Позади год кризиса.
Для федеральной власти, несмотря на бодряческие заявления, он оказался вполне ощутимым. Это заметно, это читаемо. Если было бы иначе, то никаких статей типа «Россия, вперёд!» не появлялось бы по определению.
Разумеется, не надо выдавать желаемое за действительное и утверждать, будто трон серьёзно пошатнулся — это пока не так. Его положение ещё вполне устойчивое, однако в верхах, по всей видимости, зреет некое понимание того очевидного факта, что так дальше жить нельзя. И не только жить, но и управлять тоже.
Именно этим, по всей видимости, объясняются те импульсы, которые начали исходить из Кремля с началом осени.
Разумеется, это вовсе не означает, что режим действительно готов пойти на смену курса. Даже почти наверняка не пойдёт. Заявления Медведева продиктованы разгорающейся внутрикремлёвсвкой борьбой: «медведевские» против «путинских».
Обратите внимание — действующий президент прямо-таки не слезает с телеэкрана, как и Путин когда-то. Не проходит и дня, что бы он не заявил чего-нибудь «свежего». Бывшего «национального лидера» сегодня не видно, не слышно. В начале «нулевых», на заре путинизма теперь уже бывший президент тоже сотрясал медиа-пространство. И говорил то, что большая часть страны уже и не надеялась от власти услышать. Говорил о Родине, о патриотизме, о национальных интересах. На словах он вроде как отмежёвывался от ельцинской эпохи, хотя на деле размежевание происходило лишь на уровне риторики, с расчётом выстроить новую «вертикаль власти» под себя лично. Зная натуру людей, находящихся сейчас на вершинах власти, есть веские основания предполагать, что и в основе нынешних медведевских заявлений лежит тот же мотив.
Если бы желание наладить честный диалог со всеми силами российского общества — оппозиционными, прежде всего — было бы со стороны президента искренним и честным, то Медведев бы не пространные статьи писал, а предпринял бы хоть какие-то конкретные политические шаги в этом направлении. Пригласил бы, например, к себе на встречу лидеров крупнейших несистемных оппозиционных организаций, или объявил бы амнистию политическим заключённым. Если бы подобные шаги были предприняты, то нашумевшие статьи Марины Литвинович («Большинство перемен») и Максима Калашникова («Если не становиться в позу») имели бы гораздо более практического смысла. Даже более того, они были бы своевременными и даже необходимыми. Не стану давать однозначную оценку материалу Литвинович — он, безусловно, заставляет поразмыслить — но вот Калашников со своим проектом перехвата власти, отправной точкой которого называется создание движения в поддержку Медведева, явно поспешил. Писатель-футуролог, образно выражаясь, поставил телегу впереди лошади.
Думаю, не случайно президент Медведев из всех оппозиционных деятелей и публицистов приветил именно Максима Калашникова. Во-первых, беспартийный, ни в каких организациях не состоит и ничего не возглавляет. Во-вторых, в движении несогласных в 2006-2008 гг. не участвовал, на Марши не ходил. То есть, по «кремлёвским понятиям» вполне подходящая фигура для имитации диалога с обществом. Пойдя на контакт с ним, Кремль «лица не теряет» — никто не сможет сказать, что его на этот шаг вынудили массовые протестные выступления.
Этим самым власть даёт понять, что с организациями внесистемной оппозиции как таковыми диалог она вести не будет. По крайней мере, пока. Нацболов, например, продолжают преследовать и сажать — а ведь это авангард оппозиции. Этот факт должен поумерить пыл тех, кто всё выискивает признаки политической весны. Какая весна, окститесь! Весной пока не пахнет, на дворе по-прежнему морозы. Ну, разве что грачи чуть закаркали вдалеке.
В отличие от власти, русская оппозиция кризис переживает острее. Д
ля неё это, прежде всего, собственный, политический кризис: организационный и интеллектуальный, в первую очередь. Оппозиционная мысль пребывает в некоем интеллектуальном тупике — нет ни свежих идей, ни новаторских ходов организационного плана.
Марина Литвинович об этом, например, прямо пишет в статье:
«Нужно не только критиковать существующий режим: его гнилость, несправедливость, нежизнеспособность и т. д. уже очевидны большинству думающих и действующих людей. Критика режима, которая недавно еще считалась геройством, скоро станет банальщиной, общим местом. Оппозиции необходимо сосредоточиться на предложении и продвижении своего Проекта — образа будущего, способного заинтересовать общество. Основная борьба и должна идти за то, чтобы сделать предложение, которое заинтересует каждого гражданина, каждую социальную группу. Каждый должен увидеть свое место в этом Проекте и поверить, что этого можно достичь».
На мой взгляд, именно этот момент — слова о необходимости проекта — является ключевым во всей статье. Со всем прочим можно поспорить.
Однако к вопросу об оппозиционном проекте вернёмся чуть позже. А пока будем честны перед собой: за минувший год российская оппозиция не только не упрочила своего влияния в обществе, но в чём-то даже ослабила. Я помню, сколько надежд полтора года назад, весной и летом 2008 года, возлагалось некоторыми оппозиционерами на Национальную ассамблею. Казалось бы, вот оно, объединение воедино всех оппозиционных сил, о необходимости которого столь долго кричали — наконец-то!
Ан нет. Политическая активность этого органа как будто находилась в обратно пропорциональной зависимости от накатывающихся на страну кризисных волн: чем мощнее они были, тем пассивней вело себя руководство Национальной ассамблеи, представленное преимущественно политиками либерал-демократического толка. Запал Маршей несогласных прошёл очень быстро — стоило только Каспарову и Ко уйти с улиц. Остатки этого запала, всё ещё сохранявшиеся среди нацболов, либеральные лидеры стремились затушить на корню, ибо «оранжевая» авантюра закончилась полным фиаско. Оно и понятно: буржуазные политики не могут быть революционерами.
Современное состояние российского оппозиционного поля представляет, в целом, унылую картину. Только лишь нацболы хоть как-то пытаются оживить болото. Они — те самые «кочки активности», о которых упоминал в своей статье Максим Калашников.
А что же остальные? Да ничего, по сути. Левые продолжают пребывать в полусонном состоянии, хотя, казалось бы, вот оно — кризисное время левых! Но фракция КПРПФ, шумно повозмущавшись из-за наглых массовых фальсификаций на региональных выборах пару дней, затем тихо вернулась в зал заседаний. Уж кто бы сомневался. Остальные организации левого толка — АКМ, «Левый фронт» и ряд других — также не проявляют особой активности.
Националисты, как всегда, плохо организованы и трусоваты, не имеют чёткой структуры и не способны вести регулярную деятельность. Хотя ДПНИ и РОД, без сомнения, имеют определённые заслуги в области русской правозащиты, но одного этого для политической организации мало. Главной акцией года становится уже почти ритуальный Русский марш. И отношение к дате 4 ноября в их среде теперь вроде как у коммунистов к 7 ноября — как к возможности раз в году выпустить пар. Тем более, что в этом году марш санкционировали.
С демократами и либералами, в общем-то, всё понятно. «Яблоко» пребывает в агонии, и если и сохранится, то как карликовая организация, не имеющая серьёзного влияния в стране. Золотые времена «партии нерусской интеллигенции» остались в прошлом, в 90-х. Если раньше, например, Григорий Явлинский как лидер парламентской фракции мог на всю страну выражать одобрение натовским бомбардировкам Югославии — и это вызывало общественный интерес, то теперь ему по выходе на политическую пенсию остаётся разве что писать об этом в мемуарах. И слава богу, честно говоря.
ОГФ сотрясают склоки, внутренняя борьба. После выхода статьи Литвинович последовали оргвыводы — её на посту исполнительного директора сменила глава питерской регионалки Ольга Курносова. Данная деятельница известна, помимо прочего, и тем, что на недавнем митинге 10 октября в Петербурге против строительства «Газпром-сити» по указанию из Смольного не только отказала в участии в нём нацболам, но и совместно с лидером питерского «Яблока» Максимом Резником просила ОМОН пресекать возможные нацбольские провокации, которые якобы должны были последовать.
Короче говоря, никакой единой оппозиционной коалиции не сложилось. Все остались при своих. Несмотря на вроде бы общие цели по отстаиванию политических свобод, несмотря на все Марши несогласных, несмотря на громкий пафос первого заседания Национальной ассамблеи. Нет её, единой коалиции. И не предвидится в обозримом будущем. Это надо открыто признать, дабы не предаваться иллюзиям.
Но в связи с этим возникает логичный вопрос: почему? Почему она не получилась?
Почему карта, на которую известными радикальными политиками ещё два-три года назад делались столь высокие ставки, оказалась не джокером, а битой шестёркой? Почему самое удачное определение общего политического итога движения несогласных 2006-2008 годов, на мой взгляд, выражено в названии недавно вышедшего документального фильма режиссёра Алёны Полуниной «Революция, которой не было»?
Главным образом, потому что подобная коалиция, объединяющая левых, нацболов, либералов и даже некоторых крайних националистов вроде Широпаева не может быть долговременной и прочной по определению. Так же, как не может простоять долго и быть прочным, у которого одна часть фундамента из железобетона, другая — из глины, а третья — из дерева. Уж слишком разные по своей природе эти политические силы. Разные идеи отстаивают, разными глазами смотрят на мир, к разным конечным целям стремятся, по одним и тем же вопросам зачастую имеют прямо противоположные, взаимоисключающие точки зрения. Как по вопросу о «пятидневной войне» августа 2008 года: нацболы её поддержали, а союзники из ОГФ выступили фактически на стороне Грузии. То есть по важнейшему для страны вопросу заняли диаметрально противоположные позиции. Вот и получилась в итоге не широкая антипутинская коалиция, а объединение из лебедя, рака и щуки.
«Стоп, а как же удачные примеры оппозиционных объединений?! Ведь они действительно существовали. В том же Петербурге, например»,— может возразить мне иной подкованный читатель.
Это действительно важный, если не сказать ключевой вопрос. И ответ на него должен быть дан развёрнутый и обстоятельный.
Да, такие коалиции действительно существовали. Первой из них стало так называемое Петербургское гражданское сопротивление (ПГС), сложившееся в январе 2005 года на волне массовых и стихийных выступлений льготников.
Объединение, правда, было региональное, а не общероссийское, но во многом, именно его опыт дал толчок для создания летом 2006 года широкой лево-либеральной коалиции «Другая Россия». Лидеров ПГС очень воодушевлял пример «оранжевой» коалиции на Украине — тогда это было у всех на устах. Оранжевая украинская «революция» тогда вообще вскружила голову очень многим — в оппозиции всерьёз поверили, что подобный сценарий возможен и в России. «Невский — наш Майдан»,— скандировали участники единой колонны ПГС 1 мая 2005 года перед строем ОМОНвцев, преградивших ей дорогу на Дворцовую площадь. Я, кстати, был в их числе.
Ядро ПГС составили нацболы и яблочники (тогда четыре-пять лет назад питерская организация «Яблока» играла заметную роль в политической жизни города), среди примкнувших — ряд мелких карликовых организаций левого и либерального толка. Лидеры этого объединения в январе 2005 года добились несомненного политического успеха — они, наряду с активистами льготников, добились приёма у губернатора Валентины Матвиенко, которая была вынуждена вести с оппозицией прямой диалог. Грубо говоря, ворвались в Смольный на плечах возмущённых толп. Казалось бы, несомненный политический успех — власть была вынуждена начать переговоры.
Об этом факте не преминут упомянуть те, для которых создание различных, по большей части разнородных и разношёрстных коалиций превратилось в навязчивую политическую идею. Однако успех на поверку оказался разовым, локальным. Почему же, в самом деле, объединение оказалось нежизнеспособным?
Прежде всего, потому что оно было сугубо временным. И могло существовать лишь в условиях общего политического подъёма, которыйв Петербурге продолжался считанные месяцы зимой и весной
Как только льготники разошлись по домам и успокоились — всё, коалиции настал конец. Особых скандалов и дрязг, правда, не было, но объединение сошло на нет как-то само собой. Совершенно разные по своим убеждениям люди после окончания льготных выступлений с каждым днём всё меньше понимали, зачем они друг другу нужны. Нет, разумеется, все заявляли о необходимости сообща бороться за политические свободы, однако общий объективный консолидирующий фактор — возмущённые толпы на улицах — исчез.
В известной степени, ПГС предвосхитил политический путь последующих, более широких коалиций федерального уровня — «Другой России» и Национальной ассамблеи, только в миниатюре.
Этот факт требовал тогда глубоко осмысления, однако его не последовало. По крайней мере, вывод именно о сугубо временном и, во многом, случайном характере подобного объединения сделан не был. Многие в рядах оппозиции действовали по легкомысленному принципу: не беда, что одно объединение развалилось, сварганим новое, ещё лучше. Но не сварганили, как показала дальнейшая жизнь.
Именно в фундаментальном непонимании этой важнейшей характеристики всех существующих в современной российской политике разношёрстных объединений — в их сугубо временном характере — и крылся корень фиаско всех последующих коалиций: что «Другой России», что Национальной ассамблеи.
Широкая коалиция, представляющая широкий спектр политических сил, может носить лишь временный характер. Это первое обязательное условие. Всерьёз рассчитывать, что политические силы совершенно разнопланового характера объединятся на постоянной, долговременной основе и будут честны в выполнении союзнических обязательств — значит, проявлять политическую наивность.
В конце концов, русские революционные партии начала XX века не ставили своей задачей слепое объединение со всеми подряд, так или иначе недовольными царём или властью Временного правительства. Если временные союзы и возникали, как, например, между большевиками, левыми эсерами и даже ананрхистами, то, в первую очередь, между близкими по духу организациями. Их объединительная платформа была гораздо более прочной, чем у современных оппозиционеров.
Общее недовольство Путиным и Медведевым — не есть общий базис для коалиционного объединения.
Адольф Гитлер — выдающийся политик-практик XX века — в «Mein Kampf» немало уделил внимания теме различных союзов и объединений. И из своего практического опыта вывел, что механическое сложение нескольких, пусть даже и в чём-то близких друг другу организаций в единую структуру, не ведёт к её усилению, а наоборот, лишь ослабляет. Справедливость этого тезиса была подтверждена политическим триумфом НСДАП. Партию, организацию, единство её структуры и рядов он вообще ставил едва ли не превыше всего. Безотносительно к личности Гитлера неплохо бы прочесть эти строки тем, для кого коалиция превратилась почти что в самоцель. В случае с той же «Другой Россией» объединение различных организаций не столько усиливало всю коалицию, сколько способствовало размыванию тех сил, которые в неё входили. Неудивительно, что некоторые на выходе из неё оказались гораздо слабее, чем были на входе.
А второе, и главное условие её возникновения — обязательный общественно-политический подъём в стране, предчувствие «революционной ситуации», если хотите. Только при совпадении этих двух условий может полустихийно возникнуть некое объединение оппозиционных сил. Лево-либеральная, скажем, или национал-демократическая. И существовать ей суждено в таком виде очень недолго, несколько месяцев от силы. После этого: неизбежное размежевание, борьба за власть между лидерами, интриги, склоки и как следствие — фактический развал объединения. Именно такая участь постигла и «Другую Россию», и Национальную ассамблею: замах был на рубль — да удар вышел на копейку. И при том, что никакой революционной ситуации тогда в стране не было
Почему столь коротка их политическая жизнь? Потому что если общественно-политический подъём не приводит к радикальным сдвигам в ситуации в стране (а ни в январе 2005-го, ни в 2007-2008-м он к этому не привёл), то он вполне естественным образом сходит на нет. И вместе с этим исчезает то, ради чего, собственно они на время сбились в одну кучу. Исчезает надежда на взятие хотя бы куска власти.
Кроме того, общие цели, сплачивающие современных оппозиционеров, при ближайшем рассмотрении оказываются не такими уж и общими. Взять хотя бы ту же борьбу за политические свободы. Казалось бы, они нужны всем, кто так или иначе участвует в протестном движении. Правильно, нужны. Только каждой силе для своих целей.
Либералам они нужны для того, чтобы безнаказанно, как это и было в 90-е, охаивать Россию и выражать моральную поддержку её врагам: прибалтам, грузинам, ваххабитам и т.д. Именно так, кстати, и поступил ОГФ в августе
Большей части левых они нужны для того, чтобы можно было беспрепятственно получать в администрациях согласования своих ритуальных митингов, на которых ритуально сотрясать воздух гневными обличениями «антинародного режима».
Националистам — чтобы покричать на шествии 4 ноября «Россия — для русских»! и «Гостарбайтер, уезжай»! Ну и чтобы их молодёжь за бритые головы, набитые на предплечьях руны со свастиками, тяжёлые ботинки и подтяжки милиция на улице не хватала.
Какая пёстрая политическая политра внутри лагеря потенциальной коалиции, не правда ли?
В том-то и дело, что даже политические свободы им нужны для совершенно разных целей. И само понимание этого термина у них различно. Образно говоря, одни за русскую Россию, другие за социализм и СССР, третьи за либеральную экономику и права человека. При этом людьми, обладающими самым тоталитарным типом мышления, нетерпимым к любому проявлению инакомыслия, являются как раз крайние либералы. Именно либералы на первом же заседании Национальной ассамблеи 17 мая 2008 года, наплевав на все демократические нормы и процедуры, сорвали голосование делегатов по наиболее адекватному проекту политической резолюции о признании парламентских и президентских выборов нелегитимными и объявлении себя законным представительным органом власти.
В том-то и дело, что и коммунист, и социалист, и националист, и демократ, и либерал, и национал-большевик — каждый видит окружающий мир сквозь призму своего политического восприятия. И восприятие это не только различно, оно диаметрально противоположно.
Либералы говорят: национализм — это зло, мы за воспитание русского народа в духе толерантности, мы за трудовую миграцию в Россию, мы за частную собственность и «эффективных собственников», мы против имперских амбиций «этой страны» (то есть, против любых попыток отстаивать на международной арене наш национальный интерес).
Коммунисты говорят: мы — за общественную форму собственности на средства производства (или они теперь уже за многоукладную экономику?), за интернационализм и дружбу народов, против глобализации, НАТО и США и за восстановление СССР.
Националисты говорят: мы — за русское национальное государство (что это такое на практике, объяснить, правда, толком не могут), за приоритет русских в стране и против мигрантов-инородцев. Некоторые из них, как частный случай, вообще за разрушение России в её нынешнем виде и за учреждение на её территории нескольких чисто русских государственных образований.
Все они при этом преследуют настолько разные политические цели, настолько по-разному оценивают даже нынешнюю действительность, что объединиться в широкий оппозиционный фронт не смогут в принципе. Ничего общего, консолидирующего, но при этом не являющегося набором банальным фраз, коалиция предложить народу не смогла. Одно лишь неприятие путинско-медведевского режима и требование политических свобод — кстати, кое-какие из них есть и сейчас, иначе бы вы не читали эти строки — не может быть прочным фундаментом. Что, собственно, практика убедительно и доказала.
Каковы же успехи оппозиции в России? Ведь главной её целью было и остаётся взятие власти. Увы, к достижению этой цели оппозиция не приблизилась совершенно. Власть остаётся пока всё такой же недосягаемой. Даже кусочка от этой власти в виде думской трибуны отщипнуть не удаётся.
А есть ли в России примеры успехов оппозиции? Примеры по взятию ею хотя бы частицы власти?
Да, есть. Только оппозиция это совсем не русская. Даже наоборот — агрессивно антирусская. Я имею ваххабитское бандподполье Северного Кавказа и Дагестана в частности.
Может, и не совсем корректно сравнивать боевиков с оппозиционными активистами, но сделать это придётся. В конце концов, и те, и другие преследуют именно политические цели, хотя и разными методами.
Не будем приводить здесь пример Кадарской зоны — реально существовавшего самопровозглашённого шариатского государства в 1997-1999 годах. Это было уже давно, обратимся ко дню сегодняшнему. Так вот, боевикам в Дагестане удавалось брать и удерживать на протяжении достаточно длительного времени власть в некоторых сёлах (Гимры, Губден), водворяя там шариат под дулами автоматов, серьёзно угрожать позициям республиканской власти в целых районах — Унцукульском или Карабудахкентском, например. Но власть — она везде власть. Что в городе, что в горном селе с населением в полторы тысячи человек.
Прочтя эти строки, русский читатель может усмехнуться. Мол, подумаешь, повесили зелёный флаг в каком-то ауле и женщин хиджабы носить заставили.
Но, во-первых, русская оппозиция не может похвастаться даже этим — в стране нет ни одного русского города, посёлка или же деревни, которые живут не по Конституции РФ, а согласно неким политическим нормам, её агрессивно отрицающим. А, во-вторых, для Дагестана, где подавляющее большинство горожан — это в буквальном смысле вчерашние горцы, тот факт, что Гимры — родина первого имама Гази-Магомеда — живут по шариату, имеет большое пропагандистское значение. И ваххабитские пропагандисты и агенты влияния в городах постоянно подчёркивают: вот, стали жить по шариату, выгнали ментов, навели исламский порядок, так пьянства не стало, воровства не стало, жизнь налаживается, всё по справедливости, всё по законам Аллаха и т.д. Это очень влияет на тамошние настроения, уверяю. Подобные вещи служат положительными примерами борьбы. Доказывают колеблющимся, что не зря лесные бородачи становятся «шахидами» — ведь успехи-то у них всё же есть.
В чём же залог успехов ваххабитов? В наличии идеи.
ИДЕИ. Причём, идеи АБСОЛЮТНОЙ, претендующей, как и коммунизм в своё время, на объяснение всего бытия. Вообще всего, существующего в материальном и вымышленном загробном мире, начиная от движения атомов (они движутся по воле Аллаха!) и заканчивая нормами брачно-семейных отношений (эти законы нам дал сам Аллах!). Их идеологи и пропагандисты готовы дать развёрнутый и аргументированный — хоть и со своей точки зрения, но всё равно — ответ практически на любой вопрос интересующегося или сочувствующего. Есть им что ответить и на любое возражение. У них вообще всё просто: эти законы нам дал Аллах, значит, они — единственный источник права на земле, всё остальное должно быть предано огню. В том, что Аллах существует, сомневаться запрещено. При всём своём средневековом примитивизме их идея находит достаточно широкий отклик среди населения — оно ведь и само явно не семи пядей во лбу. Она находит тех, кто готов ради неё воевать, умирать и убивать.
«Ислам должен вести диалог с любым учением лишь с тех позиций, с каких истина говорит с заблуждением»,— такой постулат вбивают ваххабитские идеологи в головы своим адептам. И не без успеха. А слышали вы что-нибудь подобное и безапелляционное от оппозиционных пропагандистов? Не говорю «идеологов», потому что с идеологией сейчас вообще — швах!
Во многом по тем же причинам в русской смуте 1917 года и в Гражданской войне победили большевики. Не эсеры, ни кадеты, не белые, не розовые, не зелёные, а именно большевики. Главным образом, потому что у них также была великая идея. Возможно, самая грандиозная за всю историю человечества. Они тоже готовы были объяснить буквально всё. Ведь их коммунистическая идеология была (причём, во многом, заслуженно) на тот момент действительно самой передовой. Она зиждилась на сугубо научном фундаменте, на законах, выведенных Карлом Марксом. В частности, его теорию образования прибавочной стоимости опровергнуть невозможно. В науку большевики верили почти как в бога. Им было за что бороться и за что умирать.
Современное же непредрешенчество оппозиции — мол, добьёмся свободных выборов, а там разберёмся — губит её так же, как подобная позиция (мол, победим красных, соберём Учредительное собрание и решим, как жить дальше) губила белое движение.
Параллели здесь настолько очевидны, что не увидеть их сложно.
В свете этого Литвинович совершенно правильно пишет именно о необходимости оппозиционного Проекта. И думаю, неслучайно слово «проект» она написала с заглавной буквы — чтобы подчеркнуть его значимость. Такого проекта, в котором каждый — или почти каждый — гражданин страны может найти своё место. Наивные рассуждения о некой «идеологии маршей», которым вовсю предавались оппозиционные деятели в 2006-2007 годах надо отбросить как несостоятельные. Нет и не было у маршей никакой идеологии. Было общее протестное настроение, выраженное парой общих, размытых лозунгов, не более. А если кто-то за этим пытается скрыть свою интеллектуальную несостоятельность, то пусть так прямо и скажет.
Что же должно лечь в основу нового оппозиционного проекта? Что должно послужить фундаментом действенной идеологии преобразования нашего общества?
В рамках одной статьи об этом не скажешь. Для того, чтобы дать чёткие ответы на эти вопросы, для начала необходимо чётко определиться: в каком именно обществе, в каком государстве и с каким строем мы живём. В некоторых своих статьях (в частности, «Красное и коричневое») я пытался ответить на эти вопросы.
Разумеется, идея оппозиции должна строится на сочетании социальных и национальных начал. Надо дать чёткие ответы хотя бы на следующие вопросы:
А) Что конкретно, безотносительно личностей, нас не устраивает в общественно-политической модели современной России? Ведь наше неприятие режима не сводится лишь к личности человека, его возглавляющего. Какие общественные пороки и какими методами необходимо победить?
Б) Какое именно общество мы хотим создать? К чему мы должны стремиться, чему посвятить жизнь? Можно положить жизнь за свободу своего народа, за веру, за светлое царство социализма — и мы знаем тому массу исторических примеров. Но нельзя положить её за удвоение ВВП или пересмотр итогов думских выборов.
В) На каких принципах должна строится экономика страны? Что конкретно мы понимаем под модернизацией: новую индустриализацию по типу сталинской, переход к неким новаторским технологиям (если да, то откуда их взять?), пересмотр итогов приватизации, отмену частной собственности на средства производства? Что именно?
Г) Какова наша позиция по национальному вопросу? Как и на каких принципах должны строится отношения между подавляющим русским большинством и нерусскими национальными меньшинствами? Мы вообще за какой тип государства: за федеративный или унитарный?
Д) Каким мы видим место России в современном мире? Где нам искать союзников, в ком видеть врагов? Должны ли мы — а если да, то какими способами — осуществлять русскую ирреденту, то есть бороться за возвращение хотя бы части территорий, утерянных в 1991 году?
Это только те, вопросы, которые приходят на ум в первую очередь. Но без внятного ответа на них никакого Проекта, о котором пишет и Литвинович, и многие другие публицисты, не будет. А то как получается: оппозиция обвиняет власть в отсутствии национальной идеи, но и сама подобную сгенерировать не может. Но раз власть не может, то давайте вместо неё сделаем это мы. Если это произойдёт, если появится такая идея, которая окажется привлекательной для широких масс, то задача по взятию власти значительно упростится. Оппозиция будет не столько критиковать, сколько предлагать.
Не надо боятся, что режим всё это перехватит. Во-первых, перехватит не всё. А если что и перехватит на уровне лозунгов, то будет не способен воплотить их в жизнь. Ну не станет же, в самом деле, Медведев пересматривать, к примеру, итоги приватизации?! Или по-настоящему, вопреки личным коммерческим интересам чиновничье-олигархической камарильи бороться за воссоединение разделённого русского народа, возвращать Восточную Украину, Крым, Белоруссию и Приднестровье?
Говоря о необходимости «продвижения своего Проекта будущего» Марина Литвинович сказала «А». Следующие же буквы чётко и уверенно должны произнести мы — все те, кто причисляет себя к русской интеллектуальной элите. Все по пунктам.
В том случае, конечно, если мы действительно хотим преобразовать страну.
Похоже, те же вопросы начали задавать себе не только мы, но и либеральное крыло оппозиции. См. дискусиию на «Каспаров.ру» - «Оппозиция и большинство».
