Заграница нам поможет

Недавно, проездом на отдых, был у меня в Москве старый приятель из Казахстана. В прошлом военный лётчик, успешно переучившийся на финансиста. Загорать на далёкие пляжи он ехал с женой и двумя сыновьями. Мы уже лет десять не виделись семьями, поэтому я с трудом узнал в старшем из сыновей, худощавом юноше с пробивающимися усами, того семилетнего Лёнчика, который настырно тащил свой рюкзак в давних горных походах. Теперь Лёнчик первокурсник алма-атинского факультета политологии, отличник и большой, как скоро выяснилось, любитель поговорить на общественно-политические темы.

Самолёт к югу вылетал завтра вечером, торопиться было некуда, поэтому мы после Третьяковки, Красной площади и автомобильной экскурсии по субботней полупустой Москве присели у меня на кухне за бутылкой доброго вина, чтобы вспомнить о былом и обсудить накопившиеся в мире проблемы. Первокурснику тоже налили сухого красного. Он сам раскраснелся и — разговорился. Слово за слово, мне открылся удивительный мир.

Я узнал от Лёнчика такие новости про Медведева и Путина! Жалко, их не было с нами за столом. Мне объяснили, что наконец-то Россия вышла на современный путь развития и движется по нему ровно и мощно, как полагается великой державе. Что скоро мы, русские, вернём себе то значение, какое имели во времена походов Суворова и после побед 1812 года. Когда ни одна пушка в Европе — ну, вы знаете.

— Тебя на казахском факультете политологии этому учат? — спросил я у юноши.

Он ответил с досадой, пощипывая свои усики подпоручика: там учат совершенно другим вещам. Но просто Лёнчик старается быть в курсе действительного положения дел. Каким образом? В основном при помощи российских телепередач. Он никогда не пропускает аналитические программы на ведущих московских каналах. Сделав это пояснение, Лёнчик, немного горячась, стал рассказывать дальше. О том, какое это было чудо: приход Путина в 1999-м, после того, как нерусские банкиры, казалось, навсегда захватили власть в стране.

Я благожелательно-иронически поглядывал на папу студента, однако не находил во встречном взгляде соучастия. Там была только гордость за сына. Что оставалось делать? Да ничего. Сменить пластинку.

Мы вспомнили с родителями будущего политолога, как два года назад, устав от тайландов и португалий, алма-атинская семья поехала отдыхать в Севастополь, и как отец семейства звонил мне оттуда в полном восторге. Ещё больше доволен был младший сын, трёхлетний Саша. По возвращении в Алма-Ату он стал требовать от родителей матросский костюм и бескозырку. А такие костюмчики в городе Верном (это дореволюционное название южной казахской столицы), кажется, перестали шить сразу после 1917 года. В общем, когда отец Саши через пару месяцев после Севастополя прибыл в командировку в Москву, нам с ним пришлось обойти несколько магазинов «Детский мир», пока, наконец, в отделе маскарадов и карнавалов мы нашли, что требовалось. И уже через день сынуля враскачку, походкой морского волка, отправился в новом наряде в свой алма-атинский двор и сразил мужественным видом трёхлетнюю соседку Айгуль, для чего, собственно, всё затевалось.

— Но вы согласны, что Севастополь так или иначе надо возвращать? — мягко прервал воспоминания старший брат моряка.

Я отшутился. Тогда настырный Лёнчик ответил сам: исправить преступную ошибку Хрущёва всё равно придётся. И дальше начал говорить, как ему хочется сделать для России что-нибудь хорошее. Послужить ей делом, не за деньги, потому что, потому….

Папа слушал с очень довольным видом.

Он у тебя ещё в российское военное училище попросится, — сказал я папе уже без юмора. Ну что же, ответил бывший советский ас, глядя мне в глаза просто и прямо. Попросится, так попросится.

Доброго вина мы к тому времени успели выпить немного. Я налил себе и родителям отличника ещё по одной. А Лёнчику говорю:

— Ты уже знаешь что такое «создание положительного имиджа». Вот казахстанская жизнь сильно отстаёт от картинки в телевизоре?

— Как небо от земли, — не задумываясь ответил отличник из отличников.

— А почему ты считаешь, что российская отстаёт меньше?

— Если мы будем только рассуждать, она отстанет ещё больше.

На этот алмазной твёрдости аргумент нечего было возразить. И совсем не хотелось возражать.

Вот сидит передо мной светлый и чистый русский юноша. И рядом отец его, православный финансист из Алма-Аты. Напротив сижу я, гораздо лучше их обоих знающий, каковы дела в современной России. Мне-то ясно, что от рязанского или тамбовского светлого юноши казахстанский отличается тем, что у него в патриотической формуле только числитель — программа «Вести» — и нет знаменателя, на который всё это надо делить. Настоящая российская жизнь ему неведома.

И чего? Да пока ничего.

Тут самое время привести историю моего знакомства с папой юного героя.

В начале 90-х я тоже был казахстанцем и работал редактором газеты в той самой Алма-Ате. Покойный коллега Пётр Вайль справедливо сказал, что этот город — один из самых уютных и тёплых уголков бывшей империи. Начинали мы там свой газетный проект ещё при СССР, но потом Казахстан неожиданно стал независимым государством. А Россия стала заграницей. Такой поворот событий показался мне в высшей степени диким. Лёг спать в одной стране, проснулся в другой.

Не только у меня были эти впечатления, хотя за всех не скажу, потому что среди местных блондинов сразу же появились любители складывать ладони лодочкой, проводить ими по лицу со словами «бисмилля» и говорить: «мы, степняки…» Самый заметный из бледнолицых патриотов новой Родины, Виктор Храпунов, вскоре стал мэром Алма-Аты, а сейчас живёт в Швейцарии. Этот парень хорошо понимал, чего он хочет, и с намеченными задачами справился.

В 1993 году в Конституции Республики Казахстан появились слова «Казахстан — государство самоопределившегося казахского народа». Хотя казахов в то время было в стране не более 50 процентов. А среди начальства уже через два года независимости их оказалось более 90.

Надо ещё сказать, что казахи по природе народ добродушный и уживчивый. В Чечне в это время русских просто резали.

На таком фоне мы и познакомились с отцом будущего студента-политолога. Молодой отец как раз закончил экономический факультет местного университета, пришёл работать в нашу компанию и сидел от меня через два кабинета. На почве горного туризма мы с ним вскоре стали приятелями, и тогда я узнал, что Валера по первой специальности военный лётчик. Он в середине 80-х заканчивал Барнаульское лётное училище, и что-то они там с друзьями затеяли, какой-то кружок по ускорению перестройки. Да как-то очень всерьёз. А время было ещё суровое, и молодых пилотов комиссовали чуть ли не с волчьими билетами. Валера, широкий русский человек, всегда сочетал в себе бескорыстный жертвенный романтизм с обстоятельностью и хваткой, — в общем, он немного подумал, вернулся к родителям в Алма-Ату, сумел поступить в университет и с отличием его закончил.

И вот, значит, начинающий финансист осваивает новую матчасть, а через два кабинета редактор пишет серьёзные, даже набатные тексты о положении русских в Казахстане. За это добродушные казахские коллеги в своих газетах вскоре объявили редактора и его соавтора, издателя Бориса Гиллера, врагами казахского народа. Меня, кстати, заодно с Гиллером они записали в евреи.

И в самом деле: кто ж ещё стал бы мутить воду и вбивать клин в нерушимую казахско-русскую дружбу? Некому больше.

Но всё же через месяц Назарбаев издал два указа, отменявших наиболее дискриминационные по отношению к русским казахстанцам положения суверенных законов. Однако самым сильным впечатлением той поры для меня оказалась реакция российского посольства на всю эту полемику. Они там последовательно и твёрдо уклонялись от комментариев. Когда мы очень настаивали, посольские раздражённо говорили, что Казахстан независимая страна. Россия не имеет права вмешиваться. Разве не понятно?

А чего мы, правда, хотели от дипломатов, от Бориса Николаевича Ельцина и вообще от чиновников Российской Федерации? Юридически действительно ведь — другая страна. Но просто ты же как дурак думаешь, что там свои, там надёжное плечо — а там ни своих, ни плеча, пустые глаза и тупая холодная спесь. Принуждать кого-то к миру или чисто по-дружески советовать президентам соседних держав, как себя вести по отношению к национальным меньшинствам — это красиво и пафосно, когда дело касается 100 тысяч абхазов и 50 тысяч осетин. А когда дело касается 27 миллионов русских, оказавшихся за рубежом после развала СССР, это пресно, неавантажно.

Такой расклад (вдруг он для кого-то неожиданный) много раз подтверждался в последующие годы. Сотни русских казахстанцев, которые сами не пишут заметок для газет, рассказывали мне свои драматические истории о переселении на историческую родину. Про паспортные столы, в которые надо ездить несколько лет подряд, про поселковые и районные администрации и вопросы «а кто вас звал?».

Рассказы эти я слушал уже в начале 2000-х, когда сам перебрался в Москву и с группой бывших казахстанцев мы создали на общественных началах движение «Семиречье». Хотели наладить обмен информацией, чтобы те земляки, которые переехали раньше, консультировали новичков относительно подводных течений и вообще рассказывали, что, где и как. Может и с работой кто-то кому-то поможет. Мы собрали и разместили на сайте множество живых, со всеми подробностями, рассказов о переездах, информацию о ценах на недвижимость в российских регионах, списки нужных телефонов. Дальше дело не пошло, потому что люди в основном просили у нас денег или как минимум трудоустройства. И обижались, когда им объясняли, что мы помогаем только информацией. Бесплатно.

— На что мне ваша бесплатная информация? Я в Москву из Липецка ехала, деньги тратила, думала — вы работу дадите! — шумела в коридоре очередная посетительница.

Никто из нас не собирался класть жизнь на неблагодарной общественной работе. Каждому было чем заняться, и вообще надо семьи кормить. Бросили мы это дело с «Семиречьем».

К тому времени в России действовал совершенно зверский закон о гражданстве, уравнивающий в правах на получение российского паспорта северо-казахстанского тракториста Василия Сидорова и пуштуна Махмуда из Кандагара. Но Казахстан ведь независимое государство? Независимое. И Россия тоже. И Афганистан. Чего ж вы тогда хотите?

Самое противное тут вот что. Управление президента РФ по вопросам гражданства в это время возглавлял Владимир Шумов, казахстанский парень, который перебрался в Россию в конце 1994 года.

А другой казахстанский парень, Андрей Кондрашов, — как раз и рассказывает Лёнчику в программе «Вести» о невиданных российских свершениях. Андрей переехал из Алма-Аты в Москву в конце 90-х.

Положительный имидж президента Медведева создаёт его пресс-секретарь, тоже в прошлом алма-атинская девушка Наталья Тимакова.

Это я ещё про алма-атинца Жириновского ничего не сказал!

Хотя он как раз поперёк тренда. Прильнуть к сосцам и мурлыкать, — это не стезя Владимира Вольфовича. Он, наоборот, постоянно выступает. Недавно опять предложил давать зарубежным русским гражданство в упрощенном виде. Госдума это предложение прокатила, а Жириновский, наверное, набрал перед кем-то очки. Как иначе? Кто в здравом уме и бескорыстно попрёт супротив рожна?

Четыре года назад российские чиновники с пустыми глазами и холодной тупой спесью замутили «программу содействия переселению в Россию соотечественников». Она с позором провалилась. Вот тут http://svpressa.ru/issue/news.php?id=10468

я рассказывал об этом подробно, кому интересно почитайте. Провалилась программа не только оттого, что Модест Колеров редкостный чудозвон. Там с самого начала всё было не для того и не для тех. А потом президент Медведев, подводя предварительные итоги (вместо ожидавшихся 350 тысяч переселенцев в рамках программы прибыли 17 тысяч), — сказал, что мы за количеством не гонимся.

Ну ладно. А что во всей этой истории делать Лёнчику?

Вот его-то Родина готова принять в объятья! В российской армии острая нехватка светлых и чистых русских юношей. Уже геополитические интересы охранять некому. Без качественного пополнения вооружённых сил мы вряд ли выиграем следующую, не приведи Господи, войну. Можно, конечно, будет снова отправить вперёд батальон «Восток», но тогда нам скоро придётся выбирать в президенты Рамзана Кадырова.

И ведь нельзя сказать, что верного Путину и Медведеву юношества в России совсем не осталось. Однако сидеть в Интернете и жестоко, кость в кость молотиться со щирыми свидомыми или там с либерастами — одно занятие. А надевать сапоги, идти в армию и тем более идти на войну — совершенно другое. Почти никто из русских молодых государственников не хочет в армию и на войну. Чего они там не видели?

Весь наш оставшийся призывной резерв, помимо кавказцев, которые служат охотно, со вкусом — это в основном русские парни из деревень и райцентров. Там родители не могут собрать денег на отмазку сына от армии. Или просто батя говорит: я служил, и ты послужишь.

Да, пока ещё остались в России такие медвежьи уголки и такие красивые древние обычаи. На них вся надежда. Или вот на студента алма-атинского факультета политологии.

А почему он, кстати, сразу после школы не попросился в российское военное училище? Зачем тратит время на зубрёжку чуждых русскому патриоту западных (или восточных, какая разница) учебников?

Или просился, да родители не пустили?

Папа ничего на это не сказал, а мама, почти не принимавшая участия в разговоре, сдержанно хмыкнула. Она влиятельный человек в семье и, кстати, западная украинка по крови.

Дальше мы всё-таки сменили пластинку и душевно поговорили об отдыхе в жарких странах. О том, что на вторую неделю нас оттуда обычно уже тянет домой, в Москву и Алма-Ату соответственно. И что живётся-то в северных широтах совсем не плохо, как и в восточных, — когда не ленишься, к чему-то притерпелся, и вообще не надо слишком зацикливаться на общих вопросах. Жизнь это просто жизнь.

С тем и проводил я гостей.

Сейчас, поразмыслив, полагаю, что за пылкого Лёнчика не стоит сильно переживать. Мама не отпустит его далеко от дома, чтобы он не принялся по отцовскому примеру бескорыстно и жертвенно ускорять чего-нибудь на свою голову. Лёнчик со временем если и переедет в Россию, то не сапоги носить, а помогать Наталье Тимаковой и Андрею Кондрашову.