаний, статуса, профессионализма — это норма для хунвейбинов.
Что касается профессионализма, то в свое время министр культуры СССР Фурцева проводила встречу с лучшими актерами страны и все говорила про развитие театральной самодеятельности. И во время этого гимна самодеятельности в пику профессионалам не выдержал великий актер Ливанов и сказал министру: «Вот вы все говорите — самодеятельность и самодеятельность, а вы пошли бы к самодеятельному гинекологу?»
Вот такие «самодеятельные гинекологи» правят бал у нас снизу доверху.
* * *
Что касается источников по эпохе Ивана Грозного, то есть среди них такие, какие и «динамический консерватор» отрицать не посмеет. Это переписка князя Курбского с царем. Прелесть этого источника заключается в том, что до него спокойно может добраться любой, кто умеет читать.
И что мы видим?
Мы видим первое письмо Курбского, бежавшего из Руси. Письмо очень небольшое, одна страничка.
Князь пишет: «Зачем, царь… воевод, дарованных тебе Богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквях божьих пролил… и на доброхотов твоих, душу свою за тебя положивших, неслыханные от начала мира муки и смерти, и притеснения измыслил…»
И что отвечает Грозный? Он в ответ на эту страничку текста пишет огромное послание. И что в этом послании? Иван излагает программу перемен? Да ничего подобного, он пытается опровергнуть обвинения Курбского, но все более и более запутывается сам.
На самом деле, Грозный, конечно, не писал, а диктовал. И мы видим фактически реального Ивана, который глумится, скоморошничает, впадает то ярость, то в робость, то говорит «по-свойски», то велеречиво, как царю полагается. Мы видим, как на протяжении этой диктовки Иван впадает в разные состояния, мы видим, мягко говоря, нездорового человека.
Но что же по существу пишет Грозный?
Его волнует несколько тем.
Он глумится, он понял, что Курбский страдает, князь понимает, что ему придется участвовать в войне против своих. Иван это подмечает и со сладострастием пишет, чтобы еще посыпать солью раны: «Если тебе придется с ними воевать (с православными), тогда придется тебе и церкви разорять и иконы попирать…» Но это мало и Иван, садистски радуясь, пишет: «Представь же себе, как во время военного нашествия конские копыта попирают и давят нежные тела младенцев!»
Грозный и Курбский знали друг друга с юности. Иван знает, как задеть Курбского. Подонку бы он такого не написал.
И он глумится далее. Он ставит князю в пример слугу Курбского Василия Шибанова: «Он ведь сохранил свое благочестие, перед царем и перед всем народом стоя, у порога смерти, не отрекся от крестного целования тебе, прославляя тебя всячески и вызываясь за тебя умереть».
Значит, у воина Шибанова были причины уважать воина Курбского и вынести страшные пытки, не отрекаясь от Курбского.
Только вот зачем Иван замучил православного воина?
Курбский пишет о том, что все его тело покрыто ранами, которые он получил в боях за Русь. И это так. Курбский сражался с юных лет, и не было года, когда бы он не ходил в поход. Курбский говорит о храбрости воинов (т.е. бояр).
И для Ивана эти слова — как заноза, он не опровергает доблести князя и других бояр, но так и сяк ищет подходы, чтобы это перестало быть аргументом противника. И, наконец, Иван находит, как ему кажется, «ключи» к этой теме: «Ты же… одну храбрость хвалишь, а на чем храбрость основывается – это для тебя неважно… И выходит, что ты изменник и ничтожество… если хочешь укрепить храбрость в самовольстве и междоусобных бранях…»
Обычная демагогия Ивана. Не Курбский начал междоусобные брани, а сам Иван.
Следующее, в чем пытается оправдаться Иван — это в том, что воинов в церквях он не убивал. Ну сказал бы раз, а то ведь постоянно к этому возвращается: «Крови же никакой в церквях божьих мы не проливали… А церковные пороги мы украшаем… — это могут видеть и иноплеменники (уже тогда Иван апеллирует к инородцам…» И через строчку: «…Кровью же никакой мы церковных порогов не обагряли, мучеников за веру у нас нет…»
Другое обвинение в нечеловеческих пытках, которым Иван подвергает православных, тоже действует царю на нервы. Он приводит много цитат из церковного писания, которые должны оправдать эту жестокость.
И вроде как получается из Священных текстов, что пытать можно, да и на загнивший Запад сослаться можно: «А как в других странах сам увидишь, как карают там злодеев — не по-здешнему!» Иван первым привел довод, который за ним повторяют все иванофилы до сих пор — что в других странах тоже было круто. Непонятно только, как это оправдывает самого Ивана.
Но сама эта дискуссия с Курбским показывает, что Иван творил нечто из ряда вон выходящее на Руси, в противном случае не оправдывался бы. Понимая, что ссылки на Священное Писание могут действовать не очень, Иван простодушно хитрит: «…если я облыгаю, от какого же тогда ждать истины?»
Да уж, конечно, от тебя истины дождешься — летописи, и те правил после их написания через годы.
Понимая, что он опять неубедителен, он восклицает: «…кто ж имея разум, будет зря казнить своих подданных…»
И это после его же тезисов, что казнил и казнить будет.
Но кого казнит Иван? Изменников. Кого он считает изменником? По идее, в письме должны быть списки этих изменников и доказательства этих измен. Ничего там нет, так, что-то вскользь. Хотя, как иронизирует Курбский, царь даже на бабий манер какие-то телогрейки вспомнил.
Сам Иван понимает, что постоянно талдычит об одном и том же: «Скажешь, что я, переворачивая единое слово, пишу все одно и то же? Но в этом-то причина и суть всего вашего злобесного замысла, ибо вы с попом решили, что я должен быть государем только на словах, а вы б с попом — на деле».
Вот она, суть конфликта! А не измены бояр, не экономика и строительство нового государства и т.д.
Так как же выглядел этот «заговор» против него, по словам Грозного?
Сначала Иван рассказывает, как для «совета взял попа Сильвестра». Сам взял, будучи взрослым, не навязали. Был еще «Алексей Адашев… не пойму каким образом, возвысившийся из.. навоза…»
И вот этот поп и «возвысившийся из навоза» взяли всю власть в стране, Иван пишет: «Так было во внешних делах, во внутренних же, даже малейших и незначительнейших, вплоть до пищи и сна, нам ни в чем не давали воли. Неужели это «противно разуму», что взрослый человек не захотел быть младенцем? Потом вошло в обычай: если и попробую возразить хоть последнему из его советников, меня обвиняют в нечестии… а если и последний из его советников обращается ко мне с надменной и грубой речью, не как к владыке и даже не как к брату, а как к низшему, то хорошо считается у них… И так жили мы в таком гонении и утеснении…»
И это пишет царь, который, будучи ребенком, послал многих людей на смерть! А здесь он пишет о себе взрослом. И больше ему нечего сказать о причинах опалы Сильвестра с Адашевым!
Поп Сильвестр с Адашевым устроили ему «гонение и утеснение». Бред.
Но это и есть причины перемен, главные причины, названные самим Иваном!
Понятно, что Иван инфантилен и остался таким на всю жизнь, понятно, что сильные и цельные личности — Сильвестр, Адашев и Курбский — психологически «давили» на него. Он чувствовал их силу и храбрость и стал ненавидеть их. И понятно, что эти люди компенсировали недостатки Ивана, а когда тот послал их в опалу, то все и понеслось под откос.
Иван сам это чувствует, поэтому и во втором письме к Курбскому снова возвращается к Сильвестру и Адашеву, словно ни о чем другом и думать не может.
На самом деле Иван в этих письмах оправдывается! Это совершенно очевидно. При всей ненависти к Сильвестру, Адашеву и Курбскому, при всех проклятиях в их адрес, видно, что Иван уважает их. И снова и снова проигрывает в своей памяти все, связанное с ними, пытаясь оправдаться перед самим собой!
Но вот что вкладывает Иван в понятие «измена?» Отнюдь не только переход на сторону врага. Так он вспоминает о своем детстве: «Бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем… а нас не глядит — ни как родитель, ни как опекун и уж совсем ни как раб на господ. Кто же может перенести такую гордыню?»
Вот если на Ивана человек не смотрит как раб, то это и есть для него главная «измена». Эту измену он и искоренял, делая из людей рабов.
Что касается личности Грозного, то ведь остались разные его письма, а не только переписка с Курбским. И везде Иван одинаков, везде шутовство, везде «странности» такие, что Курбский ему заметил: «…не только царю не подобает такое, но и простому воину…»
Но не стоит думать, что к рабам, верно служившим ему, Иван относился хорошо. Так, его любимец-опричник Василий Грязной попал в плен, сражался геройски, был изранен крымскими татарами. И он пишет царю письмо с просьбой обменять его на крымского воина Дивея Мурзу.
В ответ Иван присылает совершенно глумливые письма. Он пишет Василию: «Ты чаял, что на охоту приехал… а крымцы тебя самого в торок ввязали». «Крымцы не спят, как вы, да вас, дрочон умеют ловити».
Что касается обмена на Дивея Мурзу, то Грозный издевается в том плане, что, во-первых, после сражения Грязной едва жив, а Мурза целый. Какой прок в полуживом Василии? А во-вторых, Дивей Мурза знатная особа: «…у Дивея и своих полно было, как ты».
Вот тебе и демократ Иван Грозный! Вот и вступил Вася в опричное братство, посидел за одним столом с «братом Иваном», походил у него в любимцах. Почти у всех любимцев Ивана был один конец, чаще всего очень мучительный.
Когда Курбский написал свое первое письмо Ивану, то он его помнил еще адекватным человеком. Но после второго письма Грозного князю все становится ясно. Что неясно почему-то до сих пор «динамическим консерваторам».
Курбский понимает, что Грозный в своих письмах не только, по существу, не отрицает грехов своих, но и пытается каяться. И князь ему отвечает, «…а что исповедуешься мне столь подробно, то этого я не достоин, будучи простым человеком…»
В своих письмах Грозный пытается исповедоваться и ищет отпущения грехам своим. В ответ от Курбского звучит: царь — ты безумен.
* * *
Так почему в заголовке моей статьи вынесено, что Иван Грозный проводил именно «либеральные реформы?» Наш «динамический консерватор» упорно пытается наложить опричнину на день сегодняшний. Но если мы это сделаем, то увидим, что опричнина уже была. Т.е. настолько, насколько она могла повториться, она повторилась в 1991 году и последующих «реформах».
Причем повторилась почти буквально!
Во-первых, «опричники» в 1991 году отстранили от власти главную организующую силу общества — КПСС. Точно так же, как при Грозном отстранили главную организующую силу того времени — военную аристократию (боярство).
Во-вторых, вместе с КПСС от власти были отстранены все порядочные люди — интеллектуалы, политические мыслители, экономисты, военные, ученые, администраторы и т.д. То же было и в опричнину: узкий круг людей, который профессионально занимался государственными делами, был отстранен от власти, частично уничтожен или вытеснен на периферию.
В-третьих, новый политический класс (опричнина) формировался с помощью права на бесчестие. В окружение Ельцина входили те, кто отрекся от старых идеалов. «Красных директоров» и генералов подкупили правом на воровство. В опричнину Грозного входили те аристократы и служилые люди, которые приносили клятву личной верности Ивану и отрекались от традиций отцов (и даже от своих родных).
В-четвертых, все новые состояния в РФ был нажиты за счет нечестной приватизации, грабежа общенародной собственности. Точно так же опричники получили право грабить земцев, разоряли Новгород, захватывали все, что пожелают. Точно такой же был результат — страна разорена, а сундуки Грозного и закрома опричников ломились от добра.
И точно такой же конечный итог. РФ проиграла все, что могла, лишилась значительной части коренных русских территорий, потеряла статус сверхдержавы, стала разоренной страной. Россия при Иване проиграла Ливонскую войну, ее опять стали терзать набеги татар.
Следствием опричнины Ивана Грозного стало Смутное время и почти гибель страны, в новое Смутное время вползаем и мы. Не имея порядка избрания легитимной власти, но имея отчуждение народа от власти.
Вот какой будет выход из нового Смутного времени для России? Тогдашняя Россия была мобилизована русским национализмом третьего сословия. И спасена демократией: на Соборе фактически все сословия тогдашней России избрали нового царя и договорились о правилах игры. Это были восстановленные правила жизни Руси до Ивана Грозного.
* * *
Так зачем именно Ивана Грозного и его опричнину делать знаменем неких предстоящих свершений? Любимые выражения Грозного — говно, навоз, кал… Так вот и у «патриотов», которые делают своим знаменем Грозного, будет в итоге как всегда: «А к нашему берегу, то говно, то щепки».
