ОТ РЕДАКЦИИ. Мы начинаем цикл публикаций «из зала суда». Перед вами — подробное описание того, что происходило и происходит в знаменитом «деле о покушении на Чубайса».
В настоящий момент редакция располагает материалами по шести заседаниям, и это, увы, ещё далеко не конец дела.
Следите за обновлениями.
* * *
Больше года прошло, как Верховный Суд отменил оправдательный вердикт присяжных по делу «о покушении на Чубайса А. Б.».
Вновь на скамье подсудимых Владимир Квачков, Роберт Яшин, Александр Найденов, с той лишь разницей, что вместе с ними судят еще Ивана Миронова.
Это уже четвертый судебный процесс, в котором А. Б. Чубайс тужится убедить Россию, что на него действительно покушались и покушались именно те самые люди, которые вот уже почти пять лет несут на себе тяжкий крест обвинения.
Первое заседание четвёртого суда присяжных, состоявшееся 23 ноября, прошло в открытом режиме. Заходи, слушай, вникай, вместе с присяжными заседателями, выноси собственные впечатления, мнение о том, что случилось 17 марта 2005 года на Митькинском шоссе. Вот наше впечатление, основанное на собственных стенографических записях судебного слушания.
Заседание началось рутинно: судья изложила присяжным перечень их прав и обязанностей, объяснила, что они должны «разрешить вопросы фактов»: подтвердить или опровергнуть наличие самого события преступления, установить или отринуть причастность каждого из подсудимых к преступлению, установить, виновны или невиновны обвиняемые в преступлении. «Вы — судьи факта, я — судья права, — заключила она, — если вы выносите оправдательный вердикт, я обязана вынести оправдательный приговор. При вынесении вами обвинительного вердикта, я исхожу из вашего решения».
И потекло судебное следствие размеренным чередом со вступительного заявления прокурора. Хотя само заявление прозвучало не вполне традиционно, прокурор вдруг предупредил присяжных:
«Это уголовное дело не совсем обычное для Московского областного суда, так как, во-первых, оно приобрело широкий общественный резонанс, а, во-вторых, все потерпевшие, к счастью, живы и будут давать показания по делу».
Зрители на процессе с интересом разглядывали выживших потерпевших — охранников, водителей, помощников председателя РАО «ЕЭС», предводителя «потерпевших» — А. Б. Чубайса — среди них не было.
Далее последовал перечень полного комплекта статей Уголовного кодекса, по которым судят В. В. Квачкова, И. Б. Миронова, А. И. Найденова, Р. П. Яшина, он внушителен и тяжек, как мельничный жернов, который в вековечную старину надевали обвиняемому на шею, топя горемычного в чертовом омуте: здесь и теракт, и покушение на убийство, и незаконное изготовление взрывчатых веществ, и приобретение и перевозка огнестрельного оружия, и умышленное повреждение чужого имущества путем взрыва… Все вроде грозно и весомо, да только слишком часто в прокурорских устах звучит «не установлено»: и боеприпасы-то у подсудимых неустановленные, и охотились они на Чубайса вместе с неустановленными лицами, и оружие, тоже кстати, неустановленное, покупали в неустановленном месте у неустановленных лиц в неустановленное время, а потом хранили его опять же в неустановленных следствием местах. И даже для подготовки преступления использовали не только квачковский Сааб и мироновскую Хонду, но и неустановленный ВАЗ. Справедливости ради следует отметить, что были и бесспорно установленные факты. В частности, сказал прокурор, «маршрут следования Чубайса был установлен», и следовал он, представьте, к Москве!.. «Подсудимые, — изрек прокурор, — свои действия по уничтожению Чубайса и других потерпевших не довели до конца по независимым от них обстоятельствам: машина Чубайса оказалась бронированной, а люди во второй машине сумели укрыться от выстрелов». После этого прокурор многозначительно пообещал публике представить доказательства преступления и завершил на этом свою речь.
«Судья задала подсудимым ритуальный вопрос: «Понятно ли Вам предъявленное обвинение и признаете ли Вы свою вину?». Все приготовились услышать дежурное «да» в первом случае и сакраментальное «нет» во втором. Но В. В. Квачков, спрошенный первым, не оправдал ожиданий, он категорично заявил: «Нет, не понятно. Мне не понятно, почему событие 17 марта названо «покушением на Чубайса», мне не понятно почему Чубайс называется «государственным и общественным деятелем». Чубайс являлся и является антигосударственным деятелем! Мне не понятно, на каком основании я обвиняюсь в этом событии, которое является имитацией покушения!»
Судья не растерялась, она с готовностью переадресовала недоумение Квачкова прокурору. А тот разъяснил с терпеливым видом: «Я спрашивал присяжных, знают ли они, кто такой Чубайс. Подсудимый этого не знает. Объясняю. Чубайс на момент преступления являлся председателем РАО «ЕЭС России», это государственная организация, поэтому он государственный деятель. Ранее он был членом правления «Союза Правых Сил», поэтому он назван общественным деятелем. Если будет необходимость, мы доведем до вас его анкетные данные».
«Но у Гиммлера, у Масхадова и Басаева тоже были «анкетные данные», они тоже занимали «государственные посты», но мы же не считаем их государственными деятелями!» — возразил В. В. Квачков.
Прокурор перевел дух и с отеческой заботой в голосе продолжил: «Было или не было покушение? Квачков высказал свое мнение. Я представлю доказательства, что оно было». Вопрос об анкетных данных государственного деятеля Гиммлера повис в воздухе. А судья подвела итог: «Обвинение Квачкову предъявлено в надлежащем виде» и обратилась к Ивану Миронову: «Понятно ли Вам предъявленное обвинение и признаете ли Вы себя виновным?»
Иван встал: «Нет, не понятно. Не понятно, почему мне вменяют 277-ю статью с формулировкой «теракт», если на момент предъявления мне обвинения в новой редакции Уголовного кодекса формулировка «теракт» из этой статьи устранена? Мне не понятно, почему вообще не обсуждается инсценировка покушения. Ведь то, что рассказал нам прокурор, не тянет и на дешевый сценарий».
«У вас некорректное отношение к прокурору», — строго напомнила судья о приличиях.
И. Б. Миронов настаивал: «Прошу прощения, Ваша честь, я первый раз в суде. За все годы репрессий у меня впервые появилась возможность…».
Судья перебила: «Об этом нельзя говорить при присяжных. Господа присяжные, обращаю ваше внимание, что вы не должны обращать внимание на безупречное прошлое Миронова».
Прокурор к этому времени сумел осмыслить вопрос подсудимого: «Если Вас там не было, господин Миронов, откуда вам знать, что это не теракт, а имитация?».
«Так я же уголовное дело изучал! — изумился Иван Миронов. — И я не признаю ни своей вины, ни преступления, в котором обвиняюсь!».
В ответ всё та же резолюция судьи: «Обвинение Миронову предъявлено в надлежащем виде».
Настал черед Роберта Яшина понимать или не понимать, признавать или не признавать: «Мне не понятно предъявленное обвинение, вины не признаю ни по одной из статей». И всё же лучше Александра Найденова не сказал никто. Он выразился изящно: «Обвинение мне понятно, как может быть понятна любая озвученная глупость».
В результате и Роберт Яшин, и Александр Найденов получили свою порцию «обвинение предъявлено в надлежащем виде». Одновременно все подсудимые выразили полную готовность дать показания в полном объеме. Так что самое интересное впереди.
Настала очередь озвучить свою позицию адвокатам. И как единодушно не признали обвинения подсудимые, столь же жестко и однозначно высказались все их адвокаты.
А. В. Першин (адвокат В. В. Квачкова): «Назвать это покушением язык не поворачивается, так как трудно поверить, что в мирное время без всяких помех офицер с таким опытом не смог осуществить подобную акцию. Все, что происходило, это имитация покушения. Защита считает, что она могла быть осуществлена самим Чубайсом».
О. И. Михалкина (адвокат И. Б. Миронова): «Мы полагаем, что это имитация, а не покушение, и Иван Миронов не имеет к ней никакого отношения».
Р. С. Закалюжный (адвокат Р. П. Яшина): «Это, по-видимому, имитация, и остается открытым вопрос, был ли Чубайс вообще в машине, которую подрывали. Мотивы имитации будут нами предъявлены позже».
Е. Н. Котеночкина (адвокат А. И. Найденова): «Мы считаем, что это инсценировка, мой подзащитный Найденов не имеет к ней отношения».
На том закончилась первая часть судебного заседания. Вторая была посвящена допросу потерпевшего А. Д. Дорожкина, водителя чубайсовской машины. Три часа прокурор, адвокаты обвинения, подсудимые, адвокаты защиты и, наконец, сама судья допытывали беднягу шофера о пережитых им минутах на Митькинском шоссе.
Начал прокурор: «Расскажите, что с Вами произошло 17 марта 2005 года».
А. Д. Дорожкин: «Мы выехали с дачи в начале десятого. Я поставил машину у подъезда, подъехал Крыченко (помощник Чубайса — авт.), минут через десять вышел Чубайс, мы поехали. Я ехал с маяком, несколько раз обгонял машины. Держался разделительной полосы, до обочины было примерно полтора метра. Раздался взрыв, машину отбросило влево. Появились сколы на стеклах. Сверху полетели детали. Плафон вылетел. Мне пришлось подруливать в свой ряд, так как навстречу ехал автобус. Не знаю, что бы было с пассажирами. Ведь машина-то — четыре тонны! Справа по кузову раздались железные удары. Я понял, что стреляют из автомата. Скорость была около сорока километров. Я нажал на газ и мы уехали. Чубайс спросил, все ли живы. Сначала ехали со скоростью
Прокурор: «У вас было сопровождение?».
Дорожкин: «У нас не было тогда сопровождения. Эта машина за нами шла — она просто трассу контролировала. Как они попали за нами, я не знаю».
Прокурор: «Как шла взрывная волна?».
Дорожкин: «Волна шла от передней правой фары».
«Прокурор: «Как вы поняли, что это автоматные пули?».
Дорожкин: «Во-первых, быстро. Во-вторых, что еще-то? Я выстрелов не слышал. Взрыв и потом застучали пули».
Прокурор: «Кто был с вами в машине?».
Дорожкин: «Крыченко и Чубайс»..
Прокурор: «Извне можно их разглядеть?».
Дорожкин: «Нельзя, стекла тонированные. Силуэты видно».
Прокурор: «Предусмотрено ли было сопровождение вас какой-либо личной охраной?».
Дорожкин: «У нас тогда ничего не было. Мы ездили всегда одни».
Прокурор: «Как вы расцениваете? Что это — имитация?».
Дорожкин: «Мне показалось, что это не имитация. Машину бросило. Взрыв нормальный. Все было, наверное, по-настоящему».
Прокурор: «То, что машина Чубайса была защищена броней, было ли каким-то секретом?».
Дорожкин: «Я думаю, нет».
Прокурор: «Получили ли вы сами телесные повреждения? Каково было ваше состояние?».
Дорожкин: «Повреждений не было, но когда осознал это, то состояние у меня было… психологическое, наверное, как еще сказать?».
«Дорожкин перевел дух, весь вспотев от воспоминаний о своем «психологическом состоянии». Допрос катился дальше. Настала очередь адвоката А. Б. Чубайса Шугаева спрашивать водителя о пережитом.
«Шугаев: «Если машина бронированная, можно ли определить в движении, бронированная машина или нет?».
«Дорожкин: «На ходу, наверное, нельзя определить».
«Шугаев: «А степень ее защиты?».
«Дорожкин: «Выдерживает выстрелы из снайперской винтовки».
«Шугаев: «Около поста Чубайс пересаживался в другую машину, она была бронированная?».
«Дорожкин: «Нет».
«Шугаев: «Кто-нибудь видел, как Чубайс пересаживался?».
«Дорожкин: «Я не знаю, пост ГАИ на другой стороне».
«Шугаев: «А сколько времени заняла пересадка?».
«Дорожкин: «Секунд двадцать».
«Шугаев: «Воронку от взрыва видели на следующий день?».
«Дорожкин: «Воронка метров пять, машина целиком может туда уйти».
«Мирно тек допрос потерпевшего А. Д. Дорожкина стороной обвинения. Но когда к допросу приступила сторона защиты, ладный строй показаний водителя был нарушен неудобными вопросами. Для неудобных вопросов в суде есть универсальное средство — их снимают. Первым задавал вопросы В. В. Квачков.
«Квачков: «Александр Дмитриевич, вы когда лучше помните события — сейчас или пять лет назад?».
«Дорожкин: «Пять лет назад».
«Квачков: «Почему же вы скрывали столько лет, что Чубайс пересаживался в другую машину?».
Судья снимает вопрос.
«Квачков: «Вы говорили полтора года назад, что в РАО ЕЭС приехали на другой машине?».
И этот вопрос судья снимает.
«Квачков: «Вы всегда говорили, что Чубайс приехал в РАО на вашей машине?».
«Дорожкин: «Нет, не всегда».
«Квачков: «В чем заключаются отличия по внешнему виду бронированной машины от небронированной?».
«Дорожкин: «По внешнему виду — по колесам, по стеклам».
«Квачков: «Вам известна стойкость машины на подрыв?».
«Дорожкин: «Не знаю».
«Квачков: «Сколько лет вы возите Чубайса?».
«Дорожкин: «Одиннадцать лет».
«Квачков: «Вы одиннадцать лет не замечали машину охраны?».
«Дорожкин: «Да это же не машина охраны!».
«Квачков: «Какова была глубина воронки?».
«Дорожкин: «Метра полтора, наверное».
«Вопросы стал задавать Иван Миронов.
Миронов: «Сопровождения у вас не было в принципе или только в тот день?».
Судья незамедлительно снимает вопрос.
«Миронов: «Какова стоимость бронированного автомобиля А. Б. Чубайса?».
«Дорожкин: «Семьсот тысяч долларов».
«Миронов: «Простите, я не ослышался?».
«Дорожкин: «Да, семьсот тысяч долларов».
Вопросы О. И. Михалкиной (адвокат Ивана Миронова).
«Михалкина: «Каким договором закреплена Ваша работа у Чубайса?».
«Дорожкин: «Никаким».
«Михалкина: «Вы работаете бескорыстно?».
«Вопрос о бескорыстии чубайсовского шофера судьей снят.
«Михалкина: «Вы нашли под капотом какие-то гайки, а дальше что с ними было?».
«Дорожкин: «Выбросил».
«Михалкина: «Что случилось с автомашиной после 17 марта?».
«Дорожкин: «Не знаю, больше ее не видел».
«Михалкина: «Вам известно что-либо о защитной капсуле бронированной машины?».
Дорожкин: «Известно».
В допрос вступает Роберт Яшин.
Яшин: «Кого из подсудимых вы видели на месте происшествия?».
Дорожкин: «Никого».
Яшин: «Вы когда поняли, что это был взрыв, во время взрыва или через некоторое время?».
Дорожкин: «Когда пули застучали».
Яшин: «До того, как пули застучали, вы какое расстояние проехали?».
Дорожкин: «Метров пять».
Ячшин: «А скорость какая?».
Дорожкин: «Километров сорок».
Адвокат Р. С. Закалюжный: «Сколько раз вы слышали звуки от пуль?».
Дорожкин: «Не меньше трех-четырех».
Закалюжный: «Как это согласуется с двенадцатью отверстиями, которые вы видели в гараже?».
Дорожкин: «Никак не согласуется».
Закалюжный: «Вы что-нибудь слышали о расстреле автомашины Чубайса в гараже? Вы в нем не участвовали?».
Судья торопится снять вопрос.
Вступает Александр Найденов: «Какой временной промежуток между взрывом и попаданием пуль?».
Дорожкин: «Секунда, полторы».
Найденов: «Когда вы услышали взрывы, что происходило между пассажирами?».
Дорожкин: «Они разговаривали, обсуждали какие-то вопросы. А после взрыва звонили по телефону».
Найденов: «В момент подрыва и обстрела действия пассажиров вы наблюдали?».
Дорожкин: «Я ничего не слышал, никакой реакции».
У судьи единственный вопрос: «Вы сказали, что после взрыва никакой реакции от Чубайса не последовало? И как после этого Вы можете объяснить, что они сразу стали звонить?».
Тут бедный Дорожкин окончательно запутался, начал бессвязно бормотать, что «это было во время взрыва, а то после взрыва, но отнюдь не в процессе взрыва…».
Молодец, Дорожкин! Ни одной тайны не раскрыл. Был ли Чубайс на месте событий или его не было? Как мог в четыре тонны броневик передвигаться по городу со скоростью
Следующее заседание в Мособлсуде 25 ноября в 11.00.
